- Да не заплутает, - Митька махнул рукой, и от столь резкого движения едва не сверзился вниз. И сверзился бы, коли б Прошка не ухватил за шиворот своего незадачливого приятеля.
- Ты это, Митяй… Вниз-то не стремись шибко. Там твердо.
- Знаю, что твердо. Тоже мне, шутник отыскался… Ну, отпускай, отпускай, хватит. Дальше как-нибудь и сам слезу.
Очутившись внизу, ребята споро побежали к реке, а уж там пошли краем берега вниз по течению. Темная торфяная вода играла на острых камнях буровато-белесой пеной, на излучине шумел на ветру камыш, а рядом, у плеса, играла, выпрыгивая из воды, рыба. На том берегу вдруг затрещали кусты, друзья вздрогнули, увидев, как, раздвигая могучей грудью заросли ивы, спустился на водопой хозяин здешних лесов, огроменный рогатый зверь - лось. Опустив в воду горбатую морду, сохатый принялся шумно пить, недобро посматривая по сторонам желтыми колючими глазами. Ветер был от ребят, и лесной великан вряд ли мог сейчас их учуять, а вот если бы высмотрел, так, может, и кинулся бы, что ему перемахнуть узкую речку! Это волк, пока сытый, мирный, а лось - другое дело, может и просто так, за здорово живешь, наподдать копытом, чтоб не шлялись тут некоторые. Известное дело - этакой-то копытиной живо черепушку срубит.
- О, смотри, смотри, ну и губищи! - не выдержав, зашептал Прошка. - Закоптить - знаешь, как вкусно.
- Смотри, как бы он сам тебя не закоптил… Ну-ко, спрячемся-ка в траве, ишь, косит глазом.
Ребята дружно опустили головы, да так и лежали, не шевелясь, дожидаясь, пока сохатый напьется да уйдет себе по своим лосиным делам - может, к лосихе, может, поглодать мягкой осиновой коры, а может, и нажраться пьянящих грибков-мухоморов. Ох, и не позавидуешь же тогда всему лесному царству! Пьяный лось - это уж такая бедища, хуже медведя-шатуна!
Однако пора было искать Василиску.
- Как же мы ее теперь сыщем? - который раз уже недоверчиво спросил Прошка.
Митрий пожал плечами - давно уже, с самой ночной встречи, прямо-таки распирало его узнать, каким же это образом объявился здесь Прохор, который вроде как в Сароже должен быть. Но молотобоец, похоже, пока не горел желанием все немедленно объяснить, старательно уводя разговор в сторону, и Митька решил не форсировать события, захочет - расскажет. Спросил только:
- Ты песни хороводные знаешь?
- Песни? Гм… - Прошка задумался, зачесал рыжеватые кудри. - Ну, так, немножко. А что, петь, что ли, сейчас будем?
- Именно! И во всю глотку! Про лен слова помнишь?
- Нет.
- Ну, тогда давай про воробушка.
У воробушка головушка болела,
Болела, болела, болела… -
затянули вразнобой оба. Любой певчий бы от этих жутких звуков скривился, хуже чем от прокисшей браги, а приятелям ничего, нравилось:
Уж как стал наш воробышек садиться,
Садиться, садиться, садиться…
- Тьфу ты, черт, прости Господи! Дальше-то позабыл… - Митрий с досадой тряхнул головой.
- И я не помню. - Пожав плечами, Прохор вдруг приложил палец к губам, прислушался, и на пухлых губах его зажглась, засияла радостная улыбка, словно бы осветившая грубое лицо молотобойца. На щеках кулачного бойца заиграли ямочки, взгляд стал такой наивный, детский, что Митрий, посмотрев на него, фыркнул и засмеялся. В общем-то было чему радоваться - из-за лесочка выплывал, приближался звонкий девичий голос:
Уж как стал наш воробышек порхати,
Порхати, порхати, порхати…
И вот наконец из-за кустов на лугу показалась Василиска. Завидев ребят, замахала руками, припустила бегом, так, что распущенные волосы ее забились по спине водопадом, падая темной болотной водицей на старое сермяжное платье.
- Милые вы мои, - подбежав, девушка обняла сразу двоих, - други! Прошенька, а ты-то как здесь?
- Да так… - отмахнулся молотобоец. - Проходил вот мимо, гляжу - Митька. Ты лучше скажи - как ты?
- А эти? - Василиска вдруг напряглась. - Обозники. Уехали?
- Уехали. Станут они по лесам за нами таскаться, чай, и другие дела имеются. Где пряталась-то, в лесу?
- В орешнике. - Девушка улыбнулась. - Поначалу у реки ждала, будто русалка. Потом шум какой-то почудился - вроде как бежал кто-то. Вот и я долго не думала, в лес подалась, затаилась. Вас как услыхала, обрадовалась.
- Да, уж мы старались, - горделиво приосанился Митрий. - Выводили громко, как певчие в Преображенской церкви.
- Да уж, - Василиска кивнула. - Ничего не скажешь, орали премерзко - далеко слыхать.
Оба "певца" переглянулись и дружно расхохотались, после чего Митрий пристально посмотрел на дружка:
- Так ты, Проша, выходит, проводить нас пришел?
- Да нет, други, не проводить, - со вздохом отозвался Прохор. - С вами теперь пойду.
- Вот славно как! - обрадованно воскликнула Василиска и от избытка чувств чмокнула парня в щеку. Тот покраснел, сконфузился, но было видно, что поцелуй сей ему дюже приятен.
Митька тоже обрадовался и, задумчиво покачав головой, предложил пробираться к броду.
- А по пути ты бы, Проша, рассказал нам, что да как. Чай, мы тебе не чужие.
Молотобоец снова вздохнул, еще тяжелее прежнего, повел плечом, словно примериваясь для удара, и, с шумом выдохнув, с какой-то обреченностью махнул рукой:
- Так и быть, слушайте. Кому и рассказать, как не вам?
Выслушав Прохора, Василиска ахнула, а Митрий поскреб заросший затылок и нараспев протянул:
- Ну и дела-а-а…
Однако тут же взял себя в руки и продолжил уже самым деловым тоном:
- Значит, таможенный монах Ефимий убит при твоем содействии. Не вздыхай, ты ведь ничего не ведал! А вот хозяин твой, Платон Акимыч, похоже, тот еще змей. Ты, Прохор, думал - кого-то просто-напросто проучить придется, а вишь - дело до убийства дошло. Видать, поджидали Ефимия на бережку, у омута, куда ты его сверзил. Так?
- Ну да, - шепотом согласился Проша. - Так.
Он виновато шмыгнул носом.
- А перед этим, если я правильно понял, хозяин твой упоминал московского купца, дескать, что-то он для него должен сделать… - Митрий задумчиво намотал на палец свой длинный темно-русый локон.
Прохор кивнул, и Митька неожиданно улыбнулся:
- Тогда тут, выходит, прямая связь - между московским гостем и убийством таможенника. Я, кстати, как раз в тот день и видел, как купчина шептался с Ефимией, видно, подговаривал на какое-нибудь темное дельце. Но, - отрок важно поднял вверх указательный палец, - таможенный монах Ефимий - человек ответственный, честный и неподкупный, о чем все хорошо знают. А из этого следует что?
- Что?! - хором поинтересовались Прохор и Василиска.
- А то, что московит ни о чем с Ефимием не договорился и решил его убрать. Видать, слишком много наговорил такого, после чего ну никак не можно было оставлять чернеца в живых. И тогда выходит, что заказал убийство московский торговый гость Акинфий, а исполнил заказ твой хозяин, известнейший на посаде человек, владелец кузниц Платон Акимыч Узкоглазов! Вопрос: зачем ему это было надо? Я имею в виду Узкоглазова. Что за дела у них с московским купцом? Почему московит имел на Узкоглазова такое влияние, что заставил пойти на убийство?
- Н-не знаю… - растерянно протянул Прохор.
Митька кивнул:
- Правильно, не знаешь. И никто пока не знает, исключая московского гостя и твоего дорогого хозяина. Кстати, и убийство какое-то странное. Ты точно видел, как монах выплыл?
- Вот те крест! - Прохор истово перекрестился. - Христом-Богом клянусь и заступницей нашей, Пресвятой девой Богородицей Тихвинской! Да ведь и бил я не сильно - как бы не выплыть?
- Угу… - Митрий задумался, но ненадолго. Усмехнулся нерадостно, молвил: - Ежели все, как ты говоришь, Проша…
- Так! Так!
- …то, выходит, твой хозяин тебе не очень-то доверял! Еще и других людишек послал - они чернеца-то внизу, на реке, поджидали. Как вылез монах из воды - треснули по башке каменюкой… Н?да-а… Жаль Ефимия, хороший человек был. И тебя, Прошка, жаль.
- Меня-то чего? - обиженно прогудел Прохор.
- Да пойми, ведь Платон Узкоглазов тебя со свету сжить хочет! - вступила в разговор Василиска. - За убийство чернеца знаешь что бывает?
- Верно говоришь, сестрица, - Митрий одобрительно кивнул. - Только вот однобоко мыслишь. Да, может быть, и по-твоему - Узкоглазов за что-то Прошку подставить хочет. Или не за что-то, а вместо кого-то… Но тут и другая возможность есть - к себе Прошеньку привязать, аки пса верного. Кровью! А чего? Ты, Проша, боец известный. Так что и так может быть, и эдак. Одно ясно: на посаде покуда показываться нельзя ни тебе, ни нам. Но и Спасский погост - место ненадежное, дознаться чернецы могут. Не на погост нам надо, а в деревни мелкие, в пустоши, уж они-то всяко на Шугозерье должны быть.
- Да есть…
- Вот там и отсидимся - край дикий.
- А… до каких пор сидеть?
- Ох, Прохор… Кабы я знал!
Немного не дойдя до брода, они остановились на месте покинутого лагеря московитов. Конские катыши, обглоданные кости, остатки костров. Ничего интересного. Переглянувшись, ребята пошли к реке, только вот Митька задержался возле одного кострища, присмотрелся и, опустившись на колени, вытащил из золы обгорелую книжицу. Кинулись в глаза латинские буквы - "Пантагрюэль". Не так уж и обгорела, только крайние страницы да угол маленько. Ну, все равно - сволочи!
Очистив книжку от пепла, Митрий бережно спрятал ее за пазуху и побежал догонять своих спутников. Над лесом, отражаясь в реке, ярко светило солнце.
Глава 6.
Кузьминский тракт
…правительство смотрело на поместье как на государственную собственность, находящуюся во временном условном владении помещика. Служилый дворянин изначально был поставлен в положение временщика.
М. Зарезин. Последние Рюриковичи и закат Московской Руси
Май 1603 г. Шугозерье
Беглецы шли целый день, до самого вечера. Передвигались осторожненько, опасаясь нарваться на московский караван, однако и сильно отдаляться от него в планы ребят не входило - а вдруг да опять объявятся разбойные люди? На хорошо охраняемый обоз напасть побоятся, а вот трое путников вполне сойдут за добычу. Хоть брать с них нечего, да зато самих силком в холопы поверстать можно, запродать какому-нибудь помещику-беломосцу или - что касается парней - еще можно заставить их стать участниками шайки. Ну а уж Василиску… Про то Митрий старался не думать.
Дорога шла вдоль реки - то взбиралась на холмы, а то, наоборот, припадала к самому берегу, и тогда хорошо было видно, как играли на перекатах волны. Начало месяца травня - опасное время для местных рек. Летом, бывает, их и курица вброд перейдет, брюхо не замочив, а вот сейчас, по весне, от талых снегов набирают малые речки великую злую силу, такую, что заливает островки и луга, крутит омуты да запросто разбивает об острые камни неосторожные лодки. Страшно и глянуть.
Вот и сейчас широко разлилась Паша-река, рядом с которой тянулась дорога. Паша - это по-местному, по-весянски, и значит - "Широкая". Весяне - лесные жители, потомки когда-то грозного, а ныне измельчавшего да таившегося по дальним селищам-весям племени. В Шомушке, в Кайваксе, в Сароже таковых много было, правда, они давно уже обрусели, забыв свой язык и обычаи. И только в лесах, на Шугозерье, и дальше, к северу, еще можно было встретить многолюдные весянские деревни. Тамошние люди - многие - даже не ведали русской речи и, на словах признавая Иисуса Христа, молились своим диким богам, поклоняясь деревьям, камням, рощам. Хотя, в общем-то, весяне были народом не вредным, некоторые жили и в Тихвине, перемешиваясь с русскими, так что уже и непонятно было кто где. Ну да не весян сейчас следовало опасаться…
Денек выдался славный, солнечный, светлый. Даже росшие по краям дороги сосны и ели, казалось, почти совсем не давали тени. На лугах трепетала на ветру свежая трава, высокая и нежно-зеленая, мохнатыми осколками солнца желтели цветки мать-и-мачехи, а кое-где появлялись уже и одуванчики, такие же желтые, яркие, озорные. В другое время Василиска обязательно сплела бы себе веночек, ну а сейчас, понятно, некогда было. И так поспешали почти без отдыха. Обозным-то хорошо - на телегах, а тут иди на своих двоих; до Спасского погоста, почитай, верст двадцать - двадцать пять, концы не маленькие, пока дойдешь, ноги стопчешь. А за день обязательно нужно было дойти, ночь она и есть ночь - всякое может статься. Вот и поспешали.
Почти всю дорогу Митрий не чувствовал усталости, настроение у парня было приподнятое, веселое: и денек славный выдался, и попутчик нечаянный - Прошка, дружок, кулачный боец знатный - как двинет кому, мало не покажется! Да уж что и говорить, втроем куда как веселее идти, нежели на пару. Правда, веселиться-то особо нельзя было - могли услыхать, не лихие людишки, так обозники. Потому шагали молча, громко не разговаривали и песен не пели. Лишь Митрий потихоньку выспрашивал у сестрицы о дальних родичах.
- Да я и не помню-то их, - сокрушенно качала головой Василиска. - Сколько раз уже говорила! Знаю только - дядько Кузьма да тетка Настена. Починок их - версты две от погоста, на самом озере.
- Озеро-то, поди, обители Богородичной принадлежит? - старательно обходя лужу, осведомился Митря.
Василиска на ходу отмахнулась:
- Не знаю… наверное. Кому еще-то? Ну да, так… Там где-то и тоня имеется. Ловят для обители рыбу.
- Эвон как, - насторожился Митрий. - Тоня! Вот ее-то нам и не хватало для полного счастья. Ежели тоня к починку близко - прознают про нас старцы.
- Да говорю же, не ведаю я, где уж там эта тоня, - девушка невольно повысила голос. - Добраться бы по-хорошему, а уж там посмотрим.
Митрий ничего не ответил, однако задумался. Дальние родичи Василиски, конечно, с удовольствием примут ребят - тем более что и он, Митрий, им вроде как не чужой получается. Примут, примут, кому лишние работники помешают? Уж в этом-то можно не сомневаться. Вот только насчет монастырских рыбных ловен - тони… Раз есть тоня, имеется и тонный монах, тонник. За рыбной ловлей приглядывает, да за инвентарем, да за работниками, ежели есть, а если тоня маленькая, то и сам ловит. Одновременно сообщает с оказиями монастырским старцам обо всем, что в дальних лесах делается. Вот и о вновь прибывших сообщит, ежели дознается. Ну, вообще-то покуда дознается, да пока сообщит, да пока старцы скумекают что к чему - там и осень, распутица. Так что, по всему, до зимы всяко отсидеться можно, а уж там видно будет. В архангельский городок с рыбным иль соляным обозом податься можно - город торговый, всяко грамотеи нужны, о Прошке и говорить нечего - эта оглобина да не прокормится? Вот только что с Василиской делать? Девку с собой таскать уж больно нехорошо, опасно. Пристроить бы ее где-нибудь. Впрочем, что сейчас рассуждать? Сначала до починка добраться надо.
Вечерело, и по-весеннему яркое солнце понемножку скрывалось за дальними, поросшими синим лесом холмами. Стало заметно прохладнее, черные тени деревьев легли на дорогу, где-то в кустах прошмыгнула рыжевато-серая тень - лиса? Волк?
- Ой, ребятушки… - Тяжело вздохнув, Василиска остановилась и неожиданно уселась прямо в траву. - Устала, сил нет. Отдохнем, а? Поди, уже и погост близехонько?
- Да уж, - обернувшись, улыбнулся Прошка. - Должен бы. А то идем-идем - все никак не придем! А, Митька?
Митрий задумчиво покачал головой. Вообще-то спутники его были правы. Спасский погост уже должен быть где-то совсем рядом, быть может, как раз во-он за тем холмом. Митька так и предложил - идти до холма, хотя и сам валился с ног от усталости.
- Ну, Митенька, - заканючила Василиска. - Ну, что нам какой-то там холм? А вдруг да и нет там за ним ничего? Вдруг да еще с полночи пути до погоста? Так ведь и впрямь на разбойных нарвемся.
- А и пожалуй, - Прохор поддержал девчонку. - Слышь, Митрий. Мыслю, куда уж лучше ночь-то где-нибудь тут переждать. Пока светло, выбрать местечко, устроить шалаш, наловить рыбки…
- Ага, рыбки, - грустно усмехнулся Митрий. - В ночи-то костер знаешь как далеко видать?!
- Да знаю, - Прошка досадливо отмахнулся.
- Ну, Митрий, - вновь взмолилась Василиска, в уголках глаз ее вдруг показались слезы. - Ну давай заночуем, ну давай, а! А завтра поутру и пойдем, вот как только солнышко встанет.
- А обоз? - напомнил отрок.
- Да что нам обоз? - вполне резонно возразила девчонка. - Мы-то ведь пришли уже, а им все одно дальше.
- Да еще и не ясно, кто из них для нас хуже! - Пригладив рыжие кудри, Пронька негромко расхохотался. - Обозники или разбойники?
- Ладно, уговорили, - подумав, согласился Митрий. В конце концов он тоже устал не меньше других, но из последних сил не показывал вида.
Как-то так само собой получилось, что именно Митрий стал в их небольшом отряде за старшего. С ним советовались, его спрашивали, именно от него зависел выбор места и времени привала, да и вообще все дальнейшие планы. Может быть, это оттого, что он знал грамоту? Да и вообще, само прозвище - Умник - говорило о многом. Прохор, конечно, был постарше и уж куда как сильней и выносливей… однако молодой молотобоец молча признавал главенство Митрия. Еще бы - ведь тот знал об окружающем мире гораздо больше его!
- Так. Василиска, вон там, в овражке, мы с тобой разложим небольшой костерок - не так будет заметен дым, - выбрав место, деловито распоряжался отрок. - А ты, Проня, тем временем наловишь в реке рыбы - испечем на углях. Потом наломаем лапника, устроим ша…
Какой-то странный звук донесся вдруг в отдалении… Впрочем, не столь уж и далеко. Все трое застыли, прислушались.
- Батюшки святы, - не в силах поверить, прошептала Василиска. - Никак, колокол!
- И правда, колокол! - улыбнулся Митрий.
Друзья радостно переглянулись.
- Вот вам и Спасский погост! - Митька выглядел победителем. - Говорил же вам - во-он за тем холмиком. Теперь уж передохнем чуток - и пойдем.
- Интересно, это к вечерне звонят? - вслух предположила девчонка. - Или, может быть, праздник какой?
Пронька улыбнулся, пробасил:
- Так ведь и праздник - Мавра-молочница и Тимофей.
- Мавра - зеленые щи, - засмеялась Василиска. - В огородах да на лужках сейчас и крапива-молодица, и щавель с лебедою - есть с чего щей наварить, хоть и мясопустных, а все ж не так голодно.
- Сейчас и черемуха зацветет - холодно станет.
- Да не всегда, Проня, от черемухи холода стоят, бывает, что и тепло.
- Никакая сегодня не Мавра, - вмешался в беседу Митрий. - День мучеников Тимофея и Мавры как раз позавчера был, а сегодня… - Он ненадолго задумался, что-то высчитывая и шевеля губами. - А сегодня у нас - великомученица Ирина!
- Ага, - дружно кивнули Прохор и Василиска. - Ирина-рассадница. Пора капусту садить. Садить-приговаривать: не будь голенаста, будь пузаста, не будь пустая, будь тугая, не будь красна, будь вкусна, не будь стара, будь молода, не будь мала, будь велика!
- Да уж, - кивнул Митрий. - Хорошо бы сейчас капустных щей!
Прохор облизнулся.
- А я б так и от крапивных не отказался. Или от щавелевых.
- Ишь, - звонко засмеялась Василиска. - Губа не дура!
- Тихо вы! - шикнул на них Митрий. - Распоясались. Еще ведь не дошли… Ну, отдохнули?