А когда мы с Ильёй пошли к знакомому ювелиру продать камни, тот ахнул:
- Да столько денег за жуковинья я не наберу! Это тебе в Великий Новгород надо или лучше - в Москву. Большой цены камни.
Ювелир взял в руки один из камней.
- Вот этот, к примеру, пятьсот серебряных рублей стоит, не меньше. Не нашей огранки камень, в Амстердаме гранёный.
Вышли мы слегка удручённые. Удалось сбыть всего шесть камней.
Дома уселись за стол.
- Что делать будем, зятёк?
- В Москву поеду, вернее будет.
- Новгород ближе.
- После того, как царь Новгород разорил с опричниками, боюсь, что и там денег не будет.
Илья почесал в затылке, покряхтел.
- Ценность у жуковиньев огромная, охрана сильная нужна.
- Коли охрана большая - разбойникам подсказка.
- Рискованно без должной охраны‑то.
- Очень - я понимаю. Да только обратная дорога ещё опаснее.
- Это почему же?
- Сам подумай.
Илья замолчал, потом хлопнул себя по лбу:
- Понял. Каменьев не больше пригоршни, а обратно, ежели серебром заплатят - мешок целый может получиться, золотом поменьше выйдет, но всё равно за пазуху не положишь.
- Вот, подумал - и догадался.
- Купец всё же я. А обратно с санным обозом надо добираться. Реки встали, обозы по зимнику постоянно ходят.
- Так и сделаю. Время терять не буду, завтра же и выезжаю. Ночевать и есть на постоялых дворах буду, одна забота - лишь бы конь не подвёл.
Я уложил камни в кожаный мешочек, приготовил пистолет с огневыми припасами, поточил и смазал саблю. Полушубок и шапка у меня добротные, а вот про валенки придётся забыть. Холодно в сапогах, да в валенках ноги в стремена не вденешь.
Утром я плотно поел и, провожаемый всеми домочадцами, выехал со двора.
ГЛАВА X
Воздух за городом свежий, морозный, дышится полной грудью. Застоявшаяся в конюшне лошадь ходко шла рысью - даже подгонять не надо было. Путь по льду лёгкий, езжай по санному следу - и не заблудишься. Одна забота - в промоину не угодить бы, да смотрел я вперёд зорко. Когда лошадь уставала, я пускал её шагом, отдохнёт - снова в галоп. За день отмахали вёрст тридцать пять и, когда уже начало смеркаться, я заехал на постоялый двор, что манил путников горящим масляным фонарём над воротами. Поел и - спать.
За ночь лошадь отдохнула и несла ровно, только снег из‑под копыт летел. Река делала изгибы, по берегам стоял заиндевевший лес с шапками снега на ветках и, когда я вылетел из‑за очередного изгиба, увидел, как грабят купеческий обоз. Вероятно, напали несколько минут назад. Нападавшие, как и обозники, были одеты в тулупы, и сразу различить, кто из них кто, было невозможно. На ближних санях стоял мужик в одной рубахе, без тулупа и отбивался палкой от двоих нападавших.
Я подскакал, с ходу ударил саблей одного, второй ощерился и кинулся на меня сам, держа перед собой длинный нож. Взмах сабли - и рука с ножом упала на снег. Разбойник взвыл, но мужик на санях крепко ударил его палкой по голове, сшиб заячий треух и огрел ещё раз.
Я направил коня дальше. Здесь у саней бились двое на топорах. Непонятно - кто разбойник? Не зарубить бы своего. Помог сам обозник.
- Барин, чего смотришь, помоги!
Я тут же рубанул нападавшего по голове. Тать упал, а обозник перевёл дух.
В схватке наступил перелом. Разбойники кинулись врассыпную - трое на левый берег, один - на правый. Я пустил лошадь вдогонку за тремя. Догнал, рубанул саблей по спине в тулупе, догнал следующего и нанёс сильный удар по плечу. Всё‑таки тулуп смягчает удар. Третий, видя бесславную смерть сотоварищей, сбросил тулуп и прибавил ходу. От лошади всё равно не убежишь!
Я ударил лошадь каблуками сапог в бока, стал настигать разбойника и только приготовился к удару, как лошадь заскользила по льду и упала на бок. В последний момент я успел чудом выдернуть ноги из стремян и, несмотря на то что я упал вместе с лошадью, так она меня хотя бы не придавила.
И лошадь и я вскочили одновременно, однако разбойника уже и след простыл, только цепочка следов на снегу вела в лес. На лошади в лесу, даже летнем, преследовать беглеца рискованно, а уж в зимнем лесу и вовсе опасно - лошадь может ногу сломать. Я плюнул, поднялся в седло, подъехал к обозу.
Потери были невелики - один обозник убит, двое ранены, причём легко - тулупы выручили, спасли от ударов.
Обозники поклонились в пояс.
- Спаси тя Господи, боярин.
- Не боярин я.
- Всё едино спасибо, кабы не ты, не знаем, как и отбились бы.
- Чего везём?
- Рыбу, соль, шкуры.
- Удачной дороги!
- И тебе того же.
Я направился к Москве, размышляя о том, что слишком много развелось разбойного люда. Куда не поедешь - нападут. Совсем обнаглели. Куда государь смотрит? Организовал бы дозорную службу, пустил служивых патрулировать торговые пути, - быстро вывел бы эту нечисть. Нигде за пределами Руси купцов не трогают - даже в Казанском и Крымском ханствах. Конечно, встречаются и там лихие люди, так ловят их и нещадно казнят, и нет такого разгула грабителей, как здесь. Видно, не доходят до государя слухи о беспределе на дорогах, а, скорее всего - безразлична ему судьба людишек. Копошатся где‑то там, внизу, у подножия трона подданные - ну и пусть, и поважнее дела есть. С девками поразвлечься или у очередного неугодного боярина или князя голову отрубить да себе удел да богатства прибрать.
К исходу десятого дня передо мной с высоты Воробьёвых гор открылась первопрестольная златоглавая и белокаменная. Много домов каменных появилось в Москве в последнее время. Все из пиленого известняка, потому и дома белые. Нет, есть, конечно, и деревянные - у люда победнее, но они большей частью на окраинах - в посадах Китай–города, Белого города, Земляного города да Замоскворечья. Побогаче народ в Москве живёт, чем в других княжествах. Раньше Великий Новгород богатством славился, да после погрома, учинённого кромешниками Ивана Грозного, сильно захирел, и с Москвою ныне не сравнится.
Я свободно въехал в город. Стражники у ворот даже останавливать не стали: без груза всадник едет - мыто не возьмёшь, так чего тормозить? Остановился на постоялом дворе, лошадь - в конюшню, пусть отдыхает да отъедается. Сам же комнату снял - отдельную, хоть и дороже была. После обеда сытного в постель улёгся. После десятидневной скачки тело отдыха просило, да и обдумать многое требовалось. Знакомых у меня здесь не было. Куда сунуться с камнями? Нарвёшься на жулика - мало того что обманут, так и татей навести могут. За тулуп овчинный людей убивали, а уж за камни и вовсе наизнанку вывернут.
После некоторых раздумий я решил пойти в Немецкую слободу. Так назывался в Москве небольшой участок, на котором компактно проживали чужеземцы. Наших разбойников они пуще нас боялись, и если и обрастали связями, так среди бояр или купцов - то есть среди тех, кто им в чём‑то полезен был. Скупы и прижимисты чужеземцы - это верно, за каждое су или пенни торговаться будут. Не хотелось мне с ними связываться, а что делать?
Я вытащил из кожаного мешочка несколько камней, завернул их в тряпицу. Поискал в комнате место, где можно спрятать мешочек с ценностями - не везти же его с собой к незнакомцу? Осмотрел комнату - ну нет здесь ничего подходящего. Сундук, топчан, стол и колченогая лавка. Куда тут спрячешь?
Я распахнул окно, затянутое слюдой, увидел наличник резной над окном, протянул руку - а ведь, пожалуй, самое место. Туда и уложил мешочек с самоцветами.
Не откладывая дела в долгий ящик, я направился в Немецкую слободу, уточняя направление у прохожих.
Добрался - только вот к кому обратиться?
Я нашёл трактир, зашёл, заказал пива. На меня посмотрели удивлённо - по одежде, да и по говору ясно - русский, только зачем сюда забрёл - непонятно.
Мне принесли неплохое пиво - видно, привезенное в бочках из западных земель или сваренное здесь, но по их рецептам. Я выпил, расплатился. На итальянском спросил - нет ли в слободе ювелира.
Заслышав итальянскую речь, трактирщик подобрел лицом - глаза уже не обшаривали меня так подозрительно.
- Есть. Третий дом отсюда - по левой стороне.
Я поблагодарил и вышел.
Дом ювелира нашёл сразу, да войти во двор оказалось проблемой. За высоким забором лаял огромный пёс. Судя по лаю, собачка - из волкодавов.
Загромыхали засовы, и вышел слуга. Здоровенный, рыжий - наверняка шотландец или немец.
Окинув меня неприветливым взглядом, он спросил:
- К кому?
Я ответил на итальянском:
- Ювелир нужен.
Не знаю, понял ли рыжий итальянский, но он отступил в сторону и приглашающе махнул рукой.
Я вошёл во двор. На цепи рвался пёс размером с маленького телёнка, он едва не доставал до калитки. Из пасти его капала слюна, глаза злобно светились зелёным огнём. Серьёзная собака!
Мы вошли в дом. Слуга оставил меня в коридоре, а сам прошёл в комнату, но вскоре вышел и попросил снять тулуп. Он повесил его на вешалку, и, вешая, вроде бы случайно покачнулся и опёрся на меня. Руки его едва уловимо пробежались по моей одежде. В голове мелькнуло - "Вор?" Затем пришло понимание: незаметно обыскал - нет ли оружия? Не грозит ли ювелиру вооружённый разбой? Ювелир во все времена - самый лакомый кусок для криминала.
Слуга распахнул дверь, и я вошёл в кабинет. Рыжий тоже вошёл и застыл у входа.
За столом сидел невысокий, прямо‑таки измождённого вида мужчина, бритый, одет по европейской моде. Он плавным жестом указал мне на стул перед столом.
Я присел, без слов вытащил тряпицу, развернул её и подвинул к ювелиру. Тот молча взял со стола лупу и стал разглядывать камни.
Тянулось время, а ювелир осматривал камни. Молчал он, молчал слуга, безмолвствовал и я. Тишина стояла почти гробовая, даже неуютно стало.
- Пятьсот рублей серебром за всё, - на неплохом русском скрипучим голосом, наконец, вынес вердикт ювелир.
- Господин, ты недооценил вот этот камень - он один стоит пятьсот рублей, - на итальянском ответил я.
- Ты знаешь итальянский?
- А разве слуга тебе не сказал? Я жил в Венеции.
Ювелир взял в руки камень, в который я ткнул пальцем, и бросил на меня быстрый взгляд. Сомневаюсь, что он мысленно для себя не оценил все камни. Скорее всего - проверял меня, знаю ли я хотя бы приблизительную стоимость камней. Эх, Европа! Закинул удочку и ждёт - клюну ли я?
- Да, пожалуй - он стоит дороже. Даю семьсот за всё.
- Тысячу за все камни, и я завтра приношу ещё.
- Камни не ворованные?
- Можешь быть спокоен. Так что насчёт цены?
- Хорошо, я возьму их у тебя, но учти - почти в убыток себе.
Ага, кто бы говорил насчёт убытка. Ни один ювелир себе в убыток скупать или продавать не будет.
Ювелир кивнул головой, слуга вышел и вскоре вернулся с кожаным мешочком.
- Пересчитывать? - спросил я.
Ювелир скривился, как будто уксуса глотнул.
- Можешь пересчитать, но я работаю честно. Ведь мы же ещё встретимся, не так ли?
- Так. Завтра тебя устроит?
- Гут!
Я поклонился и, сопровождаемый слугой, вышел. Кобель зашёлся лаем, кидаясь и брызгая слюной. Одно радовало - цепь серьёзная.
Возвращался я на постоялый двор в хорошем настроении - первая сделка прошла удачно.
В сумерках, чтобы не увидел любопытный глаз, я достал из‑за наличника мешочек с каменьями, завернул в тряпицу несколько штук и вернул мешочек на место; туда же сунул и мешочек с деньгами. Пересчитывать их я и в самом деле не стал, но мешочек всё‑таки развязал и серебро осмотрел. На вид и на зуб - не фальшивка. Судя по оставшемуся количеству камней, мне предстояло ещё четыре ходки.
Не спеша поужинал, отметив успех кувшином вина.
Утром я позволил себе выспался - встал поздно. А куда спешить? Если всё пойдёт так, как вчера, через четыре дня мне можно будет уезжать. Ещё бы обоз попутный попался сразу же, совсем было бы хорошо.
Позавтракав, я отправился в Немецкую слободу.
На мой стук в ворота выглянул вчерашний слуга, без единого слова впустил меня и провёл к ювелиру.
Поздоровавшись, я уселся на стул и высыпал на стол камни из тряпицы. Как и вчера, ювелир достал лупу и стал рассматривать камни. Я приготовился к долгому ожиданию. Однако сегодня что‑то пошло не так.
Я почувствовал, как от ювелира прямо‑таки пошла волна неприязни, страха, презрения. Определить это точно было невозможно. Знаете, как бывает? Встречаешься с незнакомым человеком, которого видишь в первый раз, и тут же возникает антипатия. Вам неприятно с ним общаться. Вот так и я почувствовал - только не антипатию, а более сильное чувство.
Я постарался не выдать возникшего подозрения, но незаметно опустил в кисть руки рукоять ножа, который предусмотрительно сунул в рукав. Оружие - вроде сабли или пистолета - брать с собой неразумно - всё равно слуга на входе отобрал бы.
Вероятно, ювелир подал слуге знак.
Я был настороже, и только поэтому успел уклониться от дубинки, коей слуга пытался ударить меня по голове. Короткая деревяшка дубинки ударила по спинке стула, сломав её. Слуга попробовал взмахнуть дубинкой ещё раз, но так и застыл с поднятой рукой. Мой нож упирался ему в шею.
- Дубинку отдай!
Слуга послушно протянул мне дубинку.
- Теперь отойди за стол - за хозяина, и не дёргайся, а то порежу обоих.
Слуга послушно зашёл за спину хозяина и застыл, как статуя.
- Что‑то ты не ласково встречаешь гостя, хозяин. Я не грабить пришёл - с деловым визитом.
Ювелир сидел с потерянным видом, челюсть его отвисла. Он явно не ожидал такого поворота событий.
- Эй, хозяин! Звать‑то тебя как?
- Дитрих.
- Немец?
- Зачем тебе?
- Понять хочу. Вот пришёл я к тебе с камнями, а ты напал, как последний разбойник. Знаешь, что на Руси с такими делают? Если не знаешь, скажу - вешают без суда.
Хозяин побледнел, слуга же стоял истуканом.
- Жду ответа!
- Э… э… э… Видишь ли, ты принёс в числе других и этот камень.
Ювелир пододвинул ко мне небольшой бриллиант.
- Да, - подтвердил я, - и что?
- Я сам его гранил и узнал свою работу. Было это года четыре назад. Заказал его мне русский купец для своей жены в подарок, и я ещё оправил его в перстень. И что я вижу теперь - бриллиант есть, кольца нет. Возникает вопрос - где владелец перстня? Почему он не пришёл? Приходит неизвестно кто, неизвестно откуда и хочет продать фамильную драгоценность. Откуда мне знать происхождение других камней - может, их сняли с убитых владельцев. Я не хочу иметь с тобой никаких дел - ты скользкий человек!
После столь бурного монолога лицо ювелира покраснело, он откинулся на спинку кресла и часто дышал. В принципе, на его месте я мог подумать так же.
- Хорошо, я расскажу о появлении у меня этих камней. Я лекарь из Пскова, при нападении шведов на город попал к ним в плен. Когда мне удалось бежать из плена, убив шведа, вместе с его оружием я забрал у него кожаный мешочек с камнями. Сам же я никого не грабил и не убивал. Где взял трофеи тот швед, я не знаю. Поэтому совесть моя чиста.
Ювелир и слуга переглянулись.
- Хорошо, лекарь из Пскова. Я куплю у тебя эти камни, но это твой последний визит сюда.
- Договорились.
Слуга вышел и вернулся с деньгами.
Я сунул мешочек за пазуху, убрал нож в рукав.
Слуга шёл по двору впереди, я - метра на два сзади. Кто его знает, что у него на уме?
Когда я уже был за калиткой, рыжий улыбнулся.
- Осторожен ты и опытен. И нож принёс, и себя защитить смог. Не похож ты на лекаря - уж больно ловко оружием владеешь.
- Жизнь научила. Не кидайся на людей с дубинками, когда‑нибудь напорешься на нож.
Рыжий хмыкнул и закрыл калитку. Вот влип! Кто же мог подумать, что ювелир опознает камень? Теперь придётся искать другого покупателя, а это непросто. Ювелиры - не кузнецы, не на каждом углу сидят, и никто не даст гарантии, что и у другого ювелира не будет такого же рыжего слуги с дубинкой. Только сейчас, на обратном пути пришло понимание грозившей мне опасности и запоздалый страх. Ведь тюкнули бы по темечку, тело сбросили бы в отхожую яму, камни - себе, и - привет. А если бы даже и не убили, а передали городской страже - их двое, иноземцы - им быстрее поверят. Утверждали бы, что я хотел их ограбить, напал с ножом. И разбираться бы никто не стал - ведь видаков двое. Вздёрнули бы на суку как пить дать. И выходит, что я только чудом выскользнул из лап смерти.
Пару раз на обратном пути я оборачивался. Кто их знает, этих чужеземцев - пойдёт слуга следом, проследит, где живу - жди потом служивых из Разбойного приказа.
Мне вспомнился измождённый вид ювелира, и в памяти сразу всплыло: "Как злой Кагцей над златом чахнет…" А ведь верно подмечено!
Поскольку время было обеденное - откушал, оставил деньги, взял несколько камней и пошёл на торг. Я выбрал самый крупный камень и стал обходить лавки златокузнецов - так на Руси ранее назывались ювелиры. Маленький камень показывать не стоило - его просто могли купить. Большой же стоил дорого - наверняка покажут дорогу к тому, у кого есть большие деньги.
Четвёртая попытка оказалась удачной. Молодой и весёлый ювелир - наверняка подмастерье, осмотрев камень, сказал:
- Таких денег, чтобы камень сей купить, ты в лавках не найдёшь. Ступай в крайний ряд, там спросишь лавку Кривого Евстрата. С ним и поговори.
Евстрат оказался не кривым, а косым. Оба его глаза как‑то странно косили, и невозможно было понять - на тебя он смотрит или в сторону.
Осмотрев камень, Евстрат бросил:
- Беру!
- Не торопись - сколько заплатишь?
- Сто рублей серебром.
- Договорились. А эти возьмёшь?
Я на ладони протянул оставшиеся камни. Ювелир посмотрел по сторонам - а может быть, мне так показалось с его косыми глазами.
- За все камни денег здесь нет. Вот тебе за тот, что договорились. Ещё камни есть?
- Есть! - Я решил рискнуть.
- Скажи, куда подъехать, и жди вечером.
- Договорились. Только если придёшь не один да с чёрными мыслями, пеняй на себя.
Я назвал ему постоялый двор.
- Жди, буду непременно.
Я завернул оставшиеся камни в тряпицу и отправился на постоялый двор. Там достал из‑за наличника мешочек с камнями, зарядил пистолет, вытащил саблю из ножен и сунул в постель под одеяло. Коли ювелир придёт с нехорошими мыслями, я смогу одного застрелить из пистолета и мгновенно выхватить из‑под одеяла обнажённую саблю. Некрасиво будет, если он придёт с благими намерениями, а я встречу его с пистолетом за поясом и саблей на боку.
Когда начало смеркаться, раздался стук в дверь. На пороге стоял хозяин постоялого двора.
- К тебе гости. Пускать?
- Да, я жду.
Из коридора шагнул в комнату Кривой Евстрат. Я усадил гостя на лавку, сам уселся на постель. Камни в мешочке лежали на столе.
- Вот товар - смотри, оценивай.
Евстрат вытащил лупу, осмотрел каждый камень, что‑то бормоча себе под нос и царапая на клочке бумаги. Затем выпрямился.
- Беру всё за шестьсот монет. Серебром или золотом?
- Лучше золотом - меньше места занимает.