В лучах вечернего солнца сновали рабочие, рабы и манкураты, надсмотрщики и мастера. Стучали молотки и кувалды, грохотали камни, лязгало железо. Комендантом строительства был Гебрил Вишу, мастер с Сайдона, потомок первых переселенцев, за выдающиеся заслуги освобожденный от рабства самим Бер-Ханом. Это Гебрил в кратчайшие сроки построил терианский Центаврос, и он поклялся своей жизнью и жизнью своих детей, которых у него было то ли семь, то ли восемь, что земной возведет в два раза быстрее. Сайдонец умел добиваться своего – стройка кипела. Периметр фундамента окружили железными лесами с настилами, люльками, лебедками, подъемниками и блоками, при помощи которых рабочие затаскивали наверх каменно-бетонные кубы, бадьи с раствором и тяжелые решетки дополнительной арматуры.
Взгляд Максара скользнул дальше. Стройка с окружающими ее бараками, казармами и мастерскими была островом жизни посреди моря пустых кварталов, где в подвалах и чердаках прятались ускользнувшие от облав земляне. Но и на стройке был свой островок – малое Око, открытое при помощи ворсиба внутри терианского Центавроса. Вокруг рассредоточился десяток бойцов клана Махов, все повернулись к Оку спиной, некоторые стояли на одном колене. Стволы скорчей следили за снующими людьми, которые спешили поскорее миновать образованный охраной круг. За спинами Махов прохаживался капитан с разрядником в руках.
Максар не услышал звука шагов или дыхания, но ощутил присутствие человека позади. Оглянулся – на краю помоста, занимающего дальнюю часть зала, стоял Эйзикил. Он вышел из кладовки, через которую ночью Максар с Сафоном проникли в зал.
– И какого ты мнения о Любере? – спросил темник, слышавший весь разговор.
– Он не воин, – сказал Максар. – Как и Коста.
– О, конечно, нет. Но, в отличие от своего брата, так внезапно покинувшего нас, он – один из самых умных людей, которых я знаю.
Спустившись с помоста, старик приблизился к окну. Внизу появился Любера, в сопровождении четырех охранников он шагал, задумчиво опустив голову и сложив руки на животике. Окружившие Око бойцы расступились, и Любера, все так же глядя под ноги, вошел в зеленое облако. Светящийся туман плеснулся, фигура на мгновение окуталась ореолом молний, сверкнула, оставив на сетчатке глаза мерцающий человеческий силуэт, и пропала.
Донесся голос капитана, отдающего приказы бойцам. Те встали строем и поспешили за берсером, один за другим исчезая в Оке.
Эйзикил неодобрительно покачал головой. Любера, прежде чем исчезнуть, должен был выполнить ритуал, вознести короткую молитву, как и все остальные, кому предстояло перенестись в иное пространство силою Мирового Змея. Вера все меньше значила для варханов…
Когда ни одного Маха не осталось внизу, Око запульсировало светом. Некоторые из сновавших вокруг людей остановились, встали на колени или просто склонили головы, прижав правую руку к груди; остальные продолжали заниматься своими делами. Неяркая вспышка – и оно закрылось. Волна воздуха прокатилась над фундаментом.
Максар вернулся к столу, а оставшийся у окна Эйзикил сказал:
– Через Териану и Сайдон он отправится прямиком в Ставку, где Махи немедленно начнут жесткую компанию против всех Гронов, но главное – лично против Максара бер'Грона. Хозяин земного Центавроса – один из первых кандидатов на главенство в Ставке после смерти Хана. Они постараются скинуть тебя.
– Я удержусь, – сказал Максар.
– Уверен в твоей решимости. И чтобы слова не разошлись с делом, главное сейчас подавить любое местное сопротивление. Ничто не должно помешать открытию большого Ока. Если все пройдет как надо – в глазах Орды ты будешь тем, кто создал Кольцо. Великим воином, великим стратегом, тогда Махам нечего будет противопоставить тебе. Скажи, что с нашими разведчиками, отправленными следить за еретиками? Я имею в виду местных воинов и проникший в этот мир терианский отряд – они ведь, судя по всему, объединились?
Максар скользнул пальцами по повязке, скрывающей правую половину лица. Это стало входить в привычку, которая не нравилась ему, от которой необходимо избавиться. Сегодня глаз почти не болел, за что следовало благодарить темника, и хотя иногда в глазнице вспыхивала приглушенная боль, она быстро исчезала.
– Как я узнал, разведчики должны были докладывать непосредственно коменданту, – сказа он.
– Теперь комендант ты, и они станут докладывать тебе. От них уже приходили известия? Кто-то здесь ответственен за связь с ними?
– Никто, это автономная группа. Обычные передатчики не действуют, мобильного семафора у разведчиков нет. Пока что никакие сведения ко мне не поступали. Кто-то из них должен лично явиться сюда и сообщить о местонахождении объединенного отряда еретиков. Но разведчики могут отправить гонца только после того, как еретики остановятся где-нибудь на длительное время.
– И наши люди – именно разведчики?
– Да, их слишком мало, что уничтожить еретиков, если ты об этом. Они не станут нападать – только скрытно следить.
В руке темника появились четки, закачались, помигивая отраженным вечерним светом, проникающим в окно. На пальце левой руки блеснул перстень с изображением шестерни и человеческой фигуры в нем.
– Такая слежка не имеет смысла без регулярных докладов, а разведчики отбыли уже давно. Если до ночи их гонец не появится здесь с сообщением, надо действовать. Найти лагерь еретиков, окружить, залить газом или сжечь… ты лучше меня знаешь, что делать, мастер-комендант. Известно что-нибудь о других отрядах сопротивления в этом мире?
Максар поднял стоящий на столе светильник, встряхнул – стеклянный шар на подставке озарился синим цветом.
– Нет, хотя мы постоянно проводим рейды и облавы. Весь этот район практически полностью подчинен нам, хотя южнее прячутся несколько отрядов, но они не опасны. И все же я бы организовал воздушное патрулирование.
Четки закачались в руке.
– Да, ведь я хотел порадовать тебя, мастер-комендант: твое пожелание выполнено, мы сумели доставить три гранча. Наше Око раскрылось недалеко отсюда, на краю полей, там найдется место для взлета и посадки. И мы привезли не только гранчи, я приказал доставить кое-что еще. Эти… приборы уже здесь, я покажу их тебе, но сначала давай поглядим на Святую Машину.
– У нас только два защитных шлема, – возразил Максар. – По-моему, оба сейчас используют аборигены, построившие генератор.
– Я приказал доставить с Ангулема еще пару. Они в коридоре, идем.
Слегка удивленный мастер-комендант вслед за темником покинул зал. В коридоре стояли двое – мужчина постарше и смуглый юнец. Оба в свободных темных одеждах, с боевым двузубцем, нарисованным на левом виске, – знаком клериков, воинов Гильдии.
На столе между ними лежали два серебристых шлема с овалами непроницаемо-черных забрал. Такие шлемы умели делать Проклятые, и ни пеоны, ни темники не смогли пока что повторить эту технологию. Излучение генератора вблизи могло сжечь мозг, для защиты от него и предназначались устройства, которых с давних времен сохранилось всего одиннадцать. Пять находились на Ангулеме, два на Сайдоне, по два – на Териане и на Земле. А теперь их здесь четыре. Защитные шлемы были очень ценными приборами, и то, что Эйзикил смог доставить сюда еще два, многое говорило о его возможностях, о власти, которой он обладал.
Бережно взяв шлемы, клерики пошли за стариком и Максаром к лестнице.
Лаборатория, где создали генератор, была круглая, с помостом у стены и пологой воронкой в центре. Там и находилось устройство. Воздух вокруг плавился, тёк, словно горячая густая жидкость, переливался призрачным сиянием, от которого начинали болеть глаза.
Рядом на деревянной тележке стояла просторная каменная бадья, в ней булькал питательный раствор, из которого рос Сиб. Больше всего он напоминал цветок: узкая ножка, сверху расширяющаяся, с изогнутыми лепестками, в которых покоилась сфера, сотканная из тысяч посверкивающих зеленых молний. Вместе с остальными частями Святой Машины она постепенно росла, превращаясь в энергетическое ядро, которому вскоре предстояло стать источником огромного Ока.
Двое землян в ангулемских шлемах и защитных костюмах земного производства, в резиновых перчатках и сапогах на толстой подошве, стояли перед генератором, спиной к двери, через которую в лабораторию заглянули Максар с Эйзикилем.
Поврежденный глаз коменданта пульсировал болью, в голове словно разгорался костер, и клубы густого темного дыма ползли, наполняя череп. Так действовало излучение генератора. Максар надел протянутый молодым клериком шлем, щелкнул гибкой защелкой у основания. Над забралом на краю зрения зажегся красный огонек, сменился желтым, потом зеленым, синим – и погас. Наступила глухая, давящая тишина. Он повернулся к Эйзикилю, который поднял руку и коснулся чего-то на затылке своего шлема. Тихий щелчок – и тишину сменили два голоса, говорящие на незнакомом языке.
Клерики остались на площадке снаружи, рядом с пятью хорошо вооруженными охранниками, а они с темником вошли внутрь и встали на помосте.
– Я включил систему связи так, что мы слышим их, но они не слышат нас, – пояснил темник.
Земляне, не замечая их, продолжали переговариваться.
– О чем они говорят? – спросил Максар.
Темника помолчал, слушая.
– Неправильно называть его пеоном, но я буду использовать это слово. Старший пеон, который руководил всеми работами, говорит, что не считает себя ни в чем виноватым. Да, он не ожидал такого, но он… он не любил человечество в том виде, какой оно имело к моменту нашего появления, считал земное сообщество… гм, порочным, я бы перевел это так. А общий курс… курс их цивилизации неправильным. И он надеется, то есть полагает, что теперь все исправится. По-моему, он искренен. Или сам себя убеждает в том, что искренен.
– А что говорит младший пеон?
– Напоминает про семьи этих двоих. Спрашивает: в том, что с ними стало, старший пеон тоже не считает себя виноватым? Кстати, а что с их семьями, мастер-комендант?
– Они жили в этом городе, мы нашли их и держим у себя. Эти пеоны знают: если что-то произойдет с генератором или Сибом, их родные будут умирать долгой мучительной смертью у них на глазах, причем сами они тоже в это время будут умирать… долго и еще более мучительно.
Один из землян оглянулся, заметив гостей, сказал: 'Они здесь' – Максар расслышал слова, но не понял их смысла. После этого пеоны замолчали и поспешно отошли в сторону.
– Ты уже решил, в каком месте будет стоять Святая Машина? – спросил Эйзикил
– Предоставляю это тебе, – ответил Максар, приглядываясь к растущему Сибу, у основания которого булькала металлическая жидкость. – Остались… ночь, день, возможно, еще полночи или около того, и все закончится.
– В таком случае, я предлагаю уничтожить здание. Генератор трогать нельзя, но Святую Машину надо поднять выше. Гебрил Вишу старается вовсю, люди работают день и ночь. Нижний ярус Центавроса почти готов, а значит, можно ставить башни и арки.
– Так и сделаем, – согласился Максар.
Когда они вернулись на площадку за дверью, там появился бывший капитан Сафон, щеголявший новым кителем с четырьмя красными полосками. Отдав защитный шлем клерикам, Максар сказал новоиспеченному командеру:
– Это здание снесут, останутся только подземные этажи. Распорядись, чтобы для меня поставили шатер.
– Сейчас же займусь, – ответил Сафон. – Я думал, ты в своем зале, и сначала пошел туда. Возле дверей стоят клерики, и у них какие-то… вещи.
Четки тихо стукнули в руке Эйзикиля.
– Прибыло то, о чем я говорил тебе, мастер-комендант. Вернемся.
У входа в зал появились еще пятеро клериков. На столе возле двери лежал длинный деревянный футляр, а под стеной стояла машина на четырех гнутых ножках.
– Ты решил, что это обычный стиратель, не так ли? – Эйзикил положил ладонь на покатый бок аппарата. – И ошибся. Это – внедритель, хотя название не совсем верное. Не просто машина для создания манкуратов. Мы разработали мозговой алгоритм, который внедряет навыки боя.
Заметив непонимание на лице Максара, он пояснил:
– Машина усиливает боевые рефлексы. Видишь эту круглую клавишу? У нее три положения, мы назвали их 'солдат', 'офицер' и 'берсер'.
– Но навыки не только здесь, – Максар коснулся своего лба, затем положил ладонь на бицепс. – Они еще здесь. Не только в голове, но и в мышцах.
– Ты быстро уловил суть, – кивнул Эйзикил. – Главное – связь между головой и мышцами. Эта тонкая связь и создавала основную проблему для нас. На решение ее ушло очень много времени – когда мы начали заниматься этим, я был еще не стар. Даже теперь программа не до конца отработана, нам надо провести много опытов. Для этого я и привез внедритель на Землю, здесь много человеческого материала, который не жалко.
– Мне не нравится идея, что любого можно превратить в берсера, – заметил Максар.
И вновь четки закачались, застучали в руках старика.
– О, не любого, отнюдь не любого! Только человека с определенными физическими и психическими задатками, а еще лучше – уже подготовленного, прошедшего тренировки, имеющего боевой опыт. Речь идет скорее не про внедрение, а про усиление боевых рефлексов, но не будем сейчас углубляться в тонкости. Позже я предоставлю тебе подробный доклад, а сейчас посмотри на это.
По знаку старика смуглый молодой клерик скользнул к столу, двигаясь бесшумно, быстро и гибко, словно змея.
– Это Фелиз, мой ученик, – пояснил Эйзикил.
Когда Фелиз открыл футляр, глаз Максара блеснул. Капитан Сафон, заглянув внутрь, удивленно начал: "Что это?.." – и замолчал, поняв, что именно видит.
Максар бер'Грон достал из футляра разрядник с шестью стволами. Они были тонкие и короткие, а цевье, наоборот, непривычно широкое, как и приклад-цилиндр с немного скошенным, чтобы удобней упирать в плечо, торцом.
– Не вижу зарядных прутьев, – сказал Сафон.
Поворачивая оружие так и этак, Максар пояснил:
– Прут в центре, один на все стволы. Непривычно толстый.
– И немного короче стволов, поэтому не виден, – добавил Эйзекиль. – Мы назвали оружие 'мультокер' – на языке Проклятых это слово означало 'многоразовый'. Или просто 'токер' для краткости. Он предназначен… Фелиз, объясни.
Вытащив из футляра кожаный чехол с ремешками, клерик хрипло прошептал:
– Токер годится для залпового и одиночного огня. Может стрелять очередями. Задержка между разрядами сведена к минимуму.
Говорил он отрывисто, выплевывая короткие фразы, и Максар не мог отделаться от ощущения, что сейчас изо рта Фелиза выскользнет раздвоенный язык. Нарисованный на виске двузубец был почти не виден на темной коже.
– Я хочу испытать его, – сказал Максар. – Сегодня же. Сафон, были попытки к бегству?
– Трое рабов пытались сбежать прошлой ночью, – доложил командер.
– Всего трое? Хорошо, испытаем на них. Позже. Уже темно, а посыльного разведчиков до сих пор нет. Надо что-то делать с этим.
Эйзикил раскрыл дверь в зал, откуда полился синий свет стоящего на столе светильника. Клерики достали из-под воротников ярко мерцающие шарики на цепочках. Все они, кроме Фелиза, стояли в ряд под стеной, и Эйзикил сказал:
– Я прошу тебя посмотреть на этих воинов, комендант. Ты знаешь, у Гильдии есть свои боевые отряды. Этот – лучший. Он захватил болотный дворец Армина.
Поглаживая цевье токера, Максар окинул клериков новым взглядом. Те самые? На Сайдоне их действия изменили весь ход восстания дикарских племен – только благодаря падению Армина варханам удалось быстро подавить его.
Эйзикил добавил:
– Ты можешь использовать этих воинов. Их двенадцать, пятеро остались внизу.
Клерики под стеной стояли неподвижно, только Фелиз шевелился, покачивался из стороны в сторону, поводя плечами, отчего сходство со змеей лишь усиливалось.
– Хорошо, пусть займутся этим, – согласился Максар. – Они не знают местных условий, но у нас есть проводник. Сафон, приведи землянина.
Пока командер ходил за проводником, Максар с Эйзикилем и Фелизом вошли в зал. Чтобы рассмотреть токер получше, Максар положил его на стол, придвинул светильник – и разглядел рисунок на цевье. Череп с двумя секирами по бокам… и в треугольной шапке, очертаниями напоминающей пирамиду Центавроса.
– На оружии герб моего клана, – сказал Максар, поднимая взгляд на Эйзикиля с Фелизом.
Молодой клерик положил на стол чехол для токера, а старик ответил:
– Потому что это – дар Гильдии тебе.
– Но на черепе изображен Тирас…
Он позволил словам повиснуть в воздухе. Легендарный Железный Тирас носил Боло бер'Хан, старший из семерых братьев-берсеров, от которых пошли варханские кланы. Великий Боло надел Тирас перед последней битвой, когда была окончательно уничтожена армия Проклятых. Его клан был единственным, который в каждый момент времени насчитывал лишь одного представителя – самого Бер-Хана. То есть каждый новый Бер-Хан, надевший Железный Тирас и вставший во главе Орды, вступал в клан Боло бер'Хана – и в конце жизни покидал его, чтобы освободить место для следующего. Гильдия утверждала, что в каждом Хане воплощалась душа великого Боло.
Вдруг Максар понял, что означает этот герб: до сих пор все их разговоры с Эйзикилем оставались лишь частными беседами, а сейчас Гильдия официально подтвердила, что желает видеть его Бер-Ханом – вождем всего племени варханов, хозяином четырех миров.
Командер Сафон вошел в зал, подталкивая землянина; шагнув к столу, тот быстро огляделся и опустил глаза. Земную одежду его сменили варханские шаровары и куртка, на шее был рабский ошейник.
– Он может сопровождать клериков, – пояснил Максар. – Но раб не знает наш язык.
– Я знаю местный, – прошипел Фелиз. Повернув голову к землянину, он сказал что-то. Тот вздрогнул и быстро ответил: 'Ростислав Лагойда'.
– Рос, – поправил Фелиз. – Будешь Рос.
– Да, Рос, – согласился раб.
– Мой ученик спросил его имя, – пояснил Эйликиль. – А раб ответил.
– Хорошо, – Максар снова взял в руки токер, положил ладонь на украшающий цевье герб. – Объясните ему: он будет служить нам. Он должен доказать свою смелость и преданность, тогда он станет свободным.
Эйзикил перевел. Рос кивнул и что-то ответил. Он избегал бросать даже мимолетный взгляд в сторону Максара – хорошо запомнил урок, полученный в машине по дороге сюда.
Когда старик закончил, комендант добавил:
– А это ему объяснять не надо. Предатель – всегда предатель, поэтому на самом деле его ждет только рабство и смерть. Фелиз, хорошо следи за ним и убей при первом же подозрении в измене. Но пока он жив – получи от него всю пользу, какую сможешь. Эйзикил, ты объяснил рабу, что надо делать?