- Понятно, - вставил я, когда Мигель замолчал, - Грядет насильственная смена власти, а мы заключили контракты с правительством, которое уже завтра можно свергнуть. Аманде есть о чем подумать.
- Нам всем есть о чем подумать, - поправил Мигель. - В армии нет согласия, и это единственная причина, по которой она еще не встала на сторону революции. Ты человек здесь новый, и первое, что бросится тебе в глаза, - это нелепость здешних армейских традиций. Но что самое необъяснимое: традиции эти процветают в среде людей вовсе не богатых. Культ знамен, формы… музыка, дуэли за один только косо брошенный взгляд, болезненное чувство превосходства именно твоего полка и готовность по бездумному сигналу вцепиться в горло "чужакам" из другого…
- Постой, - удивленно произнес я. - Армия, о которой ты говоришь, просто не может называться армией.
- Правильно. Вот почему с Кенси и Яном заключен контракт для превращения всего этого разномастного сброда под громким названием "нахарская армия" в некое подобие реальной оборонительной силы. Государства, окружающие Нахар, изнемогают от нетерпения поскорее прибрать к своим рукам эти земли. Будь ситуация нормальной, Грэймы уже давно добились бы успеха. Но все осложняется тем, что простые солдаты видят в братьях не что иное, как "инструмент" упрочения власти ранчеров; революционеры на всех углах призывают немедленно вышвырнуть дорсайцев из страны, а полковые командиры не могут или не хотят найти с Грэймами общий язык. Сомневаюсь, что в подобной ситуации можно сделать для армии что-нибудь полезное. Напротив, с каждым днем положение братьев, а теперь и ваше с Амандой, будет становиться все более непредсказуемым и угрожающим. Реальный выход, по моему убеждению, один: Кенси и Ян поступят мудро, если разорвут контракт, оплатят издержки и покинут страну и планету.
- Если бы все ограничивалось возмещением убытков по расторгнутому контракту, то здесь бы никогда не оказался профессионал, подобный Аманде, - заметил я. - Тут, возможно, все запутаннее и сложнее, чем может показаться на первый взгляд, а прежде всего потому, что конфликт может затронуть честь Дорсая.
Мигель промолчал.
- А как ты? Каково твое положение здесь? Ты ведь тоже дорсаец?
- Я?.. - прошептал он, не отрывая взгляда от ветрового стекла. И, глядя на его потемневшее лицо, я отчетливо понял, что осталось недосказанным между нами.
Для таких людей, как Мигель, на родной планете существует меткое определение: их называют "потерянными". К ним не относятся те, кто не стал профессиональным военным. Так называют тех, кто, выбрав для себя жизненный путь, вдруг бросал все - неожиданно и без объяснений. Насколько я знаю, Мигель, с отличием закончивший академию, после выпуска неожиданно для всех вычеркнул свою фамилию из списка назначений и, ничего не объяснив даже своим родным, оставил планету.
- Я капельмейстер третьего нахарского полка, - сказал он. - Однополчане меня любят. Наверное, потому, что не видят во мне дорсайца, хотя… - Он снова улыбнулся своей грустной легкой улыбкой: - Хотя на дуэли не вызывают.
- Понятно.
- Да-а. - Мигель коротко взглянул на меня, - Если формально считается, что армия верна Конде, то на самом деле везде царит разброд. Вот почему с таким трудом мне удалось раздобыть это средство передвижения.
- Понятно, - снова повторил я и приготовился задать новый вопрос, как дверь позади нас открылась и в кабину шагнула Аманда.
- Корунна, - обратилась она ко мне, - ничего, если я немного поболтаю с молодым человеком?
Взгляд ее, скользнув по моему лицу, задержался на Мигеле. Аманда улыбалась, и он улыбался ей в ответ. А я, глядя на них, думал, что Мигель в таком душевном состоянии вряд ли сможет увлечься Амандой. Но то, что она была рядом, будило воспоминания о доме, а значит, согревало душу.
- Не возражаю, - сказал я, вставая, - Пойду поговорю с посланником.
- Он стоит того. - Слова Аманды догнали меня в дверях кабины.
Падма смотрел в окно на однообразную в своей бес-крайности степную равнину, тянущуюся до горного кряжа, давшего имя Гебель-Нахару. Аэробус, по конструкции своей предназначенный для полетов над землей, хотя и допускал возможность подъема к границам атмосферной зоны, сейчас летел на высоте не более трехсот метров.
Стоило с легким щелчком захлопнуться за мной двери пилотской кабины, как Падма отвернулся от окна и взглянул на меня.
- Ваша Аманда просто восхитительна, - произнес он, стоило мне занять сиденье напротив. - Особенно это должны понимать те, кто молод.
- Аманда то же самое сказала о вас. Да, кстати, она не так молода, как выглядит.
- Я знаю, - Падма улыбнулся, - и говорю так с высоты прожитых мною лет. Для меня даже ты кажешься юношей.
Я рассмеялся. Молодость моя осталась лишь в воспоминаниях о тех счастливых годах, что оборвались страшным именем - Баунпор… Хотя с полным правом можно утверждать, что я не достиг даже зрелого возраста.
- Мигель говорил, что Нахар стоит на пороге социальных потрясений, - начал я.
- Он прав, - Улыбка медленно покинула лицо экзота.
- Не это ли привело такого человека, как вы, в Гебель-Нахар?
Лицо Падмы оставалось серьезным, а в глазах мелькнула усмешка.
- А я думал, только Аманда способна на подобные вопросы…
- Вы удивлены моим вопросом? Извините, но все же кажется странным, что посланник выбрал для своей резиденции такую глухую провинцию, как Гебель-Нахар.
- Ты прав, - Падма покачал головой. - Но причины, приведшие меня сюда, интересны прежде всего экзотам. Боюсь, я не вправе обсуждать их.
- Но вы ведь знаете, что страна неумолимо движется к революционному взрыву?
- О, конечно. - В его осанке, в положении рук, темным загорелым пятном выделявшихся на голубом, чувствовался удивительный внутренний покой. Таким же бесстрастным было и его лицо. - События в Нахаре есть отражение общих законов развития этого мира.
- Только этого мира?
Глядя мне прямо в глаза, Падма улыбался.
- Наука экзотов - онтогенетика - изучает закономерности во взаимодействии всех известных нам сил природы и общества, сталкивающихся в мирах Вселенной. Но ситуация, сложившаяся в Нахаре, и в особенности в Гебель-Нахаре, без сомнения, результат столкновения местных, сетанских интересов.
- Международная планетарная политика…
- Именно так, - подтвердил он кивком головы, - На-хар окружен пятью государствами, не имеющими столь обширных свободных территорий. Соседи вряд ли откажутся от возможности установить над частью или даже над всей колонией свой контроль.
- А кто поддерживает местных революционеров?
Падма резко отвернулся к окну и несколько мгновений молча и сосредоточенно изучал проплывающий под нами ландшафт. Пожалуй, было бы большим нахальством предполагать, что моя своеобразная внешность, невольно подталкивающая людей к откровенности, сможет оказать подобное воздействие на экзота. Но сейчас, правда лишь на мгновение, я снова испытал то знакомое чувство готовности собеседника доверить мне глубоко сокровенное.
- Извини меня, - наконец нарушил молчание Падма. - Наверное, из-за возраста, но в последнее время я ловлю себя на мысли, что часто думаю об окружающих как о маленьких детях.
- Сколько же вам лет?
Он улыбнулся:
- Я стар… и продолжаю стареть.
- В любом случае я недостоин ваших извинений. Согласитесь, было бы нелепо ожидать, что пограничные страны не примут участие в революционных событиях, происходящих вблизи их рубежей.
- Разумеется, - подтвердил Падма. - Но как ни плохо сейчас в Нахаре, страну ждут страшные времена, если революция закончится успешно. Когда победители начнут борьбу за власть, страна превратится в груду дымящихся развалин. Соседи выжидают и готовятся к тому благоприятному моменту, когда можно будет начать вторжение и извлечь для себя максимум выгод. И ты был абсолютно прав, когда упомянул планетарный комитет. Политики работают, но слишком серьезные задачи стоят сейчас перед ними.
- Но тогда кто подогревает эту угрожающую ситуацию?
- Уильям, - Падма смотрел прямо мне в глаза, и, наверное, в первый раз за все время беседы я ощутил истинную силу гипнотизирующего взгляда его карих глаз. Настолько умиротворенно было его лицо, что казалось, именно глаза вместили в себя всю его жизненную силу, и только по ним можно было догадаться, какие страсти бушевали в душе этого старого человека.
- Уильям? - переспросил я.
- Да, Уильям Сетанский.
- Все правильно, - Я вспомнил, что уже слышал это имя, - Если я не ошибаюсь, именно он владеет этой планетой?
- Наверное, не совсем будет правильно сказать - владеет. Он контролирует большую часть этой планеты, а также множество других миров. Но не все находится в его руках - даже здесь, на Сете. Вот тебе один пример: нахарские ранчеры в сделках с Уильямом, забывая внутренние распри, всегда выступают единым фронтом, и все его попытки внести в их ряды раскол и установить полный контроль над Нахаром до сей поры заканчивались неудачей. Его влияние здесь весьма ограниченно и существует лишь благодаря ловкому манипулированию внешними силами, с которыми приходится иметь дело ранчерам.
- Так значит, он - главный идеолог революции?
- Да.
Только теперь я понял, что именно происки Уильяма привели Падму в эту, некогда "тихую обитель". Экзоты всегда преувеличенно серьезно относились к той части онтогенетики, которая занималась изучением взаимодействия социальных слоев общества и ее отдельных личностей; а Уильям, как один из современных "потрясателей устоев" с его махинациями и интригами, безусловно, попадал в сферу их самого пристального внимания.
- Все это понятно, но интересов Дорсая, если не считать сложностей с контрактом Грэймов, происходящее, по большому счету, не затрагивает.
- Не совсем так, - возразил Падма. - Уильям - личность, безусловно, незаурядная - знает, как одним камнем подбить две, а при удачном стечении обстоятельств - пятьдесят птиц. Непосредственно сам или через своих доверенных лиц он собирает отряды "солдат удачи" - наемников. События в Нахаре могут подорвать репутацию военных с Дорсая.
- Понимаю… - начал я и замер на полуслове, потому что неожиданно корпус аэробуса задрожал, как от сильного удара.
- Вниз, быстро! - крикнул я и потащил Падму на пол, подальше от окна аэробуса. Тут проявилось еще одно замечательное качество экзотов: они безоговорочно доверяют профессионалам - людям, знающим свою работу. Он послушно подчинился мне, не проронив ни единого слова.
- Что это было? - спросил он через некоторое время, все еще продолжая неподвижно лежать на том месте, куда я его пристроил.
- Нас пытались сбить, - коротко бросил я, - Пожалуйста, оставайтесь внизу.
Пригибаясь, я пробежал по проходу, открыл дверь пилотской кабины и переступил ее порог. Как по команде, головы Аманды и Мигеля повернулись в мою сторону, их лица были встревожены.
- Кто это охотится за нами? - спросил я Мигеля.
В ответ он лишь пожал плечами:
- Не знаю. Здесь, в Нахаре, ожидать можно чего угодно, а сделать это мог кто угодно. Революционер или тот, кто терпеть не может дорсайцев, экзотов, а возможно, и меня. Наконец, это мог быть пьяница, наркоман или "герой", показывающий свою молодецкую удаль.
- И при этом имеющий боевое оружие, - добавил я.
- Ну, это не проблема, - усмехнулся Мигель, - Сейчас трудно найти в Нахаре человека невооруженного, и большинство из них, законно или не очень, владеют настоящим оружием.
Кивком головы Мигель показал на ветровое стекло.
- Во всяком случае, мы уже почти прибыли.
Я прижался лицом к стеклу иллюминатора. Гебель-Нахар - правительственная резиденция колонии - сверху выглядел как цепочка соединенных между собой строений, спускающихся до середины склона невысокой горы. В ярком солнечном свете он напоминал бы модный курорт, построенный на сбегающих вниз по крутому склону открытых террасах, если бы каждая терраса не упиралась в глухую стену, представлявшую собой мощное фортификационное сооружение, оснащенное тяжелой артиллерией. Имея хорошо обученный гарнизон, Гебель-Нахар, по крайней мере, был неприступен для атакующих с равнины.
- А что по ту сторону? - поинтересовался я.
- Отвесная скала с вырубленными площадками для тяжелых орудий. К орудиям ведут прорытые в горе туннели, - ответил Мигель. - На их строительство ранчеры не поскупились. Если действительно станет жарко, и они, и вся их родня сбегутся под защиту этих орудий.
Не успел он договорить, как наш аэробус мягко заскользил по взлетной полосе. Оставив пилотскую кабину, мы присоединились к Падме и уже через несколько мгновений один за другим спустились на гладкий бетон.
- Совершенно не могу понять, что происходит, - озадаченно произнес Мигель, удивленный необычной тишиной, царившей вокруг.
Не двигаясь с места, мы настороженно озирались, готовые в случае опасности возвратиться в аэробус и немедля снова подняться в воздух.
Громкий крик заставил всех нас резко повернуться. За криком послышался топот ног, а еще через мгновение на взлетную полосу выбежал солдат в зелено-красной униформе нахарской армии с нашивками музыкантской команды и с болтающимся на боку энергоружьем. Добравшись до аэробуса, он остановился напротив нас, покачиваясь и с трудом переведя дух.
- Сэр… - Воздух со свистом вырывался из его натруженных легких. - Ушли…
Мы молча ждали, когда солдат восстановит дыхание, и действительно, через несколько секунд он предпринял новую попытку на архаичном испанском объяснить, какое чрезвычайное происшествие заставило его так бежать и так запыхаться.
- Они ушли, сэр! - выкрикнул солдат, обращаясь к Мигелю, - Они ушли, все полки, все до одного!
- Когда? - коротко бросил Мигель.
- Два часа назад. Они все решили… решили заранее. В одно и то же время, словно по команде, в каждом взводе появился свой агитатор и начал кричать, что настало время уйти и пробил час показать этим ricones, кого поддерживает армия. Тогда они схватили свои ружья, развернули знамена и пошли строем… Вот, смотрите!
Солдат махнул рукой в сторону равнины. Транспортная зона находилась между пятым и шестым уровнем вверх по склону Гебель-Нахара. Отсюда, да пожалуй, с любого другого уровня лежащая внизу равнина прекрасно просматривалась на многие мили вперед.
Напряженно вглядываясь вдаль, мы у самого горизонта увидели слабые перемещающиеся блики отраженного солнечного света.
- Это они разбили там лагерь. Ожидают, что к ним придет подкрепление из соседних стран, и тогда они вернутся и закончат революцию.
- Все ушли? - Вопрос, заданный Мигелем по-испански, заставил солдата резко повернуться.
- Все, кроме нас - вашей команды. Теперь мы лейб-гвардия его величества Конде.
- А где дорсайские инструктора?
- Были в своих кабинетах, сэр.
- Я немедленно отправляюсь туда, - обращаясь к нам, быстро проговорил Мигель. - Господин посланник последует в свои апартаменты или присоединится к нам?
- Я пойду с вами, - сказал Падма.
Мы пересекли транспортную зону, вошли в служебный корпус и долго блуждали по бесконечным кабинетам с огромными, во всю наружную стену, окнами. Кенси и Яна мы обнаружили в одном из таких кабинетов. Братья Грэй-мы стояли у массивного письменного стола, за который при желании можно было усадить не менее полдюжины человек.
Они повернулись, и я ощутил, что снова нахожусь в плену странных иллюзий, испытываемых всякий раз, стоило близнецам оказаться рядом.
Эффект был достаточно силен при знакомстве с одним из братьев, но когда - как сейчас - их оказывалось двое, чувство это возрастало многократно.
Несмотря на их рост - а каждый был, пожалуй, на целую голову выше меня, - Грэймы отличались настолько правильным сложением, что их истинные пропорции не поражали и не казались выдающимися, пока не появлялся некто третий, с которым можно было сравнить. На расстоянии братья выглядели как люди, обладающие ростом чуть повыше среднего.
Далее происходило следующее: считая близнецов людьми обычными, то есть подсознательно недооценив их, вы или некто третий делали несколько шагов, и тут начиналось самое интересное, потому что с каждым новым шагом вы или он, или она прямо на глазах начинали расти вниз. Может быть, это субъективное восприятие, но согласитесь, уменьшаться в росте по отношению к другому - ощущение довольно необычное.
На этот раз роль этакого эталона выпала на долю Аманды, которая сразу же, как только мы переступили порог кабинета, бросилась к братьям. Ее родной дом - усадьба Фал Морган, совсем рядом с Форали, где жили близнецы, и все трое росли и воспитывались вместе. Я уже говорил, что Аманду никак нельзя назвать маленькой, но стоило ей оказаться рядом с Кенси, сжать его в объятиях, как на глазах она стала превращаться в хрупкую малышку.
Я двинулся за ней и протянул руку Яну.
- Корунна! - воскликнул он.
Ян принадлежал к числу тех немногих, кто продолжал называть меня по имени. Моя ладонь утонула в его крепкой ладони, а лицо его, так похожее и одновременно так разительно отличающееся от лица брата, склонилось надо мной. Да, они были удивительно похожи, эти два брата-близнеца, и одновременно пропасть различий, глубиной во вселенную, лежала между ними. Это относилось не к физической мощи братьев. Образно выражаясь, Ян был лишен внутреннего огня, и потому казалось, что от Кенси исходит в два раза больше тепла и солнечного света, чем от обычного человеческого существа.
Но, несмотря на это, я нигде не встречал двух столь близких, дополняющих друг друга людей.
- Тебе нужно возвращаться, - спросил Ян, - или ты останешься, чтобы отвезти назад Аманду?
- Я могу остаться. Время моего отлета на Дорсай строго не определено. Могу ли я быть в чем-то полезен вам?
- Да, - просто ответил Ян, - Мне с тобой нужно поговорить. А сейчас извини…
Он повернулся, желая поздороваться с Амандой. Затем Ян попросил Мигеля, чтобы он встретился с Конде и узнал, сможет ли тот принять их. Мигель почтительно склонил голову и вместе со встретившим нас на взлетной полосе солдатом поспешил к выходу. Наверное, команда Мигеля, несколько слуг Конде, он сам да еще обитатели этой комнаты - вот все, кто в этот час составлял население Гебель-Нахара. Хотя крепость строилась таким образом, что при необходимости ее могла защищать горстка воинов, но даже этой горстки не осталось здесь, ведь те сорок человек полкового оркестра, если не считать умения маршировать строем, вряд ли были обучены другим видам военного искусства.
Кенси остался беседовать с Амандой и Падмой, а Ян провел меня в соседний кабинет, жестом указал на кресло и сам сел напротив.
- Извини, но я не знаю условий твоего нынешнего контракта, - начал он.
- Что касается контракта, я не вижу здесь серьезных проблем. Служу я в соединении, которое нанял Уильям Сетанский. Мой командир - Хендрик Галт. Мы сейчас не участвуем в боевых операциях, и более половины старших офицеров находится в отпусках. Но если ситуация потребует моего присутствия, я могу задержаться, и Галт все поймет, как бы понял любой дорсаец. Я не служу Уильяму, я офицер Галта.
- Хорошо, - произнес Ян.