Как оказалось, Алексей был прав - казачий острожек стоял неподалёку от места столкновения с казаками. Проплыв несколько километров вниз по реке, ангарцы приметили на левом берегу небольшое укрепление. Оно состояло из двух длинных изб барачного типа, соединённых частоколом, да пары широко сложенных башен. Заметили и канонерку, о чём возвестили удары по подвешенной железяке. Видимо, внутри крепостицы были не все её обитатели. Сазонов приказал матросам выводить дощаник, а Сартинову - дать протяжный гудок и подходить к берегу, насколько даст осадка. Когда случилось несчастье с Матвеем, этого сделать не удалось - помешала песчаная коса. Сейчас же укрепление казаков было как на ладони, а обе пушки главного калибра смотрели на него хмурыми взглядами озлобленных смертью товарища пушкарей. Сазонов осмотрел острожек в бинокль и приказал старшему корабельному артиллеристу:
- Заряжайте орудия, мужики! Если они будут сидеть за своим частоколом, надо будет пальнуть с недолётом.
Второй гудок звучал дольше первого, а часть экипажа, тем временем, уже находилась на берегу. После гудка, Сазонов, взяв из рубки рупор, также сошёл на берег, после чего обратился к казакам:
- Эй, в крепостице! Государевы ли вы люди, али воровские казаки, а ну - выходи на разговор к нам, людям ангарского князя великого!
- Мартын! Беда! Корабль, о коем баяли, с бесовским дымом заместо вёсел… - тучный казак, тяжело стуча сапогами, вбежал в душную светлицу, разбудив спящего после обеда пятидесятника.
- Что, Михалко?! - оторопел Васильев, хлопая осоловевшими глазами.
- Прибыл он, чего! Вона, идёт недалече по реке дым евойный поганый к небу подымается! - казак, надсадно дыша, буквально силой выталкивал Мартына из вороха тряпья.
Васильев, наконец, осознал, что ему пытается сказать Мишка и, подпрыгнув на лавке, схватился за саблю. Мысли тяжким ворохом пронеслись в его голове, он вспоминал, что ему говорил в Якутске воевода Пушкин. В висках отдавался гулкие удары в набат.
- Онегарцы, знамо, явились, - процедил он, положив на колени свои широченные ладони. - И чего им надобно?
- О том не ведаю, Мартын, - простодушно посмотрел в глаза пятидесятника Мишка. - Иттить надо.
И тут раздался долгий и протяжный рёв, будто подраненный дикий зверь испускал дух. У Мишки тут же скривилось лицо, будто он набрал в рот полную горсть кислющей клюквы. Да и Мартын малость струхнул, однако своему десятнику не показал оного.
- Пошли, чего встал, яко чурбан неповоротливый! - превзнемогая появившуюся дрожь в ногах, Васильев решительным шагом вышел на двор и направился к башне, что смотрела на реку. За ним обречённо поспевал Мишка. Казаки, между тем, уже заняли свои места на стенах, готовые отражать атаку врага. Фитили ружей курились струйками дыма, люди Васильева, кто напряжённо, а кто с изумлением, осматривали невиданный прежде речной корабль.
- Чего делать будем, Мартын? - зычно крикнул один из казаков, стоявших на стене. - Глянь, пушки какие немалые!
- Обожди, Сёмка! Чичас решим! - махнул на казака рукою Мишка.
Над рекой вновь раздался дикий рёв, идущий с корабля чужаков. Казаков пробрало до костей, кто-то даже выронил мушкет. Выругавшись на растяпу, Мартын посмотрел на своих товарищей - немногие из них решительно сжимали оружие. Большинство было подавлено видом пришедшего под их острожек онегарского корабля и жуткими звуками, исходящими из его нутра.
- Чёртов вой, - воскликнул кто-то. - Что там у них сидит на корабле?
- Мартын, дощаник наш! - возопил вдруг Мишка, приглядевшись. - А робяты ихде?
- Клятые онегарцы! Сучьи дети, - процедил пятидесятник. - Убиванные они, где им ещё быть? А теперь они и за нами пришли! Готовьтесь к смертному бою, братцы!
- Эй, в крепостице! - раздался властный голос с берега.
Казаки машинально притихли, слушая, что скажет этот онегарец. Мартын хмыкнул, прилаживая мушкет между зубцов частокола.
- Государевы ли вы люди, али воровские казаки, - продолжал кто-то из чужаков.
- Сам ты вор! - не выдержал один из казаков. - Ишь чего языком болтает!
- А ну, выходи на разговор к нам, людям ангарского князя великого! - закончил незнакомец.
Казаки переглянулись невесело. Мартын покачал головой и выглянул из-за частокола:
- А ты кто таков и пошто у вас дощаник наш? И где казачки мои?
- А ты иди сюда, коли не трус. Тут и поговорим.
- Не ходи, Мартын! Чую, выманить тебя хочет, поганый, - проговорил взволнованно Мишка. - Уйдём лесом.
- Супротив пушек тех не совладать нам, Мартын, - согласился с десятником старый казак. - Лесом уходить надо, Мишка верно бает.
Мартын невесело оглядел своих сотоварищей, снова покачал головой и задумался, опустив голову. Затем, ругнувшись, пихнул Мишку в толстый бок:
- Пошли, вызнаем, чего им надобно. Заодно про Микитку расспросим, может они и не убивцы вовсе.
- На туземцев диких нарвались, как Вихорка? - спросил Мишка, нервничая. Идти к онегарцам ему решительно не хотелось. Лучшим решением он считал уйти из крепостицы и переждать в лесу, покуда этот корабль уйдёт, всё одно лучше, нежели учинить с чужаками бой.
Выйдя из крепости, Мартын решительным шагом направился к берегу, щурясь от яркого солнечного света. Здорово припекало, в кафтане было очень жарко и Васильев постоянно отирал рукавом пот с красной от загара шеи. Когда пятидесятник ступил на прибрежный песок, к нему навстречу двинулся и чужак. За ним казак увидел ещё с десяток воинов. Все они были одинаково одеты, даже пара туземцев. Их-то чего нарядили?
- Кто таков будешь? - буркнул Мартын, вглядываясь в лицо незнакомца. Оно было тщательно выбрито, на немецкий манер. - Латынец?
- Ты пыл свой сбавь, казак! - резко бросил онегарец. - Звать меня Сазонов Алексей, а чин мой воеводский. Воевода я албазинский. Ну а ты кто?
- Пятидесятник я казачий, Мартын Васильев, - проговорил в ответ казак. Он чувствовал, как Мишка за его спиной и дышать перестал.
- Ну смотри, пятидесятник Васильев, внимательно, - воевода указал казаку на дощаник откуда уже убрали рогожу. Мишка подался вперёд - один из убитых, Микитка, был его дружком. Также среди тел Мартын увидел и мёртвого онегарца - молодого парня лет семнадцати. Потом воевода рассказал, как казацкий дощаник встретился им в пути и как казаки первыми начали стрелять, убив выстрелом в спину молодого матроса из команды корабля. Причём дело происходило на чужом для казаков правом берегу Амура.
- Теперь ты мне должен отдать пять человек, Мартын, - спокойным голосом, не терпящим возражений, проговорил Сазонов.
У Васильева перехватило дыхание, а стоявший сзади и не подававший признаков жизни Мишка шумно засопел. Мартына будто обухом ударили по голове, даже ноги едва не подкосились. С одной стороны он человек тёртый, опытный, многое повидавший в жизни. Не страшившийся переступить через кровь других и не дававший спуску пытавшимся провернуть это с ним самим. Он думал, что этот воевода начнёт орать, требовать отдать собранный ясак, грозить оружием, а, в конце концов, прикажет разбить их зимовье из тех грозных орудий, что стоят на его корабле. Но этот спокойный, уверенный в себе тон по настоящему расстроенного смертью одного из своих воинов нарушил то равновесное состояние, в котором находился пятидесятник.
"Стал бы Пушкин обо мне горевать?" - мелькнуло в голове Мартына.
- Это первый наш погибший товарищ на Амуре. Никто ещё не убивал у нас людей, кроме лихого человека с Руси, обманом пробравшимся к нам, да твоего казачка, - окончательно добил пятидесятника воевода. - Я, конечно, мог бы убить вас тут всех, да сжечь ваше смешное укрепленьице, но я хочу забрать пять человек.
- Погодь ты… - пересохло во рту у Васильева. - Пошто ты такое говоришь? Как это, отдать? Нешто они мне холопи какие? Да меня самого за такое дело! - перевёл дыхание Мартын. - На дыбу или в поруб!
Мишка, тем временем, начал пятиться задом, пытаясь вернуться в крепость и поведать товарищам о требовании чужаков.
- Мы не уйдём отсюда, пятидесятник, покуда я не пополню свою команду твоими людьми. У нас с царём Русским уговор о сём есть. Он нам по доброте своей исконной людей шлёт, а твои людишки учиняют убийства. Наш князь теперь, верно не захочет слать на Москву новых пушек для шведской войны. Потому как он будет крайне зол - у нас ещё ни одного воина не погибло в бою, а токмо из-за вашей злобы потеряли уже двоих!
Последнюю фразу воевода выкрикнул, а палец его упёрся в грудь Мартына. Мишка едва не брякнулся в песок, обернувшись назад. Воины воеводы, меж тем, сходили с корабля, охватывая берег.
- Сейчас я начну обстрел, а затем мы будем вязать вас, раненых да беспамятных. И тогда я заберу всех. Либо ты мне даёшь пятерых. Всё, уходи к своим людям, - воевода отвернулся от Васильева и, уже не обращая никакого внимания на стоявшего столбом Мартына, принялся командовать своими людьми. Убитого онегарца уже завернули в ткань и снесли на корабль. Мартын на негнущихся ногах возвращался назад, в Дукинское зимовье.
- Думаешь, они приведут тебе людей? - вздохнув, спросил воеводу капитан Сартинов.
- Нет, конечно же, не приведут. Сейчас будут прорываться или засядут до упора, - зло сплюнув, отвечал Алексей.
- Радировать потом будешь?
- Да, - негромко проговорил Сазонов. - Потом.
- А объяснительную с него чего не взял, Алексей Кузьмич? - обернулся к воеводе Фёдор.
- А что напишет-то? Только с моих слов? - отвечал Алексей.
Но стрелять в этот день ангарцам больше не пришлось. Не прошло и двадцати минут, как из крепости вышло трое казаков, которые сразу же направились к "Тунгусу", а ещё двоих, упирающихся, волокли их недавние товарищи. После того, как эту пятёрку приняли на борт, Сазонов приказал собираться и уходить, не медля.
- Воевода! - услыхали на канонерке возглас с берега, когда уже убирали мостки.
- Алексей Кузьмич, тебя недавний толстобрюхий собеседник изволит требовать, - Сартинов с саркастической улыбкой указал на оставшегося у канонерки казака. Остальные же уже уходили к зимовью.
- Чего надо? - крикнул один из матросов.
- Возьмёшь и меня с собою, воевода?
Алексей, стоявший у борта, тут же приказал отпустить одного из брыкавшихся недавно казаков, а назвавшемуся Мишкой велел заходить.
- Пять же решил брать, - пояснил он капитану. - Ну с Богом. Островок надо покрасивше выбрать, Матвейку похоронить по-людски.
Вечером пятидесятник, обходя острожек, присел к костру, у которого собрались человек десять казачков. Те, однако, в тот же момент смолкли, хотя до этого они с пылом что-то обсуждали. Весьма обозлённый уходом верного прежде Мишки, Мартын взъярился и на остальных казаков, подозревая и тех в измене:
- Коли этот перебежник сбёг, то оно не значит, что у онгарцев служба легка!
- Мишка сказывал, что у нех никто ворогом убит не был доселе. Вишь, как воевода был зол от убивства одного токмо воина, - с расстановкой произнёс старый казак, не глядя на Мартына.
- А у нас вона, от туземцев третьего дня Вихорка сотоварищи сгинул, - зло буркнул молодой одноглазый парень с серьгой в ухе. - Стрелами утыканным только Ваньку и нашли.
- Вы что же, казачки мои родные, - ехидно начал Васильев, - желаете вслед за Мишкой уйти? Так шуруйте! Вона, поганый корабль их вниз по реке ушёл! - уже выкрикнул пятидесятник.
- Уйдём, коли нужда такая будет, - отвечал старик. - А допрежь оного не получили мы ни денежной, ни соляной и ни хлебной казны.
- Ага, а у ентих онгарцев, Мишка сказывал, рожи добрые! - заметил сидевший в отдалении бородач. - Они нужду не испытывают.
На что Мартыну оставалось лишь заскрипеть зубами. В тот же день пятидесятник Мартын отписал бумагу воеводам якутского острога Пушкину и Супоневу. Как и было ему прежде наказано на случай появления чужаков-онгарцев:
Государя Царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии воеводам Василью Никитичю, Кирилу Осиповичю да дияку Петру Григорьевичю ленсково розряду пятидесятничишко Мартынко Василев челом бьет. В нынешном во сто пятьдесят первом году по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу и по вашей наказной памяти быти мне на Омуре-реке, ясашный сбор учинять, да приглядывать за рекою той. Седьмово дня явились онгарские людишки на корабле без вёсел и парусов, да тот корабль токмо дым к небу пускал поганый. А ещё внутре у оного корабля рёв рождается, яко зверь какой дикий кричит. Оттого у людишек моих страх учинялся. А корабль тот при себе лодию тащит. Тако же и наш дощаник притащил, в коем убиенные казаки Микитка да Онтипка, да онгарец один именем Матвейка. Онгарский воевода Алексей Сазонов стребовал с меня пять козаков взамен убитого моими людьми того Матвейки. Баял он, что де казачки наши учинили драку и были биты. А ещё воевода онгарский сказывал об том, будто Государь наш Михаил Федорович шлёт им тех людишек и коли я не дал бы им пять казачков, то Государь наш и великий князь в гневе пребывать станет и осердится весьма. А теперь оскудел я людишками по воле онегарского воеводы. И ежели в Дукинский острожек прибавки людей не будет, да от онгарских людишек на Омуре-реке житьё будет тесно. То и ясаку государева собрать будет некем, коли всех служилых людей они забирать будут. А всего с толмачами нас тут двадцать семь человек. А в Охотский многолюдный острог к стольнику и воеводе к Петру Петровичю писал многажды о людех о прибавошных, и Петр Петровичь людей не присылывал. А дал я онегарцам людишек тех, кто смуту учинять думал и лаялся, яко пёс какой. А землица тут богатая и ежели людишек сюда присылать во множестве, то государева земля пространится и пашенные крестьяна и всякие люди коньми и скотом обзаведутся нашею службишкою. На то и уповаю, Божиею милостию.
151-года, июля в осьмой день подал служилой человек
Мартынко Василев.
Похоронив Матвея на вершине холма одного из красивых островов, "Тунгус" продолжал свой путь, постепенно подходя к цели похода - амурскому устью. Уходя от острова, Сартинов дал протяжный гудок, прощаясь с убитым. Теперь даже казакам он не показался душераздирающим рёвом, как было ещё недавно. Они были впечатлены тем отношением к простому парню, которое проявил к нему воевода, самолично выбрав место для могилы, он долго стоял рядом с непокрытой головой, пока не был произведёт салют. К каждому из четырёх казаков, что пришли по своей воле к нему на "Тунгус", Сазонов приставил по одному человеку из экипажа, для того, чтобы они поскорее вошли в ритм команды. К упиравшемуся же отроку с едва пробивающейся пушком бородой несколько раз подходил десятник Мишка:
- Да не упрямся, ей Богу, Симеон! Нешто тебе с онгарцами хуже будет, чем у Мартына?
- Не трепись попусту, перебежник! - зло посмотрел на десятника парень. - Тебе, дивлюсь, хорошо стало?
- А что мне сдеется? - засмеялся Мишка. - Я ещё в Енисейске всякого наслушался об онгарцах и двор их видел.
- И что? - искоса глянул Симеон. - Уж тогда сбежать удумал?
- Так и есть! Ежели самый распоследний отрок ихней одет как боярский сын и никоей нужды не имает? Той зимой я много чего услыхал, чего ты и знать не знаешь. Ты, Симеонка, лучше бы уму-разуму набрался у онгарцев - выбился бы в люди.
- Так тебе и выбился? Нешто и ты захотел в люди податься? Может и бороду соскребёшь, яко латинец? - ухмыльнулся молодой казак.
- Нужды в том нет, - улыбнулся Мишка. - Глянь сам, половина онгарцев с бородами и все с крестом на груди. Пошто скрести-то? Ты подумай, упорство ни к чему. Чего тебе упорствовать - к Мартыну возвращаться? Да на кой ляд?
Амур разливался шире, многочисленными протоками соединяясь с обширными озёрами, попадались и болотистые низины. Вдали виднеются сопки, поросшими хвойными и лиственными лесами. Экипаж канонерки в повышенным вниманием оглядывал проплывающие мимо берега, настороженно приглядывая за каждым прибрежным селением. Приамурские земли и дальше были заселены. Но теперь вместо крепких даурских домов попадались лишь шалаши и юрты гораздо более отсталого, чем прежние амурцы, народа. При виде канонерки эти люди разбегались, прятались в лесу. Земледелия они не знали, так как ни единого обработанного клочка земли замечено не было, тогда как в землях дауров и солонов каждое поселение окружали пашни. Ещё через день пути, вечером, когда "Тунгус" пристал к очередному островку на ночёвку, к своему новому начальнику капитану Фёдору Сартинову подошёл бывший десятник Мишка, а теперь стажёр-матрос Михаил Карпович Муромцев и сообщил, что виденный сегодня низкий хребет есть знак.
- Какой знак, Михаил? - с интересом спросил капитан. - Тебе знакомы здешние места?
- Конечно знакомы, товарищ капитан! - воскликнул бывший казак. - От Охотска мы плыли морем до амурского устья, а затем подымались супротив течения бечевой.
- Вот как! - поразился Сартинов. - Так какой же это знак?
- Острожек там Косогорский на островке стоит. А ещё туземцы там зело неприветливы, стрелами завсегда бьют чужаков. Ясашный сбор учинять трудно.
Покуда Фёдор молчал, обдумывая сказанное новичком, тот добавил:
- А до амурского устья там несколько дён пути будет.
- Ну да, ну да, - покивал головой капитан, - а ну, пойдём-ка со мной к воеводе.
Приказав бывшему казаку следовать за ним, Сартинов направился в каюту Сазонова - делиться новостями разоткровенничавшегося Муромцева.
Отпустили десятника примерно через час, покуда Сазонов не исписал несколько листов своего блокнота данными, полученными от Михаила. Тот оказался на радость словоохотливым и поведал ангарцам практически всё, что знал о действиях служилых и гулящих казаках в Сибири. Как он зимовал в Енисейске, как шла ватага от Туруханска до Якутска, а оттуда в Охотский городок. Как оттуда шли морем до амурского устья. Да как отбивали приступы гиляцких людишек в Косогорском острожке. Алексею наиболее интересным показалось то, что Охотский городок, основанный ранее прежнего времени оказывался на поверку центром, не меньше Якутска. Оказывается, что казачки уже вовсю плавали по Охотскому морю, обследовали Шантарские острова и устье Амура, открыли Сахалин и Татарский пролив. Сартинов также был поражён этим обстоятельством. Единственно, что недостаток людских ресурсов пока ограничивал возможности сибирских воевод.
- Чую, эдак нас скоро попросят потесниться малость, - озадаченно произнёс капитан, задув спичку, после того как зажёг второй фонарь.
- Вполне возможно, - согласился Алексей, - но только не в ближайшие годы, я бы даже сказал - десятилетия.
- Остальных слушать будешь? Я бы послушал, - предложил Фёдор. - Вдруг Муромцев чего упустил? Сазонов кивнул и, выглянув за дверь, приказал стоявшему неподалёку караульному матросу доставить к нему на разговор новичков.
- По одному! - проговорил Алексей.
Косогорский острог оказался гораздо более внушительным, нежели Дукинское зимовье. Тут было полноценное дерево-земляное укрепление, даже перед частоколом было натыкано множество заострённых кольев. А на берег у небольшого причала было вытащено три дощаника. На приземистых башнях виднелись медные пушечки.