Я успел заметить самое меньшее две пары босых пяток и усмехнулся: опять, видно, поножовщина в самый неподходящий момент приключилась, вот местные шишки и приказали разобраться с этим делом по-тихому, ни в коем разе не беспокоя съехавшуюся в город почтенную публику.
Ну да и Святые с ними! Я отошел от окна к висевшему на стене зеркалу, привычно провел пальцами по задней стороне, выискивая печать-благословение ордена Изгоняющих, и только после этого сдернул закрывавшее его полотенце. Придирчиво оглядел растрепавшуюся после бурной ночи черную шевелюру, нездоровую кожу лица, набухшие мешки под глазами и припухший нос, задумчиво потер слишком уж светлую щетину на подбородке и полез в несессер за помазком и бритвой.
Прошу любить и жаловать - мастер Серж Маагларь собственной персоной.
Прибывший с делегацией Марны купец, который слишком прижимист, чтобы, как все нормальные люди, пользоваться услугами цирюльника, зато всегда готов сделать предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Но это еще впереди, да.
Наскоро побрившись, я привел в надлежащее состояние лицо, хлебнул остававшегося в кувшине вина и, прополоскав рот, сплюнул в ночной горшок. Сменил ночную рубашку на исподнее, с трудом влез в штаны и заправил в них сорочку. Теперь еще сюртук, без него никак…
Отвратительно скроенный искусным портным синий сюртук был слишком узким в плечах, заставлял сутулиться и выпячивал живот, но, оглядев себя в зеркале, я остался полностью доволен увиденным.
Вылитый марнийский купец-сквалыга, и никак иначе.
Шейный платок, гольфы, остроносые туфли и украшенный фазаньим пером берет прекрасно дополнили наряд, а простая трость со стальным набалдашником позволяла не только соответствовать последним веяниям моды, но и удерживать уличных попрошаек на безопасном расстоянии от звеневшего монетами кошеля.
Заперев дверь, я покинул гостиницу и привычной дорогой зашагал к городской ратуше, не забывая поглядывать по сторонам. От меня ведь не убудет, а малая толика внимательности способна иной раз уберечь от весьма и весьма серьезных неприятностей…
Взять вот, к примеру, невесть откуда приблудившегося нищего. Обыватель твердо уверен, что убогие и калечные бродят по городу как Святые на душу положат, да только это совсем не так. У попрошаек своя жесткая иерархия, и любому зашедшему на чужую территорию побирушке неминуемо придется вскорости уносить ноги. И пусть этот конкретный горемыка занял не самое проходное место - да глухое тут место, чего там, - проигнорировать его неожиданное появление было бы слишком опрометчиво…
- Подайте защитнику отечества, потерявшему здоровье на лемском поле! - ухватив цепкими заскорузлыми пальцами мою штанину, загундосил колченогий мужик, кутавшийся в какую-то рванину. - Подайте, господин хороший, на пропитание ветерану славной армии Стильга!
А еще обыватель в массе своей редко замечает то, что происходит у него за спиной, и потому удар дубинкой или наполненным песком мешочком обычно повергает разиню в неописуемое изумление. До положения риз.
- Подайте!.. - вновь затянул калека, и, резко подавшись вперед, я коротким ударом сверху вниз расквасил ему нос.
Мужичонка опрокинулся на дерюгу; для верности я добавил острым носком модной туфли ему по печени и без промедления ткнул за спину лежавшей на сгибе левого локтя тростью. Набегавший сзади громила со всего маху наткнулся на железный оконечник, сипло охнув, сложился пополам и немедленно поймал челюстью взметнувшийся навстречу набалдашник. Сыпанули обломки гнилых зубов, бугай захлебнулся стоном и прилег отдохнуть рядом с подельником.
Третий жулик выхватил нож. Иззубренный и местами поржавевший, но при этом способный отправить оппонента на встречу со Святыми ничуть не хуже остро заточенного шедевра какого-нибудь известного оружейника.
Нехорошо…
Тростью по руке - хруст раздробленных костяшек будто бальзам на душу! - потом резко по колену и уже с оттягом по левой ключице.
Оболтус повалился на мостовую, но присутствия духа не потерял и сгоряча принялся нашаривать рукоять оброненного в грязь ножа; пришлось наступить ему на пальцы и протянуть тростью по ребрам.
- Ай! - взвыл тщетно пытавшийся выдернуть зажатую подошвой ладонь жулик. - Не надо! Хватит!
- Кто вас послал? - замахиваясь, спросил я.
- Никто!
- Кто вас послал? - Одновременно с вопросом трость шибанула парню по левому боку и, судя по звуку, перебила сразу два или три ребра. - Говори!
- Никто! - закашлялся бедолага. - Просто кошель приметили… Просто…
Легонько приласкав затылок обалдуя набалдашником, я отправил жулика в забытье, спокойно одернул сюртук и продолжил свой путь.
Совсем голытьба местная обнаглела - город полон стражников, а они почтенных гостей средь бела дня грабить надумали!
Нехорошо…
На собрание в ратуше я в итоге опоздал. Уже взбегая по стертым ступеням облицованного мрамором крыльца, увидел подпрыгивавшего от нетерпения главу торговой делегации Марны и замахал ему рукой.
- Ну что же вы, мастер Маагларь?! Ну как же так?! - проводя меня через оцепивших вход стражников, начал выговаривать обильно потевший толстяк с колыхавшимся в такт шагам вторым подбородком. - Его сиятельство ожидается с минуты на минуту, а вас все нет и нет! Я тут как уж на сковороде верчусь! Как же так?!
- Спокойствие, мастер Нарль, только спокойствие, - натянуто улыбаясь, попросил я, минуя брата-экзорциста.
Наряженный в длинный плащ, широкополую шляпу, полумаску и остроносые сапоги - все черной кожи, усеянной серебряными колокольчиками, - монах ордена Изгоняющих не обратил на меня никакого внимания, подпиравший рядом с ним стену "серый сюртук" тоже придираться не стал, а вот стоявшие дальше гвардейцы Драгарна потребовали сдать трость.
Ну и сдал, конечно. Почему не сдать?
- Идемте, мастер Маагларь, - заторопился толстяк. - Встреча состоится в кабинете бургомистра.
Статс-секретарь интендантской коллегии Драгарна кавалер Карл Альгре дожидался нас в кресле градоначальника, нисколько не смущаясь висевшего над ним портрета монарха сопредельного - и традиционно не слишком дружественного - государства. Его величество Грегор Четвертый наблюдал со стены завитые усики, аккуратные локоны и напудренные щеки горбоносого красавца с явным неудовольствием; я же к увиденному остался совершенно равнодушен. Глаза с хитринкой, волевой подбородок, острые скулы, вид решительный и мужественный - это ерунда. Главное, что у человека внутри. А внутри у кавалера Альгре зудела жажда наживы. Мне было об этом известно доподлинно.
Глаза - зеркало души, да. Но есть и другие, куда более надежные источники информации.
- Приносим свои извинения за опоздание, ваше сиятельство, - немедленно поклонился приложивший руку к сердцу мастер Нарль. - Произошла небольшая накладка…
- Не берите в голову, - махнул белоснежной манжетой статс-секретарь. - Право слово, не стоит так волноваться. В любом случае нет никакой возможности согласовать интересующие вас сделки.
- Но кожаные изделия Марны по праву считаются лучшими во всех Святых Землях! - воскликнул до глубины души пораженный этим пренеприятнейшим известием мастер Нарль, и я поспешил ухватить его под локоть.
- Видите ли, ваше сиятельство, - улыбка далась мне нелегко, но это была честная, открытая и немного печальная улыбка, а не вымученная гримаса пытающегося втюхать лежалый товар коммивояжера, - мы просто не можем вернуться на родину с такими известиями. Боюсь, в этом случае нам самим придется заняться изготовлением столь нужных вашей армии изделий.
- О? - в удивлении приподнял бровь кавалер Альгре.
- Марна переживает непростые времена. Война будит в людях не лучшие чувства, и наши тюрьмы сейчас переполнены еретиками, грабителями, ворами, а порой и теми, кто не столь быстро, как должно было, поддержал нового монарха…
- Боюсь, я немного не понимаю… - отставил бокал с вином статс-секретарь. - Вы хотите сказать…
- Все предлагаемые вашему вниманию товары изготавливаются на тюремных мануфактурах. И если сделка сорвется, в казне скоро не останется денег на пропитание этих несчастных.
- Благотворительность не мой конек! - надменно вскинул подбородок кавалер Альгре.
- Именно поэтому мы готовы делать отчисления в размере десятой части стоимости армейских закупок в… так скажем… резервный фонд для укрепления партнерских отношений…
- Вы предлагаете взятку? - приподнял бровь изрядно удивленный такой прямотой Альгре.
- Как можно?! - обмер мастер Нарль.
- Взятку? Какое мерзкое слово, - поморщился я. - Взятки предлагают за что-то однозначно незаконное, а наши товары действительно лучшие. Полагаю, стоит рассматривать эти перечисления как некий страховой взнос. Наш поверенный в Норвейме…
- Это детали, - отмахнулся кавалер. - Скажите-ка лучше, любезный, какой в этом деле интерес лично у вас? Наполнение казны, еда для заключенных - это все понятно. Но вам-то что с того, мастер Маагларь? - неожиданно остро глянул мне в глаза статс-секретарь. - А?
- В случае успешного завершения переговоров, - немного даже смутившись, ответил я, - мне были обещаны несколько десятин земли неподалеку от Сарина. Имение - дрянь, но оно дает право на титул…
- Это меняет дело! - расплылся в улыбке кавалер Альгре, почуявший родственную душу. - Господа, чего же вы стоите? Присаживайтесь, присаживайтесь!
- Так вы согласны? - вытерев платком вспотевшее лицо, уточнил мастер Нарль.
- Разумеется, ведь ваши товары отменного качества! Надо только обсудить кое-какие детали… - рассмеялся статс-секретарь, и тут на башне ратуши ударил колокол.
И как ударил! Звук врезался в основание черепа подобно залитой свинцом дубинке, и на какой-то миг у меня перед глазами все поплыло. Стиснув ладонями виски, я дождался, когда затихнут начавшие ворочаться в глубине души призрачные тени, и с облегчением перевел дух. А звон никак не утихал, и вскоре к нему начали присоединять свои голоса колокола по всему городу.
Что за бесовщина? С войны такого не было…
- Не понимаю… - пробормотал мастер Нарль и ошарашенно уставился на распахнувшего дверь драгарнского гвардейца.
- Ваше сиятельство, приказано доставить вас в замок, - прямо с порога отрапортовал служивый.
- Что стряслось?! - вскочил на ноги едва не облившийся от неожиданности вином кавалер Альгре.
- Мор.
Ратушу я покинул в растрепанных чувствах. И было от чего: выезд из Лема перекрыли всем, невзирая на чины и звания, а первые заболевшие хоть и появились лишь сегодняшней ночью, но число умерших от непонятной заразы уже перевалило за две сотни. Люди покрывались язвами и сгнивали заживо в считаные часы, и никто даже предположить не мог, что именно послужило причиной этой напасти.
Ну - почти никто.
Слишком уж стремительное распространение болезни вызвало у меня нешуточные опасения, а потому, выйдя из ратуши, я остановил первую попавшуюся телегу с мертвецами, попросту перехватив поводья запряженной в нее коняги.
- Чего еще?! - завопил возница, из-за своей набитой целебными травами маски походивший на какую-то чудную птицу. - Проваливай, а то стражу кликну!
- Остынь! - Я кинул ему серебряную монетку в полмарки и отдернул закрывавшую тела дерюгу. - Постой пока, спешить-то уже некуда.
- Как некуда? - всплеснул руками возница, деньгу, разумеется, спрятавший. - Люди мрут как мухи, а возить кому? Мне!
- И Святые с ними, - поморщился я, разглядывая страшные язвы. Кожа и плоть мертвецов оказались прободаны местами до костей, и ни чумой, ни холерой вызвавшая мор болезнь оказаться не могла. Да и быстро, бесовски быстро все происходит.
- А вы, стал быть, медик, ваша милость? - оценив мой интерес, спросил возница.
- В каком-то роде.
- И что делать?
- Молиться, - на полном серьезе ответил я и зашагал прочь. - Молиться и верить…
И никак иначе - все тела несли на себе отпечаток потустороннего, и без порождений Бездны дело точно не обошлось. Вот только никогда еще одержимость не проявлялась подобным образом! Да и бесы способны овладевать лишь уже источенными грехом душами.
Нет, мор вызвали намеренно - кто-то в своих неведомых целях усилил заразу скверной. И этот кто-то нечеловечески ловок, раз на него до сих пор не объявили охоту экзорцисты из местной миссии ордена Изгоняющих.
А значит - помоги всем нам святой Себастьян Косарь!
Задумавшись, я не сразу обратил внимание на идущего навстречу высокого светловолосого священника, который слишком уж пристально разглядывал скромного торговца из Марны в моем лице. А когда тот затянул изгоняющий бесов псалом "Полный сборник молитв Николаса Слепца", спасаться бегством стало уже слишком поздно.
Да и куда бежать? Затеряться в толпе нечего и надеяться - ни одной живой души вокруг! Лишь я да этот слишком уж проницательный святоша! И откуда только его нечистые принесли?!
- Не надо, святой отец! Вы не так все поняли! - собирая в кулак всю свою волю, взмолился я, и тут в меня призрачным молотом врезалась яростная молитва.
Вера священника оказалась сильна. Невыносимая тяжесть обрушилась на плечи и заставила бухнуться на колени, вместо крови по венам потек жидкий огонь, а не дать святому слову развеять заточенных в глубине души отродий Бездны и вовсе получилось ценой неимоверных усилий.
- Эх, святой отец… - поднимаясь с колен, страдальчески поморщился я, потом встретился с тяжело отдувавшимся священником взглядом, и ругательства замерли у меня на языке.
Не зря один недоброй памяти экзекутор в свое время сказал, что глаза - это зеркало души. Заколотый в Сарине адепт ордена "Пламенной длани" был абсолютно прав: глаза и в самом деле могут слишком многое поведать внимательному наблюдателю о человеке. Особенно если в их бездонных глубинах кружатся обрывки душ, загубленных ради власти и личного могущества бесноватых.
Не священник приложил меня молитвой, а брат-экзекутор!
Здесь, в Леме, - экзекутор!
Прибудь он с официальным визитом, об этом давно бы судачил весь город, а значит, полуночник находится в городе на нелегальном положении. И…
…и тут он развернулся и побежал!
Глаза - мать их! - зеркало души, и в меня брат-экзекутор, в свою очередь, заглянул столь же легко! А заглянув и разглядев легион бесов, немедленно бросился наутек. И немудрено: душа человеческая неспособна выдержать ярость даже двух нечистых, и лишь выродки из выродков - Жнецы - могут совладать с подобной напастью. Не они одержимы, но наоборот.
Превозмогая расходящуюся по всему телу ломоту, я распахнул двери запрятанной в самой глубине души темницы, выхватил из свившихся в клубок порождений Бездны первую попавшуюся бесовскую сущность и заставил ее перетечь в руку. Скрипнул зубами из-за разъедавшей сознание боли, но все же собрался с силами и будто веригами обвил нечистого жгутами скверны. А затем глубоко вдохнул и метнул исчадие Пустоты вдогонку лжесвященнику.
Будто гарпун.
Да так оно в итоге и вышло - наполненная злобой и отчаянием тварь в один миг пронзила саму суть перепуганного человека, и обратный рывок вместе с бесом выдрал и душу беглеца, просто сочившуюся потусторонней силой отправленных экзекутором на костер одержимых.
А вот тело продолжило свой бег - тело не осознало, что оно уже мертво. Никаких ран, никаких увечий - и все же в нем не осталось ни капли жизни. Шагов через двадцать ноги мертвеца подкосились, он рухнул на мостовую и судорожно задергался в изначально обреченной на неудачу попытке спастись.
Не без труда скрутив трофейную силу в безумно-колючий клубок, я запрятал скверну под сердце и без всякой спешки направился к подергивавшему ногами экзекутору. Когда подошел, по серой рясе уже растеклось резко вонявшее мочой пятно, но сердце до сих пор колотилось, разгоняя по телу кровь. Осуждающе покачав головой, я ногой спихнул экзекутора в канаву с нечистотами - вот вам и еще одна жертва заразы, - и поспешил прочь.
Табор циркачей, комедиантов и прочих зарабатывавших на жизнь уличными представлениями фигляров облюбовал для своей стоянки небольшой пустырь на окраине Лема. Столь глухое место было выбрано вовсе неспроста: одной стороной пустошь примыкала к крепостной стене, другой - терялась в заросшем густым бурьяном овраге, а обитатели соседствовавших с пристанищем бродячих артистов трущоб не торопились кликать стражников, заслышав ругань, крики и шум нередких в творческой среде потасовок.
Не обращая внимания на удивленные взгляды, я спокойно прошествовал мимо группы апатично-похмельных трюкачей, подошел к расписанному всякими таинственными знаками фургону и прищелкнул пальцами, подзывая сидевшего на чурбаке широкоплечего коротышку.
- Альб!
- Ну? - Широко известный в цирковых кругах как гениальный метатель ножей и талантливый жонглер парень прекратил доводить до совершенства зажатый в руке клинок, завернул его в кожаный обрезок и уставился на меня. - Чего?
- Зови Гуго и Берту, - распорядился я и, с трудом задрав обтянутую узкой штаниной ногу, влез в фургон.
Одернул за собой полог, запалил масляный фонарь и с неописуемым облегчением скинул на пыльный пол опостылевший за последние дни сюртук. Следом отправились брюки, туфли и сорочка, так что, когда внутрь проскользнула Берта, на мне оставалось лишь исподнее.
- Хотел меня видеть? - с непонятной улыбкой поинтересовалась высокая черноволосая девушка с резкими, но ужасно привлекательными чертами лица. В провокационных разрезах ее длинной юбки бесстыдно мелькали стройные ноги, а завязанная спереди на узел мужская рубаха не столько скрывала, сколько подчеркивала великолепную грудь.
- Ты мне нужна. - Отперев сундук, я взял замотанное в тряпку зеркало, повесил его на специальный крюк и придержал, когда тяжелая рама закачалась, слегка продавив обтягивавший фургон тент.
- Ну наконец-то, Себастьян, ты признал это!
Качнув бедрами, Берта подступила вплотную, прижалась грудью, и я почувствовал, как в меня уперлись ее напрягшиеся… напрягшиеся, хм-мм…
- Хватит! - потребовал я и отвернулся к зеркалу.
Отвечать на заигрывания циркачки было себе дороже.
Если прозванные "черными вдовами" пахартские паучихи пожирали самцов исключительно после спаривания, то Берте даже не требовалось доводить дело до физиологической близости. Попавшие в любовные силки мужики совершенно сходили с ума от одного взгляда ее зеленых глазищ.
Ну и к чему мне такие проблемы?
- Но почему? - продолжая свою игру, потребовала ответа Берта. - Не отрицай, я ведь тебе нравлюсь!
- Не имею обыкновения спать с тем, с кем работаю.
- Ну и продолжай не спать с Гуго и Альбом, а для меня сделай исключение.
- Довольно! Живо тащи расческу и ножницы! - Морщась, я вытащил из ноздрей менявшие форму носа распорки, потом языком вытолкнул изо рта на ладонь придававшие лицу одутловатый вид кожаные подушечки и поторопил циркачку: - Быстрее, женщина!
- Как скажешь, о деспотичный ты наш, - вздохнула Берта и наконец оставила меня в покое.
Стиснув зубы, я оторвал приклеенные под глаза мешочки из воска и какой-то вязкой дряни, затем пришла очередь язвочек и гнойничков, а для избавления кожи от нездорового оттенка пришлось воспользоваться смоченной в полынной настойке тряпицей.
- Таким ты мне нравишься гораздо больше, - ехидно улыбнулась Берта и спросила: - Как стричь?