Солдафоны развитых стран, намастачившиеся на борьбу с бронетанковыми дивизиями противника, стали метать икру, когда началась партизанщина и прочий террор. Месяцами шла мочиловка, бои то затухали, то вспыхивали по новой, десятки городов были раскурочены, тысячи и тысячи народа врезали дуба. Когда война стихла, даже последний лох стал въезжать, что человек не способен по-умному управлять сам собой и все руководство было передано информационным технологиям. Ну, а элиты поняли, что мир надо разделить на две части - полных чурбанов, у которых не должна варить голова, и специалистов, хорошо соображающих в технике. Первая часть - чурбанская - должна быть полностью отделена от второй, лучше всего космическим пространством.
Информационные технологии, то бишь кибероболочки, помогли чурбанской части народа скинуть все мозговые заботы. Облегчившись, человек разумный в два счета стал неразумным чуркой, который был на полную катушку использован паразитами кибероболочек - плутонами.
Когда информационные технологии на Земле были загашены, то народ там опустился, впал в дикость и всё развитие застыло близко нуля. Мы, космики, соблазняем их властителей, феодалов и типа президентов своими кунштюками, разжигаем их алчность, мол "возлюби самого себя", организуем распри и войни, чтобы они не смогли двинуться вперед и взять нас за задницу. Мы даже придумали для землян древесную веру, чтобы они боялись машин и всякой техники, как черт ладана. Мы - типичные колониалисты и ничем не отличаемся от тех гадов, которые сосали соки из Индии, Африки и Китая.
Да, у себя мы взяли информационные технологии под крутой контроль. Удовольствие оказалось дорогим - человек в натуре оказался операционной системой, монстром без чувств и привязанностей. Душе сделалось паршиво, и она потянулась к Вере, но огребла "подарок" в виде темной религии. Полномочным богом сатурниан стал хрональный паразит - Плазмонт.
Анонимный пользователь сетевого эфира. Самостоятельная передача, 2075 г, округ Тарсис, префектура Марс. Сообщение терминировано службой "Бет".
БЛОК 15. НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ ПОТЕРИ БОЙЦА. СЕНТЯБРЬ 2075 г.
(месяц фруктень 10 г. от Св. Одервенения.) Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс
Достославный мэрин, главарь магистратуры Гавриил Общак катил в стольный град из подначального Самотлорского мэрства. Путь лежал по Новому Теменскому шляху, где было не страшно, даже в сей предвечерний час, буде на землю уже легли длинные тени. Потому и охрана большая не требовалась - токмо два десятка ратников. Головы воров и татей были насажены на колья, каковые отмечали версты - дабы служить назиданием любому, кто поддастся бесовскому искушению.
Общак удовлетворения ради вспоминал, насколь удачно исполнял он поручения президентские в своем мэрстве - скорый суд над бродягами и разбойниками чинил; подати брал и с сохи, и с лавки; сторожевые полки исправно содержал, гоняя дворян на ратную службу; их жен на ассамблеи сзывал - где политесам, танцам и питью кофе обучал; засечные черты, оборонительные валы, мосты да дороги строил, ладил и вовремя починял. Зерно в житницы засыпал; сколько надо - на голодный год и вольную торговлю оставлял; остальное давал в хлебное жалованием служилым - защитникам земли. Да еще превратил запущенные вотчины князя Самотлорского в образцовые поля, там уже не дворовые девки с задранным подолом бегают, а крестьяне сеят озимь. Не со стыдом мэрин появится пред очи государя.
Общак заглотил чарку заморского лошадьяка, запил из жбана шампуньского, доставленного через опасно-плесневые уральские горы, с кряканьем закусил хреном… и почувствовал недомогание в животе своем - неприятную тяжесть, напор гнилых ветров и шевеление дурных веществ. Он махнул рукой клерку, сидевшему рядом на низкой скамеечке, тот проворно высунулся в окно возка и крикнул кучеру, чтобы остановился - мистеру господину сойти надоть.
Общак спустился по мигом приставленным ступенькам, зыркнул по сторонам и вперед - шагах в десяти подле обочины шелестели малиновые кусты, поглядывая веселыми темно-красными глазками. Туда мэрин и направил стопы свои, оставя легкую летнюю шубу на куньем меху в коляске. Несколько ратников двинулось было следом, но Общак обронил, не оборачивая головы: "А вот глупости не надо. Человек хочет, чтобы никто у него над душой не торчал."
Мэрин, хрустя сучьями, протиснулся вглубь кустов, и когда воинов не стало видно, спустил панталоны из катайского шелка, сел орлом, сунул в рот несколько сочных ягод и опростался. Сразу стало хорошо и приятно…
Неслучайно взгляд его притянулся к поросли свежей травы - та яркая была, словно лучезарная и как будто звала его к себе, а еще помаргивала она будто серебристыми искорками. А что ежели ею подтереться? Мэрин поднялся, со спущенными портами и панталонами засеменил к искрящемуся травяному пятну, оказался посреди его и тут… провалился. Как в котел каши, в болотную жижу, в выгребную яму. Он и вякнуть не успел, как у него в устах будто кулак застрял. Жижа вся состояла из серебристых нитей, не теплых, но морозных, она скручивали мэрина, сдавливали - словно целая толпа заговорщиков, оттягивали голову, пережимали выю как злоумышленник. Общак почувствовал, что тает, пропадает почти без боли, инда перестают слушаться одна за другой, и ноги, и руки, засим растекаются объемное брюхо и широченная спина. Гуща залепила очи, мэрин еще успел почувствовать, как она холодным потоком проливается в череп, спокойно помыслил: "А что хоронить-то будут?", и перестал быть…
Ратники, вволю надымив своими чубуками, смекнули, что больно долго господин мэрин изволят отправлять надобность. Начальник отряда и два поручика осмелились зайти в кусты, дабы проведать сановного мужа, и изрядно удивились. Мэрин лежал со спущенными портами совсем без чувств в луже какой-то грязи - где угадывались и истлевшие тряпки, и даже человеческие кости. В посиневшем лице его и кровинки не было. Воины крикнули лекаря и он, немало помучившись, привел-таки высокого магистрата в правильное чувство. Тот сел и долго, распахнувши рот, глядел вперед себя безо всякого смысла. Затем непослушным ртом произнес: "Княже Петролий, это я - холоп твой, Адаптид" и наконец позволил отвести себя к возку…
А где-то не слишком далеко шествовал по тропе другой странник - в посконной рубахе и портках, в драной серой рясе, накинутой сверху, каковая выдавала некогда бывшее у него духовное звание. На правом плече у расстриги сидел большой ворон, впрочем, пернатый мог перебраться на шапку или на суму. Мог такоже взлететь, и, нарисовав пару кругов, усесться обратно.
В очередной раз прочертив воздух, ворон словно бы принес какое-то известие скитальцу, тот сошел с тропы, пробрался сквозь поросль молоденьких ив и оказался возле реки.
Там с десяток деревенских мужиков заканчивали ладить ладью - тесали последние досочки под гребные колеса, тончили прямую сосенку, дабы сгодилась под мачту, вили из пеньки веревки под ванты, сшивали парус из кусков холстины, разогревали смолу, собираясь законопатить щели.
Несколько мгновений мужики, слегка повернув головы, как бы нехотя смотрели на внезапно появившегося странника, но тут ворон бодрым начальским голосом пробаял:
- Здравствуйте вам. И рты-то позакрывайте, а то мухи туда нагадят.
Оттого мужики засмеялись, а самый рослый и плечистый из них даже снял с головы шапку.
- Экая знатная вошь у тебя из волос выпала, - сказал скиталец.
- Да ты чего брешешь, самая разобыкновенная вошь.
Тем не менее мужик заглянул в шапку и тут же свесил челюсть на грудь. Постояв так, выудил из головного убора большого жука, который вроде был сделан из единого куска серебра, однако еще перебирал лапками и шевелил крылышками.
- Фокус-покус, едва завод кончится, паки поверни ключик у него в попе, - объяснил расстрига. - Вы скажите, мужики, зачем лодку ладите?
- Будем зерно на президентскую мельницу возить по воде, как раньше на княжескую возили - мэрин Общак велел. Там клерк привоз учтет и подать возьмет. Сие наставление нам староста передал, а он ездил в город, чтобы на майдане перед магистратурной избой послушать глашатая. "Кто не слышал, тот виноват", так было сказано.
- А дальше мельницы проплыть можно? - вопросил скиталец-расстрига.
- Как же, проплывешь. У нас путевая бумага токмо до Оттоки, где запруда устроена, - сказал другой мужик, мелкий и сильно усатый. - А ты, коим образом, мил человек, странствуешь?
- Своим соизволением, на пердячем паре, господа мужики, вкруг городищ и больших слобод, мимо дозоров и разъездов, что устраивают омонцы и стрельцы. Вы отвезите меня хоть до Оттоки, а за сей добрый поступок оставлю вашей артели такого вот жука. И еще немало фокусов покажу.
Деревенские люди замялись, пока самый рослый, почесавши затылок, не молвил:
- Взять с собой можно. Только в пути не шибко высовывайся, лучше даже рогожкой прикройся, а то лихой человек тебя заметит и настучит, куда надо. Тебя в тюрьму уволокут, да и нас накажут… Звать-то, как тебя, скиталец?
- Меня прозывают Фомой, а вот эту пернатую тварь - Сашей.
К полудню лодка была закончена, мужики столкнули ее в воду, одни стали парус поднимать и направлять его гафелем, другие поставили лапотные ноги на педали гребных колес, третьи принялись отталкиваться от речного дна шестами, ну а мелкий, сильно усатый мужик уселся к кормилу.
Вскоре лодка достигла деревни, где уже были построены сходни, протянувшиеся над прибрежными камышами. Почали подъезжать телеги с хлебом, запряженные поджарыми ездовыми свиньями. Деревенский люд, выстроившись цепочкой, принялся из рук в руки передавать мешки, кои укладывались, в конце концов, на днище лодки. За какой-нибудь час суденышко была загружено, осело в воду, изрядной работою шестов выведено к речному глубоководью, по коему предстояло плыть дальше.
Ворон потешал мужиков советами насчет правления лодкой, а скиталец Фома прямо из-под рогожи травил байки про то, како бедствуют бесы в Преисподней. Что плавают они-де на кораблях-мракорезах и прислуживают им живые куклы, что жгут друг друга издаля огненным чиханием и обращают в лед хладным пыхтением, а мужик с бабой передком не трется, а посылает к ней крылатый хер. Чему селяне несказанно удивились, поскольку и обычный-то хер спокойно в штанах не сидит.
А вот, когда стали подплывать к запруде, то рослый мужик, что стоял на носу, приметил малахаи и кафтаны мэрских омонцев, разместившихся на мельнице.
- Ты вот что, скиталец, - сказал он, - ложись-ка под хлеб. Эй, Пахомыч, Фердинант, Макдональс, раскидайте там мешки подле мачты и, как упрячется гость, снова уложите сверху в два ряда.
Мужики споро выполнили работу, и скиталец исчез под многопудовым грузом, лишь ворон его остался сидеть на топе мачты.
Ладья причалила к мельничной пристани, и тут омонцы, вопреки обычному, встали рядышком и принялись наблюдать за разгрузкой хлеба. - Эй, Денисыч, сразу признавай, никого не прячешь ли? - обратился омонский поручик к рослому мужику.
- А зачем мне такое нужно, я что порядка не знаю? - скучным голосом отозвался селянин.
- Ты вон те мешки, что возле мачты уложены, не забудь перетаскать на мельницу.
- Да нам перекусить пора, начальник, с утра не евши.
- Я те дам перекусить по соплям. Заканчивай сперва дело, едок.
Завершающие мешки были подняты со днища ладьи, и тут раздались крики. Голосили и мужики, и омонцы. На днище виднелась голова, остальное же тело уже разошлось на ленты, кои протягивались сквозь невидимые щели вниз. Вот и голова располосовалась, чтобы протащиться, как и все остальное, меж досок. Последним наблюдался нос, каковой несколько раз подпрыгнул, расплелся и пропал.
- Глянь… аах… плывет зараза, - раздался потончавший голос омонца.
Неподалеку от борта лодки, сквозь воду, стало заметно тело. Кто-то без толку стрельнул из пищали. Но когда дым рассеялся, "заразы" и след простыл, видно заплыла под пристань, а там и вовсе подалась в нужную ей сторону. Настало тягостное молчание, нарушаемое громким граем куда-то летящего ворона.
- Кто это был, гнида? - стал подступать поручик к Денисычу. - Кто, отвечай.
Денисыч же будто весло проглотил.
- А никого и не было, - вмешался мелкий мужичок. - Привиделось. Вам с перепоя, а нам с устатку и не евши. Ну, можа, водяная свинья проплыла.
- Ты что мелешь, сам свинья! - заверещал поручик, а потом остыл и замолк.
"В самом деле, - рассудил он, - скажешь, что упустил бродягу, так начальство может сослать на пограничье, под ордынские сабли. Доложишь, что имел дело с нечистой силой, то ревнители веры за меня возьмутся, станут пятки поджаривать, дабы узнать, не вошел ли я с ней в сношение."
А тем временем в кармане у взопревшего Денисыча щекотно заелозил лапками серебряный жук…
- Вкушающий золото и драгоценности ждет тебя, - объявил паж с кукольным личиком и не без труда распахнул расписную тяжелую дверь.
Общак перенес толстомясое свое тело через порог, коснулся кулаком лба, как того требовало вежество и, поднявши глаза, встретился с совиным взглядом президента.
Господин Лучший Президент принимал мэрина в Яйцевидном Кабинете. Его будничный наряд составлен был из длинной рубахи катайского шелка, широкого хитона, расшитого золотой да серебряной нитью и обсыпанного яхонтами, а также шапки с изображением древа жизни на маковке. Трон, имеющий форму треснувшего яйца, стоял в углу на возвышении, исполненном в виде улитки с очами из оникса. Кроме Фискалия и Общака в палате было токмо два дворцовых гвардейца из караула, старший думный клерк и писец.
Из сей палаты сановники, сенаторы и мэрины выходили либо обласканные, либо облаянные, но гулял слух, что на каменном полу имеется потайной люк, и ежели президент обопрется ногой на лапу женольвицы, то отворится колодец, каковой поглотит повинного в воровстве человека. При падении оный злодей не разбивается, упав на груду тряпья, но внизу в подземелье проживает стая волков. Или же семейство коркодилов. Само собой, встречают они упавшего вора с большим интересом.
- Ну, давай, Общак, рассказывай, чем прославил свое мэрство, чем оправдал доверие народное?
- Исполнял твою волю, господин Мистер Лучший Президент, об чем тебе прекрасно известно из моих донесений.
Как показалось внимательному Фискалия, что-то новое засквозило и голосе, и во взгляде магистрата.
- Ну-ка, проверим, как исполнял. Словно муха сонная или со рвением ума и бодростью духа. У нас тут каждый твой чих сочтен и записан.
Думный клерк раскрыл книгу в толстом переплете из коркодильей кожи поверх обложечных досок и стал зачитывать мерным голосом:
- В Самотлорском мэрстве недоимки в прошлом годе составили пять тысяч целковых, в президентские житницы не прибыло зерна супротив условленного количества - двести тысяч пудов. Вычерпано и отправлено за кордон на пятьдесят тысяч бочек горючей жижи менее, чем ранее, отчего великий заморский колдун Фед Резерв сильно зол. Служилым не доставлено холстины - пятьдесят тысяч аршин, пеньки - семьдесят тысяч аршин, меда - восемь тысяч ведер, пива - тысяча бочек. У ратных людей от того недопой. И на вольный рынок прибыло менее сырья на сто тысяч мешков и тюков, чем вызвано неудовольствие верхнегерманского кайзера.
- Так ить, засуха была и недород, а горючей жижи сколько смогли, столько и вычерпали, - стал сопротивляться Общак. Однако президент свел брови свои, образовав резкие морщины на лбу.
- Не противься и не перебивай, когда тебе человек правду говорит, - гаркнул Фискалий. - Впрочем, хватит о том. Ты мне лучше скажи, магистер срамных дел, отчего у тебя в мэрстве волхователи один за другим резвятся, смущают народ, отвлекают от труда и честного бизнеса, внушают ненависть к честно нажитой собственности, призывают все переделить?
- Да будет угодно Лучшему Президенту послушать меня. Я в прошлом годе семерых волхователей и уравнителей споймал и казнил лютой смертью, в нонешнем - еще трех. Всех предавал искусным пыткам, чтобы в своей волшбе признались и в неверной идеологии покаялись. Я… я новую казнь изобрел - закачивание воздуха мехами через заднепроходное очко до полного разрыва окаянного преступника.
- Волхвов принародно казнил, изобретатель? - с лукавством вопросил президент, немного поддавшись вперед и прищурив глаз.
- Принародно, господин Мистер Лучший Президент, - радостно подтвердил мэрин и осенил себя знамением дерева жизни, поднеся оттопыренный большой палец к носу.
- А вот мне из компетентных источников сообщают, что ты головы отсек изобретателям полезных приспособлений - механической сеялки и парового котла, способного двигать повозку?
- Так и это ж происки Преисподней, так ведь Блаженный Ботаник говорил.
- Это он для простаков говорил, а ты ж у нас умный, хитрый. Одни хоромы твои чего стоят, каковые ты отгрохал на выселке Бельвью, хозяйствуешь там, словно в имении своем, горничные девки толпами бегают. На честно нажитое непохоже. Говорено же было, что нет у тебя своей земли в мэрстве, а просто обозначены поля и выпасы, с коих тебе кормление идет. И жить тебе надлежит в казенном доме, каковой выделен в городище для таких как ты, народных слуг…
Думный клерк не раз наблюдал подобные сцены. Дело быстро кончалось тем, что разъегоренный мэрин ударялся в ноги президенту и, пуская сопли из носа, просил дать только срок на исправление всех дел.
Однако Общак не ударился в ноги. А наоборот с предерзостью огрызался, не замечая как пошли наливаться красным щеки президента.
- Так "возлюбить себя" велено, то есть не обижать. И ты об том говорил, господин Мистер Лучший Президент, и главный ревнитель древесной веры.
- Ну, прямо велели дураку богу молиться. Тут идея, которую понимать надобно фигурально, а не буквально…
Общак не угомонился, начал попрекал Фискалия, дескать, нехорошо, что молоть зерно дозволено на одних только президентских мельницах. Стеснение от этого большое.
Президент вдруг перестал хмуриться и как будто возбудил в себе веселие.
- Лукавишь ты, Общак. От одного только помола на президентских мельницах не оскудеет Теменская земля. Забыл что ли, как по твоему совету я эту меру вводил, поскольку на мельничные деньги мы выкупали пленников у ордынцев. Как же ты забыл, а!?
Крик президента оборвался, зато Общак с воплем исчез во внезапно открывшемся колодце. Немногие знали, что подземелье, хоть и существует, и есть там даже волки, но никого они съесть не могут, потому что сидят на цепи. А изрядно испуганного казнокрада через несколько часов выпускают на волю, после чего он уж сделает всё, чтобы не оказаться снова в президентском подвале.
Но не знал Фискалий, что к упавшему Общаку волки даже и не пробовали потянуться, щелкая зубами. Напротив забились они в углы, а молодые даже заскулили.