- Так точно, господин майор. Знаю, - ответил я.
- Обидно?
- Обидно, господин майор, скрывать не стану.
Обидно, конечно, мне, но плетью обуха не перешибешь. Закон! Мародер подлежит военно-полевому суду, согласно Имперскому уложению о военных преступлениях. Мне уже шепнули часовые мои, когда хлеб и воду приносили, что на самом деле все можно, хвалиться только этим нельзя.
- Тортфорт настаивал на выездной сессии военно-полевого суда в расположении батальона, но ее не будет, - продолжил свою речь комбат. - Мне не по душе, чтобы первого героя в батальоне на этой войне судили перед строем. Это плохой пример для солдат.
Ну да…
Барон Тортфорт…
О нем-то я и забыл. Расслабился от эйфории победы над разведчиками противника. Славы жаждал…
Когда мы притащили пленного, еще две винтовки, сабли и коней, инженера на месте уже не было. А плененный мной ранее вражеский офицер вольготно сидел в распахнутой палатке нашего ротного, отставив в сторону перевязанную ногу, и пил с капитаном Тортфортом красное вино из хрустальных фужеров, одновременно ведя приятную светскую беседу на имперском языке.
- А, Кобчик… - отмахнулся от моего доклада ротный. - Что это ты себе позволяешь? Украл часы у МОЕГО ПЛЕННИКА корнета графа Пшездецки. Ты в своем уме?
- Осмелюсь доложить, господин капитан, - гордо ответил я. - Часы есть трофей, взятый в бою. Как и оружие врага, который пытался пленить нашего батальонного инженера.
- Какой такой трофей? - недоуменно поднял борон бровь. - Военным строителям никакие трофеи не положены.
- Что с бою взято, то свято, - брякнул я с детства въевшуюся в подкорку фразу.
- Так ты еще и упорствуешь в своем преступлении, - покачал головой барон и развел руками, тем показывая вражескому графу, мол, с какими дикарями ему приходится иметь дело. - Так вот что, Кобчик, верни его сиятельству золотые часы, которые ты у него украл, и сдай не положенное тебе по уставу оружие.
Все-таки отомстил ротный мне с уставом, злопамятный аристократишка. И, видя, что ничего я ему сдавать не собираюсь, хлопнул в ладоши.
В палатку ввалилось четверо унтеров во главе с ротным фельдфебелем и взяли меня в коробочку.
- Как это знакомо все, ваша милость, - вальяжно протянул пленный офицер. - У нас в южных горах у теплого моря горцы такие же дикари.
В это время унтера сняли с меня портупею с револьвером, споро обшмонали, вынув из карманов часы и наваху. Все это положили ротному на стол.
- Ты арестован, ефрейтор Кобчик, - барон ехидно выделил интонацией слово "ефрейтор". - И за твое воинское преступление тебя будет судить военно-полевой суд. Империя - цивилизованная страна и поощрять дикие нравы отдельных народностей, ее населяющих, не собирается. Увести его.
Вроде ротный это все мне говорил, но не для меня…
И вот я уже третий день сижу в этом сарае под замком на хлебе и воде. Ну, почти… Гостинцами меня, считай, завалили. И лесовики, и Гоц, и инженер… Мои подчиненные чертежники… И даже унтер Прёмзель, который меня по приказу ротного арестовывал, и тот приперся ко мне на тайную свиданку с маленькой фляжкой водки в кармане. Я и не догадывался, сколько людей в батальоне мне искренне симпатизируют. Или ротного не любят. Одно из двух.
Прёмзель меня и просветил, как мой пленник стал пленником ротного. Пока я лазил по лесу в поисках остатков вражеской разведки, прибежал из лагеря на позиции барон, увидел вражеского офицера и представился ему полным титулом, а тот в ответ и заявил:
- Я граф Пшездецки. Ваш пленник, барон.
И ведь собака фон-барон теперь в полном своем феодальном праве на пленного. Старые феодальные статуты пока еще никто не отменял. А я, как последний лох, не произнес нужных ритуальных фраз корнету о пленении… и в пролете.
- А что инженер сказал на это? - спросил я взводного.
- А что инженер? Интеллигенция… - Унтер даже сплюнул в угол. - Отдал барону саблю этого графа. - И повторил презрительно: - Интеллигенция… Помнит она, что отцы их крепостными были у такого же барона. Поротая задница долгую память имеет. Вам, горцам, этого не понять. Вы всегда были свободные.
- А что со мной теперь будет? Расстреляют? - попытался я узнать свою судьбу.
- Вряд ли… - почесал затылок Прёмзель. - Но мимо арестантских рот не пройдешь. И с будущим гражданством заранее простись.
- Ладно, - облегченно выдохнул я. - И в арестантских ротах люди живут.
И допил из фляжки последний глоток водки.
А теперь вот майор решает мою судьбу.
- Так вот… - наконец-то прервал затянувшуюся паузу комбат. - И суд сюда не приедет, и ты к нему не поедешь.
Удивил так удивил. Нечего даже сказать. А майор продолжил:
- За попытку мародерства на поле боя я тебя уже разжаловал из ефрейторов, и об этом объявлено перед строем. Тут такая тонкость есть, что за одно и то же преступление по императорскому указу от прошлого года дважды не наказывают, - видя откровенное замешательство на моей морде, комбат усмехнулся. - Но… по бумагам ты и не становился ефрейтором вообще. Ты уж прости, но так получилось, что не успели мы это в штабе как следует все оформить… Так что держи свои "чистые" документы, старший сапер военно-строительного батальона Савва Кобчик, а заодно направление в школу унтер-офицеров и литер на поезд до Вольфберга. И мой тебе настоятельный совет: выбери там, на выпуске, себе другой род войск. Не возвращайся к нам. Барон мстителен. Тебя будут сопровождать инженер батальона и двое конвоиров… с оружием. Ты их знаешь, сам им оружие вручал. Проводят тебя до вокзала и сами уедут в школу полевых разведчиков. А для всех остальных в батальоне тебя увезут как арестованного в трибунал.
- А мне дадут выбрать род войск? - только и спросил я, сомневаясь.
- Тебе дадут, - убежденно сказал майор. - Сам увидишь. И это еще…
Командир батальона протянул мне мой же трофейный револьвер, но уже с серебряной пластинкой на рукояти, на которой было выгравировано четким рубленым шрифтом: "Старшему саперу Савве Кобчику за спасение офицера на поле боя". Дата. Подпись. Когда только успел?
- Носи с гордостью на законных основаниях. Вот приказ о награждении тебя именным оружием, как командир отдельной части я имею на это право. Жаль только, что из-за интриг аристократии не могу этого сделать перед строем. Удачи тебе, Савва.
И ушел.
А я остался в "камере".
По-прежнему под замком.
Арестованный.
С заряженным наградным револьвером в руках.
Одуреть!
Утром меня специально провели под вооруженным трофейными винтовками конвоем без ремня по всему лагерю мимо палатки ротного. Этим зрелищем моего унижения насладились как сам барон, так и его сиятельный пленник, находившийся в окружении хлопотавших над ним гражданских врачей, вызванных в наше расположение из ближайшего города. Нашего батальонного фельдшера аристократам было мало или не по чину. Судя по их довольным рожам, зрелище моего позора фон-баронам понравилось.
"Да, - подумал я, - кто еще тут будет больший интриган, если прикинуть к носу… комбат или барон, я не знаю. Но вряд ли бы комбат так высоко поднялся, если бы не было у него таких способностей".
Потом меня посадили с конвоирами в инструментальную повозку и повезли к станции. На телегу заранее были уложены наши ранцы, большой медный чайник и еще какой-то вещмешок.
Возница щелкнул вожжами, и пара стирхов неторопливо порысила по проселку.
Инженер нас встретил у лагерного шлагбаума верхом на трофейной вороной кобыле. А свою лошадь он вел под вьюками на чембуре. Махнул нам, чтобы мы ехали за ним и коротким галопчиком поскакал по дороге.
Дорога до станции прошла скучно. Все мои попытки начать разговор конвоирующие меня лесовики пресекали одной фразой: "Разговаривать не положено". На третий раз для большего моего понимания кивнули на спину возницы, и я замолк, оставаясь в полных непонятках.
На станции мы минут двадцать ожидали инженера у фигурно выстроенного деревянного дебаркадера с резными колоннами. Сам инженер скрылся в кабинете военного коменданта, расположенном в деревянном же здании вокзала.
Затем с сопровождающим нас унтером службы военных сообщений получили в распоряжение стоящую в тупике теплушку, уже оборудованную с одной стороны вагона нарами. Завели в вагон по сходням офицерских коней и, отпустив обратно возницу, стали устраиваться.
Один конвоир сбегал на станцию за кипятком, и мы заварили местный аналог кофе, судя по вкусу - эрзац из жареных желудей.
- Давайте знакомиться, что ли… - сказал я после первого глотка. - Кто я такой, вы знаете. А вас как зовут?
Парни, не чинясь, представились:
- Йозе Футц.
- Кароль Колбас.
- И куда вы меня конвоировать будете? - поинтересовался я своим будущим.
- А это знают только ушедшие боги, - осклабился Колбас. - Нам комбат утром вручил бумаги на старших саперов, а времени пришить на рукава птички не дал. Зато дал еще один пакет, заклеенный, который должны вскрыть там, куда мы прибудем, потому как в батальоне мы больше не служим. Откомандировали нас.
- О как! Это почему? - удивился я.
- Шепнул нам Зверзз, что отправили нас в школу полевых разведчиков, раз у нас так хорошо получается драгун резать, - сказал Йозе. - Так что спасибо тебе, Кобчик, что именно нас выбрал цугульскую разведку гонять. Теперь служить будем как люди, с оружием.
И поднял жестяную кружку, как бы говоря "прозит".
- И что? Даже не посмотрели на то, что вы неграмотные? - удивился я.
- Как это неграмотные? - возмутился Йозе. - Я, к примеру, подпись свою начертать могу. Очень даже разборчиво. А Кароль еще читать умеет… по слогам.
И оба заржали.
- Так что числимся мы уже в грамотных рециях, - поддержал напарника Кароль. - А ты, Кобчик, правда живешь на той горе, как сказывали, откуда боги из нашего мира ушли?
- Правда, если они ушли именно с горы Бадон, - честно ответил я.
- И как оно выглядит это место?
- Старый сумрачный лес хвойный на плато. Очень неприятное ощущение. Не хочется там оставаться больше необходимого. Как бы выталкивает тебя, - описал я место своего появления в этом мире.
- Вот оно как… - задумался Йозе.
А Кароль уже рылся в своем ранце и выкладывал на импровизированный из чурбаков и широкой доски стол какие-то свертки, замотанные в чистые портянки.
- Что это?
- Твоя часть трофеев, командир, - пояснил Йозе.
- И как же вы их сохранили?
- Да пока ты пленного в лагерь вез, мы вьюки на опушке скинули и слегка прикопали. Достали ночью уже. Не беспокойся, тут твоя двойная доля от всего. Все по нашему обычаю.
- А почему двойная?
- Ты же командир. Одна доля участника и одна доля командира. Меньше нельзя - больше можно.
И смотрит на меня, потребую я себе большую долю или нет.
Но я только махнул рукой:
- Ладно. Как решили, пусть так и будет.
- Вот это по-нашему, - довольно осклабились лесовики. - Прячь быстрее в ранец, а то инженер придет… Не знаем мы, как он к этому отнесется.
- А в мешке что? - спросил я, укладывая свертки в свой ранец.
- Харчи. И цугульские, и те, что нам на троих в дорогу выдали, - пояснил Кароль. - Йозе, ты как самый молодой, иди расседлай офицерских коней и обиходь. На ходу это труднее будет сделать.
- Так вы меня в трибунал не повезете? - спросил я, все еще не веря своему счастью.
Комбат мне еще на губе вроде все пояснил, но кто его знает, это начальство. Могло и передумать из каких-либо высших соображений карьеры. Что для него какой-то горец? После того как меня без ремня под конвоем провели по всему лагерю, я уже любого исхода ожидал.
- Это для барона тебя повезли в трибунал, чтобы он не вонял сильно и жалоб родне не писал.
К открытой створке вагона подошел инженер, прикрикнул с насыпи:
- Кто-нибудь там… Руку дайте.
Кароль протянул офицеру ладонь, и тот, ловко за нее уцепившись, в одно касание оказался в теплушке.
- А разве вы, господин инженер-капитан, не в классном вагоне поедете? - спросил я.
- Вот еще… - ухмыльнулся инженер. - Буду я свои деньги доплачивать за классность. Что-то я проголодался. Что там нам батальонный ресторатор в дорогу собрал? Мечите на стол.
- А долго нам ехать, господин офицер? - подал голос Йозе из-за лошадиных тушек.
- Чистого времени в пути часа три, - удовлетворил его любопытство инженер. - Но когда нас к эшелону подцепят, кто его знает? Комендант сказал, что как только, так сразу. В первую очередь. Но после санитарных поездов.
- Много раненых? - спросил Кароль, не забывая ножом пластать свежий хлеб, буженину, сало и кровяную колбасу.
- Очень много, - ответил офицер, прихлебывая из кружки уже остывший эрзац-кофе. - Пока я у коменданта был, так за это недолгое время три санитарных эшелона пропустили без очереди. Прёт восточный царь, как паровой каток, а у нас тут только завеса пока, а не полноценный фронт. Каждая дивизия воюет на участке, который в обороне армейский корпус должен держать. К югу от нас цугульский корпус прорвался, там теперь всем чем можно этот прорыв затыкают. Везу вот в штаб фронта требование от комбата вооружить батальон на всякий случай, хотя бы только винтовками. Все же мы теперь не тыловая, а фронтовая часть. Приказ вышел о переименовании нашего строительного батальона в саперный. Что ты смеешься, Кобчик?
- Осмелюсь доложить, господин инженер-капитан, мы-то, грешным делом, думали, что в больших штабах считают, что рецкие горцы такие звери, что им оружие и давать опасно, - ответил я, удавливая смех.
Ржали уже все. Йозе так вообще слезы вытирал от смеха и приседал на корточки.
Тут, шипя, свистя и попыхивая толстой, расширяющейся кверху трубой, подъехал к нам маленький маневровый паровозик. Вагон тряхнуло, лязгнули буфера. Потом так же в другую сторону, и нас потихоньку потащили, подпрыгивая на стрелках. Через десять минут подцепили последним вагоном к какому-то эшелону.
Маневровый паровоз, отцепившись от нас, укатил.
Зазвонил колокол на станции.
И поезд, медленно ускоряясь, покатил в тыл. Подальше от диких цугульских драгун восточного царя, про которых уже и слухи поползли, что они младенцев жареных едят.
11
Населенный пункт, куда мы прибыли, был первый большой, по-настоящему большой город, который я увидел в империи. До того все попадались пряничные провинциальные аккуратные городки, живущие в основном торговлей. А тут… Высокие трубы мощно коптят по окраинам. Заводы… Фабрики… Мастерские… Прежде чем попасть на вокзал, мы проехали промышленные и складские пригороды, обширный железнодорожный отстойник и большое депо даже с круговым механизмом поворота в паровозном "гараже".
Кроме того, как пояснил нам Вахмурка, здесь, на востоке империи, это место являлось крупным железнодорожным узлом.
А за каменным двухэтажным вокзалом высились, уходя в перспективу веера улиц, местные "небоскребы" в пять-шесть этажей, приятной для глаза постройки с "архитектурными излишествами" и балюстрадами на крышах. Улицы и тротуары выложены аккуратной брусчаткой "веером". На площади работал фонтан, в котором пускали струи позеленевшие бронзовые тритоны не тритоны, но кто-то из местного морского бестиария. По тротуарам фланировала публика, любуясь красивыми витринами многочисленных магазинов, все больше мелких и специализированных, ни одного универмага за все пребывание здесь мне не встретилось. Сновали лоточники с товаром вразнос. Словно и не было войны всего в нескольких часах езды по железной дороге, настолько это было спокойное и умиротворяющее зрелище.
Конка еще впечатлила: пара, а то и четверка стирхов тянула вполне себе нарядный трамвайный вагон красного цвета, если не обращать внимания на пассажиров, расположившихся на крыше. Пользовались горожане таким транспортом охотно, и ходили такие конные трамваи часто. Рельсовая колея была неширокой - чуть больше полуметра, причем рельсы укладывались сразу секциями с готовыми железными шпалами, что меня сильно потрясло оригинальностью решения, а промежуток между ними забивался круглым булыжником для удобства цепляния копыт "горбунков".
По улицам катилось много колясок, запряженных самыми настоящими рысаками. Даже кареты встречались с гербами, их везли четверки красивых крупных коней. И извозчики в лаковых пролетках на резиновом ходу - куда в таком мегаполисе без таксёров?
Назывался город Будвиц, и был он столицей королевства Ольмюц - давней части империи, сохранившей, однако, у себя на троне природного короля - фактически бутафорского, полностью подчиненного императору, но и определенная автономия у этой страны была. Как политическая - имелся собственный двухпалатный сейм, определяющий местные законы, налоги и бюджет, так и финансовая, что делало Будвиц одной из культурных столиц империи. Два драматических театра, опера, оперетта и десяток балаганов для публики повульгарней. Библиотеки. Университет. Политехнический институт. Даже цирк и тот тут был. Сам афишу видел на тумбе с каким-то хищником, пролетающим сквозь горящее кольцо.
Перед самим въездом в город мы, почистившись от дорожной пыли, нацепили на себя всю положенную амуницию. Я револьвер на пояс привесил, лесовики - сабли трофейные, да еще и винтовки за плечо закинули. На спинах ранцы, а мешок с оставшейся провизией Вахрумка разрешил навьючить на свою запасную лошадь.
Сам офицер поехал верхом, но шагом, чтобы мы не шибко от него отставали. Заводную лошадь вел в поводу Йозе, замыкая нашу колонну. Так и плелись гуськом по обочине мостовой, не заступая за поребрик тротуара, по краям которого были редко посажены старые липы, взятые у корней в чугунные фигурные решетки.
Не торопясь добрались до монументальных каменных казарм с выкрашенными в желтый цвет оштукатуренными стенами. В три этажа домина. Стена длиной в квартал. Там отвели лошадей на конюшни внутреннего двора. Помогли инженеру отнести его тюки в офицерский корпус, а потом и нас устроили на третий этаж в большом дортуаре, рассчитанном человек на сорок, но пустом. Койка отдельная железная с пружинной сеткой и сундук под койкой для личных вещей. Обширный умывальник с водопроводом и "вокзальным" ватерклозетом на этаже - о большем не приходилось и мечтать. Разве что о горячей воде.
Поставили нас на довольствие и неплохо покормили обедом. Жаль, поваляться на кроватях не разрешалось до отбоя, а так вообще курорт. Сидим на табуретах и играем в "железку" - время убиваем и в окно поглядываем, как местные королевские гвардейцы в красивой яркой форме тренируются в шагистике. Прямо рота почетного караула в натуре. Но им на войну не ходить, им короля охранять.
Через пару часов прибежал за нами посыльный от инженера, и мы понуро поплелись за ним в Главный штаб Ольмюцкой армии. Сачкануть не удалось. А так хотелось…
Я уже упоминал, что армия империи строилась по принципу национальных частей, потому как языков и диалектов в этом государстве не просто много, а очень много. И политически империя представляла собой монархическую конфедерацию, где у нескольких земель оставались многие признаки самостоятельной государственности. В том числе и армия, которая по факту подчинялась имперскому генеральному штабу, но содержалась королем.