Тца перевернулась на шкурах, веки ее дрожали. И Скай понял, когда он. Растущая луна, в ярком свете которой они охотились, подсказала ответ. Он вспомнил, что за час до того, как она взойдет снова, Эмилио явится к менгирам Каурии, чтобы услышать ответ Тиццаны. И, уже отключаясь, Скай успел осознать, что ему еще предстоит заплатить за обретенный дар исцеления.
ГЛАВА 17
ВОЙ
Тца выпрямилась, потерла поясницу. Она довольно долго просидела, скрючившись, возле стены, и теперь все тело одеревенело. Однако боль в мышцах была сущей ерундой в сравнении с тем, что удалось сегодня сделать. Еще несколько штрихов, и работа будет завершена.
Тца взглянула в дымоход и поразилась цвету неба. Она снова потеряла счет времени, углубившись в создание рисунка, и совершенно не следила за солнцем. Час встречи уже почти подошел. Но сначала…
Поднеся кончик кварцевого резца к стене, девушка одним выверенным движением дорисовала округлый козлиный рог на верхушке посоха. Затем, нагнувшись, сдула гранитную пыль. Позади стоял камень с выдолбленным углублением, где хранилась смесь красной глины с мельчайшей каменной крошкой и оливковым маслом. Окунув в нее палец, Тца натирала только что вырезанную линию до тех пор, пока та не покраснела.
- Отлично, - проговорила девушка, отступив от стены.
Видения, возникшие в сознании, вновь перенесены на гранит. Каштан, усыпанный плодами. Ее пастуший посох, поднимающийся из ствола, словно еще одна ветка; а у основания посоха предмет, который он призван защищать. Колыбель.
- Отлично, - повторила Тца. - Потом замажу его ладанной камедью.
Палец был еще влажным от краски, и она провела им по губам.
Позади раздалось жалобное поскуливание.
- Спокойно, Коломбо, - сказала Тца.
Она подошла к псу, лежащему возле очага, и потрепала густую шерсть на загривке. Коломбо явился через неделю после налета пиратов, самостоятельно отыскав дорогу домой из Сартена. Он довольно часто проделывал этот путь вместе с хозяйкой, и она не удивилась его появлению. Да и не хотелось девушке, чтобы пес долго ждал ее у Филиппи Чезаре.
- Филиппи, - пробормотала она.
Она закусила нижнюю губу и почувствовала привкус краски. Странный выбор ей приходилось делать. Будучи самой собой, в Сартене Тца решила спасти парня от работорговцев, несмотря на то что этот маленький гаденыш с изъеденным угрями лицом не вызывал у нее ничего, кроме отвращения. Но прошлой ночью, когда Тца стала маццери сальваторе, у нее не было выбора. Да, ей пришлось убить. Но затем пришлось и вернуть кабана к жизни. И Фортуна вновь уберегла мальчишку.
Девушка взглянула на кучу козьих шкур, на которых спала, на лежащее поверх них платье. Оно напомнило о других ситуациях, когда приходилось делать выбор. О вещах, которые она могла контролировать, и о других, которые не могла.
Тца наклонилась и коснулась белого платья, что так неохотно надела два года назад, когда в одно из редких посещений города отец заставил ее сходить в церковь. Тиццана ненавидела это платье; раньше его носила Миранда, а сестра была выше и крупнее. Оно висело на пастушке мешком, и та просидела с хмурым видом всю церемонию, страстно желая сбежать в свои любимые горы и нацепить привычные брюки с курткой. Отец с сентиментальностью, присущей всем пьяницам, слезливо потребовал, чтобы она взяла наряд с собой. Тца едва не выкинула его по пути в первое же ущелье, но по какой-то причине не сделала этого и теперь радовалась принятому тогда решению.
Девушка снова посмотрела в дымоход на небо. День клонился к закату. Скоро отправляться на свидание с Эмилио. Он придет за ответом. И он его получит. А потом ему придется сделать свой выбор.
Тца стянула куртку, брюки и стала через голову надевать платье. Пришлось приложить немало усилий: она выросла, и там, где раньше ткань свободно висела, теперь она плотно облегала фигуру.
Густые черные волосы, заплетенные в косу, лежали на спине, все еще влажные после купания в ближайшем горном озерце. Теперь Тца распустила косу, и пряди свободно рассыпались по плечам; они высохнут, пока она будет спускаться с горы. У Тиццаны был камень, кусок прозрачного кварца, который она сточила до овальной формы, а затем закрепила на полоске волчьей шкуры. Ей всегда нравилось ощущать прикосновение звериной кожи; и теперь, повязывая ремешок вокруг головы, девушка не сдержала легкий стон.
Напоследок Тца оглянулась, проверяя, не забыла ли чего. Но нет, все в порядке, можно отправляться.
Она нагнулась за кварцевым резцом и засунула его за пояс, где он почти слился с белым платьем. Схватив посох, девушка двинулась к выходу. Пес встал, собираясь пойти следом.
- Нет, Коломбо, - сказала она, обернувшись. - Ты остаешься.
Он, казалось, кивнул в знак согласия, прижался носом к руке хозяйки, а затем вернулся на свое место возле мерцавших в очаге угольков.
Тца спускалась по склону. На солнце было еще тепло, но в ветерке, обдувавшем шею, уже ощущалось прохладное дыхание осени. Грекаль, ветер с холодного севера. По левую руку журчащий поток бежал в горное озерцо, то самое, в котором она сегодня купалась. Повинуясь секундному капризу, девушка взобралась на пригорок и пристально вгляделась в водную гладь.
Отражение совсем не было похоже на то, что она так невзлюбила, увидев в купели в церкви Сартена. Лицо было вымыто, губы накрашены, как у некоторых городских женщин, волосы больше не являли собой огромный колтун, а густым блестящим потоком струились по плечам. А еще - белое платье и сияющий во лбу драгоценный камень. И пусть никто и никогда не одарит ее комплиментом, но уж и чудовищем не назовет. Действительно, если не считать густых бровей, сросшихся на переносице, Тца выглядела почти как любая другая девушка. Почти.
Когда она выбралась из туннеля, соединявшего ее долину с долиной Горна Дьявола, солнце уже закатилось за вершины. Теперь совсем немного осталось до момента, когда луна воцарится на небе.
Наступал час свидания, но у ближайших к менгирам деревьев Тца не заметила лошади. Девушка остановилась у одного из камней, этих безмолвных сумеречных стражей, прислонила к нему посох, положила у подножия кварцевый резец.
Может, Эмилио переменил свое решение? Подумал получше и пришел к выводу, что можно сыскать более подходящую пару, чем простолюдинка Маркагги. Или появилась возможность заполучить земли, владельцы которых умерли или были угнаны в рабство. Он знал, что Тца не будет настаивать на выполнении контракта, как настаивал он сам. Что, если в следующий базарный день она придет в город и увидит Эмилио, еще больше разбогатевшего на восстановлении Сартена? Вдруг он уже обручен с более подходящей девушкой, не воняющей козлом, и при виде Тиццаны на его красивом лице появится презрительная усмешка?
Эти мысли принесли мгновенный прилив облегчения. Ей не придется проходить через все это! Она подождет до восхода луны, выполнив уговор, и затем вернется в пещеру, к своим козам, к привычной жизни. Все не так уж плохо. Доброе имя семьи будет сохранено, их стада, их земли останутся в целости и сохранности до возвращения брата из Генуи.
Но почему желудок словно готовится выскочить наружу?
А затем Тца услышала какой-то звук. Она подошла к мегалиту с высеченным лицом - две пары глаз всматривались в спустившуюся на землю темноту. И вот снова - звяканье сбруи. Следом донеслось тихое ржание, и на поляне появилась лошадь с седоком. Эмилио Фарсезе прибыл на рандеву.
Он натянул поводья и осмотрелся.
- Эмилио, - тихо позвала Тца, выходя из-за менгира.
Конь, увидев в сумерках белый призрак, испуганно затряс головой - уши его напряглись - и подался назад. Всадник некоторое время пытался утихомирить животное и наконец справился, с силой дернув узду.
- Что ты делаешь? - крикнул он, затем добавил, приглядевшись: - Что это на тебе надето?
Девушка ничего не ответила и только сделала еще один шаг к нему.
Лошадь опять встревожилась, и Эмилио, крикнув девушке "Стой!", вновь принялся сражаться с перепуганным животным. В конце концов ему удалось утихомирить его, он спешился, отвел лошадь в рощицу и привязал к дереву подальше от глаз. Вернувшись, Эмилио некоторое время в изумлении разглядывал Тиццану с ног до головы.
- Господь да сохранит меня! Ты в платье! Ты!
- Да.
Тца в свою очередь рассматривала его. В отличие от девушки, Эмилио не позаботился о своем внешнем виде. Дороги в эту пору года были сухими, и пыль пристала к заплатанным штанам и поношенному плащу, а к нарядной льняной рубашке под ним прилипла грязь.
- Почему? - спросил он.
- Я подумала, тебе понравится, - тихо ответила Тца.
Эмилио, раскрыв рот, подозрительно уставился на нее. Даже на расстоянии нескольких шагов Тца ощущала запах спиртного.
- Понравится? - рявкнул он. - Единственное, что мне понравится, - это твой ответ, ради которого я проскакал черт знает сколько миль.
Эмилио впился в нее взглядом. Тца внимательно изучала его лицо с застывшим выражением самонадеянности и высокомерия, а заглянув поглубже в глаза, прочитала слова, которых он жаждал. На Горе Дьявола Эмилио сказал, что, если она выйдет за него замуж, его семья заполучит землю Маркагги. В противном случае Тца окажется стороной, нарушившей договор, и Фарсезе все равно получат права на участок. Парень здесь, только чтобы принудить ее к этому, и ему Тца ничем не обязана.
Тем не менее она обещала самой себе, что позволит молодому человеку выбрать.
- Эмилио, разреши мне написать письмо и отправить брату. Уверена, мы сможем продать землю, которая вам так нужна. За пристойную цену.
- Фарсезе не заплатят за нее ни гроша, - осклабился Эмилио. - Потому что мы получим ее даром!
Девушка закрыла глаза.
- Стало быть, ты отказываешься разорвать нашу помолвку?
- Да.
Ей не нужно было смотреть на парня. Тца слышала триумфальные нотки в его голосе, и под опущенными веками глаза ее горели. Что ж, он сделал свой выбор. Теперь ему придется смириться с ее решением. Или же нет.
Тиццана посмотрела на него и шагнула вперед.
- Тогда я выйду за тебя.
- Что? - Эмилио разинул рот и едва удержался на ногах от изумления. - Выйдешь?
- Да, выйду.
На лице парня отразились гнев и разочарование.
- Я думал, ты скажешь "нет", - прорычал он. - Думал, ты скроешься в маки и будешь там жить, словно разбойничья королева.
- И опозорю честь семьи Маркагги? Потеряю то немногое, что у нас еще осталось, и брошу своего брата без средств?
- Твой брат, - ухмыльнулся Эмилио, - как я слышал, пьяница студент из Генуи.
- Ну что ж, - ответила Тца, - теперь у твоего нового шурина будет достаточно золота, чтобы спускать на выпивку.
Эмилио сплюнул в пыль.
- Тогда пошли, - произнес он угрюмо. - Мы возвращаемся в Сартен. Не пристало женщине Фарсезе жить здесь одной. И поищем для тебя более подходящую одежду.
Он с отвращением посмотрел на белое платье.
Вдалеке раздался громкий хлопок.
- Что это? - испуганно спросил парень.
- Охотники, - ответила Тца. - Полнолуние гонит их в леса.
Она посмотрела на небо, заметив, как вдруг потемнело. На западе солнце уже зашло, в то же время на востоке начало светлеть.
- Ну, пойдем же, - проворчал Эмилио.
Тца придвинулась к нему.
- Дотронься до меня, - попросила она.
- Что?
- Если бы мы не были помолвлены, прикосновением ты бы меня опозорил. Моя семья стала бы искать мести. Началась бы вендетта.
- Ну и? - Эмилио переминался с ноги на ногу.
- Но мы же помолвлены. Так что можешь дотронуться.
Тца склонила к нему голову. Смущенный, парень поднял руку. Быстро нагнувшись, Тца укусила его за палец.
- А! - воскликнул он, отдергивая кисть. - Это еще что?
- А вот что, - прошептала девушка и, взяв его палец, поднесла к своим губам.
- Да что такое? - переспросил Эмилио, но уже несколько другим тоном. - Что ты…
- Ты до меня дотронулся. Мы обручены, - объяснила Тца. - И разве обычай не гласит, что мы теперь одно целое?
Она улыбнулась.
- К чему ждать?
Девушка стояла достаточно близко, чтобы ощущать идущий от Эмилио винный дух, и достаточно близко, чтобы он почувствовал запах ее волос, свежий, словно вода горного озера.
- Нам нужно возвращаться в город, - нерешительно пробормотал он.
- Нужно. И мы вернемся. - Тца выдавила улыбку. - Но там ты отправишься в свой дом; ко мне явится сестра моей матери и будет стеречь меня.
Она взглянула на небо.
- Какая ночь! И луна скоро взойдет.
Девушка повернулась и, по-прежнему держа Эмилио за палец, потащила парня вверх по склону.
- Куда мы идем? - спросил он приглушенно.
- Недалеко, - последовал ответ.
Они подошли к надгробию. Шесть камней стояли вертикально, и на них, на высоте в два роста девушки, покоился, словно крышка стола, седьмой, самый большой.
От представшего перед глазами зрелища Эмилио остановился.
- Что это за место? - прошептал он.
- Горн Дьявола, - ответила Тца и, нащупав выемки в камне, принялась карабкаться наверх.
Она посмотрела на Эмилио.
- Давай!
Когда же он заколебался, Тиццана расхохоталась и стянула платье через голову.
Скоро все закончилось. Девушка смотрела на поверхность камня, изучая штрихи, нанесенные самой природой. Затем мысли перекинулись на ее собственный рисунок - последний, на котором была изображена колыбель. Скоро, надеялась Тца, колыбель обретет постояльца. Девушка полагала, что может точно определить нужный момент, так же как знала, когда подвести козу к самцу. Кроме того, она понимала, что это ее единственный шанс, потому что никогда больше она не будет искать близости с мужчиной. Тца не хотела сидеть в Сартене за закрытыми ставнями и проводить целые дни за вышиванием. Она мечтала жить, как жила всегда: на свободе в горах, присматривая за стадами, охотясь - днем и ночью. Убивая. Исцеляя. Но - не одна-одинешенька. Когда отец сказал, что она должна выйти замуж, неожиданное желание посетило девушку. Она захотела ребенка. И эти мгновения могут… Если Фортуна улыбнется… Принести ей дитя.
Тца посмотрела мимо Эмилио туда, где над горизонтом медленно поднималось серебристое сияние.
- Пойдем, - сказала она, поднимаясь. - Иди за мной.
- Зачем? - застонал он. - Дай мне полежать здесь.
- Но у меня для тебя есть еще кое-что. Намного лучше. Там, внизу.
Она спрыгнула с камня и побежала по тропинке. Тца услышала, что Эмилио, спотыкаясь, тащится следом, и рассмеялась, когда он поскользнулся возле менгиров.
- Сюда, - тихо произнесла Тца, проходя между рядами камней и вглядываясь в темноту.
- Попалась! - захихикал Эмилио, обернулся - и никого не увидел.
Только посох стоял возле самого высокого менгира с изображением лица предка.
- Где ты? - позвал он.
- Здесь, - прошептала Тца, нагибаясь и шаря рукой по земле.
Он двинулся на звук к высокому камню и увидел вырезанный профиль: крючковатый нос, низкий лоб. Над горизонтом взошел краешек луны, мерцающей серебром.
- Тца? - позвал Эмилио, повернулся кругом и потянулся к ней.
Рука еще не успела превратиться в лапу и пока могла удержать каменный нож.
- Я здесь, - ответила девушка и полоснула его по горлу.
"Человек умирает быстрее кабана", - подумала пастушка, наблюдая, как тело Эмилио дергается на земле в предсмертной агонии.
Особенно если не протянутся к зияющей ране руки целителя, дабы остановить поток крови, которая сейчас в лунном мерцании переливалась серебром. Но они находились не в мире призрачной охоты; здесь у Тиццаны не было той силы, да и желания исцелять тоже. Кроме того, и рук-то у нее уже не было.
Свет искрился на сером меху, сверкал на огромных белых клыках. Она быстро наклонила голову и принялась раздирать зубами горло, чтобы скрыть разрез. Когда труп обнаружат, пусть даже кто-то и знал об их встрече, никто не обвинит Тиццану. Эмилио Фарсезе загрыз волк. Какая трагедия!
Терзая тело несчастного, Тца в душе торжествовала. Этого в тяготеющем над ней проклятии как раз и не понимал отец. Он думал, что, превращаясь в волчицу, она теряет над собой контроль. Истина же была полностью противоположна: именно в такие моменты она наиболее четко осознавала, какой выбор совершает. И выбор заключался в том, кого именно убить следующим. Жизнь становилась такой простой.
Покончив с жертвой, волчица запрокинула голову, широко раскрыла пасть и издала долгий триумфальный вой.
Она выла так громко и так отчаянно, что не сразу услышала поблизости другие звуки. Она тут же замолчала: до ее ушей донеслось не только ржание насмерть перепуганной лошади, но и человеческий голос.
- Господь, сохрани меня! Матерь Божья, сохрани меня!
Волчица выпрыгнула из-за камня и под деревьями увидела Филиппи Чезаре. Он отчаянно пытался распутать поводья, которыми скакун Эмилио была привязана к стволу.
Какое-то мгновение Тца колебалась, ошеломленная. Затем с рычанием бросилась бежать. До рощицы, где скрывался оставленный соглядатаем Филиппи и откуда он, вероятно, видел все, было не более сорока шагов. Волчица преодолела их в считанные мгновения, но секундное колебание позволило парню справиться со сбруей, и в тот момент, когда Тца добралась до деревьев, Филиппи взобрался в седло и лошадь поскакала прочь.
- Йэ-э-эй! - пронзительно кричал он, с силой пиная животное по бокам.
Волчица прыгнула, оттолкнувшись мощными задними лапами, но конь дернулся вбок, встал на дыбы и лягнул хищника. Копыто попало прямо в грудь, и Тца распласталась на земле.
Филиппи каким-то чудом удержался в седле, ну а коня не было нужды понукать. В ужасе заржав, он галопом понесся по тропе.
Задыхаясь, волчица пыталась подняться. Когда ей это удалось, она побежала, но не следом за всадником, а наперерез, через маки. Филиппи будет гнать лошадь по дороге на Сартен, и Тца должна перехватить его по пути.
Достигнув каменного обнажения, волчица полностью восстановила силы. Она притаилась за валуном, так что торчал только кончик уха. И вскоре послышались столь желанные звуки: топот копыт и хныканье всадника. Они приближались.
Серая фигура выскочила из тени на освещенное луной пространство. Передние лапы ударили Филиппи в плечо, вышибая из седла: ноги вылетели из стремян, и парень грохнулся оземь. Лошадь, громко заржав, понеслась прочь.
Тца смотрела на мальчишку, которого спасла от рабства и дух которого сперва убила, а потом вернула к жизни. Во всем этом было какое-то противоречие, поскольку Филиппи Чезаре не имел теперь права на жизнь. Теперь, когда он видел, как Тца убила Эмилио Фарсезе. Но главное - узнал ее сокровенную тайну.
Упираясь ногами в землю, парень отчаянно пытался уползти подальше; из носа струились сопли, слезы катились из глаз.
- Нет, - хныкал парень, - Матерь Божья, пожалуйста, нет!
Волчица прыгнула. Филиппи вскинул руку, и зверь схватил ее. Тца не собиралась вцепляться в горло. Пока не собиралась. У нее впереди еще вся ночь. Она уже выяснила, как быстро может умереть человек. Было бы интересно проверить, как медленно.
И в конце концов, ей никогда не нравился этот мелкий гаденыш.