Дмитрий Дмитриевич выглянул в иллюминатор. Бесконечная белая пустыня, антарктическая tabula rasa, что стелилась понизу, покрытая клинописью пересекавшихся под острым углом застругов, безрадостная и безжизненная, понемногу утрачивала непорочность невестиной фаты - её вдоль и поперёк полосовали синие колеи санно-гусеничных поездов и танков-транспортёров. Колеи сходились к нагромождению кубиков, шариков, пирамидок. Восток.
Сегаль пилотом был сносным, но далеко не асом - аппарат, ведомый его твёрдой рукой, заложил лихой вираж над флаерной станцией и посадку совершил жестковатую. У Купри даже зубы клацнули.
- Эй! - крикнул он сердито. - А поосторожней нельзя? Это тебе не айсберг!
Борис Сегаль в ответ лишь ощерился в подобии улыбки.
- За мной, - буркнул комиссар, покидая кресло.
Выбравшись наружу, он не стал геройствовать - сразу нацепил кислородную маску. "Восток" расположен на ледяном щите Антарктиды, на высоте около четырёх километров. Воздух тут сильно разрежен, давление почти вполовину ниже обычного. Выйдешь из флаера и дышишь как пойманная рыба. Чуть шаг ускорил - садишься. Первые дни ты совсем никакой - говоришь с трудом, сердце колотится как сумасшедшее, голова болит, тошнит тебя… Только на четвёртый день отходишь, однако ни времени для акклиматизации у Купри не было, ни особого желания.
К флаеру подъехала и развернулась огромная "Харьковчанка" - обтекаемый вездеход оранжевого цвета с голубой полосой по бортам.
Полярник в распахнутой дохе открыл боковую дверь и сошёл на гусеницу.
- Залезайте! - крикнул он. - Подброшу до места!
Купри залез в просторное пассажирское отделение, не преминув буркнуть:
- Побольше ничего не могли найти?
- Все вездики в разгоне, комиссар!
- Ладно, едем. Борис! Долго тебя ждать?
Сегаль неторопливо забрался в транспортёр и пожал руку водителю - та утонула в его лапище.
- Так что случилось хоть? - начал Купри допрос. - Живой Герман?
- Все живы, Димдимыч! - энергично кивнул водитель. - Но не здоровы.
- В смысле?
- Ирка - это наша заведующая медцентром, говорит: тяжёлое психическое расстройство. У всех.
- У кого - у всех?
- Ну, там был сам Флоридов, старший гляциолог Арнаутов и его помощники, тоже гляциологи - Миха, Жека и Санёк. Да сейчас сами увидите!
"Харьковчанка" подкатила к белому куполу медцентра и затормозила. Комиссар с Сегалем вышли, сразу попадая в окружение растревоженных "восточников".
- Всё выясним, ребята! - заверил их Купри. - Всё как полагается!
Борис Сегаль двинулся вперёд, как ледокол, раздвигая толпу. Комиссар шествовал за ним. Главврач - хрупкая, симпатичная брюнетка лет тридцати - провела его в спецпалату. Там, на мягчайшей автокровати, в окружении стоек с приборами, лежал Флоридов. "Эк тебя…" - мелькнуло у Купри.
Герман находился в сознании, но был погружён в свой мир, далёкий от общей реальности. Его ясные глаза смотрели на комиссара в упор, а видели что-то иное. Что?
Купри заметил мягкие фиксаторы, которыми был пристёгнут начальник станции, и нахмурился.
- Это обязательно? - осведомился он прохладным голосом.
- Вынужденная мера, - стала оправдываться главврачиня. - Иногда Герман Остапович ведёт себя очень беспокойно. Всё время порывается куда-то бежать, спасать кого-то…
- С обстоятельствами дела я знаком, - сказал комиссар официальным голосом. - Это ведь вы сообщили о ЧП?
- Я… - робко призналась женщина.
- Как мне к вам обращаться хоть? - Комиссар скользнул взглядом по женской груди, изрядно оттопыривавшей халатик, и смущённо отвёл глаза.
- Ирина Павловна… - представилась заведующая. - Просто Ирина.
- Меня больше всего интересует… знаете, что?
- Что? - шепнула Ирина, округляя глаза.
- Почему вы вызвали не инспектора УОТ, а комиссара СОП?
- А вы послушайте самого Германа Остаповича! - воскликнула с облегчением главврачиня. - Присаживайтесь.
Купри присел, складывая на коленях длинные костистые руки, а Ирина наклонилась к Флоридову, чётко произнося:
- Герман Остапович! К вам пришли!
Последняя фраза, словно будучи кодовой, подействовала сразу: начальник станции встрепенулся, лицо его выразило сильнейшее беспокойство, широко открытые глаза забегали по палате в тревожном поиске.
- Их надо срочно спасать! - торопливо, глотая окончания, заговорил Флоридов, нервно теребя одеяло. - Срочно! Вызовите комиссара Купри! Слышите? Люди в опасности! Они подо льдом, под землёй… Их надо оттуда вывести! Они не виноваты, слышите? Внуки не отвечают за дела дедов! Обратитесь к генруку - Лёнька Шалыт даже пингвинам помогал, а тут люди! Понимаете? Люди! Их надо срочно спасать!
Ирина подбежала к прозрачному стеллажу, на котором рядами попискивали мониторы, и включила успокоительный гипноиндуктор - Герман перестал метаться, его лицо расслабилось, приобрело умиротворённый вид.
- Слышали? - обернулась женщина, зябко потирая узкие ладони, словно обмазывая их кремом. - Психика Германа Остаповича сильно пострадала, но речь связная, ничего похожего на бред.
- Запись ведётся?
- Да, постоянно. Кстати… - Заведующая порылась в нагрудном кармашке и вытащила кристалл. - Вот тут регистрограмма с приборной доски скафандра Германа Остаповича. Наши в ней так и не разобрались, может, вы попробуете? Там только видео понятное: сначала такие вспышки, вспышки над озером, а потом все попадали…
Купри осторожно взял кристаллозапись с женской ладони, невольно касаясь нежной кожи своими мосластыми пальцами, и положил в пакетик, как вещественное доказательство.
- А ментоскопирование делали? - поинтересовался он, испытывая давно, казалось бы, забытую усладу - ощущать близкое тепло, ловить взгляд, брошенный из-под ресниц, вдыхать еле уловимый запах духов…
- Да, да! - оживилась Ирина, включая большой ментовизор. - Герман Остапович видит то, о чём говорит, тут полное совпадение.
На экране задвигались мрачные тени. Слабый рассеянный свет выхватывал из темноты то неровный, влажно блестевший свод, то зыбкую пелену тумана. Наплывом, во весь экран, задрожало изображение старинного фонаря с лампой накаливания под стеклянным колпаком, защищённым сеткой. Далее в потёмках скорее угадывались, чем виделись, угловатые формы приземистых зданий, ржавая решётчатая мачта, мокрый асфальт. Показалась фигура человека, затянутого в чёрный кожаный плащ. Лицо его под надвинутым козырьком фуражки поражало бледностью - оно было белым как мел, но выражало не испуг, а усталость.
- Остальные фрагменты подобны этому, - сказала главврачиня, - но, что они означают, неизвестно.
- Вы сами-то как считаете?
Ирина подумала.
- Это не сон, - медленно проговорила она, - и не бред, Больше всего напоминает фальшвоспоминания, но…
- Но?
- Создать наведённое сознание вне фальшлаборатории - ерундистика полнейшая.
Купри хмуро покивал, вынимая из кармана закурлыкавший радиофон.
- Комиссар Купри слушает, - пробурчал он.
- Димдимыч, ты? - заорал коммуникатор. - Тут с Унтерзее SOS!
- Откуда?
- Ун-тер-зее! Озеро которое! Там группа Олега Кермаса трудится, геологи. Сейчас вот связались с нами два океанца - они там подрабатывают на сборке мумиё, - говорят, наблюдали непонятные метеоявления! И сразу, говорят, отключка у геологов, бредят, хотя температура вроде нормальная…
- Бредят? - насторожился Купри.
- Видения у них! Что? Минутку… Алё! Говорят, всё кого-то спасать рвутся, о пещерах каких-то талдычат…
- А что, кроме меня, уже и вызвать некого? - спросил комиссар брюзгливо.
- А кого, Димдимыч? - сказал коммуникатор с проникновенностью. - Две опергруппы на всю АЗО!
- Понял, понял… Вылетаю.
Спрятав радиофон в карман, комиссар встретился взглядом с Ириной - и отвёл глаза, словно устыдившись своих помышлений.
- Вот такие дела, - вздохнул Дмитрий Дмитриевич.
Задержавшись в дверях, он проговорил со смущением:
- Будете в "Новолазаревской" - заходите.
- Зайду, - пообещала главврачиня и кокетливо улыбнулась.
9 декабря, 11 часов 45 минут.
Ирина проводила глазами взлетавший флаер, по косой уходивший к северу, вздохнула о своём, о девичьем, и вернулась в медцентр. Она заглянула в бокс к Арнаутову, сняла показания приборов у молодых гляциологов, но мысли её были далеки от здравоохранения. Заведующая думала о Купри. О Димдимыче.
Повторив это смешное сокращение мысленно, она ласково улыбнулась. "Димдимыч"… Комиссар любит казаться суровым и хмурым, этаким бирюком-нелюдимом, но к такому не станут обращаться "Димдимыч". Надо думать, людям была виднее добрая и отзывчивая натура Купри, чем его внешняя колючесть.
Внезапно приятные и волнующие размышления главврачини были грубо оборваны - в светлый коридор медцентра ворвались четверо в одинаковых зелёных каэшках, с бластерами в руках.
Двое из них, сохраняя невозмутимость, шагнули в бокс к Михаилу, Евгению и Александру. Трижды выстрелили бластеры, трижды в коридор выбилась красно-лиловая вспышка. Покинув бокс, парочка сухо отрапортовала старшему группы:
- Готовы.
- Кто вы такие? - закричала Ирина, испытывая одновременно ужас и гнев. - Что вы сделали с моими пациентами?
- Убили их, - вежливо сообщил старший, рослый, чисто выбритый мужчина с приятным лицом и располагающей улыбкой. Махнув бластером в сторону палаты Флоридова, он приказал своим: - Добивайте Германа, и сваливаем отсюда.
- Не трогайте его! - воскликнула заведующая, рванувшись наперерез убийцам, но старший задержал её, приобняв за талию.
- Не волнуйтесь так, Ирина Павловна, - мягко попенял он, - это вредно для здоровья.
- Пустите меня! - разъярилась главврачиня.
В этот момент она испытывала ужас несовместимости, как при встрече со змеёй - холодной, чешуйчатой, отвратительно извивающейся тварью. И вместе с этим пробивалось чёрное отчаяние, и острая, до слёз, жалость к себе, и смертная тоска, и страх, страх липкий, всепоглощающий страх. То, что творилось в палатах, было недопустимо, невозможно, и рассудок зависал, изнемогая от беспомощности.
Из палаты Флоридова донеслось короткое пронзительное шипение. Полыхнуло лиловым. Старший вытянул руку с бластером, выцеливая Генриха Арнаутова, лежавшего в палате напротив, и нажал на курок.
Ирина расширенными глазами следила за тем, как оголяется широкое запястье с татуировкой - молнии в круге, как сухо щёлкает инжектор, как бласт-импульс прожигает канал в голове Арнаутова, откинутой на подушку. Точно между глаз.
- Прощай, красавица, - сказал старший с лёгкой улыбкой, приставляя пирамидальное дуло к левой груди заведующей медцентром.
- Не надо! Не хочу! - забилась она, не имея сил вырваться. - Не надо!
- Надо, Ирочка, надо, - нежно проворковал старший.
И нажал на спуск.
Глава 1
ЗАКОН РЕВОЛЬВЕРА
9 декабря, 8 часов 30 минут.
ТОЗО, Восточно-Тихоокеанское поднятие, разлом Пасхи, батиполис "Рапа-Нуи".
Заряд просадил переборку - брызги кремнийорганика заляпали пол, продырявленная сетка термоэлементов набухла каплями расплава, быстро отвердевавшими и тускневшими на воздухе.
- Замечательно… - пробормотал Сихали Браун.
Он распластался по стенке, держа бластер дулом кверху, и крикнул:
- Бросай оружие, Чанг!
Ответом был выстрел, пробороздивший потолок. Запахло озоном.
- Сволочь, - зычно прогудел Илюша Харин, огромный и широкий, как шкаф. Плотно упакованный в чёрный комбинезон с шевроном ОГ - океанской гвардии, он вжимался в стену рядом с Сихали, изо всех сил втягивая живот. Браун взялся левой рукой за тёплый толстый ствол, обтёр вспотевшую ладонь о куртку и снова ухватился за рубчатую рукоятку бласта, лаская указательным пальцем курок.
Тут, как всегда некстати, запиликал сигнал вызова. Цедя нехорошие слова и выражения, Сихали выцепил плашку радиофона, и зверское выражение на его лице уступило место ласковой улыбке - звонила Наташа.
- Я тебе перезвоню, - быстро проговорил он.
- Ты занят? - долетел вопрос. - Ладно, я потом…
- Жена? - поинтересовался Харин.
- Ага.
Илья пригнулся, напрягая толчковую ногу.
- Змей, лучше не надо, - сказал Браун предостерегающе, угадав намерение друга.
- Иначе - как? - буркнул Илюша, прозванный Тугариным-Змеем.
Неожиданно быстро и ловко для своей комплекции, он метнулся к противоположной стене коридора, выпалив в проём из бласта. Заскворчала пузырящимися потёками переборка, пробитая ответным импульсом.
Красавчик Чанг метил правее, выцеливая Илью, и Браун воспользовался секундным преимуществом, предоставленным ему Змеем, - шагнув в проём, он спустил курок.
Бласт-импульс выжег дыру в груди Красавчика - безобразное лицо Чанга, разодранное шрамом наискосок, с перебитым носом, сплющенным и свёрнутым набок, исказилось ещё больше, выражая лютую ярость. Но длилось это всего лишь краткий миг - с пробитым сердцем не живут долго. Чанг рухнул на колени и упал ничком.
- Готов, - буркнул Харин, отталкиваясь плечом от стены.
Сихали кивнул, выщёлкивая из бластера использованный картридж и загоняя свежий. Пальцы его вздрагивали.
- Кто кого? - долетел вопрос из кают-компании.
- Мы! - ответил Тугарин-Змей, пряча оружие в кобуру. - Его!
В кают-компании сразу зашумели, сбрасывая напряжение и страх. Первым в центральный коридор выглянул комендант батиполиса - малорослый, лысоватый мужичок в мятом, словно изжёванном, комбинезоне.
- Всё? - робко спросил он, вытягивая немытую шею.
- Всё, - подтвердил Браун.
Он оглянулся на труп Чанга. Какой это уже по счёту? Лучше не калькулировать… Плох тот ганфайтер, который делает зарубки на рукояти своего бластера - по числу убитых им людей. Это пошло и мерзко, ведь за каждой зарубкой - отнятая жизнь. Чем тут гордиться? Кто спорит, Красавчик был чудовищем в человеческом обличье, но всё же в человеческом…
В коридор повалили рапануйцы - машинисты глубоководных танков-батискафов, инженеры-контролёры, операторы аквалюмов, их жёны и дети. Они галдели, радуясь возвращённой безопасности, болтовнёй выражая облегчение и благодарность, - банда Красавчика Чанга держала в страхе весь батиполис.
- Правильно мы тогда за тебя голосовали! - заявил рослый, краснолицый глубоководник.
- А то ж никакой жизни! - поддержал его лысенький комендант.
- Качать генрука! - воскликнул кто-то в толпе.
- Ну щас! - воспротивился Браун. - Тут потолки низкие!
- Расшибёте, - пробасил Тугарин-Змей. - Зашибу тогда.
- Лучше проводите меня в центральный бункер, - сказал Сихали, - а то нам пора.
Генеральный руководитель проекта ТОЗО Тимофей Браун, он же Сихали, пошагал длинным коридором в окружении шумной свиты. Не генруковское это дело, конечно, с бандюками перестреливаться, но не бросать же в беде избирателей…
Вспомнив об обещанном звонке, генрук вытащил радиофон, заученным движением вызывая Наташу Браун. В туманном облачке стереопроекции налилась цветом красивая женская головка.
- Алё-о?.. - выдохнул приятный голосок.
- Привет, - сказал Тимофей, непроизвольно улыбаясь.
- А ты где?
- "Рапа-Нуи". Тут у меня… э-э… встреча с избирателями.
"Да-а… - подумал он. - Если бы предвыборная кампания шла сейчас, всё население "Рапа-Нуи" проголосовало бы за меня!"
- А-а… Ну ладно, не буду мешать твоей политической деятельности! Илья с тобой?
- Со мной.
- Передай ему, что Марина улетает.
- Чего-чего? Она ж на седьмом месяце!
Вот именно! Потому и улетает. И я с нею. Понял? Я тебе с Вумеры звоню!
- Так вы на Спу собрались?
- Ну да. Спу-17. Ты же знаешь Марину, она больше всего боится стать некрасивой, а в невесомости беременным легче и ничего не отвисает… Только Илье, пожалуйста, без деталей! Понял?
- Понял… А я что, один буду?
Наташа рассмеялась, закидывая голову и блестя безукоризненными дужками зубов.
- Ничего, тебе полезно! Пока!
- Пока…
Сихали нахмурился, вздохнул уныло - и быстренько передал Илье последние известия, чтоб не ему одному мучиться. Харин сразу заскучал, а Брауну стало маленько полегче.
- Твой скорбный лик, - бодро сказал Тимофей, - навевает ассоциации с сенбернаром анфас.
Змей ничего не ответил, лишь длинно, тоскливо вздохнул.
А океанцы вокруг, словно контраста ради, галдели весело и нестройно. Девушки смотрели на генрука с восхищением, мужчины смущённо крякали (и как это мы сами с Чангом не управились?), дети возбуждённо орали, чувствуя всеобщее ликование и догадываясь, что ничего им не будет, а вот самого генрука праздновать не тянуло. И не только потому, что жена "бросила".
Пока его не выбрали руководителем проекта, он даже не представлял себе весь размах того беспредела, который творился в ТОЗО, во всех тутошних батиполисах и абиссальных хабитатах, на ИТО и СПО. Бандиты, пираты, китокрады буйствовали повсюду, и частенько лишь бласт-импульс мог вразумить аутло вроде Красавчика Чанга. Правопорядок приходилось насаждать силой, по принципу: если ты не чтишь кодексы, то бойся их. Закон револьвера!
И так три года подряд - без отпусков, без выходных и праздников. Бывало, что и без перерыва на обед.