- В этих точках происходили скачки интенсивности электромагнитного поля интересующей нас величины. Но опять же… Посмотрите потом сами… Нас интересуют точки, где скачки происходили до 23.00, и в первую очередь - расположенные на темно-зеленом фоне. Однако… С меньшей вероятностью, но… это могут быть также точки, расположенные на светло-зеленом и желтом фоне. Совсем уж почти невероятно, но… в исключительном случае это могут быть и точки, расположенные на розовом фоне. Понимаете?
- Да. Разрешите уточнить… - поинтересовался Виталий. - Что мы ищем?
- Это… Некое учреждение, похожее… на научную лабораторию. И в то же время - на небольшое медицинское учреждение. Медицинский пункт, вот. Эдакая научно-медицинская лаборатория. Вот такое определение, пожалуй, будет наиболее правильным. Скорее всего, это будет какой-то офис в каком-нибудь офисном центре, но вполне вероятно, что это окажется и квартира.
- Мы ищем там каких-то конкретных людей?
- О! Я бы очень желал познакомиться с этими людьми. Скорее всего, там окажется молодой человек, которого вы видели на словесном портрете. Прошу вас, доставьте этих людей ко мне.
- Простите… А эта лаборатория, которую мы ищем, она что-нибудь производит? Наркотики, например, лекарства?..
- Нет, ничего.
- Может быть, они ведут прием населения?
- Нет. Исключительно наука и научные эксперименты.
- А она… точно находится в Москве? По определению?
- В принципе, - Рыбас скривил губы в недовольной гримасе, - она может находиться где угодно. Но надо же с чего-то начать. Давайте начнем с Москвы и ближайших окрестностей.
- Понятно. Приступаю к исполнению. - Виталий бодро улыбнулся, хотя на самом деле ему хотелось реветь благим матом от того объема работы, который на него повесили.
- Минуточку. - Рыбас вытащил из компьютера флэшку и отдал ее Голикову. - Здесь все необходимые вам материалы. Кстати, месторасположение вашего нового отдела найдете там же. - Виталий уже поднялся, собравшись уходить, но Рыбас остановил его. - И последнее, майор. - Он поднял вверх указательный палец. - По очередности, но не по значению. КГБ СССР активно работал в области паранормальных явлений и эзотерики. Разузнайте, где эти люди и чем они сейчас заняты. Что из этого общего наследства досталось конторам - наследницам КГБ? Кому именно? Ведутся ли сейчас эти работы? Что за люди их ведут? Чего достигли? На каком уровне находятся? Понятно?
- Так точно! - Виталий встал по стойке "смирно" и даже щелкнул каблуками. - Разрешите приступить к исполнению?
- Приступайте. - Рыбас вяло махнул ладонью, показывая, что Виталий может быть свободен.
Выйдя из кабинета, Виталий аккуратно прикрыл дверь и, привалившись к ней спиной, наконец-то перевел дух.
IX
Зычное эхо троицкого колокола, отражаясь от подмерзшей земли, катилось по широким монастырским полям, застревая в голых сучьях бесстыдно обнажившегося, не прикрытого еще первым снежком леса. Уже виден был монастырский частокол, и надвратная церковь над главным входом манила усталых путников, обещая скорый отдых.
Перед полуприкрытыми воротами Адаш и Сашка спешились и, ведя за собой лошадей в поводу, прошли внутрь. Остановились у коновязи, осмотрелись. Большой двор пустынен: вся братия была на вечерней службе. И лишь через мгновение путешественники заметили чернеца, спускавшегося к ним сверху, из башни.
- Эй, монах, - крикнул Адаш, - позаботься о лошадях, мы к преподобному Сергию с письмом от боярыни Вельяминовой!
- Вся братия на службе и преподобный там же, - ответил монах, откидывая назад капюшон.
- Ба-а! Брат Ослябя! - радостно завопил Адаш. - Ты ли это?! Сколько лет, сколько зим! - Старые знакомые крепко обнялись и троекратно расцеловались. - Вот уж где не ожидал встретить старого вояку!
- Где ж мне еще быть, как не в монастыре? - грустно усмехнувшись, ответствовал монах. - Не завел семью вовремя, деток не нарожал, теперь приходится встречать старость в монастыре. Но ты-то как, брат Адаш? Где умудрился приткнуть свои старые кости?
- Это я-то старый? - захорохорился Адаш, подкручивая одной рукой длинный вислый ус, а второй хлопая по плечу старого товарища. - Да мне только прошлым летом сорок исполнилось. Я еще и жениться успею и сынов себе завести. Ты-то постарше меня годков на десять будешь? А, старый греховодник?
- На одиннадцать… Э-эх-хе-хе, грехи мои тяжкие, - притворно завздыхал монах. - Так, где теперь службу несешь, Адаш?
- Вот, - Адаш указал на Сашку, - сынок нашего тысяцкого, Тимофей Васильевич.
- Ну-у… Похож, похож. - Ослябя поклонился Сашке, а когда тот протянул для рукопожатия руку, несколько замешкался, видимо от неожиданности, но потом, спохватившись, ответил крепким рукопожатием хваткой еще руки.
"Е-мое, - тем временем думал Сашка, - тот самый Ослябя! Ведь это ж я его могилу видел!"
- Добрый воин растет, - похвалил своего воспитанника Адаш, - весь в отца. Ему бы только разок в большой битве побывать, чтобы опыту поднабраться, и…
- Гм, гм-гм, - закашлялся Ослябя, перебивая товарища. - Поговаривают, что недолго больших битв ждать осталось. Это правда?
- О том и говорить с преподобным присланы, - опередил Сашка Адаша.
- Знаете что… - Ослябя заложил в рот два пальца и лихо, по-разбойничьи, свистнул. - Паисий, поди сюда. - Вечерние сумерки уже сгустились настолько, что только по грохоту подкованных сапог о ступени можно было догадаться, что с башни кто-то спускается.
- Да, отец Андрей… - раздался ломкий юношеский басок, столь неожиданный при такой мелкой и тощей фигуре, как у приближающегося к ним монашка.
- Запирай ворота, Паисий, да отведи коней в конюшню, да подпругу не забудь ослабить, да выводи их…
- Да знаю все… - обиженно загудел Паисий. - Сделаю.
- Вот и хорошо, - согласился с ним Ослябя. - А я путников в странноприимный дом провожу. Действуй, Паисий. Пойдемте, - сказал он, обращаясь уже к Сашке и Адашу. - Нет вам смысла преподобного дожидаться. Службы у нас длинные, а сегодня особенно. Потрапезничаете да спать ляжете. С дороги-то устали небось. А завтра утром и с преподобным поговорите.
Путники, согласившись с Ослябей, последовали за ним.
- А скажи-ка, брат Ослябя, извини, отец Андрей, - начал издалека Адаш, - не благословишь ли уставших путников на принятие толики хлебного вина под трапезу? А? - Он выразительно похлопал себя по бедру, где у него висела пристегнутая к поясу внушительного вида фляга.
- А что ж не благословить? Благословлю. Вино и монаси приемлют. А вы люди вольные, никаким уставам неподотчетные.
- Может быть, и ты, отец Андрей, как-нибудь…
- Эх-хе-хе, - завздыхал старый солдат, - да уж замолю как-нибудь.
Проснулся Сашка от яркого белого света, наполнившего всю светелку. Свет был так ярок, что резал глаза даже через закрытые веки.
- Здоров же ты спать, государь, - услышал он голос Адаша. - Сразу видно, что совесть твоя пока чиста. Нет на ней еще пролитой кровушки.
Спросонья Сашка чуть было не принялся разубеждать Адаша, но вовремя спохватился. Поднявшись, он выглянул в окно. Пушистое белое покрывало укрыло грешную землю, от чего божий мир казался новеньким, чистым и умиротворенным, и только парящих ангелов с большими белыми крыльями не хватало над всем этим великолепием. Сашка натянул штаны и босиком выбежал во двор. Чуть-чуть подзадержавшись, за ним последовал Адаш. Сашка, уже умывшийся первым снегом, встретил припозднившегося наставника большим пушистым снежком.
- Сразу видно - потомственный воин, - с удовлетворением констатировал Адаш, когда они вернулись в светелку и растирались жесткими холщовыми полотенцами. - А иначе откуда тебе знать ордынский обычай?
- Наверное, зов крови, - отшутился Сашка, не вдаваясь в объяснения. - Много я проспал-то?
- Да уж заутреню отслужили.
- Поспешим. Оденемся и сразу идем искать преподобного.
Но искать никого не пришлось. Едва посланники боярыни Вельяминовой успели облачиться, как за дверью раздались шаги. Дверь распахнулась, и в светелку вошел преподобный в сопровождении Осляби. В простом черном одеянии, седобородый, высокий, худой. Из-под косматых бровей на них пристально глядели глубоко посаженные строгие глаза.
- Мир вам, путники.
- Благословите, отче! - Адаш бухнулся перед преподобным на колени, громыхнув об пол уже пристегнутым к поясу мечом.
"Сам Сергий Радонежский! Вот это да! Неужто настоящий?" - успела промелькнуть у Сашки шальная мыслишка перед тем, как он вслед за Адашем преклонил колени перед одним из самых чтимых в русской истории людей.
- Благослови, отче!
- Бог благословит, - молвил преподобный, осеняя их крестным знамением. - Что у вас ко мне?
- Письмо от матушки моей, боярыни Вельяминовой, - ответил Сашка, поднимаясь на ноги.
Отец Сергий сломал печать, развернул свиток и принялся читать послание, писанное крупными, ровными буквами.
- Значит, в Кострому, к князю Дмитрию отправляетесь, юноша? - строго спросил он у Сашки, завершив чтение. - И что намерены там сказать, чего добиваться?
- Войны нельзя допустить, отче! Это все Некомат Сурожанин козни строит, хочет одних русских людей на других натравить. Не в наших это интересах, а на руку только врагам Руси. Использовал Некомат семейный конфликт и теперь его раздувает. А семейные дела внутри семьи и должны остаться. Пусть князь Дмитрий хоть слово доброе молвит моему и своему брату Мамаю, пусть хотя бы символически протянет ему руку, и я, Тимофей Вельяминов, клянусь, что мы с матушкой отправимся в Орду и упросим ли, заставим ли, но добьемся того, чтобы Мамай признал свою неправду. Наш род не стремится к тому, чтобы встать выше всех на Руси. Мы признаем главенство князя Дмитрия, хотим лишь справедливости, чтобы блюлись древние обычаи и установления.
"Вот это я речугу затолкнул самому преподобному Сергию, - дивясь самому себе, подумал Сашка. - Жаль, что никто из наших ребят этого не видит".
- Что ж, это похвальное стремление. А можете ли вы, юноша, ручаться за весь ваш род? - чуть прищурившись, как бы оценивая Сашку, спросил преподобный.
- Матушка моя может, - твердо ответил Сашка. - Я лишь посланник ее; передаю в точности слова и волю ее.
- Что ж… У вашей матушки государственный ум и железная воля. Ее слову можно верить. Я дам вам письмо для князя Дмитрия. Я поддерживаю стремление боярыни сохранить мир на Русской земле, не допустить до большой войны. А на словах скажите князю Дмитрию, что я благословил вас на вашу святую миссию.
- Благодарю, отче, - смиренно склонил голову Сашка под рукой преподобного.
- Когда ехать думаете?
- Да как письма дождемся, так и выедем.
- К-хе, к-хе, - закашлялся Ослябя. - Дозвольте слово молвить, отче?
- Говори, отец Андрей.
- Верхами они да без сменных лошадей. В такую погоду удобней будет на ямских лошадях добираться. С другой стороны, пару-тройку дней обождать надо, чтобы лед на переправах окреп окончательно.
- Хорошо. Доставишь до ямской станции, а когда ехать, пусть сами решают. Я их из монастыря не гоню, - высказался преподобный.
- Оно, конечно, в возке удобней и быстрей будет, однако воину как-то неудобно… - засомневался Адаш.
- Поедем в возке, на ямских лошадях, а своих оставим у вас, - окончательно решил вопрос Сашка. - Но ждать не будем. Поедем, как письмо будет готово. Морозы уж неделю как стоят. А встретится переправа… Там видно будет.
В нанятом крытом возке на ямских лошадях продолжили свой путь посланцы боярыни Вельяминовой. Ослябя снабдил их валенками и широкими, долгополыми тулупами. Сашка и Адаш полулежали на мягких подушках, укрывшись поверх тулупов меховой полстью. Впереди маячила широкая спина ямщика, заслоняя обзор так, что казалось - весь мир съежился до размеров возка. Легкое покачивание саней, ритмичный топот копыт по утрамбованному насту и монотонное звяканье колокольчика навевали дремоту. Да Адаш все бурчит себе под нос, никак не уймется: "Всю жизнь в седле… А тут, как баба, под тремя шубами, на мягких подушках… Да что как баба… Того хуже… Как поп толстомясый. Как из люльки выбрался да в седло сел…" А иногда впереди раздастся:
- Эге-ге-гей! Не спи! Посторонись!
- Эге-ге-гей! - ответит ямщик да привстанет с облучка, крепко беря в руки вожжи. - Посторонись!
Топот копыт нарастает, усиливается, колокольчики звенят все веселее, и фр-р-р! - промчится встречная тройка, и лишь снежная пыль заклубится, искрясь на свету и оседая на лицо теплым туманом. "Хорошо, - сквозь дрему думается Сашке. - Гораздо лучше, чем в машине".
Днем ехали, а ночевали на постоялых дворах при ямских станциях. Эти пять дней, проведенных в дороге, слились в Сашкином сознании в один долгий, скучный день, лишенный не только каких-либо событий, но и намека на них. Лишь только пятый в этой череде стоял особняком.
С ямской станции выехали ранним утром, до света, и, по всем прикидкам, в Костроме должны были быть еще засветло. Но то ли ямской смотритель, плут, лошадок подсунул плохо отдохнувших, то ли свежевыпавший ночью снег был тому виной, но к Волге они подъехали уже в сумерки.
- Вона Кострома-то, на том берегу, - обернувшись к седокам и указывая кнутовищем вперед, с какой-то непонятной обидой проговорил ямщик.
- И чего встал? - выкарабкиваясь из липкой дремоты, спросил у него Адаш. - Давай пошевеливайся. Темнеет уже. Не то ворота в городе на ночь закроют, и придется в чистом поле ночевать.
- Дык это… Не получится в Кострому-то… Вона полынья какая… Провалился кто-то. Опасно.
Только тут Сашка услышал слабый звук, доносящийся от реки, будто кто-то звал на помощь. Как будто выброшенный из возка пружиной, он бросился вперед. На широком снежном поле чернела большая продолговатая полынья, над которой возвышалась длинная, метров в пять, крыша какого-то экипажа. Санная колея обрывалась у полыньи. Ни лошадей, ни людей видно не было.
- Вона, дураки… Рыдван-от какой на лед загнали, - раздался за Сашкиной спиной резонерский комментарий ямщика. - А лед-то молодой ишшо, не матерый. Он и того… Лошадок жалко, - заключил он.
И тут снова послышался слабый крик, сносимый в сторону ветром:
- По-мо-ги-те…
- Кричит кто-то, - не очень уверенно сказал Адаш.
- Веревку… вожжи давай, - скомандовал Сашка и кинулся к полынье.
Последние несколько метров перед полыньей они проползли на брюхе. Рыдван возвышался надо льдом почти на метр, дверь в задней стенке была приоткрыта, и именно из-за нее и доносились крики о помощи. Открыть дверь шире и выбраться наружу человек, видимо, не мог - мешала кромка обломившегося льда. Адаш, перекатившись набок, вытащил из ножен меч и крикнул:
- Эй, кто там есть, отойди от двери, сейчас рубить буду!
Хватило одного могучего удара, и сорванная с петель дверь была тут же подхвачена быстрым течением и унесена под лед. В освободившемся проеме завиднелась голова, торчащая над поверхностью воды.
- По-мо-ги-те…
- Руку, руку давай! - Человек был так близко, что стоило ему протянуть руки, и Адаш с Сашкой вытянули бы его на лед, но человек будто не видел их, лишь повторяя, как заведенный:
- По-мо-ги-те!
- Замерз… Сознание отключилось, - быстро сообразил Сашка и мигом, не вставая со льда, скинул с себя одежду.
Адаш не успел еще и слова сказать, как он уже был в ледяной воде, внутри рыдвана.
- Принимай, - скомандовал Сашка, подтолкнув человека, как неодушевленный предмет, к самой кромке льда.
Сначала Адаш вытянул на лед тонувшего, затем Сашку.
- Баба, - констатировал Адаш.
- Ба-ба, - щелкая зубами, согласился с ним Сашка. - Потащили?
- Потащили.
- Эхма, огня надобно… - засуетился ямщик, переступая с ноги на ногу, когда Адаш и Сашка дотащили утопленницу до берега.
- Поди лучше на лед - одежду собери, - распорядился Адаш и тут же Сашке: - До возка бегом, не то околеешь совсем. - Адаш и раньше не отличался склонностью к расхлябанности и метафизической задумчивости, а тут, когда они добежали до возка, таща на себе утопленницу, стал особенно собран, резок и краток. - Натирайся. - И плеснул водки в подставленные ковшиком Сашкины ладони. Пока Сашка кое-как натерся, Адаш разголышил утопленницу. - В тулуп. Натирай ее. - И уложил женщину на тулуп рядом с Сашкой. Вновь плеснул водки и принялся растирать и утопленницу, и Сашку.
- Прижми ее к себе. Крепче. - Он запахнул тулуп, сверху укрыл их вторым, а поверх еще и меховой полстью. - На! - Сунул он под этот ворох свою флягу. - Сам глотни и ей влей. Дышит?
- Вроде дышит… - донесся из-под вороха шуб сдавленный Сашкин голос.
А тут и ямщик подошел с ворохом Сашкиной одежды.
- Здесь жилье поблизости есть? - спросил у него Адаш.
- Дык… кабы видать… А то и справа от дороги деревня должна быть и слева…
Пока они возились с утопшей, окончательно стемнело, на небе кое-где появились первые звездочки и узкий, похожий на серп, месяц уже начал свое путешествие по небосклону, а на противоположном берегу Волги, в пригородных слободах зажглись огни.
- Живая! - раздался радостный Сашкин вопль. - Говорит что-то!
Адаш склонился и, слегка разворошив меха, проорал спасенной ими женщине чуть ли не в самое ухо:
- Жилье здесь поблизости есть?
- Есть! - ответил за нее Сашка. - Полверсты по дороге назад и налево еще с версту. Имение у нее там. А поворот с дороги хорошо видно, нельзя не заметить.
- И то верно, - обрадовался ямщик, хватая коренника под уздцы. - Я вот тоже припоминаю…
- Разворачивайся! - скомандовал Адаш и вскочил на облучок.
И месяц светил знатно, и путники глядели во все глаза, так что поворот не пропустили, а от поворота наезженная санная колея вскорости привела их к высоким воротам чьей-то усадьбы.
- Отворяй! - взревел Адаш, яростно колотя крыжом меча в створку. - Отворяй, барыня домой вернулась! - За воротами вроде послышалось какое-то шевеление, и Адаш заколотил пуще прежнего. - Открывайте, чертовы дети! Не то ворота разнесу и вас всех в кровавую колбасу порубаю!
Уже перед самыми воротами согревшийся Сашка выскользнул из-под накрывавших его тулупов и в мгновение ока (морозец все ж таки стоял знатный) облачился в свою одежду. "Нехорошо, - решил он, - представать хозяйке дома перед своими домашними в обнимку с голым незнакомцем".
Скрипнули петли, и в воротине приоткрылось маленькое оконце, где показалась физиономия, подсвеченная фонарем.
- Чего колотишь, добрых людей пугаешь!? Кто таков!?
Но Адаш мгновенно продемонстрировал вопрошавшему, что с ним подобные штуки не проходят и горлом его не возьмешь. Молниеносно метнув руку в оконце, он ухватил человека за нос и подтянул его к себе так, что крупный, мясистый носище оказался за воротами.