Солдат всегда мечтает стать генералом, оруженосец - рыцарем, а принц - королем. Но из любого правила бывают исключения.
Двадцать лет назад юный граф д'Арто просто не вернулся домой. А в отряде "псов войны" появился наемник Артакс. Он служил под знаменами всех королей, сидел в осадах и защищал города, пережил почти всех своих врагов и давно стал легендой. Его трудно убить. Еще труднее - обмануть.
Но даже опытного наемника можно предать…
Содержание:
Часть первая - КАВАЛЕР "БЕШЕНОГО КРЕСТА"… 1
Глава первая - МОЙ ДРУГ - ЛОШАДЬ 1
Глава вторая - ХРАНИТЕЛЬ ТЕЛА… 5
Глава третья - СТРАННАЯ СДЕЛКА 9
Глава четвертая - СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ И НОВЫЕ ВРАГИ… 15
Глава пятая - ЛАПОТНЫЕ ЛАТНИКИ 19
Глава шестая - ПЕРВЫЕ ПОТЕРИ… 24
Часть вторая - ОБОРОНА УЛЬБУРГА 28
Глава первая - ВОЙНА - ДЕЛО ГРЯЗНОЕ! 28
Глава вторая - ОХОТА ЗА "ЯЗЫКАМИ" 32
Глава третья - ЛЮДИ И СТЕНЫ… 36
Глава четвертая - БУДНИ ОСАЖДЕННОГО ГОРОДА 41
Глава пятая - СТАРЫЙ ГОРНЯК ГАЗЕНК НЕ ИСПОРТИТ 46
Глава шестая - ДОЛГИЕ ПРОВОДЫ - ДОЛГИЕ СЛЕЗЫ 51
Примечания 54
Евгений Шалашов
ХЛЕБ НАЕМНИКА
Часть первая
КАВАЛЕР "БЕШЕНОГО КРЕСТА"…
Глава первая
МОЙ ДРУГ - ЛОШАДЬ
Для меня все поляны одинаковы. Как разобрать - где больше клещей, где меньше? Потому вечером приходится уповать на удачу, а утро начинать встряхивая одежду и проверяя - не торчит ли откуда-нибудь набухшее тельце кровососа. Знавал я драбанта, что мог угадать количество кровопийц с точностью до дюжины на ярд. Правда, кончил он плохо - не разглядел змею.
Расседлав Гневко, вытащил из сумки пригоршню черных сухарей, грустно вздохнул и протянул гнедому. Жеребец с жалостью посмотрел на меня и, помотав головой, ушел в одуванчики.
- Благодарствую! - с облегчением выдохнул я вслед.
"Счастливец!" - позавидовал гнедому и лег. Пожалуй, скоро самому придется переходить на подножный корм. Вроде из одуванчиков салаты делают? Тьфу…
Посматривая на сумеречное небо, я смаковал каждую крошку и размышлял - что бы такое продать, если не удастся пристроиться на службу. Конечно, имелись у меня кое-какие вещички, позволявшие провести годик-другой в сытости и покое, но - жалко! Пока есть надежда, буду терпеть.
Чутье, выработанное за двадцать лет службы (жизни?) в наемниках, по привычке отмечало все незнакомые и, стало быть, опасные звуки, передвижения и шевеления примерно… ну не за милю, но - за полмили, так уж точно! Вот и теперь - я уже минут двадцать как определил - что по соседству со мной остановилась телега. Судя по скрипу деревянных осей - крестьянская. Скрип, однако же, мягкий, не резкий. Стало быть, хозяин - мужик хозяйственный, не забывает смазывать колеса своего "тарантаса", и не жадный - на дегте не экономит! Жаль, не слышно ржания лошади - можно о хозяине узнать больше. О том самом, что брел сейчас ко мне и поминутно останавливался, будто решал - а не повернуть ли обратно? Значит, чего-то он от меня хотел, но не был уверен, что дело выгорит.
- Господин рыцарь… - робко спросил незнакомый голос. - Простите, если разбудил… Дело у меня к вам…
Разбудил! Да твое сопение за милю слыхать! Ну какое может быть дело у пейзанина к наемнику? Хотел было послать крестьянина… лесом, но передумал. Кто знает, может, его барон (или - кто у них там?) нуждается в молодцах вроде меня?
- И?.. - приподнялся я на локте.
- Я, это… Ваша милость… - засуетился крестьянин. - Дело у меня к вам, - повторил он, запинаясь. - Вернее, не к вам, а к вашей лошади. К коню, то есть… Важное дело-то!
Вот те раз! А на вид - вроде бы нормальный мужик. Одет, хоть и просто, но чисто. Опять-таки - в сапогах, а не в постолах. Выглядит как приличный зажиточный крестьянин. Хотя видывал я и герцогов спятивших, и графов, и даже одного короля! (Чтоб ему провалиться куда-нибудь, уроду…) На всякий случай я слегка подобрался…
Мужик, заметивший движение, резко отскочил в сторону и залепетал:
- Ваша милость, господин рыцарь! Вы только это - чего худого не подумайте… Лошадка у меня, кобылка, то есть… Я вот и хотел попросить, чтобы вы жеребчика своего одолжили. Вы не сомневайтесь, заплачу по совести!
Хм, уже интересней. Таких сделок мне еще не предлагали…
- А что, в округе жеребцов нет? - полюбопытствовал я.
- Да нет, жеребцов-то много, - почесал крестьянин потный лоб. - Только мне бы хотелось, чтобы кобыленок породистый был. А ваш-то коник, вижу, и породой вышел, и статью… Я вас еще давеча на постоялом дворе приметил, вот следом и поехал. Я ж диву дался - вроде воинский человек, а верхом на жеребце…
Еще бы! Не ты первый, не ты последний. Любой нормальный солдат предпочитает ездить на кобыле, ну а в самом крайнем случае - на мерине. От жеребцов с их вздорным характером и драчливым нравом постоянно ждешь какой-нибудь пакости. Мой гнедой по вздорности и злобности заткнет за хвост любого, зато в бою заменит двух рыцарей и добрый десяток кнехтов!
- Сколько? - спросил я, чтобы не тянуть кота за причиндалы.
- Талер, - быстро ответил селянин. Как-то подозрительно быстро.
- Пять! - затребовал я.
- Ну это ты, рыцарь, загнул! - обиженно проговорил мужик, переходя на "ты". - Таких и цен-то в округе нет! Да за такие деньги я четырех жеребцов найду. Или - ежели на торг поехать - так и самого коня купить можно… Два!
Врет небось… Но я-то откуда знаю, сколько стоят "услуги" моего жеребца? Ну даже если и врет, то поторговаться нужно.
- Хрен с тобой - четыре.
- У, - обиженно протянул мужик. - Много. Давай… - увидев мой кулак, поправился: - Давайте, господин рыцарь, за два.
- Ладно, три! - махнул я рукой. - Но это - последняя цена!
- Два с половиной! - попытался торговаться мужик.
- Свободен! - отрезал я, показывая, что слово мое тверже камня, переживая - не ушел бы благодетель.
Не ушел. Видимо, очень уж ему хотелось заполучить "кобыленка" от чистокровного жеребца. Немного потоптался и потом буркнул:
- Согласен. Три так три…
- Лады, - кивнул я, протягивая ему руку.
Пейзанин с почтением принял мою ладонь и попытался ее крепко сжать (пережать, что ли, захотел?), заскулил, отпрыгнул в сторону и принялся дуть на свою мозолистую лапу - такой ручищей раскаленное железо хватать можно…
Отдувшись и отмахавшись, мужик спросил:
- Кобылку-то сюда привести? Или - сами придете?
- Веди, - кивнул я.
Пусть думает, что мы гордые! Наемник-первогодок имеет в месяц всего четыре монеты, и ничего, живет. Я - не первогодок, но вчера на последний медяк купил два фунта черных сухарей: фунт - для себя и фунт - для коня… Чего-чего, а торговаться жизнь научила. Ну и как же теперь выполнить самую сложную часть? Нет-нет, это не то, что вы подумали…
Гнедой пасся не слишком далеко, но и не слишком близко от меня. Так, чтобы не мешать, но и прийти на помощь.
- Гневко! - позвал я. - Овса хочешь?
Гнедой навострил уши, зыркнул глазом и сморщил нос: "Ну и где же он? Что-то не наблюдаю…"
- Дело есть! Выполнишь - будет тебе овес, а мне… - Я задумался.
Конечно, первое - овес, потому что Гневко его уже с неделю не видел. А мне? Поесть бы как следует… Согласен на кусок хлеба, куда будет положен большой шмат ветчины. Еще лучше - тарелка холодной телятины или миска тушеной свинины с горохом. А потом? Хорошо бы - новый плащ, бельишко. Словом, трех талеров на все не хватит! За последний год, что выпал у меня безработным, а значит - безденежным, прорех в хозяйстве накопилось столько, что лучше и не вспоминать.
Пока я предавался невеселым думам, Гневко подошел вплотную и выдохнул в лицо горьковато-мятным запахом одуванчиков: "Выкладывай!"
- Кобылку просили ублажить, - доложил я. - Денег за это дадут!
- И-и-го-го! - улыбнулся он во всю пасть. Дескать - всегда готов! Но потом, спохватившись, подозрительно поинтересовался: - И-и-го?
- А я знаю? - пожал плечами. - Хозяин сказал, что жеребенка породистого хочет. Такого же красавца, как ты… - польстил я другу, но отнюдь не успокоил его.
До сих пор нам еще никто не предлагал деньги за то, что делали даром и - не постыжусь сказать - с удовольствием…
Тут раздалось ржание. Гневко прислушался, определяя по голосу возраст "подруги", а потом, презрительно бросив мне: "Го-го!" - отвернулся, выставив на обозрение круп…
- Ну и что такого? - примирительно сказал я. - Ну подумаешь. Да ей и всего-то лет восемь! Ну десять, ладно. Разок-то можешь…
Вместо ответа гнедой махнул хвостом, пытаясь попасть мне по физиономии. Таким образом выразив все, что он думает обо мне, о пейзанине и о той кляче, Гневко собрался вернуться к недоеденным ромашкам. Но тут уж я не выдержал:
- Друг называется! Почему я один должен о деньгах думать? А мне каково было, когда мы у той дуры жили?
Гневко остановился и слегка скосил глаз в мою сторону.
- Го? - удивленно спросил он.
- С чего это ты взял, что мне там нравилось? - обиделся я. - Как же… Так нравилось, что я без порток был готов сбежать. Из-за тебя страдал. Думал, ладно, так уж и быть - до весны эту толстую дуру поублажаю, зато мой скакун будет в теплой конюшне, да в сытости, да с кобылками молодыми. А ты… Я тебя часто о чем-то прошу?
Жеребец пристыженно застриг ушами, мотнул гривой: "Ну прости, прости, не знал я…"
- Вот, господин рыцарь, мы и пришли, - послышался бойкий говорок пейзанина. - А это - лошадка моя, Снежинкой звать. Красавица!
- У-у-у! - завыли мы с гнедым в один голос.
Снежинкой кобылку можно было назвать только с большого перепоя… Шкура, может, и была когда-то белоснежной, но изрядно потемнела и полиняла от времени. А тут еще красавица и приволакивала ногу…
"Уж не сап ли?" - забеспокоился я и подошел поближе глянуть на лошадиные бабки. А, нет - залысин не видно. Надо бы копыта осмотреть, но это уж пусть хозяин сам разбирается, его лошадь. Чувствовалось, что "Снежинке" не восемь и даже не десять лет, а все двенадцать с гаком. Ей бы не о жеребятах думать, а о том - как бы к живодеру не попасть…
Однако при виде гнедого красавца кобылка воспрянула, как старушка-нимфоманка перед молодым любовником, - выпрямила спину, подняла хвост и кокетливо заржала. Правда, ржание было с легким покашливанием…
- Вот видишь, господин рыцарь, какая красавица?! - горделиво сказал селянин, любуясь на свою э-э… кобылку.
Я осторожно перевел взгляд на Гневко. Бедолага стоял широко расставив копыта и опустив голову до земли. Казалось, с места его теперь не сдвинешь. Пришлось подойти к другу поближе и осторожно положить ему руку на холку:
- Ну, может, тебе глаза закрыть? Давай попонку наброшу, - заюлил я, чувствуя себя последней сволочью. - А ты представь себе, что с другой…
Гневко посмотрел на меня исподлобья: "Ну и гад же ты! Сам бы пробовал!" А я подумал: "Надо было у мужика деньги вперед брать…"
- А помнишь, прошлым летом? - состроил я умильную физиономию. - Кобылка у тебя была…
"Которая?" - прищурился наглец. Дескать, много их было, где ж упомнить-то всех…
- Ну, которая вся такая знойная, мавританская… помнишь? Копытцем топнет - аж дым из ушей! А шея у нее, а спинка… Вспомнил?
Кажется, мой боевой друг и соратник вспомнил… В глазах загорелся огонь.
- Во-во, она самая, - провоцировал я друга, чувствуя себя старым сводником. - Ты на клячу-то эту не смотри, а ту вспоминай!
…Они с "мавританкой" сбежали куда-то в леса и поля и вернулись через неделю - тощие, как февральские грачи, но счастливые, как мартовские кошки. В другое время Гневко получил бы от меня нахлобучку. Но в тот раз я и сам напоминал драного помойного кота, потому что хозяйка "мавританки" не уступала в страсти своей кобылке…
Гневко обреченно вздохнул. Коротко кивнув даме, гнедой целеустремленно пошел вперед, в сторону ближайших кустиков. Никаких там заигрываний или ласковых покусываний за шею. Меня застеснялся? Так я бы отвернулся!
Лошадка, слегка растерявшись, возмущенно заржала: "А поухаживать?" Но гнедой продолжал идти, не обращая внимания на протесты. "Барышня" немного постояла и затрусила следом. Все-таки такие кавалеры подворачиваются нечасто.
Когда из кустиков раздалось удовлетворенное ржание кобылки, я молча протянул пейзанину раскрытую ладонь.
- Дак, может, еще и не того. - Хитровато посмотрел он мне в глаза. - Может, плохо он ее… Подождать бы чуток, посмотреть - понесла ли. У нас пока, значит, кобыла не понесет, денег не плотют…
Получив затрещину, мужик покатился по земле. Перевернувшись пару раз, он вспахал носом землю и замер, притворившись мертвым. Ну точь-в-точь как жук, которого поймали мальчишки. Хм, будто бы я не знаю силу удара…
- Четыре талера! - повысил я цену и пригрозил: - Будешь изображать обморок - заберу и телегу, и кобылу. С приплодом! - добавил я мстительно.
Мужик резво вскочил и побежал к телеге. Вернувшись, стал совать монеты.
- Вот, ваше сиятельство, - испуганно затараторил он. - Тут ровно на четыре талера…
- Ладно, - смилостивился я. - Пусть будет три, как уговаривались.
Пейзанин расцвел, выдал две серебрушки и целую горсть фартингов. Талеры были имперские, а медяки - произведение какого-то местного герцога. Тот на меди не экономил, поэтому по весу они не отличались от талеров. "Не перепутать бы!" - сделал я зарубку в памяти.
- Господин рыцарь! - весело предложил мужичок, на радостях позабывший о зуботычине: - А может, пока они свои дела делают, мы с вами слегка того… перекусим? Отметить бы.
Слегка оттопырив нижнюю губу, я попытался было изобразить горделивое недоумение, но почувствовал, как брюхо начинает урчать.
Пейзанин побежал к телеге (и чего он ее так далеко оставил?), притащил увесистый окорок, вяленую рыбу, хлеб и парочку луковиц. Потом, заговорщически улыбнувшись, извлек из-за пазухи глиняную фляжку:
- Вы уж, господин рыцарь, простите, - повинился он. - Кружек-то у меня нет. Так что вы - первый!
"Ишь, какой вежливый!" - усмехнулся я про себя и отстранил баклажку.
- А вы что - не потребляете? Или брезгуете? - вытаращился крестьянин. - Здря, все чистое. А шнапс сам делаю, из лучших яблок. Соседи со всего графства съезжаются!
- Не переживай, - успокоил я мужика, кромсая мясо на кусочки, а каравай на ломти. - Просто - не пью.
Мужик озадаченно покрутил головой и сделал основательный глоток. Прищурившись и подождав, пока жидкость не упадет в желудок, ухватился за луковицу и с аппетитом откусил половину. Вторую луковку я успел почистить и порезать - сам люблю копчености с луком!
- Эх, хорошо! - блаженно выговорил пейзанин, вытирая слезы, что выступили то ли от "влаги", то ли от лука.
Посидев немного, мужик приложился к фляжке и вновь захрустел. Еще через пару глотков, когда хмель уже стукнул по мозгам, а главная закуска была изничтожена, мужичок осмелел:
- А ты, р-рыцарь, совсем не пьешь? И р-раньше - не пил?
- Раньше - пил, а теперь - не пью, - снизошел я до ответа.
- А-а, - протянул мужик, делая вид, что понял. При этом не забывал прихлебывать. Кажется, его окончательно "догнало".
- А в-ссе-тта-ки, п-почему? - не унимался селянин.
- Не хочу, - отмахнулся я. Как же меня достали с этим вопросом!
- А п-поч-че-му н-не пёшь? Бррезггаешь?
Э, как же его развезло-то! Ну все, теперь начнется - уважаю или нет!
- Т-ты д-маш, шта е-ешшли с мчом, то шшразу и - ррыць? Ккой тгы ррыцрь, если не пёшь… Не увжаешь, з-нначчится тех, к-тто ттаких кка-к тты кормммит!
- Не уважаю! - откровенно ответил я, отправляя мужика спать коротким тычком чуть ниже уха. Авось, когда проспится, то будет думать, что головная боль - следствие похмелья…
Пока мы тут заседали, наша парочка уже сделала свое дело. Первым из-за кустов показался Гневко. Он выступал с небрежно-горделивым видом, словно король, только что подписавший манифест об отречении от престола. Следом за ним… Нет, не шла, а порхала кобылка. Она, словно забыв о возрасте и положении рабочей скотинки, увивалась вокруг жеребца, как невеста после первой брачной ночи. Ей бы еще крылышки, так и совсем бы взлетела.
Гнедой подошел ко мне и, презрительно оттопырив нижнюю губу, посмотрел в глаза: "Ну что, гад, доволен?"
Я виновато пожал плечами. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, разломил пополам остатки каравая и протянул коню. Немного пофыркав и поиграв в обиженного, он соизволил съесть. Потом, слегка подмигнув мне левым глазом, Гневко сообщил, что кобылка, в общем-то, ничего, хотя и в возрасте.
Я вздохнул с облегчением. Конь, разумеется, меня бы простил. Но было бы тягостно сознавать, что использовал друга в корыстных целях, а тот не получил даже удовольствия. Ну зато теперь у нас есть деньги. По крайней мере можно протянуть недельку-другую.
Проснувшись на рассвете, я понял, что прекрасно выспался. Воздух - свежий, брюхо - сытое. Гнедой, спавший еще меньше меня, бродил по полянке, умудряясь щипать траву и деликатно оттирать плечом кобылку, назойливо вертевшую перед ним хвостом.
Пока разминался, сосед стал подавать признаки жизни. Держась обеими руками за голову, селянин хрипло пробурчал:
- Вот, сподобило же так нажраться! А что, ваша милость, вы вчера правда не пили, или мне почудилось?
Вместо ответа кивнул ему на фляжку, в которой еще что-то оставалось:
- Полечись, болезный…
- Н-не, - с отвращением посмотрел на баклажку мужик. - Я теперь с месяц пить не буду. А то и вообще - брошу… - нерешительно пообещал он. - Вот ваша милость не пьет, так и головой не мается. Водички бы хлебнуть.
- Родничок - там, - указал я.
Пейзанин долго приглядывался, пытаясь собрать глаза вместе, а потом пошел в указанном направлении. Спотыкался, раза два упал. М-да, бывает…
Гневко, узрев, что я проснулся, обрадовался. Кажется, ему уже осточертели домогательства перезрелой особы, и теперь он был готов куда-нибудь сбежать.