Воздух в маленькой келье вскоре наполнился запахами обгорелой плоти и оголенных органов.
Он потянулся закованной в перчатку рукой к полости в груди Ксарла и вытащил первый шарообразный узел. Сначала он сопротивлялся, крепко связанный с нервной системой, мускулами и оплетенный сеткой кровеносных сосудов. В медицинский контейнер упали несколько капель крови. За ними последовал тянущийся комок плоти. В лучшие времена при этом полагалось произносить клятвы и слова. Сейчас они были бы не к месту.
Талос взял безвольную голову Ксарла и повернул в сторону. Клокочущий вздох вырвался из открытого рта трупа, когда он шевельнул тело. Вопреки тренировкам и всем тем вещам, которые ему случилось повидать за века своей жизни, от этого звука у него похолодели руки. Некоторые инстинктивные реакции были слишком человеческими, слишком тесно связанными с самой сутью воина, чтобы остаться незамеченными. Дышащее тело могло так подействовать, и он на мгновение ощутил, как в его жилах застыла кровь.
Извлекать прогеноид из глотки Ксарла было гораздо легче. Талос взрезал кожу и жилистые мышцы кончиком гладия, делая широкую рану на мертвой плоти. Он вытащил еще один комок окровавленной плоти, оплетенный венами и артериями, и поместил его в контейнер к первому.
Поворот, щелчок замка - и медицинский контейнер плотно закрылся. Сбоку загорелась зеленая руна активации.
Медленно дыша, Талос склонялся над телом брата, не говоря ни слова и ни о чем не думая. Изуродованные останки Ксарла едва ли могли напомнить, каким был этот воин при жизни. Сейчас он был поверженным, разбитым созданием из рваной плоти и осколков керамита. В сознание вкралась предательская мысль обчистить броню брата, то Талос подавил это достойное лишь стервятника желание. Только не Ксарла. Да и по правде говоря, забрать можно было немногое.
- Талос, - не унимался вокс; и, хотя он по-прежнему не обращал на него внимания, голос вывел его из состояния угнетенной задумчивости.
- Брат, - обратился он к Ксарлу. - Похороны ждут героя.
Он поднялся на ноги и направился к оружейной стойке. Древний огнемет покоился на ней уже долгие годы, очищенный от ржавчины и коррозии. Его мертвое сопло выступало из широкой латунной демонической пасти. Талос никогда не любил это оружие с того самого момента, как вырвал его из рук мертвого воина Детей Императора пять десятилетий назад.
Нажатием большого пальца он активировал зажигание. Ожив, оно огласило комнату шипением, яркий резкий свет заплясал на её стенах. Он медленно нацелил оружие на тело Ксарла, вдыхая запах его растерзанной плоти и химическую вонь застарелого прометиевого масла.
Ксарл был там, где Талос впервые забрал жизнь. Мальчик убил лавочника в одну из беспросветных нострамских ночей. Он был с ним, когда города охватили войны банд, и вечно ругался последними словами. Он всегда стрелял первым и задавал вопросы последним. Всегда уверенный и не жалевший ни о чем.
Он был оружием, думал Талос. Ксарл был самым верным клинком Первого Когтя, он управлял силой, которая формировала их характер в битве. Он был той причиной, по которой другие Когти не желали вставать у них на пути. Пока Ксарл был жив, Талос не боялся, что Первый Коготь проиграет сражение. Они никогда не нравились друг другу. Братству требовалась не дружба, а преданность. Они стояли, прикрывая друг друга, когда галактика полыхала - всегда как братья и никогда - как друзья. Предатели до самого конца.
Он не мог подобрать нужных слов. Огнемет шипел в воцарившейся тишине.
- Если ад существует, - произнес Талос, - сейчас ты отправляешься туда. Надеюсь, мы скоро там увидимся, брат.
Он нажал спусковой крючок.
Вырвавшийся с ревом поток химического пламени захлестнул тело короткими вспышками. Керамит потемнел. Сочленения оплавились. Плоть растворилась. Талос в последний раз взглянул на почерневший череп Ксарла. Кости замерли в безмолвной и безглазой усмешке. А затем он исчез в удушливом дыму.
Огонь распространился на спальное место в келье и на висящие на стенах свитки пергамента. Отвратительный запах горящей человеческой плоти делал приторный воздух еще хуже. Талос окатил тело последним залпом жидкого пламени, а затем перекинул огнемет через плечо, запечатал медицинский контейнер и, наконец, добрался до своего оружия. Он взял шлем Ксарла в одну руку, свой болтер - в другую, и, не оборачиваясь назад, прошагал сквозь пелену дыма и открыл двери. Плотные клубы дыма повалили в коридор, принося с собой и запах. Воин вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Пламя скоро потухнет, лишенное притока кислорода и топлива.
Он не ожидал, что кто-то будет ждать его. Двое смертных стояли молча, закрывая руками носы и рты от просачивавшегося дыма.
Септим и Октавия. Седьмой и Восьмая. Оба высокие, оба одеты в темную униформу, оба носили оружие, что было разрешено очень немногим рабам.
Первый стоял, пощелкивая испорченной лицевой аугметикой всякий раз, когда переводил взгляд или моргал. Длинные волосы обрамляли его лицо, и Талос, плохо понимавший человеческие эмоции кроме гнева и ужаса, не мог знать, какую именно выражало лицо Септима. Октавия собрала волосы в обычный хвост, на лбу была повязана бандана. Она похудела, и её кожа приобрела нездоровый бледный оттенок. Жизнь не жалела ее, как не жалел и собственный организм, лишавший её сил, чтобы питать ими растущее внутри нее дитя.
Талос вспомнил свой приказ, чтобы эти двое не приближались друг к другу, и свое последнее распоряжение, чтобы Септим оставался в ангаре. В этот момент, казалось, ничто не имело значения.
- Чего вы хотите? - спросил он. - Оружие и броню Ксарла нельзя починить, Септим. Не спрашивай даже.
- Вариель приказал мне найти вас, господин. Он требует вашего присутствия в апотекарионе, причем безотлагательно.
- И непременно понадобились вы двое, чтобы доставить это сообщение?
- Нет, - Октавия прочистила горло, опустив руки. - Я слышала про Ксарла. Мне очень жаль. Я думаю…по вашим стандартам, в соответствии с идеалами Легиона, я имела в виду…он был хорошим человеком.
Вздох Талоса прервался хриплым смешком.
- Да, - сказал он. - Ксарл был хорошим человеком.
Октавия покачала головой в ответ на сарказм воина.
- Вы же знаете, что я имела ввиду. Он и Узас однажды спасли мне жизнь, как и вы.
Смешок пророка перерос в неудержимый хохот.
- Конечно! Хороший человек. Еретик. Предатель. Убийца. Глупец. Мой брат, хороший человек, да…
Оба смертных стояли молча, пока впервые за долгие годы Талос смеялся до слез.
ХI
Судьба
В главном апотекарионе царил хаос. Медицинское святилище легиона на борту "Завета крови" больше походило на морг, нежели на операционную, будучи местом безмолвия и спокойствия - залом холодильных камер с застарелыми пятнами крови на железных столах и повисшими в стерильном воздухе воспоминаниями.
В апотекарионе "Эха проклятья" все было ровно наоборот. Вариель ходил от стола к столу среди моря израненных человеческих тел. На нем не было шлема, а его лицо не выдавало никаких эмоций. Люди и легионеры кричали и тянулись к нему. В воздухе пахло потом, жаром уходящей жизни и вонью насыщенной химикатами крови.
Сотни столов выстроились рядами во всю длину помещения, и почти все они были заняты. Многоцелевые сервиторы стаскивали трупы со столов и клали на их место еще живых.
Решетки в полу засасывали кровь, которая рекой лилась по грязной плитке.
Медицинские сервиторы и обученные хирургическим манипуляциям члены экипажа кропотливо работали. И среди всего этого шагал Вариель - забрызганный кровью дирижёр оркестра стенаний. Он задержался у одной каталки и окинул взглядом лежащее на ней изломанное тело одного из членов экипажа.
- Ты, - обратился он к стоявшему рядом медицинскому сервитору. - Этот уже мертв. Удали его глаза и зубы для последующего использования, потом сожги останки.
- Принято, - промямлил измазанный кровью раб.
Рука ухватила его за наруч доспеха.
- Вариель, - произнес Повелитель Ночи на другом столе, давясь кровью. Его хватка усилилась. - Вариель, пришей мне новые ноги и покончим с этим. Не держи меня здесь, когда нам нужно завоевывать мир!
- Тебе нужны не только новые ноги, - ответил Вариель. - А теперь убери руку.
Воин сжал руку сильнее.
- Я должен быть на Тсагуальсе. Не оставляй меня здесь!
Апотекарий взглянул сверху вниз на раненого легионера. От половины лица воина остался лишь тонкий слой крови и обгорелых тканей, обнажая череп. Одна рука была отрублена у плеча, а обе ноги ниже колен были месивом из крови, плоти и осколков керамита. Несомненно, воин ордена Генезиса почти убил его.
- Убери руку, - повторил Вариель, - мы это уже обсуждали, Мурилаш. Я не люблю, когда ко мне прикасаются.
Хватка только усилилась
- Выслушай меня…
Вариель схватил воина за руку и отвел державшие его пальцы. Не говоря ни слова, он извлек из перчатки с нартециумом лазерные резаки и медицинскую пилу. Пила опустилась. Воин закричал.
- Ты что-нибудь понял? - спросил Вариель.
- Ты, жалкий ублюдок!
Вариель отшвырнул отрезанную руку другому сервитору.
- Сожгите это. Подготовьте бионический протез левой руки и прочую предназначенную для него аугметику.
- Принято.
Расположившись у стены в углу апотекариона, Сайрион и Меркуциан наблюдали за упорядоченным хаосом вокруг.
- Ты был прав, - Сайрион усмехнулся, обращаясь по воксу к Меркуциану. - Вариель действительно один из нас.
- Я бы вырезал Мурилашу сердце, - отозвался Меркуциан. - Я всегда его ненавидел.
На некоторое время оба воина погрузились в молчание.
- Дельтриан доложил, что они вернулись к пробуждению Малхариона.
В ответ Меркуциан вздохнул. Вокс превратил звук в хриплый треск.
- Что? - спросил Сайрион.
- Он не скажет нам спасибо за свое второе пробуждение. Я бы многое отдал, чтобы узнать, почему Малек из Атраментар сохранил ему жизнь.
- Я бы многое отдал, чтобы узнать, куда, во имя бесконечного ада, пропали Атраментары. Ты действительно веришь, что они могли сгинуть вместе с "Заветом"?
Меркуциан покачал головой.
- Нисколько.
- Я тоже в это не верю, - поддержал Сайрион. - Они не эвакуировались вместе со смертными, ни на одном из десантно-штурмовых транспортов. Они так и не добрались до "Эха проклятия". Остается лишь один вывод: они переместились на вражеское судно. Они телепортировались на корабль Корсаров.
- Возможно, - допустил Меркуциан. Его тон блуждал между задумчивостью и сомнением. - Им бы вряд ли удалось в одиночку захватить корабль Корсаров.
- Ты правда настолько наивен? - Сайрион усмехнулся за лицевой пластиной шлема, из глазниц которой, подобно слезам, текли нарисованные молнии. - Посмотри, как Кровавый Корсар относится к своей терминаторской элите. Они его избранные. Я не думаю, что Атраментары устроили нападение на Корсаров, болван. Они предали нас и переметнулись к ним.
Меркуциан фыркнул.
- Никогда.
- Никогда? Сколько наших воинов отринули узы легионов? Сколько из них сочли эти узы бессмысленными, когда годы сливались в десятилетия, а десятилетия - в века? Сколько из них - легионеры лишь на словах, нашедшие более достойный и осмысленный путь, чем вечное нытье о возмездии, которому никогда не быть? Каждый из нас выбирает свой путь. Власть - куда больший соблазн, нежели возвышенные идеалы древности. Некоторые вещи значат больше, чем старые связи.
- Только не для меня, - наконец сказал Меркуциан.
- И не для большинства из нас. Я всего лишь хочу сказать…
- Я знаю, что ты хочешь сказать. У меня же нет никакого желания говорить об этом.
- Превосходно. Но эта история с исчезновением Атраментаров, брат…наверное, мы никогда не узнаем, что было на самом деле.
- Есть те, кто знает.
- Верно. И мне доставит удовольствие вырвать это знание у них.
Меркуциан не ответил, и Сайрион позволил концу беседы повиснуть в неловком молчании.
На расстоянии нескольких метров от них стоял Узас и смотрел на свои выкрашенные в красный цвет перчатки.
- Что с тобой? - спросил Сайрион.
- У меня красные руки, - произнес Узас. - Красные руки бывают у грешников. Закон примарха.
Узас поднял голову, обратив свое покрытое синяками и залитое кровью лицо к Сайриону.
- В чем я провинился? Почему мои руки выкрашены в красный цвет грешников?
Меркуциан и Сайрион обменялись взглядами. Очередной момент просветления их сумасшедшего брата застал их врасплох.
- Ты убил многих членов экипажа "Завета крови", брат, - сообщил ему Меркуциан. - Несколько месяцев назад. Одним из них был отец девочки, рожденной в пустоте.
- Это был не я, - Узас прокусил язык, и кровь потекла по губам, медленно капая с бледного подбородка. - Я не убивал его.
- Как скажешь, брат, - ответил Меркуциан.
- Где Талос? Талос знает, что я не делал этого?
- Успокойся, Узас, - Сайрион положил руку на наплечник воина. - Успокойся. Не заводись.
- Где Талос? - снова невнятно спросил Узас.
- Он скоро будет здесь, - ответил Меркуциан. - Его вызвал Живодер.
Узас наполовину прикрыл глаза, пуская слюни вперемешку с кровью.
- Кого?
- Талоса. Ты же только что… Ты только что спрашивал, где он…
Узас продолжил стоять с открытым ртом, из которого текла кровь. Даже если бы легион не забрал его еще ребенком, даже если бы не сотни битв, превративших его в разбитое, уродливое чудовище, Узас все равно был бы тем же омерзительным, отвратительным созданием. А все произошедшее с ним за много лет сделало его лишь отвратительнее.
- Узас? - не отставал Меркуциан.
- Мм?
- Нет, брат, ничего, - он снова обменялся взглядом с Сайрионом. - Ничего, брат.
Три воина несколько минут провели в тишине. Снова и снова северные двери открывались, скользя по направляющим. Все больше членов экипажа прибывало каждую минуту, принося раненых.
- Как удивительно видеть стекающихся сюда смертных, - предался размышлениям Меркуциан.
Медицинские станции были на каждой палубе, а экипаж знал, что главный апотекарион был прибежищем Живодера. Немногие добровольно согласились бы ощутить на себе его холодный взгляд и касание его лезвий.
- Они знают, что они - расходный материал, - кивнул Сайрион. - И лишь отчаяние ведет их сюда.
Талос вошел с последней группой. Пророк не обращал внимания на суетившихся под ногами людей, направляясь к Вариелю. Септим и Октавия следовали за ним по пятам. Первый немедленно кинулся к столам, чтобы помочь одному из хирургов.
- Септим, - поприветствовал его хирург, - начинай зашивать рану на животе.
Октавия наблюдала, как он работал, зная, что это намного лучше, чем предлагать свою помощь. Смертный экипаж с дрожью пятился от нее, как и всегда, независимо от её намерений. Во всем повинно проклятье третьего глаза, даже скрытого запачканной повязкой. Им всем было известно, кто она такая и что делает для их повелителей и хозяев. Никто не хотел смотреть в её сторону, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ней. Поэтому она последовала за Талосом, держась на почтительной дистанции.
Талос приблизился к Вариелю. Повреждения его брони были еще более заметны под резким светом апотекариона.
- Где тело Ксарла? - спросил апотекарий.
Талос передал ему запечатанный криоконтейнер.
- Вот все, что тебе нужно, - сказал он.
Вариель взял контейнер слегка дрожащими пальцами. Он не любил, когда его работу делали непрофессионально, в то время как он мог выполнить её великолепно.
- Очень хорошо.
- Это все? - Талос взглянул на Сайриона, Узаса и Меркуциана, готовый к ним присоединиться.
- Нет. У нас давно назрел разговор, пророк.
- Нам нужно поставить мир на колени, - напомнил Талос.
Глаза Вариеля - льдисто-голубые в отличие от нострамских черных как смоль - порхали по комнате, подмечая детали. Это была одна из деталей, все еще отличавших Вариеля от рожденных на Нострамо Повелителей Ночи, подумал Талос. То ли в силу генетического наследия, то ли в силу простой привычки большинство воинов Восьмого Легиона молча смотрели бы в пространство, с отсутствующим видом глядя сквозь собеседника. Вариель не был настолько сосредоточен на чем-то одном.
- А еще у нас половина воинов мертвы или одной ногой в могиле, - подметил апотекарий, - вместе с сотнями смертных. Нужно собрать генное семя и поставить аугметику нуждающимся.
Талос потер пальцами виски.
- Тогда делай то, что нужно. Остальных я беру с собой на поверхность.
Вариель промолчал, обдумывая услышанное.
- Зачем? - наконец сказал он. Вокруг него мужчины и женщины стонали, плакали и кричали. Это вернуло Талоса в Вопящую Галерею примарха, где сами стены, вопя в бесконечных мучениях, тянули к нему дрожащие руки. Он ощутил, что улыбается, сам не зная почему.
- Что зачем?
- Зачем нападать на Тсагуальсу? Зачем вообще на нее нападать? Зачем ты так торопишься покончить со всем за один раз? Ты всегда стараешься уйти от ответов.
Голубые вены на лице Талоса изгибались как молнии, повторяя очертания его угрюмого оскала.
- Спустить псов с привязи и дать им волю рвать и терзать, как им заблагорассудится. Позволить Восьмому Легиону быть самим собой. И прежде всего, ради символизма. Это был наш мир, и мы оставили его безжизненным. Таким он и должен остаться навеки.
Вариель медленно выдохнул, и его взгляд задержался на Талосе дольше обычного, что было редким явлением.
- Все выжившее население Тсагуальсы прячется в штормовых убежищах, боясь гнева неизвестных, напавших на их столицу. Они знают, что захватчики вернутся, и да, я полагаю, ты прав - стоит лишь спустить легион с цепи и позволить ему играться с душами жителей этого мира и каждый воин будет упиваться страхом и резней. Но это не лучший ответ. Ты видишь сны и не помнишь, что ты видел. Ты действуешь, исходя из видений, которые едва можешь вспомнить и вряд ли понимаешь.
Талос снова вспомнил первые мгновения после своего пробуждения, обнаружив себя прикованным к командному трону. Экран оккулуса показывал серый лик Тсагуальсы с тихой безопасности орбиты.
- Где мы? - спросил он.
Первый Коготь отошел в сторону с ревом сочленений доспехов, сформировав шеренгу из бесстрастных масок-черепов.
- Ты не помнишь, какие приказы отдавал нам?- спросил Ксарл.
- Просто скажите, где мы, - потребовал он.
- Восточная Окраина, - ответил Ксарл, - за пределами света Астрономикона и на орбите мира, к которому ты неоднократно требовал отправиться.
Недовольное ворчание Вариеля вырвало пророка из задумчивости.
- Ты изменился с тех пор, как мы захватили "Эхо проклятия". Ты понимаешь это?
Они могли обсуждать подобные вещи наедине, в тишине кельи для медитаций, нежели посреди кровавой бойни в главном апотекарионе .
- Я не знаю, - признался Талос. - Моя память как сумрачный хребет: в один момент все светло и ясно, в другой - все словно в тумане. Я не уверен теперь, что могу видеть будущее. То немногое, что я помню, запутано, как нити судьбы. Это больше не пророчество, по крайней мере не то, каким я его себе представляю.
Если что-либо из услышанного и удивило Вариеля, то он не подал виду.