Оттуда на нее смотрела незнакомка с худощавым, строгим, как у взрослой женщины, лицом. В тусклом свете кожа ее была бледна, как у покойницы, а губы алы, словно кровь. Болезненный сон стер румянец со щек, и Эржебета знала, что это навсегда.
Сзади подошла мать, робко коснулась плеча:
- Твои глаза, доченька…
Яркая зелень превратилась в непроглядную черноту, из которой на мир глядела бездна…
Служанки, которых Анна выгнала из комнаты, присели в темном уголке, шептались испуганно.
- Видала барышню? Чистая ведьма, - говорила пухлая Агнешка.
- Да может, она такая и раньше была? - возражала тощенькая вертлявая Пирошка. - Мы ж ее вблизи и не видали…
Девчонок взяли из деревни в замок совсем недавно, взамен убитых во время бунта служанок. Агнешка с Пирошкою радовались везению - господские люди всегда сыты и одеты. Но больно уж страшно, дико было в каменной этой громадине. И говорили о семье Батори всякое. А уж теперь, когда барышня очнулась…
- Нет, она другая была! - Агнешка затрясла головой. - Моя тетка Илона у ней кормилицей служила, потом нянькой. Сказывала, добрая барышня, веселая, чисто птичка, а глаза зеленые, что твоя трава. А теперь?..
- Черные у ней глаза, - Пирошка поежилась.
- Вот! Значит, подменили!
- Кто?! - Пирошка аж рот открыла от любопытства.
Агнешка надула веснушчатые щеки:
- Известно, кто. Он, Ердег. Тетка говорила, он детей лидерками подменяет. А то и вовсе в их душу вселяется. Так что ей-ей, подменыш барышня Эржебета, а настоящую-то Ердег давно уж сожрал…
- Тсс, - зашипела Пирошка, - молчи. Не наше это дело. Как бы беды не было…
Наутро барышня вышла из комнаты. Была она бледна, худа и изможденна. Но держалась прямо, голову несла высоко. С тех пор никто не видел ее улыбки, не слышал смеха.
Белой тенью скользила Эржебета по замку, неслышным призраком появлялась из тени. Встречая людей, смотрела прямо, испытующе. Особенно надолго замирала перед слугами и пришедшими в замок крестьянами. Глядела в лица, словно искала кого-то.
Никто не мог долго выдержать взгляда этих огромных черных глаз. Страшными они были, бездонными, словно адская бездна, из которой сам дьявол людские души выискивает. И оттого шептались люди: подменыш Ердега - дочка Батори…
А Эржебета и впрямь жила в аду. Ее постоянными спутниками стали страх и ярость. Глядя в глупые лица рабов, видела она другие - перекошенные злобой и похотью, слышала предсмертный хрип сестер. И мечтала о мести, и желала убивать. Не могла простить. Ненависть в ней выжгла любовь. Больше Эржебета не ласкалась к родным, не вступалась за слуг, когда родители приказывали их выпороть.
Здоровье ее было неплохо. И лишь в ночи полной луны к Эржебете являлся во сне Черный человек, садился у кровати, касался щеки ледяной рукой и говорил, говорил, приказывал… Эржебета вскрикивала, металась по кровати, бредила, а просыпалась больная, с горячкой.
Потом луна шла на ущерб, и болезнь уходила. До нового полнолуния.
В Эчед один за другим приезжали лекари. Осматривали девочку, все как один пожимали плечами - не знали, что за недуг. Одного Дьёрдь от безысходности даже на кол посадил, остальных велел выпороть. Не помогло: не сумели вылечить Эржебету.
Отец жалел, гладил по голове, говорил, мол, пройдет, поправится дочка. Матушка ежедневно молилась о ее выздоровлении. Младшие сестрички боялись, сторонились, как прокаженной. И лишь желтые глаза старшего брата Иштвана маслились при виде рано повзрослевшей девочки.
Так минуло три месяца. Наконец гайдуки притащили последнего пойманного в лесу бунтовщика - здоровяка Петру. Для Дьёрдя настало время исполнить обещание, данное жене. Может, и Эржебета успокоится, когда увидит, что мятежники казнены, решил он.
Всю ночь в замке стучали молотки, а к утру вырос во внутреннем дворе деревянный помост. К нему нагнали слуг и крестьян из ближайших деревень - пусть видят, что случается со скотами, посягнувшими на жизнь Батори.
Для господ на нижнем ярусе галереи поставили кресла. В полдень казнь началась. Солдаты вывели из подвала преступников, загнали на помост, поставили на колени.
Тощи, бледны были узники. Дрожали, закрывали глаза, ослепшие от яркого солнца. На руках и ногах звенели толстые цепи, тела покрывали гниющие раны, и ползали по ним вши. Эржебета смотрела на крестьян - и не узнавала. Где те наглые, хохочущие демоны, что в клочья рвали ее сестер?
Закричал глашатай, перечисляя бунтовщиков. Эржебета вздрогнула, услышав имя Петру.
Поднялся Дьёрдь - величественный, строгий.
- Господь милосердный будет судить вас. У него вымаливайте прощение. А своей волей за преступления против Батори приговариваю вас к смерти.
Сел. На помост взобрались палачи, и началась долгая экзекуция. Глашатай по очереди выкликал имена мятежников, распорядитель называл казнь, назначенную Дьёрдем.
Замок звенел от стонов, предсмертных криков и плача женщин. Горячий воздух пах кровью. Алые лужи залили помост, алые кляксы украсили одежду солдат и палачей. Камень замкового двора стал скользким, и росла на нем груда изувеченных тел. Одни были мертвы, другие еще шевелились, тянулись куда-то, по-рыбьи разевая рты с обрубками языков.
Кровь за кровь… Мерно взлетали плети, шипели раскаленные клейма да покрывались красным мясницкие топоры.
С каждым ударом кнута, с каждым взмахом топора Эржебета только крепче впивалась побелевшими пальцами в подлокотники кресла. Как тогда, в лесу, в кору спасительного дуба… Невозмутимым было ее лицо, холодным. Батори не плачут. Лишь горели адским пламенем черные глаза, и казалось, отражаются в них кровавые лужи.
Иштван забыл о казни, не сводил восхищенного взгляда с лица сестры. Как прекрасна была она в своей неподвижной ярости!
- Петру Новак! - выкрикнул глашатай.
- Сто плетей, вырывание языка, отрубление рук, казнь через посажение на кол, - скороговоркой перечислил распорядитель.
Дышать стало нечем. Сердце подпрыгнуло к горлу. Эржебета, не чуя ног, поднялась, подошла к каменным перилам. Родители переглянулись.
"Я боюсь за нее", - говорили глаза матери.
"Не тревожься. Она Батори", - успокаивал взгляд отца.
Дьёрдь незаметно кивнул палачам, сделал знак рукой, молчаливо приказывая растянуть казнь.
Свистнул кнут, пошел с потягом, оставляя первый кровавый след. Следом взвился второй, пересек алую полосу, образовав крест. И оба загуляли по спине мужика, срывая клочья кожи, обнажая мясо.
А Эржебета видела, как спина эта бесновато дергается над телом сестры.
Петру кричал, бессвязно молил о пощаде.
"Сейчас попробуем, как сладок господский кусок!" - звучало в ушах Эржебеты.
"Я первый, первый…" - слышалось ей сквозь стоны и рыдания крестьянок.
"Сладок, сладок господский кусок…"
"Попробуем…"
И лишь когда кат сунул в рот Петру щипцы и выдернул еще трепещущий кусок мяса, показал всем - голос в голове Эржебеты затих. По телу разлилась странная истома. Эржебета вцепилась в холодный камень перил. Батори не теряют самообладания.
Горло перехватило, в груди поднялась яростная радость, когда палач отрубил Петру обе руки. Эржебета изогнулась от удовольствия. В ногах появилась дрожь.
Все смотрели на помост, и лишь один Иштван - на Эржебету. На губах юноши играла сладострастная улыбка.
Каты втащили обливающегося кровью Петру на стену. Там уже был вбит между камнями кол. В назидание, во устрашение.
Когда стена Эчеда украсилась агонизирующим телом, Эржебета навалилась грудью на перила, закусив губы, тяжело дыша, содрогаясь и сдерживая крик ликования.
Пусть век помнят Карпаты, как мстят за свою кровь Батори.
ГЛАВА 2
Владивосток, май 2012 года
Я стряхнул холодные капли с плаща, бросил его на вешалку. Дверь распахнулась, в кабинет вплыл запах свежезаваренного кофе, а за ним и Маша. Поставила на стол чашку, улыбнулась - и в комнате, несмотря на дождь, ливший за окном, словно стало светлее.
Маша была красива. Отличная фигура, милое личико, светлые волосы, большие и добрые, как у оленухи, карие глаза. Два года назад я вырвал ее из лап залетного упыря. Клан делла Торре тогда только ушел, и в город полезла всякая нечисть. Кровосос был то ли разведчиком, то ли одиночкой, но, на свое несчастье, решил поохотиться в темной, занавешенной туманом подворотне. А я туда удачно зашел.
Девчонка держалась молодцом, мороку упыря не поддалась, отчаянно сопротивлялась и орала. Потому отделалась сильным испугом да царапинами на шее. Проклятый получил серебряную пулю в башку.
В общем, обычное дело. Трудности начались потом, когда я объяснял Маше, что произошло. Она вполне трезво оценивала ситуацию, и сказочке про ряженого или маньяка не поверила бы. Я даже пожалел, что упырь не смог ее загипнотизировать. Пришлось сказать правду и пригрозить, чтобы помалкивала.
Я проводил девчонку домой, благо жила она неподалеку, вернулся, избавился от трупа, а вскоре благополучно забыл о Маше. Пока не встретил ее в одном нехорошем ночном клубе, где частенько появлялись проклятые.
Видок у девицы был тот еще: декольте до пупка, набедренная повязка вместо юбки - в общем, явная провокация. На проститутку она никак не тянула - манеры не те, да и выражение лица совсем уж не соответствовало. Из интереса я понаблюдал за Машей и скоро все понял. Достаточно было увидеть настороженный взгляд, которым она провожала каждого мужчину.
Я подошел, взял девчонку за локоть, молча вытащил из клуба. Отвел в укромное местечко, вырвал из рук сумочку, вытряхнул ее содержимое прямо на асфальт. Ну конечно! Здоровенный поповский крест, несколько головок чеснока, пузырек - по всей видимости, со святой водой - и столовый нож из сплава, в котором добавок было больше, чем серебра.
- Что ты собиралась с этим делать? - прорычал я. - Защекотать упыря до смерти?
Девчонка зыркнула на меня гневным взглядом:
- Он серебряный!
- Ты б еще зубочистки из осины прихватила! Пусть уж упыри обхохочутся…
И тут Маша расплакалась, принялась быстро-быстро говорить. Сквозь рыдания я с трудом разобрал, что она устала жить в постоянном ужасе, вздрагивать от каждого шороха, поэтому решила найти вампиров и посмотреть на них, а желательно даже убить.
После этой исповеди я усадил девушку в машину, где долго объяснял, что неподготовленный человек не может охотиться на проклятых:
- В лучшем случае тебя сожрали бы, как цыпленка, в худшем - ты покалечила бы ни в чем не повинного мужика.
- Может, наоборот? - робко возразила Маша. - В лучшем покалечила бы…
- Нет, дорогая! Взялась охотиться на упыря - неси ответственность за свои поступки.
Отвез я ее тогда домой и запретил даже думать о проклятых. Она вроде пообещала, но я не очень поверил - слишком бедовая оказалась девчонка. Вообще, ее поступок даже вызывал уважение: не каждый может вот так пойти навстречу собственному страху.
Пришлось для профилактики за нею присматривать. Заезжал иногда, созванивался. Каждый раз слышал одно и то же: "Хочу бороться с вампирами, делать мир чище", - и прочие благоглупости. И глаза так блестели нехорошо, с сумасшедшинкой.
Можно было плюнуть: охота быть сожранной - да пусть. Но мне стало ее жаль. Красивая, храбрая… В общем, поговорил я с отцом Константином, устроил проверку Машиной биографии, а когда убедился, что все чисто, предложил девушке должность моей помощницы.
Вот уже полтора года Маша выполняла всю офисную и бумажную работу. Правда, все время уговаривала поручить ей более серьезное дело, но я отказывал, поясняя, что она и на своем месте приносит пользу в борьбе с упырями…
- Вот еще бутерброды и печенье. Завтракай скорее, пока вчерашняя тетка не явилась, - сказала Маша, выходя.
Она не ошиблась: едва я допил кофе, на столе ожил селектор, произнес голосом помощницы:
- Иван Сергеевич, к вам посетительница.
- Пригласи.
В кабинет вошла высокая красивая брюнетка. С теткой Маша погорячилась: визитерше было не больше двадцати пяти. Она явно нервничала - теребила сумочку и покусывала пухлые губы.
- Вы должны мне помочь! - без предисловий воскликнула гостья.
Я вежливо отрекомендовался:
- Иван Тарков, частный детектив.
- Ах да, извините, - брюнетка порылась в сумочке, достала визитку, протянула.
"Александра Вениаминовна Катынина", - гласила надпись на карточке. Дальше следовали контакты. Ни профессии, ни должностей - значит, скорее всего, просто жена. И, скорее всего, того самого Катынина…
- Да, Денис Катынин - мой муж, - кивнула Александра. - О нем я и хотела поговорить…
От меня не укрылась заминка, с которой она произнесла эти слова.
- Простите, не занимаюсь выслеживанием неверных супругов.
- Нет-нет, вы не поняли! Он… пропал. Уже неделю…
Я окончательно поскучнел. Денис Катынин - крупная фигура не только в масштабах Владивостока, он входил в сотню самых богатых предпринимателей России. Древесина, рыбная промышленность, морские перевозки. Исчезновение бизнесмена такого масштаба - серьезное событие. Вот только меня оно никак не интересовало. Похищение или заказное убийство, побег от властей или жены - так или иначе, но это дело не для чистильщика. Странно, что в прессу ничего не просочилось…
- Ничем не могу помочь. Это юрисдикция полиции. Заявление писали?
Александра окончательно смутилась и принялась бормотать что-то о совете директоров, бирже и падении курса акций. Я слушал уже вполуха, стараясь не показывать брезгливость слишком явно. Не люблю алчных баб. Эта - алчная. Какие-то акции дороже жизни мужа. Может, сама его и заказала, а с моей помощью хочет алиби себе состряпать? Тем лучше: проще отказать.
- Ваши услуги будут хорошо оплачены. Очень хорошо, - отчеканила женщина.
Даже будь я настоящим частным детективом, не взялся бы.
Я добавил в голос жесткости:
- Обратитесь в полицию. Это их дело. Мне некогда. Всего доброго. - Нажал кнопку селектора: - Маша, проводи.
Помощница быстро выперла растерянную Александру. Я включил компьютер, чтобы наконец заняться настоящей работой.
Лицензия частного сыщика - отличное прикрытие для чистильщика. Во-первых, проще работать с людьми: показал удостоверение - и уже расположил к себе собеседника. Странно, но корочки у нас до сих пор обладают волшебной силой. Во-вторых, удобно мониторить случаи, связанные с вампиризмом: я брался только за те дела, в которых прослеживались следы проклятых. А таких клиентов, как Александра, отфутболивал под разными предлогами.
В который раз уже открыв материалы, присланные осведомителем, я принялся снова вчитываться в мелкие строчки.
Тела были найдены группой диггеров, которые тут же вызвали полицию. По словам парней, само подземелье они нашли три дня назад, но отложили его исследование из-за других дел. Вернувшись же, обнаружили такой вот жутенький сюрприз прямо возле входа. Опознать тела диггеры не смогли, что и неудивительно при таких-то увечьях.
Трупы выглядели так, словно их растерзал дикий зверь. Впрочем, я был уверен: так оно и случилось. Разорванные глотки, вскрытые брюшины, дыры в грудной клетке - там, где сердце. Самих сердец полицейские не нашли.
Я покосился на айфон, лежавший на столе, - ну и когда ждать звонка? Святые отцы везде одинаковы - неторопливые перестраховщики и бюрократы.
Чтобы не терять времени, пробежался по местным новостным сайтам. Везде уже появилась информация о находке в подземелье. Официальной версией следствия называлось нападение дикого животного, предположительно медведя, который недавно сбежал из зоопарка.
Недоверчиво хмыкнув, я схватился за трубку.
Широкий круг знакомств - залог успеха сыщицкой работы. Приятели, собутыльники и просто осведомители - их помощь здорово экономит время и силы. Вскоре я уже знал: никакой медведь из зоопарка не сбегал. Полиция этим заявлением просто пыталась не допустить паники. Конечно, разгуливающий по городу медведь - тоже не бог весть какое счастье, но это хотя бы понятная опасность.
Следствие изначально находилось в тупике, в этом я был уверен. Никому ведь в голову не придет выдвинуть версию нападения упыря.
Хотя не совсем и упырь - я отлично знал "почерк" каждого клана. Нас учили этому в Ордене. Так не убивал никто из проклятых.
Это была работа вурдалака - не-мертвого зверя, в которого превращается долго не жравший упырь. Проклятые от голода не дохнут, лишь со временем теряют способность к метаморфизму, а вместе с нею и разум. Хотя они и так чокнутые, в любой ипостаси.
Сердца вурдалак, скорее всего, выдрал просто ради развлечения, а потом где-нибудь выкинул. Но мог и сожрать. У них пищеварение не такое нежное, как у вампиров.
Растерзанных подростков, конечно, было жаль. Но их убийство могло стать тем самым козырем, которого я давно ожидал…
Айфон наконец-то зазвонил. Я поднес трубку к уху.
- Надо встретиться, чадо, - проговорил тяжелый бас.
Эти три слова означали, что мне дается добро на расследование. Я открыл сейф, достал экипировку для "большого выхода": два водяных пистолета, патронташи с запасными капсулами святой воды, баллончики с нею же, серебряные стилеты, распятие, Библию, кольт сорок пятого калибра, заряженный серебряными пулями. Пристегнул боковые кобуры, вложил в них водяные пистолеты, крест-накрест повесил патронташи, прикрыв это дело плащом. Остальное добро вместе с кольтом пока спрятал в спортивной сумке.
Распрощавшись с Машей, вышел под хмурое небо. "Льет без пользы", - думал я, шагая к машине под колючими струями. Вот бы освятить дождь, сразу бы всех упырей порешили. Жаль, такой фокус никому не по силам…
Джип рванул с места, покатился по выщербленной дороге в сторону делового центра.
До места встречи оставалось не больше пяти минут езды, когда меня остановили гибэдэдэшники. Ребята были в бронежилетах, вооружены "калашами" - видно, в городе проводилась какая-то спецоперация.
- Выйдите, пожалуйста, из машины и предъявите документы, - потребовал суровый лейтенант.
Я выполнил приказ. Полицейский глянул исподлобья, сличая фото на правах с моей физиономией. Скользнув взглядом по моему плащу, он вскинул автомат:
- Поднимите руки. Повернитесь. Руки на капот.
Обхлопав меня, он быстро извлек из кобур пистолеты и озадаченно замолчал. Потом спросил:
- Это что за хрень?
- Водяные пистолеты, - невозмутимо произнес я.
- Зачем?
- Стрелять водой.
Лейтенант снова замолчал. Решив не мучить его долго, я пояснил:
- Занимаюсь ролевкой.
- Это с бабами, что ли? - слегка расслабился лейтенант.
- Нет, это с группой единомышленников. Городские игры, не слышали? Вроде соревнований, только в антураже какой-нибудь сказочной истории. Сейчас вот играем в охотников и вампиров. Я охотник.
- А водяные пистолеты зачем? - не унимался полицейский.
- А вы хотели бы, чтобы мы из настоящих стреляли? - уточнил я.
Лейтенант сделался еще угрюмее, подозвал коллегу, сунул ему мои права:
- Пробей этого умника.
Тот сбегал к машине, вскоре вернулся:
- Чисто.