- Я, Руднев-сан, - усмехнулся Накадзо, - антрепренёр ведущего театра столицы. А у нас на спектаклях, как написали в "Асахи", можно видеть любого кадзоку, от дансяку до косяку.
Мне стоило больших усилий не рассмеяться, так сильно эти слова Накадзо напоминали пространные речи о приверженцах "нашего дела". Я поблагодарил его и мы вместе направились в столовую.
Поев, я хотел было вернуться в зал, однако бригаду Тонга уже отпустили, а фехтовальных экзерсисов на сегодня режиссёр больше не планировала. Так что мне осталось только отправляться к себе в комнатку. В коридоре я встретил девочку, которую мы на днях с Мидзуру привезли в театр. Она подняла на меня глаза и неожиданно сказала:
- Ты ведь такой же, как я. - Алиса поглядела мне в глаза. - Ты можешь больше обычных людей. Тебя ненавидят за это?
- Не гляди в мои глаза, - ответил я. - Ты можешь увидеть там слишком страшные вещи, какие не предназначены для твоих юных глаз.
Она догадалась о моём скромном таланте, только глянув на меня, отчего мне стало весьма не по себе. Я проявил его, когда вдохновенно пел "Варяг" в кабинете антрепренёра. Мне каким-то образом удавалось передавать свои впечатления от песен или рассказов тем, кто слушал меня, как будто вкладывая их в чужие головы. Когда же вдохновение моё было особенно сильным, то "под удар" попадали и те, кто не слышал меня. Когда ещё в молодости я беседовал с несколькими театральными деятелями, один из них сказал, что из меня вышел бы великолепный актёр, благодаря моему таланту, а вот другой - постарше и, наверное, поумнее - возразил, что я стал бы самым дурным актёром, каких видел свет. И объяснил, что именно из-за того же таланта, ведь я вкладывал в чужие головы свои эмоции и чувства, а не заставлял зрителей переживать мою игру, пропуская её через себя.
- Я много видела, - грустно сказала Алиса. - Хотя в твоих глазах много крови, больше чем на руках. Но ты не такой страшный, как другие люди с кровавыми руками и глазами.
- Просто мне от тебя ничего не надо, - ответил я, хотел было потрепать её по голове, как всякого ребёнка, однако вспомнил о словах Алисы насчёт окровавленных рук и не стал этого делать.
- Но ты многих убил, Руднев-сан, - решительно заявила Алиса.
- Зачем тебе это, Алиса-тян? - сказал я ей. - Зачем ты смотришь на меня, если видишь только кровь и смерть?
- Я не могу иначе, - ответила девочка. - Только если выколю себе глаза.
Я присел перед ней на корточки, чтобы не смотреть сверху вниз, и поглядел прямо в большие глаза этого странного, слишком взрослого ребёнка.
- Наверное, страшно быть тобой, - сказал я.
- Не страшней, чем тебе быть тобой, - совсем не детским тоном ответила она.
Я кивнул, поднялся и направился в свою комнату. А странная девочка поглядела мне вслед, я чувствовал её взгляд спиной. Не хотел бы я себе подобного таланта, как у этой маленькой дзюкуся, колдуньи, ведьмы, чародейки.
Утром следующего дня меня разбудил настойчивый стук в дверь. Было ещё очень рано, рассветные лучи только заглядывали в моё окно, просыпаться не хотелось категорически, но если так настойчиво и громко барабанят, значит, дело не терпит отлагательств. Пришлось подниматься, быстро одеваться и открывать содрогающуюся дверь. На пороге стоял Ютаро с занесённой рукой.
- Доброе утро, Ютаро-кун, - сказал я. - Что стряслось?
- Звонили из контрразведки, - ответил он, - требовали вас, Руднев-сан. Сказалаи, что пришлют за вами автомобиль через четверть часа.
- Ясно, - глубокомысленно произнёс я. - Времени у меня в обрез. Спасибо, что разбудил, Ютаро-кун.
Вот, значит, каковы они неожиданные проверки, о которых говорил Накадзо. Я едва успел закончить утренний туалет, как под дверями раздался гудок. Пришлось позабыть о завтраке, даже самом коротком, и выходить пред светлы очи местной контрразведки. Автомобиль был большой и чёрный, либо тот же, что забирал меня несколько дней назад с улицы, либо точно такой же. И снова внутри сидели двое - Хатияма и безмолвный шофёр в форме без погон.
- Деятельность этого антрепренёра оказала весьма негативное влияние, - заявил Хатияма, как только я захлопнул за собой дверцу, да ещё таким тоном, будто именно я был виноват в том, что Накадзо развёл столь бурную деятельность, о которой я совершенно не представлял. - Она привлекла к вам, Руднев-сан, совершенно ненужное внимание. Нам стоило больших усилий замять это дело.
- Премного благодарен, Хатияма-сан, - кивнул я. - Думаю, мне бы совершенно не понравились результаты более близкого знакомства с теми персонами, кто заинтересовался мной.
- Вами, Руднев-сан, - отчего-то усмехнулся Хатияма, - особенно заинтересовался Садао-тайсё. Он хоть и не контрразведчик, но личность довольно влиятельная, кажется, он считает вас, Руднев-сан, каким-то русским борцом с советским режимом. Садао-тайсё весьма настаивал на личной встрече с вами.
- Надеюсь, его разубедили, - сказал я.
- Не думаю, что до конца, - ответил Хатияма, - так что вполне можете ждать его с неофициальным визитом.
- Спасибо, что предупредили, Хатияма-сан, - поблагодарил его я. - Хотелось бы ещё знать, куда мы едем?
- Вас срочно захотел видеть Юримару, - сказал Хатияма. - Как всегда напустил дыму, сказал, что у него для вас, Руднев-сан, есть некий сюрприз от вашего командира, Тухачевского-гэнсуй, но толком ничего не сказал. Впрочем, это его обыкновенная манера, все уже привыкли к ней. Зря, кстати, интересничает, - с большой долей ехидства добавил он, - груз с дирижабля "Киров", что прибыл вчера, доставляли ему в храм под охраной не простых солдат.
И тут я понял, что ему страшно. Хатияма отчаянно трусил. Ему совершенно не хотелось ехать в пригород, к разрушенному храму, к жуткому седовласому самураю, женщине в вечно спадающем кимоно и сумасшедшему мальчишке. У меня тоже не было особого желания ехать туда, но куда денешься, если везёт тебя такой вот чёрный авто, не прыгать же на ходу, в конце концов. Да и не вызывала у меня дрожи в поджилках эта странная троица. Я умом понимал, что они опасны, что малейшая промашка грозит мне смертью, но сердце, меж тем, оставалось холодным, можно сказать, ледяным. Давно оно у меня замёрзло, кажется, на Кронштадском льду, когда мы опробовали первые крыльевые модули, французские, ещё без моторов и винтов, на них БМА могли только планировать, лавируя под резкими порывами мартовского ветра. Тогда нам впервые пришлось убивать своих, революционных матросов, кто Зимний штурмовал и Моонзунд оборонял. Да, именно тогда, в ледяном марте двадцать первого года. Хотя, может быть, оно замёрзло и раньше, когда отказавшийся уезжать с матерью и братьями за границу пятнадцатилетний мальчишка, записался в красные кавалеристы и отправился воевать в Польшу, а уж там чего только не было. Лучше и не вспоминать. После всего этого, мне полубезумная троица, не смотря на все их фокусы, не так и страшна.
С таким мыслями я вышел из автомобиля. Хатияма на сей раз предпочёл остаться внутри, сказав мне, что дорогу до храма я и без него найду. Я только плечами пожал, действительно, найду, не ночь, в конце концов, да и идти всего ничего. При свете утреннего солнца разрушенный храм выглядел не столь уж зловеще, скорее просто запущенно. Я спустился на первый этаж, где в тёмной, не смотря на дырявую крышу храма, зале сидели трое моих знакомых. А где-то в углу, скорее всего, стоял истуканом гигант, на котором разъезжал Миура.
- Ты не заставил себя ждать, Руднев-сан, - вместо приветствия сказал Юримару, поднимаясь.
Мне очень хотелось ответить что-то вроде "я тоже рад тебя видеть" или ещё какую глупость, но сдержался и произнёс:
- Мне очень интересно узнать, что ты мне приготовил, Юримару-сан, потому так торопился.
Кагэро рассмеялась, даже остроты отпускать не стала.
- Идёмте, Руднев-сан, - махнул мне рукой Юримару. - Посылку от вашего гэнсуя доставили прямо сюда, хотя это и весьма опасно. Благодаря внушительному эскорту из контрразведчиков, его могли проследить едва ли не досюда.
- Так что это за посылка, Юримару-сан? - спросил я, шагая за Юримару по длинным пандусам.
Седовласый самурай только головой покачал, ничего не ответив. Так, в темноте и при звуке шагов, шагали мы по гулким пандусам. Прошли основательно опустевшую мертвецкую, где на многих столах не было уже тел. На самом нижнем этаже не было ни одного стола, зато стояло несколько десятков "Биг папасов", скорее всего, внутри них скрывались мертвецы с верхнего этажа. А над ними возвышался новенький "Коммунист", даже со звёздочками на плечах и голове. Разработанный талантливым инженером Кировского завода Евгением Урбанским, он был, наверное, лучшим советским БМА. Их только начинали внедрять в армии, где-то полгода тому назад. Я к тому времени уже числился неблагонадёжным и за рычаги нового БМА меня, конечно, не пустили. Да уж, это воистину маршальский подарок!
- Его доставили вместе с новой партией покойников, - пояснил Юримару. - Основательные у вас идут чистки в армии, скажу я тебе, Руднев-сан. Три десятка человек только сегодня, а были ещё две партии не меньше.
Я только пожал плечами. Что можно сказать на такие слова? Ведь именно против этого и борется сейчас Михаил Николаевич, готовя заговор против усатого Хозяина и его присных.
- Можешь опробовать этот мех здесь, - предложил мне Юримару и с усмешкой добавил: - Оружие его не заряжено.
Я кивнул ему и направился к БМА. Я забрался в люк и задраил его за собой. Рычаги ничем не отличались от более старых моделей, зато ход у них куда плавней прежнего, никаких тебе рывков и скрипа шестерёнок. Я повернул корпус, сдала пару шагов, поработал руками, проверил прицельную систему. Тоже улучшенная. Три красных точки лучевого целееуказателя. При желании их можно совместить, ведя огонь по одной цели, однако более опытные пилоты, вроде меня (говорю без ложной скоромности), предпочитали всё же бить по разным частям вражеских БМА. Освоившись с управлением, я откинул крышку памятки вооружения данного БМА. Такая была на каждом аппарате для удобства пилота, ведь и модель "Коммунист" достаточно новая, и вариативность вооружения у неё довольно велика. Эта модель была вооружена двумя пулемётами Дегтярёва на плечах, но это оружие последнего шага, когда противник подошёл в упор и единственный шанс на спасение это выпустить две длинные очереди, во все сорок семь патронов из его дисков. Основное же оружие было установлено, конечно, на руках. На левой - спаренные пулемёты ДШК, судя по разбухшему коробу, у них лента куда больше обычных пятидесяти патронов. Тяжёлые пули калибра 12,7 легко прошьют броню "Большевика", какими была вооружена РККА до недавнего времени. На правой же, так сказать, главный калибр "Коммуниста" - авиапушка ШВАК, я только читал о таких в инструкциях с грифом "ДСП" и "Совершенно секретно". Двадцатимиллиметровая авиапушка, испытания которой проводил один из лучших пилотов-испытателей лёгких БМА Валерий Чкалов. Мощный калибр позволял пробить броню практически любого БМА, скорее всего, даже самых тяжёлых немецких кампфпанцеров. Не смотря на то, что снарядов в коробе к было немного, всего полсотни, однако едва ли не каждый выстрел может нести гибель лёгкому БМА и серьёзные повреждения тяжёлым.
- Да, - произнёс я в микрофон громкой связи и голос мой гулким эхом отразился от невидимых стен ангара, - на таком БМА можно хорошо повоевать.
Я оторвался от рычагов и выбрался из недр "Коммуниста".
- Да уж, - с усмешкой произнесла Кагэро, - мальчика от мужа отличает лишь размер его игрушек.
Наверное, у меня был настолько довольный вид, что я, и правда, стал похож на мальчишку, обнаружившего под ёлкой на Рождество игрушечную саблю и никак не могущего намахаться ею вдоволь.
- С ним я мог бы уничтожить всех ваших "Биг папасов", - сказал я Юримару, спрыгивая с БМА. - Они со своими бурами ко мне на сто метров не подобрались бы, а "Льюисы" мне нипочём.
- Нам поставили из США новую партию мехов, - заметил тот, - тоже устаревших, но броня на них куда крепче и вооружены они не "Льюисами", а "Браунингами".
- Всё равно, "Коммунисту" их пули, что слону дробина, - отмахнулся я. - Скажите, Юримару-сан, вы только за этим меня вызывали в такую рань?
- Дети встают на Рождество до света, - усмехнулся седовласый самурай, - чтобы поглядеть на подарки. Но ты прав, Руднев-сан, не только из-за меха я вызвал тебя сюда. Миура-кун, - Юримару кивнул на едущего верхом на своём гиганте мальчишку, - прочёл мысли Хатиямы-кун.
- Он предал нас, - вмешался паренёк, - и собирается сдать нас особому отделу контрразведки. Некому подразделению "Щит", что-то вроде этого.
- Что ещё за "Щит" такой, - спросил я, - для чего Хатияма стал бы обращаться туда, если он и так в контрразведке служит.
- Отряд "Щит", - ответил Юримару, - это нечто вроде легенды спецслужб. Особый отряд обороны столицы, созданный для охраны императора и Токио. В него входят подразделения самых лучших доспехов духа, ему подчинены лаборатории с новейшим оборудованием, ну и конечно же, своя спецслужба, совершенно независимая от контрразведки. Многие в него попросту не верят, но могу засвидетельствовать доподлинно, "Щит" существует.
- Почему же вы с такой уверенностью утверждаете это, - удивился я, - если он настолько секретный?
- Несложно ответить, - усмехнулся Юримару, - я был частью его в своё время. И разговаривать на эту тему очень не люблю.
Мы направились по пандусам обратно наверх. Юримару держал обе руки на рукоятках мечей и продолжал рассказывать:
- Миуре-кун удалось прочесть Хатияму довольно легко, - говорил он, - и достаточно глубоко залезть ему в голову.
- Там много всего интересного было, - снова встрял Миура, глядящий, казалось, не без удовольствия, на нас сверху вниз, - но самое главное, он этим вечером встречается с агентом "Щита".
- И при чём тут я? - поинтересовался я.
- После некоторых событий в Синагаве Кагэро лучше не покидать пределов нашего храма, - ответил Юримару, - а мне так и вовсе за его стенами показываться и вовсе нельзя. Так что остаётся только Миура-кун, но его без сопровождения отпускать слишком опасно. Верно ведь, Миура-кун? - обратился седовласый самурай к мальчишке.
- Думаешь, этот гайдзин сможет справиться со мной? - усмехнулся тот.
- Я ему помогу, - коротко бросил Юримару. Он сунул ладонь в широкий рукав кимоно и вынул деревянный амулет с несколькими сложными иероглифами, прочесть которые я не смог, на простой веревке. - Носи на шее и не снимай никогда, если рядом Миура-кун, он защитит тебя от его воздействия на мозг.
- Я могу сломать его, - рассмеялся Миура, - если захочу.
- Но у тебя уйдёт на это время, - возразил Юримару, протягивая мне амулет.
- И я могу успеть прикончить тебя раньше, - добавил я, надевая его на шею и пряча под одежду. - Вот только оружия у меня никакого нет.
- Тут я тебе помочь не смогу, - пожал плечами Юримару, - свои мечи я тебе, сам понимаешь, не отдам, а никакого другого у меня нет.
Я пожалел об отданном когда-то ТТ, но если полиция найдёт у меня пистолет мне не поздоровится. Тут уж никакие "наши люди" не помогут.
- Я внушу Хатияме-кун, - заявил Миура, - что тебе просто необходимо оружие.
- Премного благодарен, - усмехнулся я. - Но оно мне понадобится сегодня вечером, а Хатияма не желает больше и близко подходить к храму.
- Думаешь, я не знаю, где он и что делает, - рассмеялся Миура. - Я уже запустил пальцы в его голову, он отдаст тебе пистолет, когда ты ввернёшься в автомобиль.
Мы поднялись в тёмный зал самого верхнего этажа храма.
- Как я узнаю, где и когда будет встреча Хатиямы с агентом "Щита"? - спросил я на прощание.
- За тобой приедет такси, - ответил Юримару, - водителя его будет контролировать Миура-кун. Он доставит тебя до места встречи, а там уже следуй за Миурой-кун, потерять из виду его гиганта тяжело.
Я кивнул всем и вышел из храма. Солнце карабкалось на небосвод всё выше, неуклонно приближаясь к полуденной вершине, режиссёр Акамицу, наверное, рвёт и мечет. Я быстро вернулся к авто и забрался в него.
- Руднев-сан, - едва мы отъехали, обратился ко мне Хатияма, - вы постоянно подвергаетесь опасности, ездя в этот храм безоружным. - Он вынул из-за отворота пиджака угловатый пистолет с узкой рукояткой. - Возьмите его себе. Этот пистолет нигде не зарегистрирован, так что будьте осторожны и постарайтесь не попадать в руки полиции и особенно токко. - Он позволил себе усмехнуться - улыбка вышла кривоватой и нервозной.
Я вынул носовой платок, завернул в него оружие, чтобы не испачкаться, и сунул пистолет в карман брюк.
- Благодарю вас, Хатияма-сан, - сказал я. - Теперь я буду намного спокойнее чувствовать себя в этом чёртовом храме.
Как я и предполагал, режиссёр Акамицу рвала и метала. Она до седьмого пота гоняла актрис и Ютаро в других сценах. Бригаде Тонга приходилось полегче, все декорации стояли на местах, их оставалось только перемещать вовремя, меняя улицы Вероны на палаццо Капулетти, а запылённые дороги Италии на мрачный склеп, где нашли свою смерть легендарные влюблённые.
- Руднев-сан, - напустилась она на меня, - сколько можно пропадать в контрразведке. Они там, что же, совсем не понимают, что у нас спектакль на носу, и на премьере его в первых рядах будут сидеть только кадзоку. Они не должны увидеть халтуры в нашей работе. Никакой халтуры! Вот мой девиз!
- Работать, работать, работать, - припомнил я небезопасную шуточку. - Я готов приступить к своим не прямым обязанностям.
- Теперь уж ждите, Руднев-сан, - отмахнулась режиссёр. - У нас другие сцены репетируют, над ними работы ничуть не меньше. Я вас позову, как понадобитесь, вы ведь, кажется, ещё не завтракали.
- Это да, - сказал я, потерев ноющий от голода живот.
Я отправился на кухню, понимая, что в столовой до обеда ловить нечего. Наёмный повар, кажется какая-то родственница Тонга, полная, улыбчивая женщина, угостила меня хорошей порцией риса с курятиной и жирной подливкой. Наелся я отлично, поблагодарил женщину и отправился обратно в зал.
- После обеда, - сказала мне режиссёр, - продолжим работать над фехтованием.