Он широко раскрывает глаза и делает шаг назад. Черты моего лица начинают расплываться. Тело меняется. Его Код эхом раздается в моей голове - мягкая холодная мертвая кожа под моими пальцами.Моя усмешка напоминает тигриный оскал. Усилием мысли я растворяю стул и поднимаюсь на ноги.
- Что ты сделал? - рычит он.
- Возможно, я меньше, слабее и младше, но это не значит, что я не могу быть умнее. Ты правильно заметил: не стоит забывать о своем противнике. Я создал вир небесной тверди. Да, знаю, что это считается невозможным. Только если у тебя нет оортианской техники, управляемой программами Соборности. "Перхонен" - отличный корабль.
Он замахивается ножом, но я уже призрак, не подчиняющийся законам вира.
- Тебе надо было пройти сквозь Врата, - заявляю я. - Обезьяны не всегда лгут.
Я замораживаю вир и блокирую свою связь с ним. Разрыв реальности возвращает меня в темный лес. Тигр замер на середине прыжка. Я подбираю свой меч, миную тигра и направляюсь к выходу.
Врата возвращают меня обратно в физическое тело, оставленное посреди безумного водоворота маршрутизатора. Я подхватываю Ларец, вырываю его из хрупких объятий устройства, и в этот момент налетает стая Охотников.
Рой бабочек на глазах у Миели замирает и осыпается, ухмыляющееся лицо бога из Ларца растворяется в воздухе.
- "Перхонен"? - шепотом окликает она.
Я здесь,отвечает корабль.
- Ты в порядке?
Кажется, да. Только как-то странно себя чувствую. Как будто я заснула.
- Если этот ублюдок повредил тебя, я…
Миели. Охотники. Они близко.
В спаймскейпе начинается настоящее безумие. "Перхонен" покрывается каракулями, словно нарисованными разозленным ребенком. Миели пытается погрузиться в боевую сосредоточенность, но системы корабля еще не оправились после заражения и действуют очень медленно. Поздно что-либо предпринимать.
Охотники стаей хищных рыб окружают судно, тысячи и тысячи крохотных звездочек облепляют корабль и проходят сквозь него. Загрузочные лучи опутывают центральную каюту смертоносной паутиной, но на этот раз действуют намного деликатнее - ничего не прожигают. Они оставляют "Перхонен" и гигантской стрелой направляются к маршрутизатору.
Он исчезает в ослепительной вспышке антиматерии, хищные существа рвут в клочья свадебный букет. В космосе бушуют вихри пи-мезонов и гамма-лучей. В мгновение ока конструкция зоку прекращает свое существование, и на ее месте медленно расплывается облако осколков и обломков. Рой охотников проходит сквозь него и исчезает, направляясь к главной артерии Магистрали на скорости, близкой к скорости света.
Вскоре вокруг "Перхонен" снова воцаряется темнота и безмолвие. Пробудившиеся вякив ее стенах снова начинают испускать голубовато-зеленое сияние.
Миели,говорит корабль. Я по-прежнему принимаю сигнал Жана. Он где-то здесь.
Все еще чувствуя оцепенение во всем теле, Миели сворачивает крылья и модули "Перхонен" в более компактную фигуру и посылает корабль в облако обломков, прожигая себе путь антиметеоритным и лазерами. Вскоре они поднимают на борт ку-сферу, в которой заключен вор, в скафандре и шлеме и все еще прижимающий к груди небольшую черную шкатулку. Он не двигается.
Миели отдает мысленный приказ снять шлем. Пузырь из метаматерии исчезает, а под ним оказывается лицо, чуть раньше воспроизводимое роем бабочек.
Ублюдок.
Миели извлекает из своей руки кинжал из ку-частиц и приставляет его к горлу захватчика…
- Постой!
Голос принадлежит вору. Но это ничего не значит.
- Миели, остановись, это же я!
Он говорит точно как вор. Миели замирает, но не убирает кинжал.
- Что произошло?
Покрытое шрамами лицо трансформируется в блестящее от пота лицо вора с угольно-черными бровями и впалыми висками.
- Я заполучил Коды Основателя Сумангуру. А песнь, внедренная в камень зоку, была тем же трюком, что и в случае с Ченом, с той лишь разницей, что на этот раз он сработал. Вир, изображавший небесную твердь, служил ловушкой. И охотники, как мне кажется, тоже принадлежали ему. Я велел им оставить меня, и все получилось.
Вор говорит торопливо, едва переводя дыхание.
- Ты ничего не добился, негодяй, - отзывается Миели.
- Неважно, - отвечает вор. - Мы победили. И у меня есть план.
Несколько мгновений Миели молча смотрит на него. Затем берет из его рук Ларец. Вор не сопротивляется. Она медленно разламывает шкатулку. Черные обломки разлетаются во все стороны, как на негативном снимке крошечной медленной новой звезды.
- Ты использовал в качестве приманки "Перхонен", - бросает она.
- Да.
- Ты едва не убил нас всех. Или еще хуже.
- Да.
Она отталкивает его. Вор уплывает на противоположный конец каюты, на его лице выражение вины.
- Убирайся от меня к черту! - восклицает она.
Измученная Миели скрывается в рубке. Она упивается своим гневом и проверяет все системы "Перхонен", желая убедиться, что не осталось никаких следов бога из Ларца.
- Как ты себя чувствуешь? - спрашивает она у корабля.
Странно. Отдельные мои фрагменты взбунтовались. Я их больше не ощущала. Все гоголы выполняли распоряжения Сумангуру. И еще какая-то часть меня попала в Ларец и не вернулась.
- Мне очень жаль, - говорит Миели.
Но это еще не самое худшее. Куда страшнее было видеть, как ты чуть не отказалась от борьбы. Дважды. Ты едва удержалась, чтобы не выпустить странглетовый снаряд, Миели. И это не было блефом.
Миели молчит.
Ты слишком себя извела. Ты переусердствовала, стараясь сдержать свои обещания, защищая меня и позволяя Пеллегрини изменять тебя. На этот раз ты чуть не сорвалась. А меня не было рядом, чтобы тебя поддержать.
Какое-то время Миели не в силах вымолвить ни слова. Она привыкла постоянно ощущать присутствие "Перхонен" и ее поддержку с первого же дня, как только создала ее. Но сейчас в голосе корабля звучат суровые нотки.
- Вор виноват в том, что с тобой случилось, - заявляет Миели. - Он зашел слишком далеко. Я собираюсь…
С вором я сама разберусь,говорит "Перхонен". Тебе незачем делать это вместо меня. То, что ты меня сотворила, еще не означает, что я не существовала раньше. Ты вернула меня из небытия, и за это я никогда не перестану тебя любить. Ты подарила мне новую жизнь и тем завоевала мою вечную преданность. Но я не только твоя песня. Не все можно выразить словами или песней, как делал Карху, когда лечил тебе зуб, пока ты была маленькой. И не всю вину можно свалить на вора.
Голос корабля эхом отзывается в сапфировых стенах.
А что, если Пеллегрини захочет сделать из тебя гоголов? Ничего не изменится. Они будут такими же сильными, как ты. А ты останешься той же Миели.
- Ты никогда не говорила со мной подобным образом, - замечает Миели.
В этом не было необходимости. Но я не желаю смотреть, как ты себя уничтожаешь. Этим тебе придется заняться без меня.
"Перхонен" расправляет крылья, простирающиеся на несколько миль, - магнитные поля и ку-точки, блестящие, словно роса в паутине. Гигантские паруса подхватывают солнечный ветер и возвращают корабль на прежний курс - к Магистрали, к Земле.
Вот что мы должны сделать. Мы поговорим с вором, отправимся на Землю и осуществим его план, хоть вор и чуть не скормил меня тигру. Мы вернем Сюдян и наконец все обретем свободу. Дай слово, что ты не сдашься.
Миели охватывает стыд. Куутар и Ильматар,простите меня.
- Я обещаю, - шепчет она.
Вот и хорошо. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Мне надо залечить раны.
На этом общение с кораблем заканчивается.
У Миели кружится голова. Некоторое время она сидит без движения. Затем переходит в центральную каюту. Там голо и пусто, совсем как в ее голове. При слабом ускорении корабля пепел и мелкие обломки неторопливо перекатываются по помещению.
Медленно и нерешительно Миели начинает напевать песни - простые песни о кого, о еде и питье, об уюте и сауне. Так же медленно в каюте начинают появляться каркасы мебели, словно нарисованные невидимым пером.
Пришло время заняться уборкой,думает Миели.
Я рассматриваю свое новое лицо в зеркальной стене корабля и ощупываю голову, стараясь определить размеры. Шрамы и линия подбородка кажутся не совсем правильными. Но еще больше меня беспокоит Код. Он надежно заперт в ячейке мозга, однако мне придется снова им воспользоваться. Сожженные тела и грязь, и электричество.Меня пробирает дрожь. Вот, значит, что определяет Сумангуру? Немудрено, что он был так расстроен после нескольких веков, проведенных в Ларце.
Я закрываю глаза и пытаюсь отвлечься от боли при помощи виски из крошечного фабрикатора в своей каюте. Я, конечно, мог бы просто заглушить боль. Но, как давным-давно на Марсе учил меня мой приятель Исаак, алкоголь - это не просто химия, это традиция, это чувство, это Бахус, разговаривающий в твоей голове и делающий все вокруг лучше. По крайней мере, такова его теория. На этот раз вкус, солодового виски вызывает ощущение вины.
Тем не менее я делаю большой глоток. Пока я пью, в каюте появляется бабочка - аватар корабля. Я слежу за ней. Но она молчит.
- Послушай, это был единственный способ, - говорю я. - Он должен был ухватиться за шанс выбраться наружу. Я не в состоянии изменять небесную твердь на территории Сборности, для этого требовалась оортианская техника. Мне пришлось дать ему доступ к тебе, чтобы поймать его. Мне жаль, что так вышло.
Бабочка все так же молчит. Ее крылышки вызывают у меня воспоминание о камне, увиденном в воспоминаниях Сумангуру. Пламя богов. Гнев Основателя примешивается к моим чувствам. Я приказываю себе успокоиться.
- В каждой ловушке обязательно должна быть приманка, - продолжаю я. - И мне жаль, что этой приманкой оказалась ты.
- Ты ни о чем не жалеешь, - отзывается корабль. - Ты Жан ле Фламбер. О чем ты можешь жалеть?
Бабочка опускается на край моего стакана. Тонкий слой псевдоматерии и золотистая жидкость на дне искажают ее белое отражение.
- На Марсе я считала, что ты можешь помочь Миели. Я верила в это. Я думала, ты сумеешь доказать ей, что она не обязана подчиняться Пеллегрини. Я надеялась, что ты увидел другую сторону ее личности. Ты даже заставил ее петь. Но в конце концов ты оказался таким же, как она. Ты готов стать кем угодно, лишь бы получить то, что тебе хочется.
- Тебе легко говорить, - отвечаю я. - Ты ведь просто…
Я умолкаю в нерешительности. Слуга? Рабыня? Любовница? Кем же на самом деле является для Миели "Перхонен"?Но я так и не могу это определить.
- Мне жаль, - бормочу я.
- Похоже, тебе сегодня нравится это слово.
- Мне нравится моя шкура, - возражаю я. - Я ею дорожу и не отрицаю этого. И я не намерен возвращаться в Тюрьму или в какой-либо другой ад, уготованный мне копами. Прежде я справлялся с Пеллегрини. Я способен ей противостоять.
Я прикусываю язык. Богиня наверняка все время нас слушает. Но корабль это, похоже, ничуть не беспокоит.
- Вот как? - иронизирует бабочка. - И поэтому ты позволяешь ей манипулировать собой и заставлять совершить невозможное?
- Тебе не понять, что стоит на кону. Если Чен владеет артефактом Вспышки, который обладает теми свойствами, о которых я думаю, я…
- Я понимаю, что стоит на кону для меня, - перебивает "Перхонен". - А ты?
Трудно заставить отвести взгляд бабочку, даже если у тебя лицо величайшего полководца Солнечной Системы. Поэтому я сам отвожу взгляд.
- Я хочу стать свободным, - говорю я. - И могу сделать еще одну попытку. На Марсе у меня было кое-что, но я от всего отказался. Я даже думаю, что намеренно позволил себя поймать, можешь в это поверить? В прошлый раз Пеллегрини показала мне, чем я занимался. Ко мне вернулось множество воспоминаний, которые я считал безвозвратно утраченными, - о ней, о том, кем она была, о Земле. - Я тру переносицу и ощущаю грубый, чужой шрам. - Понимаешь, у меня был план, великолепный план, но я им не воспользовался.Вместо этого я напрямую схватился с Ченом. Решил выяснить, смогу ли его одолеть. - Я трясу стакан, сгоняя бабочку, и наливаю себе еще виски. - Так что дело не в том, чтобы стать Жаном ле Фламбером. Дело в том, чтобы избавиться от него.
- А как насчет твоего очередного плана? - интересуется корабль. - Он сработает?
- Сработает. Это самый лучший из всех моих замыслов. Вот только после того, что произошло, я не уверен, что Миели на него согласится.
- Расскажи-ка, в чем он заключается.
И я рассказываю "Перхонен" историю о воинствующем разуме и камне Каминари. Я рассказываю о контроле над небесами и городе Сирре, об Ауне и похитителях тел. Не все, конечно, но достаточно, чтобы убедить "Перхонен" в том, что план сработает. И в том, что на этот раз вся тяжелая работа выпадет на мою долю. Бабочка слушает. А я гадаю, смеется ли сейчас где-нибудь Пеллегрини - в моей голове или где-то далеко отсюда.
- Ты прав, - произносит "Перхонен", когда я заканчиваю. - Миели никогда на это не согласится. Она скорее умрет.
Усилием воли я возвращаю себе свое лицо.
- И что же нам делать?
Я осторожно передвигаю парящий в воздухе стакан, словно шахматную фигуру. Теперь твой ход.
- То, что получается у тебя лучше всего, - отвечает корабль. - Мы ее обманем.
Глава двенадцатая
ТАВАДДУД И КАРИН
ИСТОРИЯ ТАВАДДУД И АКСОЛОТЛЯ
Девушка, которая любила только монстров, в одиночестве шла по узким улочкам Города Мертвых. Гули, привлеченные теплом недавно вырытых могил, бродили вокруг, глядя на нее пустыми глазами. Она явилась сюда в поисках места, где ее не сумели бы найти ни Кающиеся, ни Вейрац. Если кто-то придет, она сможет притвориться гулем. Здесь, среди мертвецов, она будет в безопасности.
Она продолжала шагать вперед. Гули последовали за ней.
Дуни вернулась от сплетателя совсем другой - на ее шее появился кувшин джинна, и теперь это были два существа, слившиеся в единое целое. К ней девушка пойти не могла. Сестра стала чужой.
А отец…
Гуль дернул ее за руку. Он был высоким, изможденным, со спутанной грязной бородой, но его хватка оказалась удивительно сильной.
- Я на рассвете застрелил ангела-изгоя! - вопил он. - "Проклинаю тебя, Марион", - сказал он, сгорая…
Гуль бесцветным голосом кричал ей прямо в лицо, и к словам примешивалась ужасная вонь гниющих зубов. Девушка вырвалась от него и пустилась бежать.
Но далеко ей не удалось уйти. Из могил вышли другие гули и, щурясь на дневной свет, глухим шепотом рассказывали свои истории. Они окружили ее грязной, вонючей толпой, хватали за руки, толкали. Девушка зажала уши ладонями, чтобы не слышать их жалоб, но они оттаскивали ее руки от головы…
Вдруг налетел холодный ветер, колючий, словно песок. И послышался голос:
- Эта… принадлежит… мне.
Толпа гулей, словно по команде, подхватила ее и куда-то понесла. По пути девушка ударилась головой о горячую стену надгробия. Но прежде чем погрузиться в темноту, она ощутила поднявшие ее песчаные руки.
- Кто ты и что здесь делаешь? - услышала она голос, как только очнулась.
В полной темноте светилась только мыслеформа джинна - лицо, состоящее из крохотных тусклых огоньков.
Что она могла ответить? Что выросла в отцовском дворце на Осколке Гомелеца. Что едва ей исполнилось восемь, как Крик Ярости унес ее мать.
Что она нередко убегала от своих наставников-джиннов: имея склонность к древним языкам, она выучила много тайных слов, которые сбивали их с толку.
Что после того, как ее сестра отправилась к сплетателю, чтобы стать мухтасибом, она почувствовала себя совсем одинокой. Она страстно хотела слушать запретные истории, хотела встречать возвращающихся из пустыни охотников за сокровищами, разговаривать с гулями и старыми джиннами из Города Мертвых. А вместо этого отец отдал ее Вейрацу.
- Меня зовут Таваддуд, - произнесла она. - Спасибо, что спас меня.
Склеп был очень маленьким, всего лишь крохотный закуток между гудящими машинами, которые вмещали разум джинна, в грубой бетонной постройке, возведенной гулями. Пол усыпан песком. Единственный источник света - лицо джинна.
- А, так ты та, кого ищут Кающиеся? - спросил джинн. Голос у него был мягким и робким, но вполне человеческим. - Ты должна уйти.
- Я уйду, - пообещала Таваддуд, потирая виски. - Мне только надо немного отдохнуть. Обещаю, утром я уйду.
- Ты не понимаешь, - сказал джинн. - Я не тот, с кем ты могла бы провести ночь. И это неподходящее место для таких, как ты.
- Я не боюсь, - отозвалась она. - Ты не можешь быть хуже Кающихся. Или моего мужа.
Джинн рассмеялся, как будто пламя, разгораясь, зашипело и стало потрескивать.
- Ах, дитя, ты ничего не понимаешь.
- У тебя есть имя? - спросила Таваддуд.
Огоньки в его лице затрепетали.
- Когда-то меня звали Зайбак, - ответил джинн. - Ты рассмешила меня. За это можешь остаться здесь и отдохнуть, ничего не опасаясь.
Вот так девушка, которая любила монстров, стала жить в склепе джинна Зайбака в Городе Мертвых. Она довольствовалась скудной пищей и проводила долгие дни, восстанавливая надгробия вместе с гулями и другими слугами джинна. Она сделала более уютным склеп Зайбака, украсив его ковриками и подушками, свечами и глиняными кувшинами.
На ее вопросы о Зайбаке другие джинны отвечали только шепотом.
- Он мечтает умереть, - сказал один гуль. - Он устал. Но в Городе Мертвых нет смерти.
Но когда они были вместе, Зайбак не говорил о смерти. Вместо этого он отвечал на все ее вопросы, даже на те, которых не хотели слышать ее наставники-джинны.
- Как выглядит пустыня? - спросила Таваддуд однажды вечером. - Я всегда хотела пойти и посмотреть, так, как поступают муталибуны.
- Наша пустыня совсем не такая, какой видят ее муталибуны. Пустыня полна жизни, в ней текут реки мыслей и растут леса памяти, стоят замки историй и снов. Ее даже нельзя назвать пустыней.
- А почему же ты пришел сюда? Почему джинны приходят в Сирр?
- Ты не представляешь себе, что значит быть джинном. Нам всегда холодно. Нет виров, нет плоти. Но мы помним свои тела: они чешутся, болят и страдают. Конечно, есть еще атар, но это совсем не то. Здесь, по крайней мере, теплее. А мы тоскуем по теплу.
- Если все так ужасно, почему ты не возьмешь к себе кого-то из гулей, как делают другие? Почему ты живешь один?
На это джинн ничего не ответил. Он покинул склеп, направил куда-то свой разум, и той ночью Таваддуд заснула в одиночестве и в холоде.
Через несколько ночей Зайбак вернулся. Таваддуд зажгла свечи и украсила склеп. Она помылась в баке с прохладной водой и пальцами расчесала спутанные волосы.
- Расскажи мне историю, - попросила она.