Снаружи уже слышны приглушенные шаги. Комната свиданий расположена рядом с кабинетом соседние двери в коридоре, ведущем от вестибюля.
- Таваддуд! - снова раздается звонкий голос сестры. - Неужели ты еще спишь?
- Все было… великолепно, моя дорогая. Хотя перед самым концом мне показалось, что ты немного отвлеклась, - говорит господин Сен своим сухим, металлическим голосом.
- Тысяча извинений, - откликается Таваддуд, вытаскивая кувшин джинна из груды подушек. Я не возьму платы.
Таваддуд негромко бормочет проклятия. Древний джинн обещал за ее услуги новое Тайное Имя, которое она давным-давно искала.
- Я обещаю в скором будущем назначить новое свидание, чтобы вас удовлетворить. А сегодня возникла небольшая семейная проблема, с которой придется разобраться.
Таваддуд поднимает тяжелый сосуд. Это бесценный биопроцессор, созданный до Коллапса и позволяющий джинну временно локализовать свою сущность в ее доме. Снаружи кувшин ничем не отличается от изделий ремесленников Сирра - простая керамика и синяя глазурь, скрывающая сложные схемы.
- По своему опыту я знаю, что семейные проблемы никогда не бывают небольшими, - отвечает джинн.
- Таваддуд! Чем ты занимаешься?
- Боюсь, мне придется попросить вас уйти, - произносит Таваддуд.
- Конечно, тебе надо только немного помочь мне. До следующей встречи.
Таваддуд ставит сосуд на подоконник. Горячий вихрь раскачивает шторы, раскаленный воздух едва заметно дрожит, и джинн исчезает. Она прячет кувшин между подушками, снова закрывает зеркала и пытается привести себя в порядок.
Раздается стук в дверь. Таваддуд уже готова прикоснуться к панели замка, как у нее замирает сердце: книга все еще лежит на полу. Она поспешно прячет ее в шкатулку и захлопывает крышку.
Дверь открывается. Дуньязада окидывает ее злорадным взглядом, держа руку на шее, где висит кувшин карина. Тайные Имена, написанные на ногтях, ярко выделяются на ее смуглых руках. Сестра Таваддуд одета для выхода в город: голубое платье, шлепанцы и украшенная камнями шапочка, волосы заплетены в косички. Как всегда, она выглядит безупречно.
- Я тебе помешала, дорогая сестричка?
- Честно говоря, да.
Дуньязада опускается на подушки.
- Какая миленькаякомната. И пахнет чудесно. Ты… развлекалась?
Я знаю, чем ты занимаешься, говорит ее улыбка. И поэтому сделаешь все, о чем я попрошу.
- Нет, - отвечает Таваддуд.
- Отлично. Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. - Голос Дуни понижается до заговорщицкого шепота. - Я хочу, чтобы ты встретилась с одним молодым человеком. Он богат, хорош собой и вдобавок остроумен, к тому же свободен сегодня днем. Что скажешь?
- Сестрица, я вполне могу сама выбирать себе друзей, - заявляет Таваддуд.
Она подходит к окну и задергивает шторы.
- О, это мне хорошо известно. Потому ты и водишь знакомство с уличными артистами и всяким сбродом.
- Сегодня днем мне предстоит работа. Благотворительность, а точнее - целительство. Бану Сасан - уличному сброду- нужны доктора.
- Я уверена, молодому человеку будет очень интересно увидеть, чем ты занимаешься.
- Конечно: представляю, как трудно рассмотреть жизнь Бану Сасан из башни мухтасиба.
В глазах Дуньязады появляется опасный блеск.
- Уверяю тебя, что мы видим все.
- Моя работа важнее, чем свидание с надушенным мальчишкой, с которым ты познакомилась на вечеринке в Совете. Дуни, я благодарна тебе за старания, но нет необходимости себя утруждать.
С самым решительным, как она надеется, видом Таваддуд направляется к дверям.
- О, я полностью с тобой согласна. Это все равно что смывать дикий код с члена муталибуна, и почти так же полезно. Но отец думает иначе.
Таваддуд замирает, ощутив холод в животе.
- Я говорила с ним сегодня утром. Я сказала, что ты раскаиваешься в своих поступках, что больше всего на свете хочешь восстановить доброе имя семьи и снова стать уважаемой женщиной.
Таваддуд оборачивается. Дуни смотрит ей в лицо честными синими глазами.
- Ты хочешь, чтобы я стала лгуньей, сестрица? Сказительницей вроде тебя?
Таваддуд плотнее запахивает на себе одежду и стискивает зубы. "Сказительница. Любовница монстров. Она больше не дочь мне". Так заявил отец три года назад, когда Кающиеся нашли ее и возвратили домой из Дворца Сказаний.
- Так кто же это?
- Абу Нувас, - говорит Дуньязада. - Я думаю, отец будет очень доволен, если вы станете… друзьями.
- Дуни, если ты хочешь меня наказать, могла бы выбрать более легкий способ. Что нужно от него отцу?
Дуни вздыхает.
- Что ему может быть нужно от самого богатого в городе торговца гоголами?
- Я не настолько глупа, сестра. - И Кающиеся джинны вроде господина Сена кое о чем мне рассказывают. - Отец пользуется поддержкой Совета, ему нет необходимости покупать чью-то благосклонность. Почему он и почему именно сейчас?
Дуньязада прищуривается и проводит по губам одним из своих колечек.
- Полагаю, я должна радоваться хотя бы малейшему интересу к городской политике с твоей стороны, - медленно произносит она. - Кое-какие недавние события привели к тому, что наше положение стало… нестабильным. Сегодня утром совершенно неожиданно умер член Совета: Алайль из Дома Соарец. Ты ее, наверное, помнишь.
Алайль - женщина с суровым лицом за столом отца; проплешина в ее темных волосах, оставленная диким кодом, и бронзовая птичка на плече. "Лучше бы тебе выгребать дерьмо после живых, чем становиться муталибуном, девочка". Наверное, в этом и кроется причина,думает Таваддуд, прогоняя воспоминание. В ее груди возникает пустота, но она сохраняет невозмутимый вид.
- Дай-ка попробую угадать, - произносит она вслух. - Она ведь больше других поддерживала предложение отца по модификации Аккордов Крика Ярости. Как она умерла?
- Весьма своевременное самоубийство. Кающиеся полагают, что это одержимость. Возможно, это были масруры, но до сих пор они не взяли на себя ответственность. Мы продолжаем расследование. Отец даже связался с Соборностью: сянь-ку пришлют кого-то, чтобы разобраться. Голосование по Аккордам состоится через три дня. За победу необходимо заплатить. Абу Нувасу это известно, следовательно, ты, дорогая сестра, должна постараться изо всех сил, чтобы сделать его счастливым.
- Удивительно, что отец решил доверить это дело мне. - Любовнице монстров.
- Господин Нувас лично просил у отца разрешения ухаживать за тобой. Кроме того, ходят слухи, что его пристрастия… несколько необычны. В любом случае мне будет некогда - я должна присматривать за агентом Соборности. Скучнейшее занятие, но кто-то должен взять это на себя. Так что остальное за тобой.
- Как удобно. Тебе он доверяет, а меня продает купцу, словно гогола из пустыни.
Так было не всегда. Ей вспоминается шипящая сковорода, пышущий в лицо жар и мягкие руки отца на плечах. "Ну же, Тава, попробуй, что ты приготовила. Если считаешь нужным, добавь немного майорана. Пища должна иметь содержание".
- Дорогая сестра, я ведь стараюсь тебе помочь. Отец мягкосердечен, но он не забыл твоего поведения. Я предлагаю тебе возможность показать ему, на что ты способна.
Дуни берет Таваддуд за руку. Кольца джинна на ее пальцах холодят кожу.
- И дело не только в тебе, Таваддуд. Ты говорила о Бану Сасан. Если голосование будет в нашу пользу, у нас появится возможность изменить положение вещей, улучшить жизнь всех жителей Сирра. Если только ты мне поможешь.
Взгляд Дуни искренний, каким он обычно бывал, когда она пыталась уговорить Таваддуд убежать на поиски счастья или спрятаться от джинна Херимона.
- Обещания? Я думала, ты попытаешься добиться своего угрозами, - спокойно произносит Таваддуд.
- Хорошо же, - отвечает Дуни. - Возможно, есть еще кое-что, о чем отец должен знать.
Таваддуд зажмуривается от пульсирующей боли в висках. Это Аун наказывает меня за Вейраца и Аксолотля. Наверное, я это заслужила. Может, отец снова посмотрит мне в глаза.
- Прекрасно, - медленно произносит она. Таваддуд чувствует себя замерзшей и слабой. - Будем надеяться, что я для него достаточно необычна.
- Чудесно! - Дуни вскакивает и хлопает в ладоши. Украшения и кольца джинна громко позвякивают. - Не хмурься. Это будет забавно!
Она оглядывает Таваддуд с головы до ног и качает головой.
- Но сначала мы должны что-нибудь сделать с твоими волосами.
Глава третья
ВОР И АРЕСТ
Я нерешительно вхожу в каюту. Если уж корабль испытывает тревогу, значит, Миели действительно в плохом настроении, а я слишком устал, чтобы выдержать бой с оортианским воином.
Мне не приходится тратить время на поиски. Она парит в центре каюты. Глаза закрыты, смуглое овальное лицо озарено свечами, похожее на тогу платье окутывает ее тело, словно кокон гусеницу.
- Миели, нам надо поговорить, - начинаю я.
Ответа нет.
Я подтягиваюсь на продольной оси каюты и заглядываю ей в лицо. Веки не дрожат, и она почти не дышит. Чудесно.Наверное, она погружена в какой-то оортианский транс. Это понятно: поживите на одних ягодах в пустотелой комете, освещенной искусственным солнцем, и у вас тоже появятся галлюцинации.
- Это важно. Я хочу поговорить с Пеллегрини.
Или она погрузилась в боевую сосредоточенность? Однажды я сумел выдернуть ее из подобного состояния, воспользовавшись биотической связью, но для этого мне пришлось проткнуть ладонь сапфировым осколком. Повторять этот опыт мне совсем не хочется, кроме того, связи больше нет. Я щелкаю пальцами перед ее лицом. Потом трогаю за плечо.
- "Перхонен", с ней все в порядке? - спрашиваю я у корабля.
Но и корабль тоже не отвечает.
- Миели, это не смешно.
Она начинает смеяться - негромко и мелодично. А потом открывает глаза, и на ее лице появляется змеиная улыбка.
- Еще как смешно, - возражает Пеллегрини.
В голове у меня открывается и закрывается дверь тюрьмы. Но не "Дилеммы", а другой тюрьмы, из далекого прошлого. Возможно, было бы лучше, если бы я там и остался.
- Привет, Жозефина, - говорю я.
- Ты ни разу меня не позвал, - заявляет она. - Я оскорблена.
- Ну, на Марсе мне показалось, что у тебя мало времени, - отвечаю я.
В прищуренных глазах появляется опасный блеск. Наверное, не слишком разумно напоминать ей о нашей последней встрече, когда из-за меня власти Ублиетта вышвырнули ее с планеты. Хотя, с другой стороны, может, это и к лучшему.
- Жозефина Пеллегрини, - произношу я ее имя.
С ним, безусловно, связаны какие-то воспоминания, но и они остались за закрытой дверью. Это и не удивительно: вероятнее всего, она сама тщательно отредактировала мою память. Для Основателей Соборности подобные фокусы в порядке вещей.
- Так ты все понял, - говорит она.
- Почему ты мне не сказала?
- О, только ради твоего же блага, мой милый, - заверяет она. - Ты уже пару столетий бегаешь от меня. Я не хотела тебя расстраивать. - Она трогает средний палец левой руки, словно поправляет кольцо. - А знаешь, что происходит, когда пытаешься убежать от своей судьбы?
- Что же?
Она наклоняется ближе.
- Ты теряешь себя. Ты становишься мелким воришкой, сорокой, которая бросается на блестящие побрякушки. Тебе нужна я, чтобы ты стал чем-то большим.
Гладкой прохладной рукой она прикасается к моему лицу.
- Я дала тебе шанс вернуть самого себя. Ты не сумел им воспользоваться. Ты до сих пор остаешься ничтожеством, годным только на игры с оружием. Я считала, что ты мог бы стать семенем для чего-то грандиозного. Я ошиблась. - Ее взгляд становится жестким. - Ты не Жан ле Фламбер.
Мне больно это слышать, но я не подаю вида. Она по-прежнему говорит ласково, но в глазах загораются искры неподдельного гнева.
Хорошо.
Я отмахиваюсь от ее руки.
- Значит, нас таких двое, - заявляю я. - Потому что я полагаю: ты не Жозефина Пеллегрини. Ты просто гогол. Да, наверное, из старейшей ветви. Но не Прайм. Ты никогда не послала бы свою важную составляющую ради такой работы. Ты просто незначительный гогол Основателя. Я хочу говорить с Праймом.
- Какие у тебя основания считать, что ты этого достоин?
- Ты хочешь похитить у Матчека Чена фрагмент Вспышки, а я знаю, как это сделать. И я хочу изменить условия сделки.
Она смеется.
- О Жан! В прошлый раз ты потерпел неудачу. Все, на что ты был способен, - ой, даже не знаю, как сказать, - когнитивные конструкции, украденные у зоку и у нас. Трюки с солнцедобывающими машинами. Превосходная маскировка. И все равно ты был ребенком по сравнению с ним, с Отцом Драконов. И ты еще говоришь, что знаешь, как это сделать теперь?Ах, мой милый, мой маленький принц, это просто смешно.
- Еще смешнее будет наблюдать, как тебя сожрут другие Основатели. Это будут василевы и сянь-ку, верно? Они всегда тебя ненавидели. И тебе необходимо оружие против них. Только поэтому ты меня и вытащила.
Ее глаза словно две зеленые жемчужины, холодные и твердые. Я набираю полную грудь воздуха. Почти у цели.Только бы не забыть, что она способна читать по крайней мере поверхностные мои мысли. Есть способ их скрыть. Ассоциативное мышление. Жемчужины и планеты, глаза и тигры. Она хмурится. Надо ее отвлечь.
- Мне и впрямь интересно, как они сумели меня поймать, если я был настолькохорошо подготовлен, - говорю я. - А ты, случайно, не имела к этому отношения, моя дорогая?
Она встает прямо передо мной. Губы сжимаются в тонкую линию. Грудь поднимается и опускается резкими толчками. Она даже расправляет крылья Миели, и они вспыхивают в лучах свечей двумя гигантскими языками пламени.
- Возможно, я на самом деле от тебя убегал, - продолжаю я. - Но стоило тебедойти до отчаяния, как ты всегда меня разыскивала.
- До отчаяния? - шипит она. - Ты мелкий ублюдок!
Она обхватывает руками мою голову и сжимает с такой силой, что череп вот-вот треснет. Наши лица сближаются, ее теплое дыхание пахнет лакрицей.
- Я тебе покажу, что такое отчаяние, - бросает она.
- Нет. - "Да".
Ее бледно-зеленые глаза вдруг вспыхивают двумя солнцами. Мир заливает белое сияние. Мое лицо плавится, словно воск, в ее руках.
- Слушай, я расскажу, кактебя поймали, - говорит она.
ИСТОРИЯ ОБ ИНСПЕКТОРЕ И ЖАНЕ ЛЕ ФЛАМБЕРЕ
Инспектор настигает этого мерзавца ле Фламбера в фотосфере Солнца.
Прежде чем начать операцию, он пользуется случаем, чтобы хорошенько рассмотреть Основателей на борту прекрасного корабля "Дающий бессмертие". Бородатый Творец Душ неторопливо раскачивается в кресле. Пеллегрини в белом с золотом мундире военного флота пристально и выжидающе смотрит на него. Василев, откинувшись на спинку кресла, крутит в руках бокал с золотистым вином. Двое сянь-ку замерли с невозмутимым видом. Чен молча и неподвижно глядит на море. Читрагупта пальцем протыкает дырки в виртуальной поверхности, создавая крошечные пылающие сингулярности, которые сразу же с громким хлопком исчезают.
Инспектор хмуро разглядывает Читрагупту. "Дающий бессмертие" представляет собой сложную конфигурацию электромагнитных полей, окружающих крупицу интеллектуальной материи размером с булавочную головку. Корабль парит на высоте пятисот километров над северным солнечным полюсом, в самой низкотемпературной зоне фотосферы. В таких условиях создание виртуального пейзажа стоило ему немалых хлопот.
Это маленький ресторанчик на берегу скалистой гавани. Основатели сидят за столиками на залитой солнцем и обдуваемой прохладным бризом горе, перед ними бокалы с белым вином и тарелки с морепродуктами, источающие насыщенный аромат. Снасти парусных лодок позвякивают на ветру, сопровождая разговор импровизированной музыкой. Напоминанием о том, где они находятся, служит сверкающая модель Эксперимента, которая нависает в небе, словно огромное облако, оставляя от Солнца пылающий ореол. Как и полагается, это мозаичная реальность, составленная из воспоминаний Основателей. Это проявление уважения, необходимое для достижения консенсуса. По крайней мере, теоретически.
Первым нарушает молчание Василев.
- Зачем мы здесь собрались? - спрашивает он. - Мы уже ответили на все ваши вопросы.
Пальцы инспектора нащупывают неровные края шрамов на щеках. Прикосновение вызывает глухую боль. Она всегда с ним, но не потому, что раны не зажили, - это его неотъемлемая часть, проявление уважения к Прайму.
"Хорошо", - думает он. Очень хорошо, что встреча проходит в виртуальной реальности, где они могут чувствовать боль. Эти гоголы из глубоких внутренних ветвей губернийпривыкли к абстрактным понятиям и стали забывать, что физическая реальность никуда не исчезла, что она грубая и мучительная, изощренная и хаотичная, как спрятанное внутри яблока лезвие.
- Один из вас и есть Жан ле Фламбер, - говорит он им. - Один из вас явился сюда с намерением совершить кражу.
Основатели смотрят на него в ошеломленном молчании. У Читрагупты вырывается смешок. Взгляд Творца не отрывается от фиолетовых завитков осьминога на тарелке. Пеллегрини дарит инспектору мимолетную улыбку. В его груди возникает странное тепло. Этого он никак не ожидал. Воплощение и высококачественная виртуальность имеют свои преимущества и недостатки. Он едва удерживается, чтобы не улыбнуться в ответ.
- Я совершенно не разбираюсь в этом, - произносит он, указывая вверх.
Небо над ними мерцает нейтринными вспышками районныхкораблей, как и "Дающий бессмертие". Миллионы судов движутся по строго определенным орбитам, переплетающимся наподобие нитей гобелена. Где-то очень далеко слышится ритмичное гудение губернии,искусственного мозга величиной с планету. Губернияприсматривает за своими детьми из тени Меркурия, координирует их действия, направляет и планирует.
На Солнце надет пояс из крошечных светящихся точек: солнцедобывающие машины выкачивают из расплавленных глубин тяжелые элементы и поставляют их на фабрики интеллектуальной материи, расположенные на стационарных орбитах. Целое семейство конструкторов-гоголов в плазменных телах взбивает солнечную корону, создавая устойчивые зоны, которые будут использоваться в качестве активного материала в солнечных лазерах.
- Но я знаю, что это служит Великой Всеобщей Цели. Наш брат Творец пытался объяснить мне теорию струн, рассказывал о рассеивании квантовой гравитации, о замках Планка и о том, что Бог не игрок, а криптограф. Мне все равно. Мое семейство имеет дело с более простыми вещами. Всем вам известно, чем я занимаюсь.
Он слегка лукавит. И, конечно,знает, что должно произойти. Но лучше пусть они считают его варваром.