* * *
Асламбека Буриханова в квартиру на Екатерининском канале привёл Львов. Специально разговора о Туркестане я со Львовым не затевал, полагая, что бывший жандарм вряд ли будет тут чем-либо полезен. К своему стыду должен признаться, что на рубеже 1917–1918 годов я стал всерьёз полагать, что столетний опыт является надёжной гарантией от совершения крупных тактических ошибок. К счастью, Львову удалось тогда сбить с меня спесь, за что я ему и по сей день глубоко благодарен.
Разговор тогда шёл совершенно о другом, и Туркестан я упомянул вскользь, совершенно не собираясь на нём зацикливаться. Однако Львова заинтересовало почему-то именно это, и он стал вытягивать из меня информацию. Жалея потерянного времени, я очень скупо и очень сухо посвятил его в содержание известной вам тетрадки. Потом раздражённо спросил:
- Доволен? Можем вернуться к теме нашего разговора?
Львов как-то странно задумался, и сказал совсем не то, чего я от него ожидал. Он сказал:
- А ты знаешь, есть у меня на примете личность, которая, я думаю, может тебя заинтересовать как раз в связи с тем, во что ты меня только что посвятил.
- Вот как, - буркнул я. - И кто это, если не секрет?
- Было секретом, - сказал Львов. - Но раз такое дело… Есть у меня приятель – можно сказать, друг – по имени Асламбек Буриханов. Подъесаул, до последнего нёсший службу в Собственном Его Императорского Величества Конвое. Николай Ежов с ним, кстати, немного знаком.
- Это каким же боком? - удивился я.
- Он был среди офицеров, сопровождавших побег Государя Императора.
- Понятно. И он, я полагаю, тюрок?
- Потомок одного из самых старейших и уважаемых родов, - заверил Львов.
Вот тогда во мне проснулся интерес.
- Расскажи-ка о своём друге-приятеле поподробнее, - попросил я.
- Отличный стрелок, фехтовальщик, отчаянный храбрец, - начал перечислять достоинства Буриханова Львов. - В 1916 году испросил Высочайшего дозволения отбыть на фронт. Воевал, правда, недолго, вскоре был отозван. Но Георгия 4-й степени заслужить успел…
Последовавшая пауза меня насторожила.
- Что-то с твоим другом не так?
- Есть одна деталь, которая может тебе не понравиться, - кивнул Львов. - Дело в том, что отец Асламбека был вывезен в Россию ещё ребёнком, как почётный заложник. Воспитывался при Дворе, окончил Пажеский корпус. Женился на дальней родственнице царя… - Львов вздохнул. - Короче, он принял православие.
Ну вот. А как хорошо всё начиналось…
- Я так понимаю, твой друг тоже православный? - сухо уточнил я.
Львов кивнул.
- Тогда чем он, позволь тебя спросить, может быть интересен нам в Туркестане? - почти зло – столько времени потерял впустую! - спросил я. - Он же чужой среди своих!
- Не совсем так, - не согласился с моим выводом Львов. - Дело в том, что Асламбек с раннего детства каждое лето по месяцу, а то и по два, проводил у родственников. А поскольку он является единственным продолжателем старшей линии очень знатного рода, привечали его там всегда как будущего правителя, постоянно ему об этом напоминая.
Так-так. Интересно…
- А что сам Буриханов об этом думает? - спросил я.
Львов пожал плечами.
- Точно не скажу. Азиаты мастаки скрывать истинные намерения. Но что-то мне подсказывает: стремление вернуться к своему народу всегда владело думами Асламбека.
- Красиво говоришь, да чем докажешь? - усмехнулся я.
- Пока был жив Государь, - начал рассуждать Львов, - Асламбек, верный данной присяге, ничем своих стремлений явно не выражал. Но в дружеской беседе любил расхваливать красоты своей Родины и величие своего народа.
- Ну хорошо, - сказал я. - В чём-то ты меня убедил. А как чувствует себя Буриханов сейчас?
- Февральские и последующие события, - в голос Львова добавилось осенней грусти, - буквально выбили Асламбека из седла, как, впрочем, и многих из нас, но его ещё и в прямом смысле: Конвой расформировали. А после гибели царской семьи он совсем потускнел и стал всерьёз подумывать о том, чтобы уехать куда-нибудь в Европу.
- Ну раз ему здесь так невмоготу, так может, оно и к лучшему? Пусть себе катится, куда его раскосые глаза глядят! - не сдержал я раздражения.
- Зачахнет он в Европе, - сказал Львов. - И очень скоро. Ты же, мне кажется, сумеешь к общей пользе вернуть его к жизни.
Чёрт его знает? Может, он и прав…
- Ладно, - сказал я. - Где сейчас твой протеже?
- Тут недалеко, - быстро ответил Львов. - Живёт пока в моей семье вблизи Стокгольма. Два дня – и он здесь. Звать?
- Зови!
* * *
Выбор знаковой фигуры в любой политической игре – дело нешуточное. А если дело касается такого взрывоопасного региона, как Туркестан… Подпалить степь дело нехитрое. А вот приручить ветер, который погонит пал в нужном направлении – поди, попробуй!
Пока "ветер" метался по гостиной и приручаться явно не желал. Похоже, Львов не посвятил Буриханова в наши планы относительно его персоны, оставив это мне. К тому же я пригласил на встречу Ерша и Васича. Мы были облачены в военные мундиры, и бывшего подъесаула явно смущало обилие крупных звёзд на наших погонах. Хорошо, Ольга была в простом платье, не то у Буриханова совсем бы крыша поехала. Он и так был недоволен присутствием женщины при мужском разговоре, хотя Ольга и сидела в сторонке, не произнося ни слова. Так же молча наблюдал за происходящим из своего угла Львов.
Поначалу Буриханов был смущён, но спокоен. Не пришёл он в сильное волнение и после того, как я в общих чертах изложил идею о создании туркестанских военных формирований. Лишь чуть настороженно поинтересовался:
- И какую роль вы отводите в этом плане мне?
- Мы рассматриваем вашу кандидатуру на роль командира этих формирований, - сказал Ёрш.
- После соответствующей, разумеется, подготовки, - поспешил уточнить я.
Вот тут Буриханов психанул. Встал с места. Метнул недобрый взгляд в направлении Львова. Подошёл к столу, который был накрыт для лёгкого фуршета. Имелось в виду, слегка разговеться по окончании разговора. Но Буриханов поступил по-своему. Демонстративно плюнул на приличия. Налил водки одному себе, выпил, повторил. Закусывать не стал. Обвёл нас тяжёлым мутнеющим взглядом.
- После соответствующей подготовки, говорите, - усмехнулся он. - Дрессированную мартышку из меня хотите сделать? Чтобы я таскал для вас кокосы со своей же пальмы? Ай, и браво, господа! - Буриханов налил себе ещё водки, под наше хмурое молчание выпил, чем-то закусил и продолжил: – Но я вам не мартышка, дудки! - Потом его настрой как-то разом переменился. Он весело рассмеялся. - А я, пожалуй, приму ваше предложение, господа – пардон! - товарищи. Я даже натаскаю вам кокосов, немного. А потом стану вас резать, как баранов резать, господа! Как вам такой расклад?!
Буриханов захохотал. Громко. Издевательски. Запрокинув голову и обнажив ровные белые зубы.
- Ты не мартышка, - голос Васича звучал холодно и чуть надменно. - Ты – грёбаная чурка. И если в твою башку когда-нибудь вернётся эта бредовая идея, я лично примусь тебя обтёсывать. И буду делать это до тех пор, пока не придам тебе нужную форму или не пущу всего на щепки!
Буриханов перестал смеяться, оставив напоказ зубы, отчего его улыбка превратилась в оскал. Зарычав по-звериному, выхватил из-под одежды нож и бросился на Васича.
Всё разрешилось в мгновение ока. Привычка не принимать женщин в расчёт обернулась для джигита крахом. Ольга проделала всё легко и изящно. Миг – и Буриханов корчится на полу на полпути между столом и креслом Васича, который даже и не привстал. Ольга подобрала нож, подождала, пока Буриханов немного оклемается. Чуть наклонившись к поверженному противнику, который смотрел на неё полными изумления глазами, посоветовала:
- Ты сначала с русской бабой справляться научись, прежде чем на наших мужиков кидаться.
Потом протянула ему нож рукояткой вперёд.
- Возьми свою зубочистку. И никогда больше ей ни в кого из присутствующих не тыкай. Иначе в другой раз я тебе что-нибудь сломаю!
Потом она протянула Буриханову руку, чтобы помочь подняться. Тот помощи не принял, поднялся сам. Посмотрел на нож в своей руке, на Ольгу. Потом взял нож обеими руками и с глубоким поклоном протянул победительнице.
- Прими, уважаемая ханум, в знак моего глубочайшего уважения!
Ольга взглянула на мужа, Глеб кивнул, тогда она приняла подарок, который, судя по внешнему виду, был не из дешёвых. Буриханов распрямился, отошёл к столу, облокотился на него и вдруг принялся хохотать. Смеялся, как и в первый раз, запрокинув голову и обнажив зубы, но уже не издевательски, а просто и очень заразительно, вызвав улыбки на лицах всех присутствующих.
Обстановка в комнате окончательно разрядилась. Отсмеявшись, Буриханов подошёл к креслу Васича и протянул руку. Тот поднялся и пожал протянутую длань. Буриханов его приобнял и шепнул на ухо, но так, чтобы было слышно всем:
- Об одном прошу: никогда больше не называй меня чуркой.
- Замётано, - очень серьёзно пообещал Васич.
Забегая вперёд, скажу: Глеб сдержал слово. Он вообще изъял слово "чурка" из своего лексикона. Даже о дровах он говорит теперь не иначе как "полено".
ВЕЧЕРНИЙ ПРОМЕНАД
В сторону Крюкова канала, где на своей запасной квартире Львов поселил Буриханова, поначалу шли молча. Пётр то и дело поглядывал на Асламбека, когда тот смотрел исключительно перед собой, притом был мрачен. Понять причину угрюмости тюркского князя было несложно: фиаско в поединке с женщиной – болезненный удар по самолюбию. "А как он в своём горе меня винить станет? - думал Львов. - Нет, точно станет! Вслух не выскажет, но будет думать: не упредил. Обиду затаит. И что мне теперь – спиной к нему не повернись? Ну что, Петруша? Другу помог – теперь думай, как себе помочь…"
Чего-чего, а думать Львов умел, и вот она – идея. Пётр негромко рассмеялся. Асламбек неодобрительно покосился, и Львов поспешил оправдать своё вроде бы неуместное веселье.
- А ты знаешь, Бек (прозвище Буриханова), мне ведь тоже довелось оступиться на том же месте, что и тебе, только было это в конце 1916-го…
Асламбек промолчал, но головы не отвернул, чем поощрил Петра на продолжение рассказа.
- То место, откуда мы с тобой идём, было в ту пору конспиративной квартирой Главного жандармского управления. Да-да! И я самолично поселил в ней одного очень ценного агента, который прибыл по вызову из Ростова. А через некоторое время выяснилось, что агент вовсе не агент, а чёрт знает кто, за агента себя выдающий. Прибываю я в адрес и с револьвером наперевес врываюсь в ту самую комнату, где ты нынче водку кушал. И вижу: сидит мой агент как ни в чём не бывало в кресле, и на меня доброжелательно так пялится. А с ним в комнате ещё и некая особа, мне совсем незнакомая. Попросил я даму обождать меня внизу, а сам к агенту, очень уж хотелось съездить его по наглой роже рукоятью револьвера…
Львов примолк, и Буриханову, которого рассказ явно заинтересовал, пришлось его поторопить:
- И что, съездил?
- Для этого мне надо было до него добраться, - усмехнулся Львов. - А этого мне как раз и не дали сделать. Не знаю, как там было – беспамятствовал, но когда пришёл в себя, вижу: сидит мой лжеагент, где сидел. И я сижу в таком же кресле напротив, руки к подлокотникам верёвками привязаны, рот полотенцем замотан…
Львов вновь замолк, а Буриханов наморщил лоб, что-то там себе соображая.
- Погоди, погоди… - начал он. - Эта женщина в комнате… Это была Ольга? - Львов кивнул. - Так это она тебя… - Буриханов не закончил и рассмеялся.
- Так что я такой же Ведьмин крестник, как и ты, - подытожил Львов. - На удивлённый взгляд Буриханова, пояснил: – Ведьма – подпольная кличка Ольги. Она известная террористка, теперь, конечно, в прошлом, очень опытный боец.
Асламбек взглянул на Петра с подозрением.
- И тогда кто-то из той троицы – кто сидел тогда в кресле, изображая твоего агента? - тебя завербовал. Так?
- Не мели чушь! - вполне убедительно рассердился Львов. - Не суди о том, в чём ничего не смыслишь. В кресле был Михаил. В тот день мы затеяли с ним оперативную игру, что-то наподобие встречного боя. У меня были виды на него, у него – на меня.
- И он, в конечном итоге, победил, - констатировал Асламбек.
Львов вздохнул.
- В общем, да. Февральские события 1917 года были ему в помощь. Но я не сразу согласился на сотрудничество. Только после ареста Государя, поставив условие: моя лояльность в обмен на помощь в освобождении царской семьи. И ты знаешь, они сдержали слово!
Буриханов кивнул.
- Знаю. Ты мне об этом третьего дня сказал. Иначе бы я здесь не оказался, и сегодняшний разговор не состоялся.
- Ты ведь не станешь отрицать, что они оказались честными людьми и хорошими организаторами? - спросил Львов.
- Не стану, - согласился Асламбек. - Жаль только, что они не смогли предусмотреть мину в фарватере.
- Такого никто не мог предвидеть, - вздохнул Львов. - Но они ведь вычислили виновника гибели царской семьи и выдали нам его имя.
- И я перерезал мерзавцу горло, - оскалил зубы в мстительной улыбке Буриханов. - Тем самым ножом перерезал, который вручил сегодня Ольге в качестве подношения, хотя, если честно, это её законный трофей.
МИХАИЛ
Ёрш не был первым, кто настоятельно советовал привлечь к работе в "Главтурке" Куропаткина.
- И ты туда же! - раздражённо произнёс я, когда услышал от него порядком поднадоевшую фамилию. - А ничего, что он в бытность главнокомандующим всеми сухопутными и морскими вооружёнными силами в Русско-Японской войне, эту самую войну просрал?
- Зато в бытность Туркестанским генерал-губернатором зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, и как раз в отношениях с туземцами, - парировал Ёрш. - И что для тебя важнее?
- Да, мне говорили об этом…
Я призадумался, а Ёрш подначил:
- Видишь, не я один так думаю. На моей стороне общественность!
Он явно пытался меня рассмешить, зная: рассмеюсь – подобрею, подобрею – может, и соглашусь с его доводами. Я рассмеялся, но продолжал артачиться:
- Но сколько ему теперь лет? Около семидесяти?
- Как раз семьдесят и есть, - сказал Ёрш.
- Вот видишь? - я уже твёрдо решил: откажу! - Как его в таком возрасте возвращать на государственную службу?
- А разве я предлагал что-то такое? - вполне искренне удивился Ёрш.
Я слегка растерялся.
- Вот тут я не понял…
- Да всё тут понятно! Определяешь его за штат, скажем, консультантом. И делу польза, и старику развлечение, да и на хлеба кусок – не бесплатно же ты будешь дедушку эксплуатировать? - заработает.
- Он что, так нуждается? - спросил я.
- Точно не знаю, - пожал плечами Ёрш, - но, полагаю, не шикует.
И тут я взял и согласился.
- Ладно. Адрес его знаешь?
- Да, - обрадовался Ёрш, - сейчас запишу.
Он взял карандаш, написал на листе бумаги адрес и протянул мне.
- Вот. Когда собираешься к нему заехать?
- Никогда, - остудил я пыл моего друга. - Много чести. Отправлю приглашение с курьером. С него и этого довольно.
Старик мне понравился тем, что не выглядел измождённым жизнью и возрастом. Спину держал прямо, глядел без страха. Я усадил гостя в кресло, велел подать чай, и лишь потом приступил к разговору. Поинтересовался здоровьем, спросил о житье-бытье. Старик ни на что не жаловался.
- А что тогда в деревню решили перебраться, коль жизнь в городе для вас не худа? - Я успел навести справки и задал вопрос целенаправленно.
Куропаткин отвёл взгляд в сторону, пожевал губами, потом сжал их твёрдо, отвечать не стал.
"Крепкий старик!" – решил я, и сказал уже значительно мягче:
- А что, Алексей Николаевич, если я предложу вам с отъездом повременить?
Куропаткин перевёл взгляд на меня.
- На госслужбу я вас вернуть не могу по возрасту, - продолжил я, - а вот пригласить за штат, консультантом по туземным делам, пожалуй.
- Это в "Главтурку", что ли? - улыбнулся Куропаткин.
Это мне тоже понравилось. Значит, не ушёл старик от жизни, раз знает про существование главка, держит руку, так сказать, на пульсе. Я улыбнулся в ответ, улыбнулся со значением, давая понять, что Куропаткин не ошибся в своём предположении. Потом уточнил:
- Так что?
Старик не стал кочевряжиться. Ответил просто, но с достоинством:
- Что ж. Буду рад оказаться полезным!
НЕЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ