- Мне будет трудно исполнить такой приказ, - глядя прямо перед собой, чётко выговорил Дутов.
- Почему? Извольте объясниться! - потребовал я.
- Атаман Анненков мне лично известен, - сказал Дутов. - Я считаю его добрым казаком и… своим другом! К тому же он пользуется популярностью среди оренбургских казаков.
- Тогда посмотрите, что вытворяет на захваченной территории эта популярная личность, и, как вы изволили выразиться, добрый казак!
Я швырнул на стол несколько фотографий. Дутов подошёл, стал брать снимки в руки. Разглядывал, переворачивал и читал сопроводительные надписи, заверенные подписями работников прокуратуры и гербовыми печатями. Я представлял, что он сейчас испытывает. Снимки были ужасными. Особенно шокирующей выглядела фотография, на которой была изображена мёртвая женщина без одежды, с отрубленными грудями и вырванным глазом. Рядом на кол был посажен грудной ребёнок, изо рта которого торчала отрубленная материнская грудь. Закончив разглядывать снимки, атаман, не спросив разрешения, тяжело опустился на стул и расстегнул верхнюю пуговицу на воротнике кителя: ему стал душно.
- Вы исполните приказ, атаман! - жёстко сказал я. - Иначе я буду расценивать ваш поступок как одобрение действий Анненкова. А чтобы вам было легче справиться с популярностью этого бандита среди ваших казаков, опубликуйте эти снимки, пусть их увидят во всех станицах!
* * *
До отъезда из Оренбурга я успел посетить Главные железнодорожные мастерские, где пообщался с рабочими. На мне был надет, разумеется, не вицмундир, и даже не мундир генеральский, но и под простого работягу тоже рядиться не стал. Надел щегольскую форму, как у моих охранников – я вам её уже описывал – на которой генеральские звёзды на погонах были мало различимы. Прицепил к гимнастёрке орден Боевого Красного Знамени – знал: среди рабочих он пользуется особым уважением.
По случаю моего прихода собрался митинг – пролетариату без этого никак! Когда меня объявили, и я вышел на трибуну, из разных уголков цеха, где проходил митинг, послышался свист.
- Чего свистите, товарищи? - весело спросил я. - Или не по душе я вам?
Стоящие ближе к трибуне от столь откровенного вопроса вроде смутились. Только старый рабочий с обвислыми седыми усами пробурчал под нос:
- Чёрт тебе товарищ…
Сказал он это негромко, но я услышал и попытался поймать его взгляд, но рабочий тут же опустил глаза. В это время из дальних рядов послышалось:
- А чего ж ты, мил человек, к нам не в той одёже пришёл? Али запачкать побоялся?
- Не в той, говоришь? - я пошарил в толпе глазами. - А в какой надо было? Где ты там прячешься? Выходи вперёд, не бойся, потолкуем!
- А я и не боюсь! - Через толпу стал протискиваться крепкий мужчина средних лет в промасленной спецовке. Встал перед трибуной, посмотрел мне прямо в лицо, усмехнулся.
- Вот он я, весь перед тобой!
- Так в какой одежде я должен был к вам придти? - ещё раз спросил я.
Ничуть не смущаясь, рабочий ответил:
- Ты, товарищ – или может, господин? Как нам тебя правильно величать? - ты тут перед нами дурочку-то не валяй. Слыхали мы, как ты в шитом золотом мундире перед местными буржуями да казаками кренделя выписывал! Скажешь, не было этого?
- Почему не было? - пожал я плечами. - Было.
Рабочие зароптали, и мне пришлось повысить голос.
- Этот мундир, товарищи, ко мне, стоящему на этой трибуне, отношения не имеет…
- Как так? - воскликнул рабочий. - Чужой, что ли, надевал? Вот потеха!
Возникший смех перекричать было ещё труднее, мне пришлось поднапрячь связки.
- Да ты дослушай сперва, а уж потом зубы скаль!
Рабочий повернулся к толпе, поднял вверх обе руки и громко прокричал:
- Тише, товарищи, он, оказывается, ещё не всё сказал!
Шум и смех пошли на убыль. Рабочий повернулся к трибуне и предложил:
- Говори!
- Спасибо, - поблагодарил я и вновь обратился ко всей аудитории: – Товарищи, с атаманом Дутовым я общался как представитель государства – нашего с вами государства! И мундир мне нужен был для того, чтобы атаман знал своё место и отнеся ко мне с должным уважением!
- И что, получилось? - спросил рабочий. - Испугался атаман мундира?
- По крайней мере, главенство моего мундира над собой признал!
- Слышь, братва, - повернулся рабочий к товарищам, - Дутов перед позолоченной тряпкой спасовал!
Я смеялся вместе со всеми, а когда смех стал стихать, вновь обратился к рабочему:
- И всё-таки ты неправ, товарищ. Дутов спасовал не перед мундиром, а перед властью, которую он – этот мундир – олицетворяет. Перед той властью, которую мы с вами установили в 1917 году! Перед нашей с вами властью!
Наконец я дождался оваций. Теперь на меня смотрели вполне доброжелательно, и говорить мне стало намного легче.
- К вам же я пришёл в своей повседневной одежде потому, что вас, товарищи, мне на место ставить не надо. Это вам позволено ставить на место таких, как я. Что сегодня вы наглядно и продемонстрировали!
Встреча прочно встала на дружеские рельсы, и то, что начиналось "за упокой", благополучно завершилось "во здравие"…
* * *
Заполучить во время "чаллы" капельку тени считается в Ташкенте большой удачей. (Не знаешь, что такое "чалла"? Счастливый человек, да?) А коли в твоём распоряжении целый тенистый парк, то ты уже не просто человек, который на "ты" с удачей, ты Полномочный представитель ВЦИК и СНК в Туркестанском крае, о чём оповещает вывеска перед входом в резиденцию. Впрочем, в самое пекло, спасение лучше искать не в тени деревьев, а в доме, где для такого случая припасено оборудованное под жильё подвальное помещение. А чтобы вас оставили последние сомнения, скажу, что дом этот – двухэтажное здание из обожжённого серо-жёлтого кирпича – и по сей день жители Ташкента именуют не иначе как "Великокняжеский дворец". Ну а для царского родственника, пусть это и опальный князь Николай Константинович (из "Великих"!), как попало строить не будут, верно?
Спросите, почему я выбрал для резиденции "Великокняжеский дворец" а не "Белый Дом" – резиденцию туркестанских генерал-губернаторов? А вот Куропаткин такого вопроса задавать не стал, а очень обрадовался моему выбору (хотя и удивился поначалу, по-моему, тоже). Сейчас сидим мы с ним, оба два, в парковой беседке, поскольку уже вечер, и на улице даже лучше, чем в прохладном помещении. Благоухания тут всякие и лягушки свистят.
К беседке подходит Иван – всех охранников начальник и спецназа командир. Встал молча, выжидательно поглядывает на Куропаткина. Старик всё понял, не впервой. Скоренько откланялся и пошёл к дому. Иван проводил его взглядом, потом доложил:
- Турани прибыл.
- Давай его сюда, - распорядился я.
Турани, скажу я вам, это отдельная песня!
Если Буриханов, как и я, живёт открыто (кстати, в "Белом Доме"), щеголяет в генерал-лейтенантском мундире, командует ТуркВО, а по совместительству ещё и ТуНАр, то начальник Туркестанского НГБ живёт, мягко говоря, странной жизнью. То разъезжает в открытом авто, а то начинает "шифроваться" почище любого британского агента. Это ведь у них в моде – рядиться не пойми под кого, включая дервишей. Вот и Турани туда же. В защиту друга скажу: есть у него основания так поступать. Во-первых, он ведёт охоту за всякого рода внутренними и внешними врагами, и "под прикрытием" ему это делать сподручнее. Во-вторых, на него самого идёт охота, и так ему легче стряхивать недругов с хвоста. В-третьих, ему постоянно приходится мотаться по всему Туркестану и окрестностям, и есть много мест, где за его голову отвалят немалый бакшиш. Вот и теперь он предстаёт передо мной в национальной одежде, простой такой узбекский хлопец.
Как и положено, сначала предлагаю гостю чай. Две пиалы осушил, одну за другой, с третьей в руках приступил к докладу.
- Гилянской республике скоро кирдык придёт. После того, как Закавказская федерация отозвала оттуда своих добровольцев, тамошние правители опять власть делят, вот-вот друг дружке в глотки вцепятся. И как только это произойдёт, шахские войска быстро там порядок наведут!
- Откуда заешь? - спрашиваю. - Ты, случаем, не в Решт ездил?
Турани делает очередной глоток из пиалы и утвердительно кивает.
- Зачем?
- Агентурную сеть налаживал. Должен же я знать, что у соседей творится?
- Так там наверняка у закавказцев свои агенты есть, - говорю.
- И что? - недоумевает Турани. - Прикажешь по каждому пустяку с Баку связываться?
Такую глупость я ему действительно приказать не могу. Тем более: дело сделано.
- Ладно, проехали. Докладывай дальше.
- А дальше всё очень интересно, - сказал Турани. - Грядёт на тебя большое покушение.
Грудь слегка сдавило. Не от страха. Просто неприятно про себя такие вещи слышать.
- Когда? - спрашиваю. Вопрос глупый, но ответ я получаю незамедлительно.
- Во время твоего визита в Бухарский эмират.
- Погоди, погоди, - пытаюсь вникнуть в ситуацию. - Программа визита ведь согласована. Переговоры пройдут в Новой Бухаре в салоне моего бронепоезда. И где тут покушение?
- А прямо на бронепоезд и нападут, - очень будничным тоном ответил Турани, - сразу после того, как ты тронешься в обратный путь.
- Ну тогда это не просто покушение, а целая войсковая операция, - возразил я.
- По терминологии Буриханова, наверное, да, - согласился Турани. - А по моим понятиям – покушение, раз целью акции являешься один ты.
- Пусть так, - решил прекратить я совершенно бесполезный спор. - Меня, если честно, интересует иное: неужели эмир решился на подобный шаг?
- Ещё не решился, и, по моему разумению, не решился бы никогда, кабы его к этому усиленно не подталкивали, - уверенно ответил Турани. - Он хоть и не трус, но так и не дурак?
- Что-то я тебя, корова, толком не пойму…
Турани поморщился. Он знал происхождение этой присказки, но не очень любил, когда я использовал её против него. А я специально. Нечего туман напускать!
- На эмира давят, - сказал Турани, - притом с двух сторон.
- Это интересно, - подбодрил я гэбиста. - Давай-ка поподробнее!
- Одной из сторон, как ни покажется тебе странным, являются младобухарцы.
- Им-то какой резон? - удивился я. - Они же наши союзники.
- Это так, - кивнул Турани. - Но они ждали, что мы сразу пойдём на Бухару войной, а мы затеяли переговоры.
- Ишь ты, войной, - хмыкнул я, - а повод?
- Вот и я им говорю: нужен повод…
- Дальше можешь не продолжать, - сказал я. - Они решили дать нам этот повод. Через своих сторонников в окружении эмира склонить того к нападению на мой бронепоезд.
- Как-то так, - одобрил ход моих мыслей Турани.
- А вторая сторона – кто? - спросил я.
- Джунаид-хан, - ответил Турани, - фактический правитель Хорезма. Он, как тебе известно, от всех переговоров с центральной властью отказывается, требует независимости для Туркестана и собирает силы для войны с нами. Бухарская армия ему ой как не помешает!
- И у него при бухарском дворе тоже немало сторонников. - Вот теперь мне стало ясно всё, кроме одного. - И что ты мне посоветуешь в этой ситуации делать?
- Ничего, - пожал плечами тюрок. - Я имею в виду, делай то, что уже наметил: отправляйся на переговоры.
- А гарантии моего благополучного возвращения обеспечишь ты, я правильно понял?
- Слушай, откуда ты всё знаешь? - деланно изумился Турани. - Потому что умный, да?
- А ты думаешь, почему меня к вам прислали? - усмехнулся я. - Должен же кто-то вас уму-разуму учить.
Турани чуть не поперхнулся последим глотком чая, отставил пустую пиалу в сторону и спросил:
- Хочешь, расскажу, как я собираюсь обеспечить твоё возвращение?
- Валяй, - разрешил я.
- Что за слово такое "валяй"? - поблёскивая весёлыми глазами, как бы возмутился Турани. - Кого валяй, зачем валяй? - Потом резко сменил тему. - Ладно, слушай… После того, как переговоры между тобой и эмиром завершатся ничем… Я ведь правильно понимаю: вы вряд ли договоритесь?
- Скорее всего, не договоримся, - подтвердил я.
- Эмир будет очень зол и даст команду напасть на бронепоезд. И вы, конечно, отобьётесь без особого труда, при условии, что не будет повреждён путь. Верно?
- Если со стороны нападающих не будет использована тяжёлая артиллерия, так оно и будет, - подтвердил я.
- За это можешь не волноваться, - заверил меня Турани. - Дальше обычной полевой артиллерии дело не пойдёт. А на ходу она вам не очень-то и страшна. Ход же мы вам обеспечим: подрыва полотна не будет! Как тебе план?
- Неплохо… - На этом я решил закрыть тему – У тебя что-то ещё?
Турани помрачнел лицом.
- Дурные новости у меня есть.
- Говори!
- В Текинском полку брожение. Посланцы Джунаид-хана подбивают полк к мятежу.
- Это серьёзно, - согласился я. - Буриханову сообщил?
- Ещё не успел. Завтра сообщу. Только это не все плохие новости.
- Что ещё?
- Я располагаю абсолютно достоверной информацией, что Джунаид-хан приказал своим агентам, которые у него имеются на нашей территории, оберегать Буриханова от покушения.
- Что, вот так в открытую и приказал? - спросил я.
- Намекаешь на то, что Буриханова хотят подставить? - догадался Турани. - Всё, конечно, может быть. Только информация эта не открытая, как ты предположил, а секретная, и я заплатил за неё жизнями двух своих агентов.
- Вот что, - твёрдо сказал я. - Проверить информацию, конечно, необходимо. Только имей в виду: я в предательство Буриханова не верю!
* * *
Легче всего было сказать "не верю!", а потом полночи ворочаться в кровати терзаясь сомнениями. Для начала я (мысленно) обратился за советом к друзьям.
Ёрш. - Буриханов убеждённый сторонник "Единой и неделимой". К сепаратизму не склонен. Искренне желает счастья своему народу. Эрго: будет отстаивать автономию Туркестана в составе России.
Васич. - Буриханов честный офицер, не склонный к интригам. В спину бить не станет. Правда, вспыльчив.
Ольга. - Был вспыльчив. Теперь научился держать себя в руках. Хороший парень, без гнильцы.
Так отзывались мои друзья о Буриханове накануне отъезда. И моё мнение от их не отличается. Тогда всё верно? Можно засыпать? Погоди, Жехорский. Вспомни, с кем ещё ты говорил о Буриханове?..
Львов. - Поручусь ли я за Бека головой? Да. Но только пока он здесь, в России. Предугадать, как он поведёт себя, когда окажется в родных местах – не берусь. Бек потомок очень древнего тюркского рода. Может даже тимурид, или его род ещё древнее, я в такие подробности не вдавался.
Вот! Вот, Жехорский, что не даёт тебе уснуть. Буриханов, очень может быть, прямой потомок тюркских царей. И что в таком случае может ему предложить (или уже предложил?) Джунаид-хан? Корону правителя Туркестана? Вероятно… и армию в придачу! Вместе с теми войсками, что находятся в подчинении у самого Буриханова и (не стоит себя обманывать) пойдут за ним, это внушительная военная сила. Если Буриханов предаст – разразится страшная война, конца которой ты, Жехорский, не увидишь, потому что пустишь себе пулю в лоб, поскольку Буриханов и его ТуНАр – это твой проект! А теперь, спокойной ночи!
БУХАРСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
На переговоры в Каган (Жехорский по "старой" памяти так называл Новую Бухару) полпред ВЦИК и СНК в Туркестанском крае прибыл в дурном расположении духа, что было обусловлено целой россыпью причин. Во-первых, Михаил Макарович не ждал от встречи в верхах обнадёживающих результатов. Во-вторых, после того, что Турани сообщил о Буриханове, генерал-полковник Жехорский не был на все сто уверен в командующем ТуркВО и ТуНАр – и это на пороге масштабной войны! В-третьих, произошла размолвка с Куропаткиным. Последнее было особенно досадно, ибо случилось по причине того, что Жехорский, памятуя о готовящемся на бронепоезд нападении, решил оградить своего внештатного помощника от опасности. Куропаткин же, узнав, что его не берут на переговоры с эмиром, с которым был лично знаком, надулся, и все последующие дни старательно избегал общения с шефом, кроме как по службе. "Ну и хрен с ними обоими!" – решил раздосадованный Жехорский, имея в виду Куропаткина и пока ещё ни в чём не повинного эмира, перед тем как начал облачаться в вицмундир, в то время как влекущий его состав уже отстукивал приветствие на входных стрелках Кагана.
Его Высочество Сейида Алим-хана, эмира Бухары, дорога от Арка (главной цитадели эмирата) до железнодорожной станции также не радовала. Утром в тронном зале он внимал последним перед отбытием на переговоры советам своих приближённых. И ни один не посоветовал искать мира. Наоборот, все склоняли его к войне. Кое-кто даже советовал вообще не ездить в Новую Бухару самому, а отправить туда лишь войска. Шакалы. Глупые, жадные, трусливые шакалы! Они ещё пресмыкаются у его ног, но служат ли они ему так же ревностно, как и прежде? Нет! По крайней мере, не все…
Погружённый в свои мысли эмир даже не заметил, как его кортеж обогнал свернувшую на обочину артиллерийскую батарею.