Глава 11
6 декабря 1885 года. Берлин. Резиденция Императора
Едва Мольтке переступил порог кабинета своего Императора, тот, увидев, что обычно невозмутимое лицо генерала и вовсе превратилось в безжизненную маску, вскочил из-за стола и подался вперед.
– Друг мой, – взволнованно начал сам Фридрих. – На вас лица нет. Что случилось?
– Ваше Императорское Величество… произошла трагедия. Полный разгром!
– Что?! Каким образом? Вы же говорили о том, что оборона наша крепка и русские ее быстро взломать не смогут. Буквально два дня назад!
– Да. Говорил, – твердо встретил взгляд императора Мольтке. – Но я ошибся. Русские внезапно вытащили из рукава нескольких тузов, о которых мы не имели ни малейшего представления, и бросили их на стол в убийственной комбинации. Нас раздавили кирасиры и драгуны. А с воздуха…
– Погодите-ка! – перебил Мольтке Император. – Какие такие кирасиры? Вы в своем уме? Тяжелая кавалерия – это уже давно история!
– Ваше Императорское Величество, – невозмутимо, но вежливо начал Мольтке, – прошу простить меня. Дело в том, что я использовал названия, не пояснив их значения. Дело в том, что русские назвали кирасирами совсем не кавалерию, а войска, использующие в качестве основного оружия бронированные тракторы, вооруженные пулеметами. Они оказались совершенно неуязвимы для нашего стрелкового оружия и шрапнелей. За все их наступление мы смогли только три механизма подбить из артиллерийских орудий и семь из крепостных ружей. Драгуны же, не кавалерия, а пехотные части, обученные воевать во взаимодействии с кирасирами.
– Странно… – задумчиво произнес Фридрих. – Йоган докладывал мне о том, что подобные войска в России только создаются и обкатываются на полигонах, да и их боевые качества он оценивал невысоко. А тут…
– Да никто не ожидал подобного. Он был в этом вопросе не одинок, придерживаясь общего, казалось бы, весьма здравого взгляда на вещи. Тем более что до сих пор никто так и не понял толком, как с ними бороться. Вы понимаете, – замялся Мольтке, – из войск докладывают, что эти кирасиры очень гибко и аккуратно действуют, часто меняя тактику. То бронированные трактора прут на наши позиции под прикрытием плотного шрапнельного огня, то при поддержке пехоты проводят маневренные операции, то вообще используют засады. У нас в войсках сейчас совершенная паника, которая только усиливается из-за того, что русские вводят вслед за кирасирами и драгунами обычную пехоту, развивая наступление и закрепляя успех. За минувшие двое суток передовые отряды русских смогли пройти вперед на тридцать миль и уже сейчас на их пути нет никаких серьезных сил до самого Белграда. Да и там… – подавленно и обреченно вздохнул Мольтке. – Они продвигаются дальше по долине практически обычным маршем, совершенно не встречая сопротивления. Кроме того, мы не успеваем отвести войска от горных перевалов. Эта фланговая атака русских поставила весь фронт в критическое положение – уже сейчас ситуация такова, что я не исключу окружения и блокады нашей основной военной группировки в Югославии. На границе стоят еще две дивизии, но они там находятся на переформировании после неудачного наступления и, по сути, представляют собой два сильно побитых полка, лишенных артиллерии.
– Вы сказали что-то про воздух. Что там?
– Русские в направлении главного удара применили массированно дирижабли и новые аэропланы.
– Аэропланы? – округлил глаза Фридрих. – Как их вообще можно применить? Ведь на Международной выставке, проведенной в Москве в прошлом году, нам их показывали и рекомендовали в роли перспективнейших решений в области воздухоплавания. Впрочем, никаких поразительных успехов они не продемонстрировали, а потому вы, мой любезный Хельмут, сами отозвались о них как о дорогой и бессмысленной игрушке.
– В Югославии были применены совершенно иные аэропланы. Основную проблему для нас составили двухмоторные бипланы, которые несли с собой не только неплохой запас малых осколочных бомб, но и были вооружены пулеметами в турелях, из которых они тщательно поливали наши позиции. Из-за их маневренности, скорости и умеренных размеров мы смогли сбить только один такой аэроплан. Остальные же учинили совершенный разгром в 17‑й пехотной дивизии, полностью выведя из строя ее артиллерию и сильно проредив пехотные порядки.
– Странно… очень странно.
– Более чем. Тот сбитый аэроплан был осмотрен одним офицером нашей армии. Я читал его доклад и могу уверенно говорить, что сбитый аэроплан русских на голову выше всего того, что они нам демонстрировали в прошлом году в Москве. Кроме того, на части деталей стоит заводская маркировка с указанием даты изготовления… Обер-лейтенант Ганеман видел своими глазами датировку двух-трехлетней давности на отдельных элементах конструкции.
– И что это значит?
– То, что русские нам морочили голову. Все эти аэропланы летали еще до выставки, на которой они нам показали какие-то ранние и весьма убогие поделки. У нас не было и таких, но уровень того, что нам показали, был не серьезен, поэтому мы и восприняли русское увлечение аэропланами как баловство Александра.
– Не удивительно, – зло скривился Фридрих. – Так. Давайте вернемся к Белграду. Что с ним?
– Мы его не удержим. Нечем. Там полк пехоты. Артиллерии нет. Беда в том, что основные силы у нас сосредоточены в горах, вблизи от линии фронта и быстро вывести их назад по тем ужасным дорогам нереально. А вот кирасиры с драгунами двигаются по долине реки Западная Морава, и весьма быстро. За минувшие два дня с начала наступления они смогли с боем проходить по пятнадцать миль в сутки. Теперь же я думаю, что их скорость продвижения будет серьезно увеличена и через два, максимум три дня они окажутся на подступах к Белграду. Они ведь полностью переведены на механическую тягу. Из докладов следует, что у них все до последнего нестроевого двигаются на колесах или гусеницах. Средняя маршевая скорость по грунтовой дороге порядка десяти миль в час. Задержки могут быть, но несущественные, ибо нам их нечем организовать. Так что кулак из кирасирской бригады и трех драгунских полков…
– Что вы предлагаете? – перебил Мольтке Император.
– Пытаться развернуть наши фронтовые резервы и ударить во фланг наступающей русской группировки. Но, если честно, я не верю в успех. Ведь нашим войскам по горам нужно скакать не меньше недели. К этому времени русские уже займут Белград и смогут подтянуть пехотные части для прикрытия. Шанс есть, но небольшой. Причем не разгромить наступающие войска нашего противника, а остановить, задержать, давая время фронтовым частям оттянуться за Белград. Кроме того, после занятия Белграда русские перережут нам основную телеграфную линию управления войсками. Останутся курьеры, но если мы русских не остановим, то уже через пять-семь дней связь с нашей армией будет потеряна. Мы можем попробовать наладить курьерскую связь через хорватскую границу Австрии, но чрезвычайно расстроенное снабжение продовольствием и боеприпасами это не компенсирует никоим образом.
– Таким образом?
– Таким образом мы проиграли. Потери при отступлении у нас будут колоссальные. Убежден, что максимум, что у нас получится сделать, это зацепиться за берег Дуная. Но русские воздухоплавательные войска очень сильны. Несколько дней их усердной работы – и мы будем вынуждены снова отступить дальше к северной границе. И это при том, что сам факт вывода хотя бы трети фронтовых – войск к Дунаю – еще та авантюра с невысоким шансом на успех. Но даже если нам будет везти или русские решат отдохнуть… все одно – нам нечего противопоставить массированному применению аэропланов и дирижаблей. Причем, если аэропланы еще можно сбивать, хоть и невероятно сложно – у нас для этого нет специального оружия, поэтому приходится вести по ним винтовочный огонь пехотными плутонгами, то вот дирижабли у нас уже ничего не достает, а их бомбовая нагрузка намного серьезнее. Это поражение, Ваше Императорское Величество, колоссальное и грандиозное.
Глава 12
8 декабря 1885 года. Брюссель. Штаб-квартира Североатлантического альянса. Экстренное совещание Генерального совета
– Господа! Господа! Я прошу тишины! – генерал Хейнс был взволнован. Да и не только он. Новость о том, что русских видели в пригороде Белграда, стала сенсацией, разрывающей все европейские газеты. Лондон, Берлин и Рим оказались охвачены натуральной паникой. – Итак, – продолжил Хейнс, после того как люди немного успокоились. – Перед нами встала в полный рост проблема. Большая и серьезная. Наша армия в Югославии разбита и, по мнению генералов, спасти ее уже не получится. Мольтке, не вынеся стыда и позора, отбыл в распоряжение фронтовых частей, дабы взять командование на себя и принять свой последний бой. Что будем делать?
– Пока русские стянули в Югославию свои лучшие силы, мы можем объявить им войну и ударить из Восточной Пруссии, стараясь разгромить их немногочисленные регулярные силы, – заявил с некоторым апломбом Вильгельм. – У нас значительное численное преимущество, которое позволит нам легко окружить и уничтожить русские войска в приграничных сражениях.
– Во‑первых, – начал говорить с места слегка задумчивый Алессандро Грациани, – не факт, что у нас получится их разбить. Александр имеет вполне определенную славу в военных кругах. И она позволяет совершенно точно утверждать только то, что даже если мы сможем нанести русским поражение в приграничных боях, то войну они выиграют все равно. Например, подтянув части Национальной гвардии со всеми вытекающими последствиями. Мы ведь на самом деле даже не представляем реальный уровень их подготовки. Германская разведка уже один раз ошиблась в своих оценках. Впрочем, опыт Югославской войны показал, что мы не можем успешно взламывать их оборону даже превосходящими силами.
– Но… – попытался вставить Вильгельм, однако поднятая рука Алессандро не дала ему сказать.
– Во‑вторых, в Югославии мы столкнулись с двумя проблемами, которые в ближайшее время нам не разрешить. Это мощный воздушный флот русских, безнаказанно громящий наши части, и их кирасиры – механические монстры, против которых в войсках практически нет никаких средств. Последним приказом Мольтке перед его отбытием на фронт стало создание истребительных отделений, вооруженных крепостными ружьями. Они показали себя неплохо при стрельбе по этим бронированным танкам с фланга, но их мало, в лоб они их не берут, а в борт могут поразить только с дистанции ста пятидесяти шагов. Что чрезвычайно опасно.
– И что? – встрепенулся Вильгельм. – Вы думаете, что у русских этих самых кирасир бессчетное количество?
– Мы не знаем ровным счетом ничего о том, сколько реально у них подобных механизмов. Ведь для всех нас аэропланы и кирасиры стали откровением. Что скрывает этот хитрец? Одному Богу известно. Именно поэтому я не хочу рисковать. Мы извлекли полезный урок из этой войны – нам нужно не копировать то, что нам показывают, а учиться, развиваться и думать наперед. Без собственных кирасиров, аэропланов, дирижаблей и прочего, причем массово, мы не сможем одолеть русских. Для нас это утопия. Кроме того, Испания. Вы забываете про нее?
– А что Испания?
– По данным нашей разведки, там идет активная подготовка к войне. Они планируют напасть на нас, дожидаясь лишь того момента, чтобы мы завязли в русском болоте. Вы готовы воевать на два фронта? Вы забыли о том, что французы все еще не смирились с тем, что их разгромили и разделили? Сколько мы с вами ловим и вешаем повстанцев каждый год? Их становится меньше?
– Кроме того, – подвел итог Хейнс, – у России очень сильный крейсерский флот, который хоть и устарел, но все же может очень сильно нарушить наше снабжение. Боюсь, что Великобритания будет очень быстро переключена на Индию, где сикхи месяц назад снова провели полномасштабные военные учения, а восстание в Персии, утонув в крови, стремительно затихает. При помощи русских, господа. При помощи русских. В том числе и с активным использованием бронированных поездов и частей кавалерийского корпуса, стоявшего до того в Средней Азии. Почти все боевые действия сейчас сместились на восток Персии, а также в Афганистан. У повстанцев, которых мы спонсировали, уже нет никаких сил. А это значит, что в случае чего русские совместно с персами и сикхами перейдут в наступление по всей Индии и нам там станет очень жарко. Кроме того, союзный им Сиам может подло ударить в спину.
– Итак, что мы решили? – обратился генерал Хейнс к участникам Генерального собрания после практически получасового обсуждения. – Поступим как я предложил?
– Да, – сквозь зубы произнес Вильгельм, жутко недовольный сложившимися обстоятельствами.
– Да, – ответил Алессандро Грациани.
Глава 13
Спустя неделю. Лондон. Букингемский дворец
– Ваше Императорское Величество, – сэр Гладстон в очередной раз пытался ответить на заданный Викторией вопрос, но та его в очередной раз перебила:
– Что, Ваше Императорское Величество? Кто обещал мне разгром немногочисленных русских в этих проклятых богом горах? Кто? Вы, сэр! А что мы получили? Наше поражение! Да такое, что стыдно о нем даже думать! Столько англичан погибло! Как вы, сэр, могли подобное допустить?! Почему вы не застрелились, узнав об очередном провале нашего дела? Почему вы посмели показаться мне на глаза?!
– Ваше Императорское Величество, – покорно склонил голову премьер-министр, – это всего лишь поражение. Одно поражение в Большой войне. Нам нужно жить дальше и работать над тем, чтобы подобное больше не повторялось.
– Всего лишь одно поражение в Большой войне?! – разъяренно переспросила Виктория. – Всего лишь одно?! – она практически кричала. Никогда прежде она не срывалась и не вела себя подобным образом. Но, видимо, накипело. Впрочем, здоровье уже немолодой женщины такого стресса не выдержало, так что она после беседы с премьер-министром на повышенных тонах слегла с сердечным приступом. Да таким, что врачи порекомендовали ее не беспокоить какое-то время и не отвлекать по всяким пустякам.
Глава 14
28 декабря 1885 года. Москва. Кремль. Николаевский дворец
Скобелев сиял, как пятак, который начищала целая рота солдат. Его всего просто распирало от гордости, радости и чувства удовлетворения. Впрочем, сопровождающие его офицеры выглядели не хуже. Кое-кто из них был ранен, но это никак не отражалось на их лицах.
– Добрый день, товарищи, – поздоровался с армейской делегацией Император.
– Здравия желаю, Ваше Императорское Величество, – хором и весьма бойко ответили генералы, больше для озорства, чем для дела, так как подобные формальности Александр не очень любил, предпочитая рабочую атмосферу любому фанфаронству.
– Как я понимаю, вы прибыли такой толпой, чтобы принести мне какую-то очень важную весть и, судя по вашим лицам, радостную. Я угадал?
– Так точно, – сказал Скобелев и, совершенно не сдерживаясь, расплылся в улыбке.
– Вижу, что рады. Вижу. Слышал, что победили. Рапорт читал. Но там все сухо. Прорвали фланг. Вышли на оперативный простор. Отсекли пути отступления. Прекрасно. А теперь давайте своими словами. На что обратили внимание?
– На новую тактику, Ваше Императорское Величество! – радостно ответил Скобелев. – Признаться, я не верил до конца, что у нас все получится. Уж больно необычен подход. Посему прошу меня простить – с моим желанием прорывать фронт пехотными цепями под артиллерийскую подготовку я много бы не навоевал.
– Да что тут говорить, – встрял начальник штаба экспедиционной армии генерал Андреев. – Комбинация панцеров с глубоким маневром, хорошо координируемого артиллерийского огня, в дополнение к которому идут воздухоплавательные силы, позволяет сметать любые позиции. Гигантский огневой мешок! Войска противника, совершенно деморализованные, пытаются отступить, бросая оружие и обозы. Но панцеры двигаются быстро, удерживая за собой все ключевые узлы и лучшие дороги. Да не одни, а при поддержке драгун. В общем, большая часть сил противника уже через пару дней превращается не в отступающие силы, а в бегущие, деморализованные толпы, рассеянные по полям да лесам. Как вы понимаете, при таком положении дел большая часть солдат врага начинает голодать, вступать в стычки с местным населением, которое его стремится сдать наступающей второй волне пехотных подразделений. Никогда! Никогда прежде я не видел таких викторий! – Павел Сергеевич Андреев просто захлебывался от восторга. Его глаза горели. – Ни в кампании 71‑го года, ни при французском деле, ни в Средней Азии!
– А что было дальше?
– Панцеры с драгунами вышли к Белграду очень быстро. В его предместье отдохнули. После чего, дождавшись маршевых стрелковых батальонов, пошли дальше, стремясь обрубить последние пути отхода через Дунай у отступающей армии противника. А ей навстречу с левого фланга фронта после мощной артиллерийской подготовки, да при активной поддержке практически всей ударной части нашего воздушного флота, пошли горные стрелки. Две бригады. Правда, если бы не дирижабли с аэропланами, нам бы очень тяжело пришлось, ведь противник держал высоты и очень хорошо простреливал подходы. Так что нам приходилось по основному вектору наступления держать в воздухе по несколько дирижаблей, постоянно осуществляющих обстрел из пулеметов любых наблюдаемых огневых точек противника. А если это не помогало, то бомбили легкими осколочными бомбами. Если бы не они – совсем кисло было бы. Как пить дать – легли бы наши горные стрелки в том наступлении.
– Отлично! – довольно улыбнулся Александр. – И что теперь? Котел?
– Да! Полное окружение! Часть смогли прорваться через австрийскую границу, но в окружении осталось тысяч двести человек. Вчера подписали капитуляцию. Смогли живым взять Мольтке, но он тяжело ранен и уже неделю как не командует войсками. Сейчас занимаемся сортировкой пленных и решением проблем снабжения.
– Вы собираете пленных в лагеря на местах?
– Никак нет. Сортируем. Грузим в эшелоны и вывозим в Империю. По старой, отработанной схеме. Помните, как с турками поступили?
– Турки-то они, конечно, правильно, свое получили, – задумался Иосиф Павлович Джакели. – Но тут война с европейскими державами. И пленные – преимущественно немцы, итальянцы да французы. Как бы конфуза не вышло.
– Какой такой конфуз? – удивился Александр. – Мы сражались с повстанцами. Если к ним примкнули какие-то иностранные добровольцы, это их личные проблемы. По договору с новым царем Югославии Российская империя вправе забирать себе всех взятых в плен повстанцев.
– И Мольтке? – осторожно спросил Джакели.