– Мы с капитаном и еще трое. В полукилометре отсюда еще взвод.
– Тогда подождем, пока вернется капитан. Если они уговорят комполка, то станем во главе колонны и постараемся их запутать. А иначе придется пристрелить полковника. Это я могу взять на себя, так как уже один раз с ним разговаривала и он немного меня знает. А вы, как только услышите выстрелы, попробуйте посеять панику и надавите на оставшихся командиров, чтобы изменили маршрут. В темноте и при неясной ситуации весь полк либо останется на месте, либо послушается вас.
– А как ты выберешься?
– Один раз уцелела и второй раз сумею. Тут от бабы не ждут каких-либо хитростей, а учили меня на самом деле очень даже неплохо. Вывернусь. Да и темнота поможет. Вы с капитаном, главное, не подведите.
Лейтенант кивнул, и мы присоединились к командирам, которые ждали приказа. Наконец вернулись комбат с капитаном. Комбат сказал, что приказано снова выслать разведку, а всем пока оставаться на месте. Я сказала, что у меня тоже есть информация и мне нужно переговорить с комполка. Слегка кивнула лейтенанту и поехала назад. Как только мы отъехали, я объяснила Леше и Косте, что говорила с переодетыми немецкими диверсантами, но не могла их задержать, потому что не была к этому готова. Ребята недовольно заворчали, но я их успокоила, сказав, что те никуда от нас не уйдут.
Как только мы добрались до штабных машин, я сразу же обратилась к полковнику и попросила вызвать начальника особого отдела. Почти тут же около нас возник старший лейтенант-особист.
– Товарищ полковник, в голове колонны находятся переодетые немецкие диверсанты. С одним из них вы тут беседовали. Капитан, лейтенант и три бойца. А дальше в полукилометре еще засада численностью до взвода. Их задача – не допустить дальнейшее продвижение полка. Про танки, полагаю, они врут. Просто хотят запутать.
– А с чего вы взяли, товарищ Северова, что это диверсанты?
– Это я вам потом объясню, товарищ полковник. А пока нельзя терять ни минуты. Их нужно срочно задержать. Но если вы хотите подтверждения, то можете проверить. Вы их окружите, а я тут несколько раз выстрелю, вроде как хочу вас убить. Мои выстрелы послужат для них сигналом к действию.
Полковник кивнул особисту, и тот скрылся в темноте. Пока ждали, мне пришла в голову мысль, что немцы в чем-то все-таки недорабатывают. По словам лейтенанта, учат всех диверсантов "не выделяться, быть как все", сами при этом снабжают свои группы такими биноклями, которые в РККА днем с огнем не сыщешь. И скрепки необычные для документов используют. Чудики, одним словом. Минут через семь полковник повернулся ко мне и предложил стрелять. Я вытащила "парабеллум" и три раза пальнула в воздух. Почти тут же в голове колонны раздались выстрелы, которые, правда, быстро затихли. Еще через десять минут старлей вернулся:
– Товарищ полковник. Двое задержаны, остальные убиты. У нас легкие ранения получили три бойца.
– Вы уверены, что задержали именно диверсантов?
– Так точно, товарищ полковник. Проверил их документы.
Тут особист наклонился к полковнику и продолжил, заметно понизив голос:
– Признаки, полученные нами по ориентировкам, совпали.
– Хорошо, продолжаем движение. Задержанных доставите в особый отдел армии. Товарищ Северова туда как раз направляется. Составите ей компанию.
Ну, положим, я направлялась не совсем в особый отдел, но все равно это меня полностью устраивало. Я не удержалась и наклонилась к особисту:
– Что, нержавейка?
Старлей слегка дернулся, но потом сообразил, что я вполне могу быть в курсе дела.
– И она тоже.
– Вот и хорошо. Значит, я сделала все правильно. И еще, товарищ старший лейтенант. Обратите внимание на мой бинокль. У обычного армейца такого быть не должно. Это немецкий, цейссовский. – Надо все-таки выяснить, что это означает. – Ими снабжают диверсантов. Мне его выдали со склада НКВД.
– Спасибо, товарищ лейтенант, это я учту на будущее.
Тут я воспользовалась служебным положением и потребовала, чтобы мне передали все бинокли диверсантов – их, мол, следует сдать в НКВД. Старлей оторопел от моего требования, но, заметив кивок полковника, со вздохом согласился, и мой багаж пополнился тремя отличными биноклями. Зато в полку стало на пару мотоциклов и на несколько автоматов больше, что тоже было неплохо. Пистолеты ТТ для меня особого интереса не представляли – их достать не проблема.
Дальше наш полк двигался уже без приключений, если не считать небольшую перестрелку с остававшимися в засаде диверсантами. Но их при поддержке одного танка сопровождения очень быстро привели к виду, удобному для логарифмирования. Пока нам было по дороге, я не удержалась и, договорившись с комполка, попробовала себя на трофейном мотоцикле. Оказалось вполне. И идет хорошо, и мощность больше, чем у наших. При случае надо будет где-нибудь "прихватизировать". Через двадцать километров я в компании команды, конвоирующей диверсантов, свернула к штабу армии, а полк двинулся дальше, на фронт. Удачи вам, бойцы.
Глава 5
Я вручила пакет командарму, ответила, как могла, на его вопросы и уже хотела было двигаться назад, как меня вдруг позвали к телефону, точнее к ВЧ. На другом конце был сам Жуков.
– Товарищ Северова. На обратном пути сначала поезжайте в 13-ю бомбардировочную авиадивизию.
Там завтра будут судить трибуналом замкомдива по техническому обслуживанию подполковника Шостака. Я знал его еще по Халхин-Голу как очень старательного командира. Поэтому хочу лично утвердить или не утвердить решение трибунала. Вам надлежит присутствовать на самом заседании, а потом, взяв решение трибунала, вместе Шостаком и его конвоем выехать в штаб фронта. Вопросы?
– Вопросов нет, товарищ генерал армии.
– Тогда выполняйте.
Вот еще одна головная боль! Интересно, что же такого натворил там этот Шостак, если его решили отдать под трибунал. Наверное, очень крупно накосячил, тем более что у подполковника возможностей накосячить намного больше, чем, скажем, у капитана. Я связалась с командиром 13-й БАД и договорилась, что без меня заседание трибунала они не начнут. Теперь небольшая арифметика. Заседание назначено на девять утра. Дорога туда займет примерно полтора часа. А сейчас час ночи. Значит, пять часов для сна у нас есть. Прекрасно. Мы с Лешей и Костей отъехали немного в сторону от штаба армии, вытащили многострадальный и слегка изрезанный парашют и залегли. Ух, здорово!
Для того чтобы выспаться, нам хватило трех часов, поэтому в 13-ю БАД мы выехали даже раньше запланированного времени. Наверное, это было правильно, так как в утренние сумерки вероятность бомбежек меньше. Немцы воюют строго по расписанию – ночью предпочитают спать. В результате к семи утра вся наша компания уже была в авиадивизии. Я представилась комдиву и сразу пошла искать трибунальцев. Состав трибунала, насколько я поняла, был более или менее стандартным: начальник особого отдела, воен-юрист и комиссар дивизии. Я по привычке сунулась к начальнику особого отдела. Капитан-особист выслушал меня без особой радости, но и кривиться не стал. В конце концов, его дело – обеспечить доставку подсудимого на суд, а потом, если что, привести приговор в исполнение. Если приговор хочет утвердить сам комфронтом, то капитану же проще. Сдал подсудимого мне, оформил, как положено, и свободен. Потом это уже будут мои заботы. Я попыталась выяснить, что же вменяют в вину подполковнику, но этого особист не знал – он просто выполнил приказ комдива. За подробной информацией можно обратиться к комдиву или к комиссару, но лучше подождать, так как на заседании трибунала обязательно все будет изложено самым подробным образом. Я решила послушать опытного человека и на время отстала со своими вопросами.
Ровно в девять утра все уселись в небольшом окопчике под навесом из масксети и привели арестованного. Вид у подполковника был еще тот: небритый, взгляд потускневший, мешки под глазами. Если бы я не была уверена в противоположном, то сказала бы, что он сильно пьян. Встал комиссар и зачитал обвинение, суть которого сводилась к тому, что подполковник Шостак давал своим подчиненным неправильные указания по установке на бомбардировщики Пе-2 направляющих для реактивных снарядов РС-82. В результате этого снаряды не только не попадали в цель, но и каким-то образом ухитрились поразить два собственных самолета. Я вспомнила последние дни боев и буквально закипела от злости. Вот типичный вредитель, если не шпион. Сама бы тут же пристрелила. Тем временем встал военюрист и предложил Шостаку сказать что-либо в свое оправдание. Тот сказал, что все работы выполнялись строго по инструкции, и почему такое происходит при стрельбе эрэсами, он совершенно не понимает. Подполковника спокойно выслушали и предложили конвойным отвести его в сторонку, а сами стали решать, что и как с ним делать. Неожиданно комиссар сказал, что ему тоже не вполне понятно, что происходит. Давать подчиненным явно неправильные приказы и при этом не пытаться скрыться – полная чепуха. Ясно как божий день, что такое вредительство моментально раскроют и выведут виновных на чистую воду. А вдруг инструкции не совсем правильные? У военюриста на это было стандартное возражение: стрельба пошла неправильно, кто за эти вещи отвечает? Шостак. Значит, виноват. Какой приговор? В мирное время получил бы несколько лет, а сейчас, да еще в такой обстановке, приговор однозначен – расстрел. Особисту было все равно, поэтому он тоже высказался за расстрел. Только отметил, что приговор будет утверждать комфронта лично, и кивнул при этом на меня. Я подтвердила его слова, а потом попросила объяснить мне чуть более подробно, в чем именно виноват подполковник Шостак, поскольку я в авиации вообще ни бум-бум, а товарищ Жуков может задать мне какие-нибудь вопросы по сути дела.
Объяснять стал комиссар – все-таки он один тут был летчиком. Оказывается, Пе-2 сзади или, говоря по-научному, в задней нижней полусфере, оказался почти беззащитен, потому что пулемет ШКАС, стреляющий обычными пулями, зачастую не может пробить лобовую броню немецких истребителей. Немцу достаточно просто зайти сзади, и бомбардировщик практически обречен, чем немцы и пользуются. Поэтому для усиления оборонных возможностей бомбардировщика какие-то умельцы предложили поставить в хвост направляющие для реактивных снарядов РС-82. Тогда бомбардировщик хотя бы некоторое время мог обороняться, пуская эти снаряды в зашедшего в хвост истребителя. Так вот именно эти направляющие для реактивных снарядов техники под командованием Шостака ставили неправильно. У меня возник естественный вопрос:
– Товарищ комиссар, но ведь реактивная струя может повредить бомбардировщик?
Комиссар улыбнулся моей некомпетентности и сказал:
– Видите ли, товарищ лейтенант госбезопасности, PC стартует мгновенно, но набирает полную скорость за несколько секунд. За это время самолет успевает отлететь на безопасное расстояние.
Вот тут меня и проняло.
– Товарищи члены военного трибунала. Тогда получается, что подполковник Шостак совсем не виноват!
При этих словах они уставились на меня, как на восьмое чудо света.
– Как это не виноват?
Сказали все трое в один голос.
– Эти ваши PC летят строго в соответствии с первым законом Ньютона и законами аэродинамики.
Не поняли. Лица у всех вытянулись. Ладно, военюрист и особист – они могут и не знать физику, но комиссар-то летчик. Их обязательно физике учат. Придется всем сейчас прочитать небольшую лекцию.
– Товарищи! В соответствии с первым законом Ньютона любое тело находится в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения до тех пор, пока на него не подействует сила. Теперь посмотрите, что происходит со снарядом, пока он прицеплен к самолету. Он летит вместе с самолетом со скоростью самолета и в направлении движения самолета. С этим согласны?
Все трое дружно кивнули.
– Предположим, что самолет летит в некотором направлении со скоростью триста километров в час. Значит, и реактивный снаряд летит с этой же скоростью и в этом же направлении. Что произойдет в тот момент, когда снаряд отделится от самолета, а его реактивный двигатель только начнет разгоняться? Сила реактивной тяги пока минимальна – ее, можно сказать, практически нет. Поэтому по инерции снаряд полетит хвостом вперед. Как при этом будут работать его стабилизаторы полета? Вы можете предсказать траекторию полета снаряда, летящего хвостом вперед?
До комиссара дошло, а особист и военюрист оказались в полных непонятках. Пришлось дополнительно пояснить:
– Когда вы пускаете снаряд по ходу самолета, скорости самолета и снаряда просто складываются, снаряд летит по направлению движения самолета, и стабилизаторы это направление поддерживают. Поэтому стрелять вперед эрэсами можно без проблем. А когда вы пускаете снаряд против хода самолета, то скорости вычитаются, и, пока скорость реактивной струи мала, снаряд летит против нормального направления своего полета. В это время стабилизаторы при всем желании ничего не могут поделать, и, куда полетит снаряд, никто не знает.
– Товарищи члены военного трибунала, – заговорил комиссар. – Все это очень неожиданно, но я полностью согласен с товарищем лейтенантом госбезопасности. Вот только в протоколе нам обязательно нужно отразить это разъяснение, так как в других авиачастях тоже могут предпринимать подобные рационализации.
Военюрист несколько секунд подумал и согласился. Особист, понятное дело, не возражал. Снова подозвали Шостака. Военюрист встал и скучным голосом зачитал, что трибунал 13-й БАД в составе таких-то и таких-то, в присутствии порученца командующего фронтом такой-то, рассмотрел дело подполковника Шостака и не нашел в его действиях состава преступления. В связи с чем подполковник Шостак полностью оправдан и может приступить к выполнению своих служебных обязанностей. Трибунал также рекомендует временно прекратить установку на бомбардировщики Пе-2 направляющих для реактивных снарядов РС-82 для защиты хвостовой части самолета.
Шостак радостно вскинулся, но потом вдруг побледнел и упал. Я подскочила и послушала пульс. Слава богу, пульс был, хотя и слабый. Вспомнила про активные точки на руке и провела небольшой массаж. Через пару секунд лицо подполковника порозовело, и он зашевелился.
– Ну вот, – раздался за моей спиной голос комиссара, – его оправдали, а он тут же, как гимназистка, в обморок падает. Скажи вот спасибо лейтенанту. Это она тебя оправдала.
– Никак нет, товарищ комиссар. Это не я, а сэр Исаак Ньютон.
– Вы вовремя об этом законе вспомнили. Жаль только, что те рационализаторы, которые предложили эту идею с эрэсами, про этот закон не знали или забыли.
– Знаете, товарищ комиссар, мне вот тут пришла в голову мысль, что за незнание некоторых основополагающих законов природы тоже неплохо было бы отдавать кое-кого под трибунал.
– Вы слишком уж строги, товарищ лейтенант. Так вы нас совсем без командиров оставите. Но в данном случае товарищу Шостаку здорово повезло.
– Так точно, товарищ комиссар. Повезло. Большое спасибо вам, товарищ лейтенант госбезопасности. – Это уже Шостак включился.
– Большое пожалуйста, товарищ подполковник. Вот только что мне делать с приказом товарища Жукова? Он ведь распорядился доставить вас к нему вместе с резолюцией трибунала. Товарищ Жуков сказал, что будет лично утверждать это решение. Так что пойду звонить и испрашивать новые указания.
Шостак с комиссаром пошли по своим делам, а я двинулась в штаб дивизии. Там я снова связалась с товарищем Жуковым и доложила, что трибунал Шостака полностью оправдал. Товарищ Жуков заинтересовался моим участием в таком решении. Я ответила, что да, участвовала, но для принятия оправдательного решения использовала не авторитет комфронта, а авторитет Исаака Ньютона. Вот тут Жуков даже закашлялся. Потом понял, что лучше выяснить это при личной беседе, и велел, прихватив протокол, срочно ехать в штаб, тем более что в конце дня уже намечено перебазирование штаба в окрестности Могилева. Шостака разрешил не привозить.
К обеду наша команда благополучно вернулась в штаб фронта, причем в одном из направлявшихся на переформирование полков мне удалось прихватить несколько кусков слегка порванной маскировочной сетки. Леша их соединит, и мы сможем в случае чего маскировать наш автомобиль. По прибытии ребят я отправила отдыхать, а сама, как водится, пошла докладывать. Но товарищ Жуков проводил какое-то важное совещание, в присутствии на котором порученцев никакой необходимости пока не было. Это меня порадовало, так как появилось время для составления отчета. Надо же как! Меньше чем за три месяца составление отчетов вошло у меня в привычку, которая, как известно, вторая натура. Мне вдруг пришла в голову парадоксальная мысль, что если так пойдет и дальше, то скоро я даже после встречи с Васей на следующее утро первым делом побегу писать отчет. Какая только чушь не лезет в голову! А впрочем, хотя и чушь, но можно будет при случае приколоться. Напишу подробный отчет о том, как я провела предыдущий вечер, и вручу своему начальнику, то есть Васе. Интересно, как он отреагирует. Размышляя на подобные темы, я тем не менее всего за час справилась с отчетом, сдала его в особый отдел и снова пошла на ковер к начальству. Посмотрев на мою довольную физиономию, Жуков заподозрил неладное и задал традиционный для меня вопрос:
– Так. Кажется, и во время ночной поездки у вас что-то произошло? Доложите.