В положительном решении его вопроса Александр почти не сомневался: деньги нужны на промышленное оборудование, то есть благожелательное отношение властей гарантировано, с возвратом проблем не будет, даже если его предприятие обанкротится. Не дай бог, конечно, да и на счетах у него кое-что водится.
Две недели пролетели незаметно: единственным, что отложилось в памяти, было его торжественное производство в следующий чин, вместе с полудюжиной других счастливчиков, и добровольно-обязательное присутствие на плановом балу. Заодно и у баронессы отметился. Кстати, вскоре и штаб-ротмистру обещали убрать приставку "штаб" и рассмотреть новое место его дальнейшей службы.
– Поздравляю, Сергей Юрьевич, от всей души.
Блинский покраснел, как девица, и впервые на памяти Александра не знал, что сказать – так его распирало от всевозможных эмоций. Свежеиспеченного поручика интересовало совсем другое.
– А вы случайно не ведаете, кого назначат вместо вас?
– Это уж как в штабе решат, Александр Яковлевич. Но тут и гадать пока бесполезно, вот ближе к… – Штаб-ротмистр опять предвкушающе улыбнулся. – Кстати, поручик, вы уже знаете?
– Простите, вы о чем?
– Ну, про очередное повышение акцизов вам наверняка неинтересно будет слушать, а вот о премии… – Командир всея заставы сделал почти театральную паузу, наслаждаясь моментом, поиграл бровями и затем продолжил: – С марта месяца премия за перехваченный контрабандный товар будет составлять шестьдесят процентов от оценочной стоимости! Приказ уже подписан.
– Хорошая новость. Еще бы и штатное расписание подняли.
– Да вы неисправимый мечтатель, Александр Яковлевич.
"Надо усилить тренировки. Переведут Блинского, да еще и в любой момент, – прежнего раздолья точно не будет. А ведь еще и Дымков месяца через четыре нарисуется. Тогда вообще прощай свобода. Как-то не вовремя Сергея Юрьевича повышают. С другой стороны, а кому сейчас легко?"
Ровно через четырнадцать дней, и даже в такое же время, поручик князь Агренев вновь разговаривал с искренне опечаленным господином управляющим:
– Ваше сиятельство, мы рассмотрели ваше прошение о кредите. К сожалению, заявленная вами сумма очень велика, и правление решило, что риск невозврата чрезмерен. Поверьте, мне очень жаль, быть может, в другой раз…
– Благодарю за беседу, господин управляющий. Всего хорошего.
Из Варшавского отделения Русско-Азиатского банка поручик вышел спокойный снаружи и налитый черной злобой внутри.
"Чтобы я еще хотя бы раз пришел в этот… в любой банк просить кредит! Козлы безрогие, чином я им не вышел, молод больно! Сам достану денег, и столько, сколько нужно будет. Урроды…"
Вернувшись из Варшавы в Олькуш, Александр положил перед собой очередной чистый блокнот и принялся считать. Кредит он просил на закупку недостающего станочного парка, всего пятьсот пятьдесят тысяч – и этого бы хватило ему с солидным запасом. Благо что он не хотел всего и сразу. Тогда не хотел, а теперь хочет. И сделает все, но добьется желаемого и мелочиться на этот раз не будет. Не плавно и поэтапно, а резко и одновременно!
"Где там письмо от господина Циммермана? Ага. Проверим еще разок. Цену в марках переводим в рубли и округляем. Ровно четыреста пятьдесят тысяч. И еще неизвестно, какова таможенная пошлина. В комплекте поставки идет оборудование под производство пистолетов двух калибров и патронов к ним 9х19 и 7,62х25. Добавляем заказ на консервный завод полного цикла. Оцениваем его в двести тысяч и ставим галочку. Еще один заказ на "Илис-Блитц": патронная линия под все новинки. И пожалуй, с учетом будущих госзаказов. Тысяч сто пятьдесят, как минимум. Очередная галочка. Свой сталелитейный завод – тоже как минимум полтора миллиона, плюс неизвестно сколько на реконструкцию. Галочка. Сеть торговых центров по крупным городам. Эти, пожалуй, сразу прибыль начнут приносить. Если найду столько честных управляющих. Значит, после того, как организую маленькую службу безопасности. Совсем маленькую, не больше тысячи человек в штате".
В своих поездках и просто в отрядном обиходе поручик столкнулся с интересным фактом: количество поддельных продуктов и вещей просто поражало воображение. Оливковое масло, полученное путем смешивания постного, льняного и кунжутного масел; "настоящее Парижское масло", по вкусу напоминавшее масло моторное; мука, хлеб, конфеты, чай, макароны, кофе, пиво, сахарин – список можно было продолжить до бесконечности. Причем все подделки были отечественного производства, в чем Александр убеждался не раз. К примеру, попробовав и сравнив контрабандный молотый кофе и местного помола, навсегда зарекся пить последний, потому как бурда ужасная. Вот тогда у него и мелькнула в первый раз мысль, что тот, кто будет торговать натуральными продуктами, вдобавок с гарантией этой самой натуральности, попросту озолотится. Забывшись, корнет стал ходить по комнате и считать вслух.
– Полтора да пятьсот… И Шухову за труды. И пятьсот на обеспечение. Да тысяч триста в резерв. Не меньше трех-четырех выходит, но остановимся на пяти. Нда, размахнись рука, раззудись плечо. Ладно! Теперь подумаем, где такие бабульки водятся.
Глава 27
Гдах… гдах… гдах…
Мерно бухала выстрелами берданка, оглушая "приемную комиссию", собравшуюся в том же составе. В программе испытаний (и развлечений) было всего два пункта. Первым шло натурное испытание бронепластин в шесть миллиметров толщиной путем безжалостного расстрела из: "манлихер-каркано", берданки, "раст-гассера" и "рокота". Для каждого оружия была установлена своя цель (тем более что бракованных или просто неправильной формы листов стали хватало. Бедняга грузчик едва не родил, когда затаскивал два небольших с виду ящика – для начала на второй этаж, а потом и прямиком в квартиру поручика) и дистанция. Для винтовок – десять саженей, для револьвера и пистолета – две с половиной.
Второй пункт обязывал: всласть настреляться из пистолета трехлинейного калибра и наконец определиться с именем новой игрушки.
Рдах… рдах… рдах…
Это уже глухо залаял револьвер в руках довольно улыбающегося Григория. Отойдя в сторону от маньяка стрелкового дела, поручик и Греве стали перекрикивать выстрелы, пытаясь побеседовать.
– Валентин Иванович, я как-то упустил. А почему всего шесть комплектов? Вроде десять заказывали?
– Все верно, Александр Яковлевич. Да вот только сталь нужной марки закончилась, и брака многовато вышло. Следующая поставка месяца через три, не раньше.
– Надо же. Отчего же такой срок?!
– И срок большой, и цена немаленькая. Самая лучшая тигельная сталь выделки Обуховского заводу. Вы бы знали, как долго я уговаривал ее продать!
Ррдаум… ррдаум… ррдаум…
– Ваш унтер сегодня явно в ударе.
– Верно, пострелять он любит. Как и я, впрочем.
Григорий так разошелся, что моментально опустошил все снаряженные обоймы и магазины.
"И мои не забыл прихватить, зараза…"
– Сам потратил, сам и набивай!
– Прощения просим, Александр Яковлевич, сей момент все исправлю!
– Валентин Иванович, освидетельствуем мишени? Прошу вас.
Мишень номер один больше походила на неудачную попытку пьяного подмастерья изготовить дуршлаг – дырок много, да все как попало разбросаны меньше по краям, больше по центру. Собственно, иного от "рокота" и не ожидалось. А вот "раст-гассер" сильно порадовал. В основном тем, что так и не смог пробить пластину: даже при неоднократном попадании пули в одно и то же место только добавлялись новые царапины, а вот вмятин не было.
"Значит, и остальные револьверы не пробьют, кроме совсем уж "слонобоев". Но таких у контрабандистов отродясь не бывало. Винчестеры под револьверный патрон тоже не страшны. Хороший результат, и точно спасет немало жизней".
"Манлихер-каркано" мог похвастаться тремя сквозными дырками и многочисленными глубокими вмятинами, а берданка только вмятинами. Зато пластину от ударов вдавило так, что пришлось немного потрудиться, выковыривая ее из надломленного деревянного крепежа.
– Ну, господа, слушаю ваше мнение. Григорий?
– Вещь!
Унтер с очень большой радостью потряс перед собой пластиной-дуршлагом, сияя при этом как маленький прожектор.
– Григорий, я же тебя о другом спрашиваю!
– Супротив револьвера и охотничьего самое оно будет. Да и винтовки, какая поплоше – тоже сойдет. Вот.
– Валентин Иванович?
– Интересный результат. А против винтовочной пули, думается мне, вдвое увеличить толщину, и никакие винтовки страшны не будут. Вот только тяжесть? Да-с.
"Увеличить толщину можно. А вот ходить-то получится?"
– Сколько вес комплекта в сборе?
– Полпуда точно, Александр Яковлевич!
"Восемь килограммов. Терпимо. А второй вариант будет для штурмовых групп полиции. Вот только когда он еще понадобится им, неизвестно".
– Да и так хорошо!
Унтер, расслабившийся в знакомой компании, рискнул вставить свои пять копеек. Поглядев на пластины, рядком выложенные перед ними на грязноватый и подтаявший уже снег, Александр попытался объяснить, как мог:
– Гриша, эта кираса поможет только против револьверов. Близкий выстрел из любой винтовки или ружья ежели и не пробьет пластину, что весьма сомнительно, так точно напрочь отобьет тебе все нутро. Смотря куда прилетит, конечно.
– Пусть только супротив револьверов – уже подмога немалая. Да и из винтовки меня подстрелить не всякий сможет! И нутро отобьет пущай – главное, что дырки не будет, остальное переживу.
– Тоже верно. Валентин Иванович, как будет возможность, организуйте для испытаний одну пластину на восемь миллиметров и одну на десять.
– Будет сделано, Александр Яковлевич. Приступим к дальнейшим испытаниям?
– А можно я?
Унтер дождался утвердительного кивка, подобрал и пошел устанавливать одну пластину. Чего просто так палить, когда есть возможность совместить приятное с полезным?
Ттах… ттах…
Выстрелы пистолета воспринимались на слух, как резкие и звонкие щелчки. Как удары плеткой.
"Плеткой… А чем не название для "младшенького"? Будет "плеткой" с восьмеркой убийственных ударов в обойме".
– Господа, у меня есть предложение. Как вы смотрите на то, чтобы поименовать данное оружие "плеткой"?
Унтеру было глубоко по барабану, как там обзовут пистолет, потому что он Григорию не понравился. Резкий бой, сильная отдача и самое страшное – практически целая (хотя и с многочисленными вмятинами) мишень. Последнее для него было важнее всего, и в качестве успокоительного средства пришлось ему позволить опять поработать "рокотом". А Греве предложил назвать третью разновидность самозарядного пистолета "соколом", уловил, как поморщился заказчик, и решил, что "плетка" – это очень даже ничего.
– Валентин Иванович, образец, пожалуй, сыроват будет. Посмотрите, что можно сделать, но отдача должна быть помягче. И вот еще что. Давайте попробуем изготовить обоймы увеличенной емкости. У "рокота" доведем до двадцати двух, для "плетки" попробуем до четырнадцати.
– Интересная задача. Я думаю, что управлюсь недели за две, в аккурат к готовности "орла"?
– Разумеется "орла". Вы же помните, мы это уже решили. Как идут работы по винтовке, скоро ли результат?
– Затворный узел почти готов. Точнее, все три его варианта. А стволы требуется брать в Сестрорецком казенном. Но вы говорили мне, что время есть и сперва надобно довести до ума последнюю модель пистолета.
– Говорил и от своих слов не отказываюсь. Просто если успеть к концу этого года, то успеем поучаствовать в конкурсе на новую армейскую винтовку. Так что я на вас надеюсь, Валентин Иванович.
– Да-да, я приложу все усилия. Позвольте осведомиться, как идут ваши эксперименты с новым обмундированием?
Пошить форму получилось не сразу. Пока Марыся освоилась с супертехнологичным агрегатом (то есть привыкла работать и ногой, и руками одновременно), пока долго и безуспешно искали ткань подходящей расцветки… Не нашли, плюнули и взяли среднезеленого цвета, с последующим ручным добавлением светло– и темно-коричневых пятен. Солдаты, обнаружив, что их мнением не просто интересуются, а еще и учитывают все дельные пожелания, превратились в этакого коллективного модельера, на полном серьезе днями и ночами обсуждали расположение или форму кармана, где какие хлястики и прочее. Пару раз даже едва до "неуставняка" не дошло, такие страсти кипели. Первый и третий взводы просто исходили слюной пополам с завистью, глядя на эти парламентские дебаты, до того им хотелось принять участие в… да во всем, что делали их товарищи. Первый готовый комплект примерил поручик – походил, лег, присел и… форма отправилась на доработку. Потом пришел черед унтера со товарищи – бегали, прыгали, боролись, ползали по непросохшей еще земле. В результате таких краш-тестов на свет появилось два типа полевой летней униформы. Пятнистая ткань, накладные карманы, легкая рубашка на пуговицах, усиление на локтях и коленях, кармашек под медпакет – это было общее. Затем шли различия. У солдатской штурмовой прямо в куртку были вставлены-вшиты бронепластины, от горла до паха прикрывающие корпус. И разгрузка была на восемь пачечных обойм для "манлихера" или более широкие карманы под патроны для винчестеров (коих скопилась уже целая дюжина, под русский 44-й калибр). В егерском варианте защита отсутствовала вообще, и кармашков под обоймы в наличии было всего четыре, зато имелись – хороший маскбалахон, вшитый прямо в штаны узкий кожаный карман-ножны под недлинный клинок и очень удобный ранец (практически полная копия туристического рюкзака). Жалко, что до защиты на голову руки не дошли. Как только оба типа утвердили, Савва потерял покой – редкий солдат на примерке не хвалил новоявленную швею за ловкие руки или красивый голос, поглядывая при этом на фигуристую вдовушку с понятным сожалением. Эх, хороша Маша, да не наша! Успокоился (а заодно и немало позлорадствовал) денщик только тогда, когда началось освоение новой тактики. Маскировка, работа двойками и тройками, сигналы и приказы с помощью жестов, устройство правильных засад, стрельба из револьверов и опять же винчестеров. Получалось, правда, не у всех и далеко не с первого раза. Неосвоенными пока оставались только несколько дисциплин. Например, штурм хуторов и полевой допрос (и то из-за отсутствия "учебных пособий"). Ветераны пыхтели, кряхтели и скрипели зубами, но жаловаться и не думали, только иногда гадали: откуда берутся у командира такие идеи? Глядя на них, тянулись и допущенные к новой науке молодые, потихоньку стали пристраиваться к тренировкам и ветераны из других взводов. Одним словом, жизнь на заставе становилась все интереснее и интереснее.
В трактир среднего пошиба "Три гуся", расположенный в не самом спокойном квартале, вошел непонятный человек азиатской внешности. Непонятен он был тем, что здесь ему было явно не место: по добротной одежке, по манере поведения, по общей для всех господ холености, что ли, любому видно было, что господин этот не бедствовал. А раз так, то и выбрать он должен был солидную ресторацию, а не трактир, где основная публика – извозчики да мелкие приказчики. Но раз уж пришел…
– Чего изволите? Выпить, закусить?
Быстро, но цепко оглядев подскочившего то ли буфетчика, то ли старшего полового, посетитель спокойно поинтересовался, где можно найти писаря городской управы по фамилии Ставински? Вместо ответа его молча отвели в укромную нишу, где в полном одиночестве обедал…
– Вы ли Войцехом Ставински будете?
– То так, пан…
– Абай. Просто Абай.
– Приятно свести знакомство. Чем обязан?
К этому визиту Александр готовился заметно тщательнее, чем обычно, потому как стрельба на месте в его планы не входила. Почитывая предусмотрительно откопированную "нетленку" покойного Стефана Ягоцкого, он долго выбирал сразу из трех подходящих кандидатур и в конце концов остановился на простом писаре из городской управы по имени Войцех. Тот брал дороже всех, зато и качество исполнения выдавал отменное, так как по долгу службы имел дело именно с паспортами и метриками. Как говорится, что имеем, тем и торгуем.
– Мне необходимо правильно заполнить несколько официальных бумаг. Мои знакомые порекомендовали именно вас, как настоящего мастера подобных дел. Вы меня понимаете?
– Гха…
Видя, что старый писарь находится в сомнениях, и искренне желая помочь в принятии правильного решения, проситель жестом фокусника выложил перед собой на чистую скатерку свернутый в четыре раза кредитный билет приятного для глаз радужного цвета. Сотня рублей перевесила опасения писаря, и теперь кашель прозвучал явно одобрительно.
– Гха! Отчего же не помочь хорошему человеку. Еще две красненьких – и по рукам.
– Это за одну запись. А ежели две?
– Ну… десяток целковых скину по такому делу.
– А вот мне любопытственно, вы только на русском заполняете или и на других языках можете?
– Гха… Было бы желание.
Собеседник Александра многозначительно посмотрел на незаметно перекочевавшую к нему под левую руку радужную бумажку.
– Есть желание. Немного, но есть. Так как, почтенный Войцех… к сожалению, не знаю имени вашего батюшки. Беретесь мне помочь?
– Пожалуй, что и да. Что именно вас интересует?
– По одной бумаге на русском, немецком и венгерском языках.
– Однако! Но можно. Еще четыре таких же. – Писарь легонько пошевелил пальцами, поглаживая сторублевку, благожелательно улыбнулся и продолжил: – И дело ваше устроится наилучшим образом. Как надумаете, милости просим, я тут почти каждый вечер.
"Значит, цену заломил. Поторговаться? Не, лениво…"
– Уже надумал. Где и когда?
– Молодые, все поспешаете. Впрочем, воля ваша. Через неделю тут же. Вы мне оставшуюся сумму – я вам ваши бумаги. И записи устроим, как полагается.
– Договорились, пан Ставински.
Неделю спустя Александр заявился в трактир, только на час раньше уговоренного срока – посмотреть, послушать, заодно покушать. Убедившись, что все спокойно, князь подошел к уже знакомой нише.
– Рад вас видеть, пан Абай.
– Взаимно. У вас все готово?
– Разумеется. Прошу за мной.
Пока они не спеша шли через половину трактира к стойке буфетчика, а потом в тайную комнату через узкий проход за этой самой стойкой, Александр незаметно снял с предохранителя уже взведенный "рокот". Береженого бог бережет. А не береженого – конвой стережет. Маленькая каморка если и была от кого тайной, так это от уборщицы-поломойки. Паутина на потолке, толстый слой грязи на полу и десяток свечных огарков на рассохшемся столе только подтверждали это.
"Проходной двор, но тайный, как же! Как дети!"
Старик расположился на немилосердно заскрипевшем (скорее, жалобно застонавшем) стуле и обстоятельно разложил перед собой три бланка паспортов и набор бутылочек с чернилами.
"Российская империя, Австро-Венгерская империя и Второй рейх – неплохой набор получится".
Только Войцех открыл рот, собираясь что-то уточнить, как позади Александра едва слышно скрипнула дверь. Половой с подносом в руках успел сделать всего два шага, потом у него случился полный паралич конечностей от вида незнакомого, но явно настоящего револьвера странной формы. А главное, с таким дулом!
– Пан Абай, это я попросил принести.
– Прошу прощения.
Оружие исчезло так же, как и появилось – незаметно и моментально. Половой дрожащими руками освободил поднос от небольшой стопки и пузатого графинчика, после чего, немилосердно шаркая ногами, удалился.