Бес подтянул ближе гранатомёт. Привёл его в боевое положение, навёл оружие на ближайший танк, целясь в основание низкой башни, где защита мощных и эффективных "Титанов" была наиболее слабой. Этакая Ахиллесова пята. Конструкторы ничего не могли с этим поделать.
Улучив момент, выстрелил. Заряд с шипением пролетел расстояние, отделяющее его от цели. Расчёт оказался верным. Танк, вспыхнув спичкой, окутался чёрным дымом.
– Отличный выстрел, командир, – прокомментировал Муса Абдуллоев.
– Благодарю, Муса. Ты хорошо меня похвалил, получишь вкусную конфету. Как у тебя?
Абдуллоев грустно ответил:
– Я в порядке. Сухоногов погиб полчаса назад.
Бес зло выдохнул:
– Сахно, доложи о потерях.
Лейтенант отчитался:
– По последним данным, поступившим из рот, потери личного состава – до восьмидесяти процентов. Если из пяти рот наберётся одна, это хорошо.
Капитан молча выругался.
"Где же эти чёртовы "осы", где обещанная поддержка с воздуха? – зло подумал он. – Штабисты, сволочи, положили батальон почём зря".
Отвлечься от невесёлых мыслей его заставила троица китайцев, быстрыми перебежками устремившаяся прямо на его позицию.
"Гостей я не жду", – подумал Бес и тремя точными выстрелами успокоил бегунов.
Совсем близко отчетливо послышался рев двигателя. Над кучей мусора появился ствол пушки, а через мгновение – днище танка с ползущими по каткам лязгающими гусеницами.
Бес схватил уже готовый к выстрелу гранатомёт, и саданул по днищу машины. И в этот раз танк загорелся и замер, окутываясь едким дымом.
"Сейчас здесь станет совсем жарко, пора уносить ноги", – подумал Иван, торопливо собирая снаряжение.
Он наметил разбитый проём окна на первом этаже ближайшего к себе дома. На пути стоял сгоревший пару дней назад танк и лежала куча кирпича, образовавшаяся от рухнувшей части стены дома.
Одна перебежка до танка, одна до кучи, одна до окна.
Вперёд! Пошёл!
Капитан метнулся к сгоревшему танку. От китайцев зло затрещали выстрелы. К счастью, мимо. Со стороны своих последовали редкие ответные. Бойцы как могли, прикрывали бегущего командира.
Он лишь на мгновение задержался у танка и понёсся к куче. В бронемашину врезался выстрел из гранатомёта, объяв уже сгоревшую махину новым пламенем.
"Каков салют, а! Приятно, господа, приятно. Однако ваше внимание начинает утомлять", – думал на бегу Бес, хаотичными зигзагами и перекатами продвигаясь к куче. И там он задерживаться не стал, памятуя о случае с танком. Запрыгнув в окно дома, услышал, как в кучу врезался очередной заряд, разметав её и объяв пламенем.
Любоваться из окна пейзажем он тоже не рискнул и выкатился в коридор, торопливо поводя автоматом. Комната вспыхнула от влетевшего заряда, и тут же грохнул взрыв.
"Да в рот тебя мама целовала! Что там за стрелок выискался? Пристал как банный лист", – возмущённо подумал Бес, подлетел с пола и по засыпанной мусором лестнице вбежал на второй этаж, по пути наступив на раздувшееся от жары тело какого-то солдата из своего батальона.
"Прости, братишка, не специально!" – мысленно извинился он.
– Командир, ты цел? – спросил Муса.
– Порядок, я на втором. Что там за гад выцеливал меня?
– Забудь, я уже разобрался с ним.
– Получишь ещё одну конфету.
– Я шоколадные люблю, с тёмной начинкой, учти, – весело сказал Муса.
– Я тоже, поделишься? – вмешался Сахно.
– Обойдёшься, – с нарочитой грубостью ответил Абдуллоев. – Похвали командира, может, и получишь чего в награду.
Бес аккуратно выглянул в окно. Прямо перед ним, размалывая тела своих мёртвых солдат, двигался танк.
Иван вставил в гранатомёт последний заряд, прицелился и произвёл выстрел. Заряд взорвался, не причинив танку особого вреда.
Перебежав к очередному укрытию, капитан затылком вдруг почувствовал чей-то взгляд, не оборачиваясь, упал и откатился в сторону, выставив перед собой автомат. Из тёмного угла на него испуганно глядели три пары глаз: женщина европейской внешности и двое детей, мальчик лет шести и девочка помладше, с явными признаками смешения европейской и азиатской кровей. Все трое в каких-то лохмотьях, грязные и измождённые.
– Не стреляйте… – вымолвила женщина по-русски, со страхом закрывая жмущихся к ней малышек.
Настороженный Бес и не подумал убирать оружие.
– Почему вы остались, почему не ушли сразу? – спросил он тоже по-русски.
– Не успели, я в той неразберихе детей потеряла, а когда нашла, было поздно.
– Где ваш муж?
– Воюет в Освободительной Армии.
– Жив?
– Не знаю… – упавшим голосом ответила женщина. – Вы не убьёте нас?
Бес поднялся и вновь осторожно выглянул в окно. Порядка десяти китайцев пробегали мимо. Он открыл беглый огонь, а когда на секунду оглянулся, женщины с детьми уже не было.
Бой продолжался.
К вечеру батальон, как войсковое подразделение, перестал существовать.
Иван, не переставая, вызывал на связь хоть кого-нибудь.
Всё тщетно.
Похоже, он остался один. Выглядывая из очередного укрытия на занятую врагами площадь, в бессильной ярости скрипел зубами и монотонно стукался сферой в выщербленную кирпичную стену.
А на закате в небе появились два турболёта с эмблемами осы на бортах. На подлёте командир звена вышел на связь:
– Уходи, Бес, уводи всех, начинаем работать.
"Не прошло и полгода", – с раздражением подумал капитан.
Турболёты, барражируя, пропахали площадь пушками и убрались восвояси, залив всё жаром пламени.
Наступила ночь. Сидя на полу, привалившись спиной к стене, капитан равнодушно смотрел в проём на площадь, где бушевало пламя. С треском лопались раскалённые кирпичи и бетон, веяло нестерпимым жаром.
"Пора уходить", – вяло думал Иван.
Двигаться не хотелось, навалившаяся апатия сковала тело, и он продолжал смотреть на зарево, где навсегда исчез его батальон.
Капитан воевал все четыре года, с самого начала войны. Он родился двадцать четвёртого января две тысячи тридцать четвёртого года в русской семье и был единственным ребёнком, что у русских считалось нормой. Когда ему исполнилось шесть, в стране избрали первого китайского президента – будущего диктатора.
Родители выбрали тактику приспособления, полностью приняв неизбежное, сохраняя в маленькой семье приверженность к русской культуре, языку и образу мышления.
Окончив школу, Ваня выразил желание стать военным и поступил в пехотное училище, где не китайцев из курсантов и преподавательского состава насчитывались единицы. Впрочем, как и в школе. Учиться из-за национальной принадлежности было нелегко, но Иван терпел, всячески выражая лояльность существующему режиму.
Вручив выпускнику новые лейтенантские погоны, его направили на Крайний Север. Там служили почти все выходцы не китайского происхождения. Другого места в Великом Китае для них не нашлось.
Неожиданно началось восстание, перешедшее в гражданскую войну. А там грянула и третья мировая. Лейтенант Иван Матешин, не задумываясь, вступил в Объединённые Повстанческие Войска, где довольно быстро дослужился до капитана и командира батальона. На войне такое в порядке вещей, когда лейтенанты командуют батальонами, замещая убитых майоров, подполковников и полковников, а он всё-таки получил звание целого капитана.
Ко времени назначения на батальон он был дважды ранен, контужен, повалялся в госпиталях, стал кавалером двух орденов "Доблесть Честь и Отвага", имевших у солдат наивысший почёт и признание. К нему намертво прилепился позывной "Бес" – за храбрость, дерзость, поистине бесовскую хитрость и беспощадность к врагу.
Пленных Иван не брал принципиально, за что постоянно получал взыскания от командования, нуждавшегося в "языках". Он безжалостно добивал раненых и тех, кто пытался сдаться, рассчитывая на пощаду.
Вскоре слухи о нём поползли по войскам, и по истечении четырёх лет войны, к двадцати шести годам капитан Матешин стал почти легендой. Большинство бойцов его никогда не видели, но исправно передавали друг другу слухи-небылицы. По этим слухам он попадал в плен, откуда уходил, прихватив отрезанную голову генерала; в одиночку дрался в рукопашную с целым взводом китайцев и всех, естественно, убил; на захваченном у врага турболёте уничтожил вражеский аэродром со всей техникой и живой силой.
Усталость сковывала веки, закрывая зелёные глаза с беспощадным взглядом, ставшим таким за годы войны.
Незаметно для себя Иван погрузился в чуткий поверхностный сон.
Он, папа и мама приехали на море, жарко палит солнце, воздух напитан незнакомыми запахами. Отец, стоя по пояс в воде, держит его сильными руками и окунает в воду. Он орёт благим матом, потому что боится, отец смеётся и говорит: "Не бойся, я же держу тебя!"
Мама хмурится, глядя на плачущего ребёнка, отец продолжает смеяться, а он, злой на папу, орёт пуще прежнего.
Потом он привык к воде и, жмурясь от солнечных бликов, шлёпая по мелководью, хватает белесых медуз.
Мама из-под широкополой пляжной шляпы смотрит, чтобы он не убегал далеко, а папа, раскинувшись на крупной гальке, подставляет сильное тело под палящие лучи солнца. Потом приходит какой-то дядя, что-то властно говорит, махая рукой в сторону. Они куда-то идут, он чувствует тревожные флюиды, идущие от мамы и папы. Мама говорит что-то успокаивающее, а папа катает желваки.
Он сидит у отца на согнутой руке, обхватив шею, и смотрит, как на их месте располагается китайская семья с четырьмя маленькими детьми.
Он не понимает, почему они уходят, ведь с этими детьми можно поиграть, и спрашивает об этом у мамы.
Та говорит, что они поищут другое место, а папа, плотно сжав губы, легко гладит его по голове и добавляет:
– Они не станут играть с тобой, Ванечка, потому что ты – русский.
Бес открыл глаза.
Попадающий в проём окна жар с площади немного спал и утратил яркость.
Иван глянул на часы, – полпервого. Пора уходить. Выглянул в коридор, держа наготове автомат. Чутко прислушался.
Тихо.
Выскользнул из комнаты, дошёл до лестничного марша, вновь замер. Набрал в лёгкие побольше воздуха, дошёл до раздувшегося тела бойца, сорвал с его шеи личный номер, спустился на один пролёт, выдохнул.
На противоположной стороне дома, стало несколько прохладнее. Сохраняя осторожность, Иван выскользнул из окна на улицу. Предстоял долгий путь – почти через полгорода. По времени это займёт пару ночей, без воды и пищи. Колыхнул фляжку, нет, вода есть, где-то половина, уже хорошо.
Выгоревшие нефтяные резервуары дыма почти не давали, но хоть небо затянуто тучами, что неплохо: прогулки под луной ему сейчас ни к чему. Стараясь держаться у стен зданий, капитан двинулся в путь.
Через пару кварталов увидел мелькнувший огонёк сигареты.
Часовой? Почему курит? На посту курить – здоровью вредить. Каждая выкуренная сигарета сокращает жизнь, на сколько там? На одну минуту, на две? Этот, похоже, выкурил все сигареты в своей жизни.
Китаец сидел между двух вывороченных бетонных плит и смолил в кулак, положив автомат на колени.
"Часовой, мать твою!", – мысленно выругался капитан, глядя на вопиющее нарушение устава караульной службы. Но это был враг, и отчитывать его за нарушение Иван собирался как врага.
Бес внезапно возник перед китайцем чёрной тенью возмездия. От неожиданности часовой дёрнулся всем телом и поперхнулся дымом. Это было последнее, что он успел сделать в жизни.
НРС – нож разведчика специальный, к настоящей войне претерпевший неоднократную модификацию, вошёл часовому под челюсть, пробил язык, нёбо и мозг. Китаец кулём сунулся в ноги капитану. Бес, придерживая его автомат, аккуратно привалил тело к плите и обшарил вражескую разгрузку, пополнив автоматными магазинами свой оскудевший запас.
Выглянув из-за плиты, Иван насчитал семь спящих китайцев. Часовой был только один, да и тот никудышный.
"Ну что ж, тем хуже для вас, тем хуже для вас", – удовлетворённо подумал он.
Бес действовал быстро. Перемещаясь от спящего к спящему, аккуратно приставлял у уху шомпол и бил по нему ладонью, отчего тот проникал через ушную раковину в мозг. Смерть мгновенная и гарантированная. Никаких криков, сопротивления и возни.
Проделав необходимую работу, перевёл дух. Затем вдоволь напился из чужой фляжки, наполнил свою водой, прихватил пару консервных банок, добил разгрузку магазинами, разжился прибором ночного видения совмещённым с биноклем.
Пробираясь дальше, дошёл до высоченной кучи из битого кирпича из сложившихся бетонных плит.
Разрушенный высотный дом.
Дело шло к рассвету.
Немного подумав, решил взобраться наверх и там устроить дневной привал. Соблюдая максимальную осторожность, начал путь, выбирая наиболее надёжные выступы и неровности, избегая осыпей мусора и битого кирпича. Достигнув высоты, перевёл дух, осматривая открывшуюся панораму разрушенного города, освещённого заревами пожаров.
Затем нашёл подходящее углубление, вполне достаточное, чтобы укрыться от обзора с барражирующих вражеских турболётов.
Небо постепенно очистилось от туч и заалело на востоке.
"Будет хороший день", – подумал Иван, уплетая с ножа содержимое консервной банки и осматривая в бинокль окрестности. О том, что этот нож несколько часов назад лишил жизни человека, не считая того, что было раньше, Бес вообще не думал: такие пустяки его не волновали.
Едва взошло солнце, капитан увидел группу китайцев численностью до роты. Они шли оттуда же, откуда ночью пришёл и он. Солдаты, разбившись на группы, заходили в каждый дом, обстреливали и забрасывали ручными гранатами кажущиеся им сомнительными помещения, и выходили на улицу, медленно продвигаясь дальше. Впереди шёл дозор из пяти человек.
Зачистка.
Пришло опасение, что враги непременно поступят, как и он, и взберутся на кучу. Оставлять в тылу господствующую высоту, по меньшей мере, неразумно.
Дойдя до кучи, командир группы действительно отправил наверх десять солдат. Остальные, рассыпавшись, заняли оборону.
"Ну, всё верно. В одних же училищах учились, одну тактику изучали", – чертыхнулся Бес.
Оставалось только одно – начинать спуск и сойти раньше, чем враги поднимутся.
Иван так и поступил, закопал пустую консервную банку и торопливо заскользил вниз на осыпях кирпича, стараясь ненароком ничем не ушибиться.
Внезапно в небе появились две точки, увеличивающиеся на глазах.
Турболёты.
Скорее всего, вражеские. А хоть и свои, эти тоже сильно разбираться не станут, жахнут из пушек и со спокойной совестью дальше полетят.
Точки приближались, быстро увеличиваясь в размерах. Иван скользнул под бетонную плиту, едва уместившись в узкой щели. Сферу пришлось снять.
Машины пробарражировали на небольшой высоте, подняли завихрения пыли, мигнули бортовыми огнями взобравшимся на кручу солдатам и скрылись из пределов видимости капитана. Солдаты помахали уходящим машинам в ответ и начали спускаться.
Они прошли мимо забившегося в щель капитана. А он лежал на спине, чувствовал заросшей трёхдневной щетиной щекой холод плиты и видел запылённые берцы спускающихся врагов. Прошло семь пар, значит, трое остались наверху, удерживая господствующую высоту.
В такой неудобной позе он пролежал весь день, попеременно напрягая и расслабляя группы мышц, чтобы тело окончательно не затекло.
Наконец, к вечеру оставшаяся троица начала спуск. Двое прошли, не задерживаясь возле укрытия Беса, а третий вдруг повёл носом и остановился.
Капитан нахмурился:
"Ну и чего ты тут учуял?"
Неожиданно китаец с чувством чихнул.
"Чтоб ты сдох!", – пожелал ему Иван.
Солдат чихнул ещё раз.
"Во, точно сдохнешь!", – удовлетворенно подумал капитан.
Китаец шумно высморкался, большие зелёные сопли щедро полетели в пыль.
"Фу, как некультурно", – усмехнулся Бес.
Солдат постоял, подумал, встал на кусок кирпичной кладки, торчащей из кучи, расстегнул ширинку, сосредоточился и, как с трамплина, с чувством облегчения на лице, стал поливать пыльный склон, вращая тазом, высоко посылая струю.
"В пасть себе нассы и пополощи, чтоб не воняло", – сделал ему мысленный посыл Бес.
Не подействовало.
Китаец на мгновение замер и со значительным выражением лица громко спортил воздух.
"Ба! Экий ты у нас важный, никак целым отделением командуешь, вон какое лицо партсекретаря ваших долбаных ячеек, – вновь усмехнулся капитан. – Давай уже двигай, а то заблудишься, возись потом с тобой!"
Сделав своё дело, солдат ушёл.
"И чего только не увидишь, отдыхая вот так в теньке, – размышлял Иван. – С кем приходится воевать, даже как-то неловко, право слово".
Дождавшись темноты, он покинул ставшее ненавистным укрытие. Некоторое время разминал тело, придавая ему подвижность и гибкость. Затем долго рассматривал в бинокль, подключив прибор ночного видения, окрестности, пытаясь установить местоположение прошедшего днём врага. Сделать это не удалось, то ли далеко ушли, то ли укрылись за каким-нибудь строением.
Наметив маршрут, капитан начал движение.
В этот раз часовой заметил его раньше.
– Стой! Кто идёт? – крикнул он в темноту.
– Свои! – ответил на его диалекте Бес, понимая, что отступать поздно, и лихорадочно соображая, что делать дальше.
Но соображай, не соображай, а кажется, всё, отвоевался, капитан…
– Стоять! Осветить лицо!
– Нечем!
– Пароль?
– Не знаю, отбился от своих, иду наугад.
Часовой открыл огонь на поражение.
Бес рухнул ничком и, огрызнувшись короткой очередью, торопливо начал отползать назад.
Послышались крики команд, в небо взлетела пара осветительных ракет.
Бес бросился в спасительную темноту.
В опасной близости со смачными щелчками легли пули, выбив из кирпичных обломков фонтанчики пыли.
Он побежал дальше.
Следом слышался топот, крики врагов.
Забежав за угол, перевёл дух. Вскинул автомат, удобнее приложил приклад к плечу и открыл огонь по подбегающим фигуркам.
Враг залёг, ответив ураганной стрельбой.
Иван сменил позицию, обегая дом, с целью перебежать на другую сторону улицы.
Из-за угла неожиданно выскочил китаец, зашедший с тыла.
Бес снизу вверх ударил прикладом в челюсть врагу.
Раздался хруст одновременно с коротким воплем. Солдат бесформенной куклой рухнул на битый кирпич, его автомат с характерным для оружия лязгом упал рядом.
Бес перепрыгнул через тело, выстрелил ещё в одного, показавшегося из-за дальнего угла дома.
Тот юркнул обратно.
Пули выщербили кирпич.
Китаец тут же высунулся и выстрелил в ответ.
Капитан сделал кувырок, с колена выстрелил вновь. Попал. Пули выбили пыль из форменной куртки, простреленное тело свалилось за угол, виднелись только дёргающиеся в агонии ноги в высоких берцах.
Иван тем временем перебежал улицу, прыгнул в тёмный проём окна соседнего дома, развернулся, выстрелил короткой очередью наугад и сменил опустевший магазин.