Буксиры "Юнкерсы - 52" начали проверять и прогревать свои двигатели. Курт подал команду, всем подниматься на борт планера и быть готовым к взлету. Через три минуты взлетел первый "Юнкерс - 52" с планером "Go 242", привязанным канатом к его хвостовому оперению. Только через пятнадцать минут настала очередь взвода Курта, планер сначала вздрогнул, скакнул вперед, а затем буксирный канат расправился, натянулся и равномерно потащил "Go 242" в неб.
Небо сплошь и рядом было забито летящими на восток бомбардировщиками, штурмовиками, истребителями. Сколько бы Курт Кранке не осматривался по сторонам, в небесах не было видно более или менее свободного воздушного пространства. Под крыльями планера проплыли крепостные строения и фортификационные укрепления Брестской крепости. В этот же момент планер опять-таки сильно дернулся, Курт Кранке успел только заметить, как к земле полетел буксировочный канат. Франц взял на себя пилотирование планером. Широкими кругами планер закружил над деревней Валынка, с высоты полета в один километр были хорошо видны крестьянские дворы с избами, сараями и хлевом для домашней скотины. Деревенские улицы были почти пусты, только постоянный гул авиационных двигателей в небе уже разбудил некоторых жителей этой деревушки. Полуодетыми они выскочили в свои дворы и наблюдали за пролетом над головой большого количества самолетом.
Обер-фельдфебель хотел планер посадить на широкую сельскую дорогу, но в последнюю минуту увидел, что она вся перепахана глубокими колесными колеями, поэтому ушел на соседнее овсяное поле. Посадка получилась очень жесткой, но никто из бойцов взвода не был сильно травмирован, бойцы отделались лишь синяками и шишками.
Проклиная мясника Франца, бойцы взвода начали выбираться из развалин планера и, веером расходясь по сторонам и держа оружие наготове, направились к центру деревни. Десантники, молча, расходились по деревенским улицам, никто из них не кричал и не разговаривал с местными крестьянами.
Местные же мужики и бабы буквально были огорошены столь неожиданным появлением немецких солдат на улицах своей деревни. Они боялись выйти на улицу, чтобы ближе рассмотреть этих солдат, одетых во все кожаное платье, но без привычных знаков различия. Уж слишком по-хозяйски эти вояки шли по улицам их деревеньки. Волынка оказалась небольшой деревней всего в сто сорок домов, вскоре десантники оказались на ее центральной площади.
Курт попросил рядового Иржи, чеха из Праги, единственного славянина в его взводе, срочно разыскать старосту деревни, чтобы было можно с ним переговорить. Эта короткая фраза, произнесенная на нормальном немецком языке с явным баварским акцентом, на центральной площади белорусской деревушки Волынки прозвучала подобно разрыву крупнокалиберного снаряда. Лица ее жителей вздрогнули, вытянулись и побледнели до синевы. Они поняли, что война, о которой так много говорили и рассуждали их руководители, писали центральные газеты, началась появлением вот этих чужих и вооруженных людей.
А славянин, немецкий рядовой Иржи подбежал к одному из крестьянских дворов и прикладом винтовки начал лупить в створки ворот, одновременно покрикивая на полурусском языке:
- Где староста? Сюда подавай старосту!
Сельские люди же за воротами не понимали, почему этот солдат кричит и требует старосту деревни, когда старосты были, как класс, ликвидированы советской властью два года назад, когда сюда пришла Красная Армия. Иржи же начинал свирепеть, на глазах своего взводного командира он не справлялся с выполнением его простейшего поручения, найти деревенского старосту. Он даже передернул затвор своей винтовки, чтобы его крик-требование прозвучал бы более убедительным. Но хозяева этого двора муж и жена лишь только испуганно перешептывались, не совсем понимая, что происходит за их воротами, но их не открывая.
Курт Рунге повернулся к Курту и вполголоса произнес:
- Кажется у нас проблема с переводчиком, ему следовало бы больше времени проводить на занятиях русским языком, а не бегать за польскими шлюхами. Придется, мне вмешаться.
И не ожидая на этого согласия Курта Кранке, Курт Рунге спокойно подошел ко двору крестьянского дома, ворота которого рядовой Иржи мочалил прикладом своей винтовки и сначала произнес на немецком языке:
- Рядовой Новак прекратите истерику и возвращайтесь на свое место в строю.
А затем на нормальном русском языке, без какого-то акцента, майор фон Курт Рунге обратился к сельчанам, спрятавшимися за воротами своего двора. Причем он старался говорить так, чтобы их ничем не испугать.
- Откройте, пожалуйста, ворота своего двора. Мы хотим с вами просто поговорить, зададим пару вопросов и уйдем дальше.
Ворота медленно с треском начали открываться. За воротами стояла дородная русская женщина лет сорока и рядом с ней красивый мужчина, но какого-то слабоватого типа. Практически тут же выяснилось, что в деревне никакого старосты и в помине нет, а вот женщина Аглая является председателем местного совхоза и как бы отвечает за этих сельчан. Женщина, к этому моменту сообразила, что война действительно началась и сейчас она перед собой видит первых немецких солдат. Аглаю до глубины поразило то различие и во внешности и обмундировании немецких солдат и красноармейцев, которые она сейчас увидела. При этом эти немцы вели себя уверенно, они совершенно не боялись того, что вот-вот появиться красноармейцы и взашей погонят их чистеньких и ухоженных с советской земли. Но на все вопросы немцев председатель совхоза отвечала честно и откровенно.
Курт Рунге развернулся лицом к Курту Кранке и в нескольких словах разъяснил ситуацию:
- Аглая, председатель колхоза мне сообщила, что четыре или пять дней назад под Волынкой команда НКВД во главе с симпатичным капитаном, фамилии его она не знает, он ей не представлялся, кого-то искала. Они брали сельских мужиков и заставляли их проходить дубравы, рощи и даже уходить далеко в лес, чего-то там разыскивая. Но так ничего не нашли тогда. Вчера они опять возвращались, но на этот раз обыскивали дом некого сельчанина Минкина. Аглая сама видела, как они его били и требовали, какой-то документ. Минкин слезно плакался, умолял их не бить, при этом обещая все рассказать, как на духу. Но Минкин не наш агент и никакого отношения к нам не имел и не имеет. Наш агент совершенно другое лицо, но совхоз, по словам же Аглаи, отправил его отдыхать на Черное море две недели назад. Но, как тогда получается, что до вчерашнего дня с этим агентом мы поддерживали связь, ведь только этой ночью он не ответил на наш вызов.
В этот момент на западной околице деревни взвыл двигатель грузовика, прогремели два гранатных взрыва, а затем последовала длинная очередь из пулемета МГ-34. Немецкие бойцы десантники моментально рассредоточились и укрылись от возможного вражеского обстрела. Курт Кранке отправил двух разведчиков, рядового Янцке и капрала Баума, на западную околицу для выяснения того, что там произошло. Пока разведка отсутствовала, Курт Рунге у Аглаи выяснил, имеется ли у нее грузовик, могут ли они им воспользоваться. Совхоз, по словам председателя совхоза, имел два грузовичка, но совхозный гараж находится именно на западной околице деревни.
3
Всю ночь накануне начала Великой отечественной войны Артур Любимов провел вне казармы на улице, ему совершенно не хотелось спать, за всю ночь он так ни разу не прислонил своей головы к подушке солдатской койки. Глухое томление души, скрытая тревога и это бесконечное ожидание события, которое на долгие пять лет будет потрясать судьбы великого государства, СССР, и других государств мира не позволяли сержанту Любимову хоть на одну секунду закрыть свои глаза. Он устроился на стуле под грибком дневального, который в светлое время суток наблюдал за порядком во дворе казармы, и не открывал глаз от миллиона звезд, поблескивающих у него над головой.
В отличие от красноармейских казарм, в которых рядовым бойцам категорически запрещалось и шага за ее порог делать после отбоя, то отделение казармы, выделенное для полковых разведчиков, пользовалось полной свободой входа и выхода по ночам. По несколько раз в эту душную майскую ночь разведчики, взяв папиросу "Казбек", выходили на улицу, чтобы перекурить и заодно подышать свежим воздухом. Каждый раз они видели этого странного и молчаливого сержанта, который, молча, сидел под грибком и смотрел на звездное небо. Да они особо не приставали к сержанту с вопросами или советами. Разведчиками были уже умудренные жизненным опытом и уже женатые красноармейцы. Поэтому они довольно кивали головой, полагая, что молодому сержанту на душу запала какая-то молодуха, а они-то уже великолепно знали о том, как может тянуть к себе женская любовь.
В эту ночь время стремительно летело, рвалось вперед, каждый раз, посматривая на циферблат своих наручных часов, Артуру хотелось его попридержать, остановить, дав людям еще немного отдохнуть и поспать с мирным небом над головой.
Когда за Бугом послушался с каждым мигом настающий гул авиационных двигателей, то сержант Артур Любимов выскочил из-под грибка на ноги и, не отрываясь, смотрел на запад. С каждой минутой там рвалась и уходила прочь ночная тьма, небо быстро светлело, но и одновременно наполнялось множеством скользящих по светлеющему небу длинных и узких теней. В этой какофонии авиационного гула, повисшего над головой, едва прослушивались звуки редких винтовочных выстрелов. Это открыли огонь советские пограничные патрули по появившимся на речной глади Буга переправочным средствам противника. Этими плавсредствами, катерами, моторными лодками, понтонами и артиллерийскими плотиками, передовые части вермахта, в частности, 45-я стрелковая дивизия, начали переправляться на советский берег. Выстрелы еще некоторое время были слышны. Но затем полностью прекратились, а авиационный гул только настал и нарастал.
В который раз сержант Артур Любимов посмотрел на циферблат часов, стрелки которого сейчас показывали три часа тридцать минуть. Война шла уже целых пятнадцать минут, вражеские самолеты пересекли государственную границу и сейчас свой груз из бомб и снарядов несли вглубь советских территорий, чтобы там поразить цели и нанести наибольший урон противнику. А здесь на границе красноармейцы еще продолжали спать, они даже не знали о том, что началась война. Он только направился к входу в казарму, чтобы по боевой тревоге поднять красноармейцев, как услышал резкий телефонный звонок и звонкий голос дежурного красноармейца, взявшего телефонную трубку и ответившего на звонок.
Через несколько мгновений по помещениям казармы послышался тот же тенорок, только что отвечавший на телефонный звонок, который громко, но членораздельно прорычал:
- В ружье! Боевая тревога, всем вставать, одеваться и с оружием в руках строиться во дворе казармы!
Артуру Любимову ничего не оставалось, как самому бегом ворваться в казарму, добежать до своей койки и покидать в сидор все необходимые для войны вещи, зубной порошок, зубную щетку, бритву для бритья и помазок, запасные портянки. Он не забыл о своем недавнем трофее, из-за задней стенки своей тумбочки вытащил "Вальтер Пк38" и, подумав мгновение, пистолет с двумя обоймами также зашвырнул в сидор. В коридоре из оружейного ящика вытащил свою модернизированную СВТ40, патроны к винтовке должен был выдать старшина взвода разведчиков, и с винтовкой в руках помчался на общее построение во дворе казармы. Там уже находилось много красноармейцев, которые быстро формировали общий строй, занимая свои места в этом строю.
Через пять минут во дворе казармы стояло почти две тысячи красноармейцев. Так называемая общая солянка была составлена из различных подразделений гарнизона Брестской крепости. Красноармейцы стояли и ждали появления своих командиров, но их пока не было, многим командирам требовалось из города добираться в крепость. Первым появился капитан Камышин, который тотчас же попытался с любым вышестоящим штабом для получения дальнейших указаний, но связи не было. Тогда капитан приказал раздать бойцам боевые патроны, а красноармейцам не стоять в строю, а окопаться и приготовиться к появлению врага. Но тут опять-таки выяснилось, что патронов в казарме нет и за ними на полковой склад нужно срочно отправлять грузовик с красноармейцами.
Недолго раздумывая, капитан Камышин вызвал из строя сержанта Любимова и приказал ему, себе подобрать двух-трех красноармейцев и вместе с ними отправляться на полковой склад за патронами и гранатами.
В гараже казармы было всего две полуторки, но водителей к ним почему-то не оказалось. В этот момент в казарме объявился младший лейтенант Ямщиков, командир взвода разведчиков и деловито принялся распределять боевые задания среди своих разведчиков. Артур к нему подскочил и доложил о своей внезапно возникшей проблеме, Ямщиков искоса посмотрел на незнакомого ему сержанта, повернул голову в сторону своих разведчиков и негромко позвал:
- Карпухин, ему нужно помочь!
От группы разведчиков тотчас же отделился невысокий, но юркий парнишка с конопушками на щеках и носу, который подошел к Любимову и, протянув руку для рукопожатия, просто сказал:
- Сержант Карпухин, будем знакомы!
Назвав свое имя, Артур кратко объяснил сержанту Карпухину свою проблему, не забыв при этом упомянуть о том, что у группы совсем нет патронов. Но тут снова вмешался младший лейтенант Ямщиков, он подозвал к себе сержанта Карпухина и что-то шепнул ему на ухо, тот моментально куда-то умчался за угол казармы. Очень скоро сержант вернулся с двумя автоматами, один из которых молчаливо предложил Любимову. Но тот только отрицательно покачал головой, он предпочел свою винтовку СВТ40 этому финскому автомату "Суоми". В свое время добровольцы из 125-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии принимали участие в советско-финской войне 1939 года и, по всей очевидности, эти сувениры привезли с той войны.
До полкового склада добрались быстро и без каких-либо тревог, дорога была абсолютно пустынной. На складе старшина попытался поерепениться, требуя каких-то накладных и приказов из штаба полка. Сержант Любимов, не понимая, смотрел на пожилого старшину, решая, как ему поступить в том случае. Разведчик сержант Карпухин эту проблему решил боле простым способом, он подошел к старшине и ствол автомата приложил к его груди, и оттянул затвор "Суоми". Загрузка патронов и гранат в обе полуторки заняла около часа, но когда она закончилась пожилой старшина, сержант Любимов и сержант Карпухин стали лучшими друзьями. Старшина обоим сержантам подарил еще по автомату "ППШ" с четырьмя дисками к каждому автомату.
Перед самым отъездом Карпухин предложил, чтобы он вел первый грузовик с патронами, мотивируя свою просьбу тем, что ему уже пришлось повоевать в Финляндии. Но Артур посмотрел в глаза своему новому другу и передал ему телепатическую способность слышать и понимать мысли других людей на расстоянии, а также способность видеть глазами другого человека. Теперь, даже будучи водителем второго грузовика, сержант Карпухин увидит все то, что будет видеть сержант Любимов из кабины первого грузовика. Они могли теперь без проблем общаться между собой всю дорогу до казармы. Два бойца, вооруженные своими винтовками и в придачу автоматами "Суоми", сели в кузов полуторки сержанта Карпухина, а один красноармеец - в кузов Артуровой полуторки.
До казармы дороги всего было около двадцати минут. Первые пять минут дороги ничего не происходило, правда, послышались первые винтовочно-пулеметные выстрелы в районе крепости. Затем дорога делала поворот влево и выходила к деревне Волынка, но не заходила в саму деревню. А уходила к небольшому леску, за которым и располагался военный городок, к которому они стремились. Когда полуторка сержанта Любимова взобралась на пригорок, то послышались два взрыва гранат, а также откуда-то справа стеганула пулеметная очередь.
Артур тут же выжал педаль сцепления, и полуторатонный грузовичок лихо скатился в низину. Он мысленно связался с Лешкой Карпухиным и объяснил ему ситуацию, тут же предложив дальнейший план действий. Оставив в кабинах грузовиков свои винтовки и автоматы. Строго-настрого приказав красноармейцам особо не высовываться, но ценой жизни охранять и не сдавать врагу патроны и гранаты, два сержанта разошлись вправо и влево от дороги.
Где ползком, а где короткими перебежками сержант Любимов добежал до перелеска, откуда стрелял пулемет и прислушался. Ветерок, шелестевший листвой крон деревьев, не помещал ему услышать чей-то шепот влево от себя. Прикрываясь стволами деревьев и стараясь не ступать по опасным местам, где могла бы оказаться предательская сухая веточка, Артур быстро приближался к месту шепота, вскоре он увидел двух молодых деревенских парней, которые с оттопыренными в его сторону задами лежали за немецким пулеметом МГ-34. Пулемет-то был немецкий, но парни явно были белорусами, да и перешептывались они на белорусской "мове".