На Хайнане Баг провел вполне бестолковые три седмицы: мало ел, много пил, сдружился с местными макаками, на всю Ордусь знаменитыми своим замечательным образом жизни в этом земном раю, а заодно последовательно познакомился с тремя, по одной на седмицу, отдыхающими девами (во всему видать, весьма высокопрофессиональными и довольно-таки высокопоставленными сяоцзе) из Ханбалыка и других крупных городов Цветущей Средины; познакомился, надо признать, не без некоторого удовольствия, но, однако же, и без всяких далеко идущих планов, прекрасно понимая, что стоит лишь девам исчезнуть из его поля зрения, как воспоминания о любой растворятся подобно предрассветной дымке. Ланчжун имел у девушек большой успех как днем, так и, надо отметить, ночью - ибо неистово, ровно жизнь кончилась, отдавал мимолетным подругам весь свой нерастраченный любовный пыл. В результате одна из них, по имени Лань-ин, симпатичная ханеянка с забавными ямочками на щеках и старомодной прямой челочкой, вообразила себе невесть что, и Багу пришлось скрываться аж на другом конце острова, выжидая, пока девушка уедет, - в эти два дня Баг сделался особенно мрачен и даже срубил пару невысоких, незначащих пальм: его грызло осознание неправильности, несообразности происходящего, полного несоответствия ни представлениям Бага о себе, ни его возрасту (все же не мальчик!), ни тому, что он считал достойным в отношениях между мужчиной и женщиной. Но спасительная фляжка была всегда под рукой, а пополнить ее содержимое в случае необходимости не представлялось проблемой; Судья Ди тоже не терял времени даром - отдыхал масштабно и со вкусом: в один прекрасный день Баг увидел своего питомца вольготно развалившимся на куче сухих пальмовых листьев в окружении целых шести кошек. И кажется, все кошки смотрели на Судью, возвышавшегося среди них, южанок, диковинным рыжим сугробом, с безграничным обожанием…
Однако утром следующего дня кот вернулся к Багу какой-то странно-опустошенный: подошел к гамаку - Баг лежал в гамаке, натянутом между двумя пальмами, - чинно уселся и уставился на неторопливо покуривавшего хозяина. "Что? - мельком спросил Баг, витая мыслями в клубах эрготоу. - Внимательно слушаю тебя, хвостатый преждерожденный". Кот по давней привычке, само собой, ничего не сказал, но смотрел выразительно, не отворачиваясь, - и такая в его глазах была тоска, что Баг даже протрезвел немного.
Но…
Потом он вернулся в холод и снег Александрии - и вновь потянулись привычные дни, увенчанные неизменным пивом с эрготоу. Опять звонил Богдан; каждый раз находить отговорки и избегать встреч становилось все труднее, особенно по праздникам; Баг и сам толком не понимал, отчего он это делает. Однажды Богдан пришел к нему домой - без приглашения, не предупредив, и Баг, прокравшись на цыпочках к двери, некоторое время осторожно наблюдал через глазок, как недоумевающий минфа терзает кнопку звонка, так и не открыл, и Богдан ушел, оглядываясь с еще большим недоумением. Потом последовало несколько электронных писем; Баг отписывался - скупо и немногословно: извини, очень занят, как-нибудь потом… Баг все ждал, что минфа нанесет ему визит прямо в Управление, но обошлось - ланчжун с облегчением решил, что Богдан наконец обиделся. На всякий случай Баг перестал посещать любимую харчевню "Алаверды" и обедал и ужинал теперь если не дома, то вдалеке от привычных мест.
Он остался с работой один на один.
После очередного ураганно-стального задержания шилан пригласил Бага в кабинет и, отбросив церемонии, спросил в лоб: "Что с тобой, драг еч?" - "Ничего, - отвечал ланчжун. - Со мной все в порядке". На столе перед Алимагомедовым рассыпанной карточной колодой валялись издалека узнаваемые несчетные жалобные листы. "А нос вчера зачем человеку сломал?" - "Он стоял на пути правосудия". - "Кто?! - заорал шилан, зардевшись ровно свекла, уперся обеими руками в стол и привстал в своем кресле. - Нос?!" Баг счел за лучшее не отвечать. Алимагомедов некоторое время тягостно молчал, потом сел и, глядя куда-то за Багово плечо, медленно проговорил официальным голосом: "Ланчжун Багатур Лобо, с этого момента вы временно отстраняетесь от деятельно-розыскной службы и направляетесь в неоплачиваемый отпуск до дальнейших распоряжений". После чего вернулся к своим бумагам столь выразительно, будто добавил: все, свободен.
Баг поднялся и деревянным шагом вышел из кабинета. Он не видел, каким взглядом - полным великого сожаления и глубокого сострадания - смотрел в его застывшую спину Алимагомедов, пока ланчжун шел к дверям. Он не видел встречных, пока шел по коридорам Управления и пытался осознать, что же сейчас, собственно, произошло: кажется, его, Багатура "Тайфэна" Лобо после стольких лет службы фактически изгнали из рядов человекоохранителей, ибо как еще можно истолковать "неоплачиваемый отпуск"? Да, именно так. Бывшему человекоохранителю даже в голову не пришло спросить, за что - Баг и сам прекрасно знал ответ на этот вопрос.
Теперь у него не стало даже любимой работы.
Баг равнодушно сдал дела Кармелю Захарову, молодому и очень способному фуланчжуну, появившемуся в Управлении внешней охраны полтора года назад, отчасти своему ученику. Кармель был подавлен, хотя и изо всех сил старался это скрыть: для него происходящее стало чем-то сродни светопреставлению - ведь на его глазах рушилась легенда человекоохранения, из Управления уходил, спокойно, будто так и должно быть, один из лучших умельцев, о котором из уст в уста передавали истории одна другой невероятнее… Напоследок Баг сгреб в картонную коробку многочисленные награды, украшавшие ранее его кабинет, сгреб небрежно, словно металлический мусор, лишь на мгновение задержавшись перед стоявшим отдельно золотым шлемом-наголовником в виде оскалившейся тигриной головы с выпученными рубиновыми глазами - знаком гвардейского звания Высокой Подпорки Государства, пожалованного ему троном за благополучное разрешение дела в Асланiве, а потом с коротким вздохом прибрал в коробку и шлем, хлопнул по плечу обалдевшего Захарова, сказал ему: "Удачи!" - и, взяв коробку под мышку, поспешно вышел.
Душа его рыдала навзрыд.
Придя домой и швырнув у дверей тяжело брякнувшую коробку с наградами, Баг вошел в гостиную, привычно убрал меч в оружейный шкап и тупо встал у окна. За окном исходила последними силами зима, и, глядя на косо несущиеся вослед ветру снежинки, верно уж последние в этом году, Баг механически вытащил из-за пазухи фляжку, открыл и поднес к пересохшим искусанным губам - но пить так и не стал. Вновь оделся и вновь вышел под летящий снег.
Баг не помнил, где бродил в тот вечер и как оказался на углу улицы Больших Лошадей, это вышло само собой. Лишь когда в толпе спешащих домой служащих он заметил вдруг Йошку Гачеву, мимолетную, вовсе незначащую знакомую, которую не видел один Будда знает сколько времени, - его память будто снова включили. Баг внезапно смутился, да что там: запаниковал, - подумал: "Милостивая Гуаньинь, зачем я здесь? зачем?! что я делаю?!" - хотел незаметно повернуться и уйти, но было поздно: Йошка с радостно-удивленным "ой" уже бежала к нему, стрекоча каблучками, - узнала…
В конце концов, после роскошного ужина они очутились в Йошкиной одинокой квартирке: нет, она так и не вышла замуж, у нее пока были совсем другие жизненные планы, хотя наметанный глаз сыщика сразу увидел в жилище девушки недвусмысленные знаки пребывания иных мужчин. Баг был робок и скован - не то что на Хайнане: отводил глаза, стараясь не смотреть в боковой разрез модного Йошкиного халата, беззастенчиво и в то же время наивно открывавший ее стройную ногу, невпопад мямлил, не зная, под каким бы предлогом выйти из комнаты и хлебнуть как следует эрготоу; Баг крепился, ибо подозревал, что, поступи он подобным образом и вернись, благоухая мосыковской особой, беспечный разговор о том о сем тут же потеряет всю свою непринужденность, а ланчжуну так приятно было сидеть на мягком диване, вдыхая незнакомый, но будоражащий запах чужой ему женщины - гостьи из, казалось бы, столь давно прошедших дней, что их вроде и не было вовсе; он сидел, курил, смущенно поддакивал и думал: как же хорошо, что ты такая болтунья, Йошка, как же хорошо…
Это было как наваждение: вдруг, посреди какой-то очередной Йошкиной фразы, как раз на изломе гласной в очередном "здо-о-орово!", Баг вдруг отчетливо понял, что уже кучу дней, успевших сложиться в седмицы и месяцы, он прожил - просуществовал - совершенно неправильно; что эта жизнь - да жизнь ли?! - была вовсе не его, Багатура Лобо, жизнью; что эрготоу на самом деле ни от чего не спасает и что ему очень и очень плохо - оттого, что внезапно, посреди очередной глубокой затяжки, исчезла, словно рассеявшийся морок, сокрушающая его тоска. Баг даже окурок сигары из пальцев выронил - так неожиданно пришло к нему это озарение, так быстро пробежали перед глазами, восстанавливаясь, смазанные картинки прошлого, и, когда Йошка с возгласом "ой-ой" нагнулась поднять окурок, опередил девушку на какую-то долю мгновения и успел первым; лица их оказались совсем рядом, Йошка взглянула ему в глаза - и застыла с открытым ртом: видимо, Баг даже в лице переменился. Ланчжун, на ощупь отправив сигару в пепельницу, осторожно погладил деву по щеке и нежно поцеловал в лоб - Йошка даже не успела отпрянуть, - поднялся, сказал: "Спасибо вам, Йошка Гачева. Большое спасибо!" - и как-то незаметно выкатился вон, оставив сяоцзе хлопать ресницами над недопитым жасминовым чаем в одиночестве, ибо прозвучало в его голосе что-то такое, такое…
На лестнице Баг улыбнулся - широко и, впервые за долгое время, действительно искренне, от души - и, насвистывая давно уже немодную песенку про "доктор едет-едет сквозь снежную равнину, порошок заветный людям он везет", пошел к "цзипучэ"…
Там же, первица
Утром следующего дня Баг проснулся, как обычно, в семь и осознал себя в непривычном состоянии умиротворения: он помнил, что ему снились сны - на ночь ланчжун не принял снотворного по уже испытанному временем рецепту, - но в тех снах не было ни тоски, ни боли. Баг с мечом в руке бодро выскочил на террасу и, презрев мокрый, достававший до щиколоток снег, с полчаса ожесточенно рубил воздух, расплескивая босыми ногами холодную жижу и чувствуя, как тело наполняется былой легкостью, ушедшей, казалось, навсегда. Он даже бросил взгляд на соседскую террасу - пустую: видно, такая погода была еще не для Елюя; однако же от острого глаза человекоохранителя (пусть и в неоплачиваемом отпуске) не укрылось мелькнувшее меж штор лицо сюцая, и Баг, отсалютовав ему мечом, помчался в душ. По пути взгляд его зацепился за лежавшую у ложа фляжку - и Баг, чуть умерив бег, стремительно подхватил ее. Стоя под горячим потоком воды и отфыркиваясь, он некоторое время смотрел на зажатую в руке посудину, гладил ее приятные черненые выпуклости, водил пальцем по впадине иероглифа "долголетие", а потом, решительно скрутив крышку, перевернул вверх дном: остатки эрготоу, смешиваясь с водой, устремились в сток.
Баг позавтракал вчерашней маньтоу и заварил себе "Золотого пуэра": он не знал еще, что будет делать дальше, но чувствовал - чай ему жизненно необходим.
Под ногами заинтересованно крутился, напоминая о себе утробным мявканьем, Судья Ди; Баг открыл ему банку корюшки, про себя отметив, что с кошачьей едой дело тоже обстоит неважно: в холодильнике отчетливо просматривались всего две банки той же самой корюшки, а еще - подозрительно выглядящие бычки в томате, которые кот не жаловал. Надо будет прикупить чего-то более сообразного.
Чашка ароматного чая вместе с сигаретой - сухой до хруста, сыплющей табачные крошки - показались Багу неожиданно прекрасными, и он решил, что, пока не допьет весь чайник, о будущем думать не будет. Да в конце-то концов!..
В дверь позвонили.
Впервые за многие дни Баг не прокрался ко входу аки тать в нощи, дабы осторожно посмотреть в глазок: кто это там пришел, - а, совершенно не таясь, распахнул дверь и даже слегка улыбнулся при этом.
На лестнице обнаружился сюцай Елюй. Молодой человек выглядел взволнованным, на румяном его лице блуждала нерешительная улыбка; в руке сюцай сжимал несколько листков.
- Драгоценный преждерожденный Лобо! - торопясь, затараторил Елюй. Казалось, он спешит выговориться, пока дверь не захлопнулась перед его носом. - Извините, что беспокою вас в довольно ранний час… Ой, что-то я… - Сюцай окончательно смешался. - Доброе утро, драгоценный преждерожденный Лобо.
- И я рад вас видеть, - кивнул ланчжун. - Утро действительно неплохое… Да вы проходите, проходите!
Елюй осторожно переступил порог все же он никогда не был у Бага; любопытно покосившись на стоявшую в прихожей коробку, обошел ее и, оглянувшись - Баг взмахнул рукой: вперед, вперед! - вступил в гостиную.
- Чаю? - спросил Баг.
- О, если вас это не затруднит, драгоценный преждерожденный… - Сюцай сел на предложенный стул и чинно сложил руки на коленях. - Я вовсе не задержу вас…
- Что вы говорите? - Вернувшийся из кухни Баг поставил перед Елюем чашку и взялся за чайник.
- Я, видите ли… - Сосед снова замялся. - Ну, просто…
- Говорите как есть, драг еч. Мы же с вами не посторонние, - подбодрил его ланчжун.
- Да, спасибо… - Сюцай поднес чашку к губам, пригубил; на лице явственно отразилось удовольствие. - Золотой?
- Точно, - подтвердил Баг и с легкой смешинкой в глазах уставился на Елюя. Как странно, думал он. Похоже, мы поменялись ролями: раньше я его направлял на истинный путь, а сегодня, похоже, сосед решил вернуть долг. - Так что вы говорите?..
- Да я, собственно… - Елюй слишком резко поставил чашку. - Ой. Извините… Собственно, вот… - И он протянул свои бумаги Багу.
На первом листе красовался большой портрет Судьи Ди: в полный кошачий рост, во всей, так сказать, красе. Дальше шел мелкий текст, и, погрузившись в него, ланчжун с удивлением узнал, что вот уже сколько лет делит одну квартиру с не просто абы каким помоечным котом, но с представителем древнего и, по хвостатым меркам, весьма знатного рода, ведущего начало от дворцовых, живших на полном государственном довольствии кошек александрийских князей; настоящее, так сказать, родовое имя Судьи было настолько длинным, что Баг сразу махнул рукой: на то, чтобы когда-нибудь правильно оттитуловать своего питомца без бумажки или хотя бы вскользь все эти имена запомнить, его никогда бы не хватило. Не так все оказалось просто в кошачьей табели о рангах.
- Вы понимаете? - взволнованно спросил Елюй, когда Баг перевернул последний лист.
- Ну… - протянул, стараясь скрыть удивление, Баг. - Кажется, понимаю. Вы, драг еч, хотите сказать, что этот вот, - указал он на старательно вылизывавшего вытянутую вверх заднюю лапу Судью Ди, - вот этот вот кот, как там… - Баг заглянул в бумагу. - Котофей-Берендей-Мирополк-Владибор и так далее - он вроде как практически кошачий князь?
- Именно! Именно, драгоценный преждерожденный! - возликовал сюцай. - Я как впервые его увидел, - Елюй глубоко поклонился в сторону кота, но тот, полностью поглощенный утренним туалетом, этого не заметил, - так сразу почувствовал: в жилах этого хвостатого преждерожденного определенно течет яшмовая кровь! Во-первых, какая стать. - Сюцай взялся загибать пальцы. - Во-вторых, редкий для… э-э-э… кошки ум! Сообразительность, драгоценный единочаятель Лобо! Сообразительность прямо ошеломляющая! В третьих, я имел счастье наблюдать сего… э-э-э… кота в течение длительного времени, и для меня совершенно несомненны стали его крайне деликатные манеры, кои свойственны до особ высокородных скорее по происхождению, но не по воспитанию.
- Гм… - Баг поднялся, подошел к Судье Ди и стал пристально его разглядывать. Кот прервал туалет, но ноги не опустил, а внимательно уставился на хозяина, всем своим видом говоря: ну что? теперь понял наконец? и какая при этом разница, кто как умывается и какое место себе вылизывает? - Ну, Мирополк-Владибор и так далее, что ты нам на это скажешь?
- Мр-р-р… - сказал на это Судья Ди и вернулся к своей лапе.
- Да-а-а-а… Штука… - опускаясь на стул, задумчиво почесал подбородок Баг и с отвращением ощутил под пальцами пятидневную щетину. - И что же теперь? - вопросительно поднял он глаза на Елюя.
- Ну… - Тот пожал плечами и уже более уверенно взялся за чашку. - Я считал, вы должны знать… - Сюцай смутился. - Я никак не мог удержаться от попытки доставить вам, драгоценный преждерожденный единочаятель, толику удовольствия, а быть может, и радости… В последнее время я сделал такие успехи в работе с электронными базами данных! Оказывается, и у наших четвероногих друзей есть родословные. Не только у кошек и собак. Попадаются, знаете ли, даже знатные хомяки…
- И давно вы… ну… все это?..
Сюцай кивнул.
- Давно. Примерно с полгода назад… - Тут Елюй снова замялся и с каким-то новым выражением робко взглянул на Бага. - Прошу нижайше прощения у драгоценного преждерожденного, что не решился доложить о своих открытиях раньше, но… раньше вы были… - Он смущенно уткнулся в чашку, а Баг чудом не покраснел. - Раньше мне никак не предоставлялось удобного случая, поскольку вы, драгоценный единочаятель, были загружены важной работой, а я, ничтожный, не осмеливался вас тревожить, - все ж таки найдя способ выкрутиться из неловкой ситуации, с видимым облегчением протараторил сюцай.
Баг некоторое время молчал, собираясь с духом: видит Будда, а он-то в наивности своей думал, что надежно отгородился от внешнего мира крепкой дверью своей квартиры!
- Спасибо вам, драг еч, - сказал он с чувством. - Спасибо, - повторил он, крепко пожимая Елюю руку. - Я восхищаюсь вами. Правда.
- Ну что вы, драг еч Лобо… Что вы… Ведь еще наш Учитель говорил: тот, кто пренебрегает чаяниями ближнего, никогда не возвысится до чувств благородного мужа, а тот, кто понял ближних, не может оставаться равнодушен к соседям.