Город гениев
Родина великой эпохи известна сегодня любому школьнику. Это Флоренция – город гениев и мастеров, благодаря которым на ее улицах, среди дворцов и площадей когда-то начиналась История. Давным-давно, за тысячу лет до нашей эры, здесь появились древние этруски. Они построили свой город и храмы на склоне одного из холмов – во Фьезоле, потому первое поселение на месте нынешней Флоренции было этрусским.
Позже, во времена Юлия Цезаря, здесь расположился римский военный городок. Своей покровительницей римляне избрали Флору – богиню цветов, весны и возрождения. А город назвали Florentia, что означает цветущая.
Как писал Данте:
Природа здесь не только расцветала, Но как бы некий непостижный сплав Из сотен ароматов создавала…
Немногочисленные средневековые башни Флоренции высятся сегодня посреди ренессансных дворцов и домов, словно одинокие рыцари в стане Возрождения. Они напоминают о суровых временах, когда город терзали бесконечные войны и политические интриги. Трудно поверить, что на этих узких улочках, выводящих сегодня на элегантную набережную Арно, когда-то без счета умирали люди от голода и от чумы, в водах реки отражались зарева частых пожаров, баррикадировались в своих средневековых домах- башнях кипевшие смертельной враждой гвельфы и гибеллины.
Но несмотря на хаос и войны, Флоренция никогда не переставала жить мечтами о новой жизни. И весенний ветер истории принес ее дыхание на берега Арно, когда в XII веке в город цветов проникает новая поэзия певцов рыцарской любви – трубадуров Прованса. Самые изысканные и образованные тосканские поэты, такие как Гвидо Кавальканти, вдохновленные трубадурами, становятся учителями Данте.
Рождение в 1265 году великого сына Флоренции стало, возможно, предвестием ожидавшего город, да и всю Италию, чуда, которым затем будет восхищаться весь мир. В душе у флорентийцев вдруг пробудилась небывалая тяга к внутренней свободе и свету. Предприимчивые и не менее дерзкие, чем венецианец Марко Поло, флорентийцы пускаются в далекие путешествия, открывают свои торговые конторы по всему Старому Свету и даже в самых глубинах Азии.
Красноречивые спорщики и тонкие резонеры, флорентийские патриции служат при дворах разных государей Европы. В юбилейные дни 1300 года, которые привлекли в Рим 3 млн паломников, папа Бонифаций VIII был немало удивлен, обнаружив, что послы почти всех северных князей и даже монгольского хана были флорентийцами.
В XV веке центром и сердцем города становится собор Сайта Мария дель Фьоре – Девы Марии с цветком. Его называли коротко – Дуомо. Могучий, по-тоскански пестромраморный корабль с куполом красной черепицы – это и есть таинственный лик самой Флоренции. Его видно отовсюду. В том числе из бесчисленных улочек, которые все, как к центру, стекаются к Дуомо. Город, над которым возвышается знаменитый купол Брунеллески, уже не может быть ни Римом, ни Миланом, ни Венецией, а только Флоренцией.
"Природа дала ему малый рост и невзрачную внешность", – писал о Брунеллески Джорджио Вазари, но казалось, что само "…небо возжелало, чтобы Филиппо оставил после себя миру самое большое, самое высокое и самое прекрасное строение из всех, созданных не только в наше время, но и в древности". Собор был заложен в 1296 году по проекту Арнольфо ди Камбио. Денег в казне тогда хватало, и размахнуться решили не на шутку. Когда же опомнились, стены храма уже стояли, и теперь никто не знал, как закрыть их куполом – на 57-метровой высоте и при диаметре в 43 метра.
Четыре десятилетия собор простоял "без главы". Пока в 1409 году Филиппо Брунеллески не предложил свой оригинальный проект. Тогда он всем показался чистым безумием и не было никого, кто смог бы предварительными расчетами подтвердить или опровергнуть его состоятельность. Мэрия разрешила Брунеллески начать строительство, но под строгим надзором и контролем наблюдательной комиссии во главе со скульптором Гиберти. Тем самым, который когда-то победил Брунеллески в конкурсе проектов на изготовление бронзовых ворот для Баптистерия.
Очень скоро стало ясно, что даже в великой Флоренции, этом городе гениев, кроме Брунеллески, не было человека, способного воплотить столь грандиозный замысел. Но в самый ответственный момент строительства Филиппо сказался больным и на вопросы встревоженной мэрии по поводу продолжения работ отвечал не без иронии: "А зачем я вам нужен? У вас есть мой проект, у вас есть Гиберти с его надзорной комиссией, вот пусть они и строят". Гиберти пришлось публично признать, что, кроме самого автора, проект этот вряд ли кто реализует. Брунеллески получил полную самостоятельность.
Купол сразу признали шедевром. Спустя много лет Папа Юлий II, закладывая собор Св. Петра в Ватикане, попросил Микеланджело сделать для него купол еще больший, чем флорентийский, и услышал в ответ: купол Дуомо не то что превзойти, его воспроизвести невозможно. Слова Микеланджело оказались пророческими. Такой схемы для купола в дальнейшем уже никто не сумел применить, хотя в современной архитектуре идеи Брунеллески и сейчас используются при строительстве небоскребов.
Гению Брунеллески принадлежит не только самое грандиозное строение во Флоренции, но и уютная площадь Сантис- сима Анунциата. Здесь по его проекту был построен первый в Европе воспитательный дом для детей-сирот. А окаймляющие площадь греческие портики стали "новым образцом" для множества двориков и лоджий, построенных впоследствии не только во Флоренции, но и по всей Италии.
Имя еще одного титана – Боттичелли.
Дом, в котором жил вместе с родителями и братьями маленький Сандро Филипепи, можно отыскать недалеко от церкви Оньисанти. Здесь прошло детство будущего автора "Весны", "Рождения Венеры" и других полотен, ставших символами эпохи Возрождения.
Сначала Сандро учился ювелирному делу и чеканке монет у старшего брата, отсюда его прозвище Боттичелло – чеканщик монет. Но волею судеб мальчик попадает в мастерскую художника Филиппо Липпи и находит свое призвание в живописи.
Боттичелли вернул своим современникам античные мифы и посвятил их в таинства живой природы. Прохладный мрак Примаверы – аллегории Весны, некоторая призрачность сцены сродни гомеровским гимнам, в то время очень популярным во Флоренции. В них древнегреческие мистерии предстают в описании выхода души на свет после мрака Аида и обретения сил жизни.
В садах Примаверы распускаются цветы – розы, фиалки, маргаритки, белые орхидеи, золотятся плоды на деревьях. Все это и сегодня можно увидеть в окрестностях Флоренции. Но Боттичелли, рисуя с натуры, смотрел на природу другими глазами. Для него она была полна древних таинств и загадок, скрытого смысла и знаков узнавания. Цветы, усыпавшие темную зелень, сияют на ее фоне, как настоящие звезды на ночном небе. Те звезды, в которые, как верили друзья Боттичелли, превращаются души прекрасных дам, чтобы утешить своим сиянием оставшихся на земле печальных возлюбленных.
А вот в церкви Санта Маргарита на одноименной улице, по одной из легенд, впервые увидел свою Беатриче еще один гений – Данте.
В этом квартале прошла жизнь великого сына Флоренции. Во Флоренции Данте написал свою "Божественную комедию". Из многочисленных произведений великого поэта Возрождения Данте (цикл сонетов, канцон и баллад, философские и политические трактаты) самым значительным считается "Божественная комедия" – эпическая поэма в трех частях ("Ад", "Чистилище", "Рай") и 100 песнях, названная поэтической энциклопедией средних веков.
Данте Алигьери – легендарная фигура, человек, в творчестве которого проявились тенденции развития итальянской литературы и культуры в целом на века вперед. Его стиль отличается разрешением центральной проблемы средневековой лирики – взаимоотношения земного и небесного.
Если религиозная поэзия всегда призывала отказаться от земной любви, а куртуазная, напротив, воспевала земную страсть, то новый сладостный стиль, сохраняя образ земной любви, максимально его одухотворяет; он предстает как доступное чувственному восприятию воплощение Бога. Одухотворенное чувство любви несет с собой радость, чуждую религиозной морали и аскетизму.
В "Божественной комедии" личностное отношение автора к грешникам расходится с принятыми нормами божественного правосудия. Поэт практически переосмысливает средневековую систему грехов и наказания за них. Данте обращается к аристотелевской классификации пороков и преступлений, согласно которой поступок объявляется греховным не по смыслу, а по действию.
У него свой взгляд и на гордость. Он не отрицает, что гордость – "проклятая гордыня сатаны", соглашаясь с христианским толкованием этой черты. Однако внимание именно к этой черте характера знаменует новый подход к личности, раскрепощение от духовной тирании церкви. Гордый дух был присущ всем великим художникам Возрождения и самому Данте в первую очередь.
Изменение отношения к гордости влечет за собой изменение в восприятии земной славы. Данте неоднократно подчеркивает, что души умерших неравнодушны к памяти о себе на земле. Он отсылал римских пап в ад или в рай в зависимости от их поведения при жизни, а не от сана.
Гуманисты понимали освобождение мысли не только как преодоление зависимости от церковных догматов. Свобода виделась в преодолении зависимости от группового, коллективного сознания. Для свободной мысли необходима прежде всего личность. Такой взгляд был обоснованием индивидуализма, который становился характерной чертой эпохи. Молодая буржуазия могла уповать лишь на личные качества, на собственные ум, смелость, предприимчивость, которые ценились больше, чем благородство происхождения и слава предков.
Данте подарил Италии национальный язык и "Божественную комедию". И стал изгнанником. Победившие в политических интригах гвельфы изгнали бывшего соратника из города. Всю свою жизнь Данте провел вдали от родины, с негодованием отвергая предложения бывших гонителей, "даровавших" ему возможность вернуться в обмен на публичное покаяние.
Во Флоренции следы великого поэта почти неуловимы и вместе с тем отчетливо ощутимы. Не осталось старого дома-башни, в котором жил Данте. На его месте сейчас копия начала XX века – в ней находится музей поэта. Но если отправиться вдоль набережной Арно по узким улочкам, на одной можно найти место, где Боккаччо читал флорентийцам главы из "Божественной комедии". Или в Дуомо, чтобы увидеть всемирно известную фреску XV века: Данте в алом плаще с "Божественной комедией" в руках. Мраморный пиит у собора Санта Кроче в окружении львов и с могучим орлом у ног и сегодня поражает суровостью взгляда. Наверное, так смотрел он на картины ада, которые рисовала ему жестокость и иллюзорность мира, где он жил…
Город, безусловно, был одним из великих достижений Возрождения. Флоренция создавалась в основном представителями рода Медичи и, наверное, более, чем великие короли и торговцы, поддерживала растущее чувство индивидуализма и его безграничные возможности. Средневековый город предоставлял место лишь для горстки ведущих фигур.
Размер Священной Римской империи, как и размер любой империи, затруднял осуществление всех предприятий, кроме инициативы короля или вмешательства Папы. Город, однако, прекрасно подходил для неистовых экономических и культурных состязаний с очевидными и зачастую неожиданными героями и непредсказуемыми переменами фортуны. Он всегда предлагал анонимность, когда она необходима, и известность, когда она заслужена.
Леонардо
Небесным произволением на человеческие существа воочию проливаются величайшие дары, зачастую естественным порядком, а порой и сверхъестественным; тогда в одном существе дивно соединяются красота, изящество и дарование, так что к чему бы ни обратился подобный человек, каждое его действие носит печать божественности, и, оставляя позади себя всех прочих людей, он обнаруживает то, что в нем действительно есть, то есть дар Божий, а не достижения искусства человеческого.
Так начинает жизнеописание Леонардо да Винчи биограф Джорджо Вазари, который, по сути, повторил легенду, созданную в какой-то степени самим художником. Собственно, это отвечает и одному из главных принципов Ренессанса, его эстетики и философии, провозглашающему свободу человеческой личности, которая в своих устремлениях может уподобиться ангелам и даже Богу. Речь идет о сотворении человеком самого себя, о чем не раз говорил выдающийся мыслитель той эпохи Пико делла Мирандола.
Леонардо был незаконнорожденным сыном флорентийского нотариуса из городка Винчи. Среди его многочисленных записей автобиографического характера нет воспоминаний о детстве. Он покинул городок Винчи лет в шестнадцать, после того как отец отдал его для обучения в мастерскую известного художника Андреа дель Верроккьо.
Эта пора, вплоть до 30-летнего возраста, когда Лоренцо Медичи обратил внимание на молодого музыканта, изобретателя чудесной лютни в форме лошадиного черепа, и отправил его в Милан, покрыта тайной неведомого миру созревания универсального гения.
Похоже, Леонардо был в определенной степени самоучкой, которого во Флоренции не воспринимали всерьез. Но из его письма к герцогу Миланскому Лодовико Моро, одобренного Лоренцо Медичи, явствует, что "…его познания полезны и для ведения войны, а в мирное время в зодчестве, в устройстве каналов и водопроводов, а также в искусстве ваяния из мрамора, меди, глины. В живописи он может исполнить какие угодно заказы не хуже всякого другого, кто бы ни был".
Отъезд в Милан в 1482 году стал для Леонардо знаменательной вехой в его жизни. Остались позади годы ученичества, художник обрел свободу, о которой давно мечтал. Тем более что природа щедро наделила его и физической красотой, и силой, и всеми мыслимыми дарованиями, включая игру на лютне и пение, что особенно ценилось при дворе герцога Миланского.
Среди ранних работ Леонардо -? "Портрет Джиневры Бен- чи", от которого сохранилась лишь верхняя часть с удивительным пейзажем. Известно, что Джиневра 15 января 1474 года вышла замуж. Возможно, заказ портрета был приурочен к свадьбе, но работа Леонардо, как это обычно происходило, могла продолжаться еще долго. На портрете мы видим отнюдь не девушку семнадцати лет, невесту, а молодую женщину, чем-то потрясенную, с неподвижным взглядом и сжатыми губами на фоне символического пейзажа. Интересно, что на оборотной стороне портрета со всей тщательностью выписана эмблема Джиневры – веточка можжевельника, окруженная сплетающимися ветвями лавра и пальмы, которые оплетены лентой, с девизом: "Форма украшает добродетель".
"Портрет Джиневры Бенчи" – один из шедевров Леонардо да Винчи, полный сокровенного и даже священного смысла. Тогда же была написана картина "Мадонна с цветком", с нимбами над головой матери и ребенка. В ее позе такая свобода, какую редко удается передать в живописном произведении.
К числу высших созданий Леонардо да Винчи, к ренессан- сной классике в чистом виде можно отнести и "Мадонну Литту", созданную в Милане. Женский тип лица, присущий образам Леонардо, здесь схвачен практически идеально. Ничего лишнего. Красное платье и голубая накидка, гармонирующая с высоким небом в проемах двух окон, идеально подчеркивает подлинную красоту земной женщины, именно женщины эпохи Возрождения.
В Милане Леонардо, вращаясь в свете при дворе герцога, пишет портреты светских дам, живет на широкую ногу, заводит собственную конюшню, что не всегда позволяли средства, поскольку он по обыкновению часто затягивал работу, а то и просто не заканчивал, увлекаясь все новыми замыслами. По отношению к своим покровителям он чувствовал себя совершенно свободным. И все это было только проявлениями артистизма гениальной личности – как в жизни, так и в творчестве.
Подобным образом Леонардо относился и к Богу, которого упоминает в записях скорее в метафорическом или чисто поэтическом смысле. Сохранилось свидетельство Вазари, что в более поздних изданиях его "Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих" опускалась фраза: "И он образовал в своем уме столь еретическое учение, что не зависел уже ни от какой религии, желая быть более философом, чем христианином".
Леонардо, в отличие от Боттичелли и Микеланджело, словно не заметил Платоновой академии во Флоренции, что говорит, конечно же, не о его невежестве, а о самостоятельности мысли. Для неоплатоников смерть означает освобождение души из темницы тела и возвращение ее на родину, что вполне соответствует христианскому вероучению. У Леонардо, наоборот, смерть означает избавление и возвращение на родину элементов, которые освобождаются, когда душа перестает связывать их воедино.
"Так рассмотри, – пишет Леонардо, – надежду и желание вернуться в первое состояние, подобное стремлению мотылька к свету. Человек с непрестанным желанием и всегда с радостью ожидает новой весны, всегда нового лета, всегда новых месяцев и новых годов… И он не замечает, что желает своего разрушения; но это желание есть квинтэссенция, дух элементов, которые, обнаруживая себя запертыми душою, всегда стремятся вернуться из человеческого тела к своему повелителю".
У Леонардо все перевернуто: элементы оказываются носителями жизни, как у античных натурфилософов, а душа их запирает в человеческом теле. Но душа – активное начало. В самом деле, она подчиняет элементы, т. е. материю, и от видимого материализма ничего не остается.
…Больше 10 лет провел в Милане Леонардо, пока не получил исторический заказ исполнить на стене трапезной миланского монастыря Санта-Мария делле Грацие фреску "Тайная вечеря". То, что он не успел осуществить в замысле более ранней картины "Поклонение волхвов", теперь обретало душу в уникальном сюжете, к которому и ранее обращались мастера кисти.
"Тайная вечеря" в ее первозданном виде светилась яркими красками, отличаясь гениальной простотой классического стиля Высокого Ренессанса, которая затем проступит в творениях Микеланджело и Рафаэля. Среди первых зрителей был математик Лука Пачоли, друг Леонардо, автор труда "О божественной пропорции". Ученый писал в 1498 году: "Образ Спасителя исполнен со страстью и вдохновением. Невозможно представить себе апостолов более внимательными, когда они услышали страшную правду Его слов: "Один из вас предаст меня". Их позы и жесты показывают, с каким искренним удивлением, полным горя, они разговаривают. Так прекрасно своей искусной рукой изобразил это наш Леонардо".
Иное суждение принадлежит генеральному викарию кармелитов, который сообщал из Флоренции в 1501 году Изабелле д'Эсте, принцессе Мантуанской, портрет которой так и не был закончен: "Насколько я могу судить, жизнь Леонардо непредсказуема и прихотлива; кажется, он живет, как придется". Это проницательное определение, ибо ни при жизни, ни после смерти Леонардо никто так и не приблизился к пониманию его необъятной личности, которая оставалась закрытой даже в своих художественных и научных прозрениях.
Без всякого преувеличения необходимо признать, что способности и возможности Леонардо были сверхъестественными. Поневоле возникает мысль, а был ли он человеком вообще? Существует версия, что да Винчи мог проникать в параллельные миры, где черпал идеи своих многочисленных изобретений. В то время они действительно воспринимались как чудо. К примеру, в его "Дневниках" имеются наброски птиц в полете, для выполнения которых необходимо было располагать, по меньшей мере, кадрами замедленной киносъемки.