Глава 4 Муимбус и мбака
Сборы в дорогу заняли долгие полдня. Двигаться придется пешком, строительство плота было абсолютно лишено всякого смысла. Помимо того, что на это уйдет много времени, так еще и управлять им, заставляя плыть в нужном нам направлении, занятие в достаточное степени безнадежное.
И сразу встал вопрос с обувью. Потому что идти босиком по этим джунглям крайне глупо. Обувь же была только у Проухва. Не сомневаюсь, и он лишился бы ее, вот только размер его ноги настолько велик, что среди экипажа катласа просто не нашлось желающих.
Я с тоской вспомнил о своих сапогах. Легкие, прочные, удобные, они еще и пошиты были одним из лучших сапожников столицы.
Вообще, за своей внешностью и одеждой мне приходилось следить с особой тщательностью. Нет, никаких метро и юберов, просто я постоянно ловил мужские взгляды – что же такого она в нем нашла, чего нет во мне?
С женщинами проще, если без ума от него, значит, есть за что. Конечно же, кроме тех особ, что имели подходящих по возрасту и положению родственников мужского пола. И эти особы могли как бы невзначай заметить, что с моей внешностью, в отличие от дворцовых правил, что-то не так. Заметить таким образом, что Янианна могла услышать. Такое напрягало.
Прошка все порывался стянуть с себя ботфорты и отдать их мне. Ага, сейчас!
У меня из атрибутов, необходимых для того, чтобы войти в образ Кота в сапогах, нет ни шляпы, ни усов, только шпага.
Но ботфорты его пригодились. Из кожи, пошедшей на их голенища, с помощью иглы для штопанья паруса, вышло две пары вполне приличных пинеток для меня и Мариам.
Взять ли с собой 'Уродца', я раздумывал недолго. С одной стороны, таскать с собой кусок бесполезного железа, почти в килограмм весом, особого смысла нет. Пусть даже на 'Лолите', в моей каюте, имелась пара дюжин патронов для него, так до нее еще добраться нужно.
Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, только лишь благодаря револьверу мы и остались живы. Так пусть при он мне и останется, в качестве амулета, талисмана или оберега нашей удачи. С этими мыслями я и засунул револьвер в вещевой мешок, пошитый расторопной Мириам из куска всё того же паруса.
Я достаточно ясно представлял себе местность, ту, где мы оказались. Идти пешком вдоль побережья, тоже не было никакого смысла. Да и вряд ли мы сможем обнаружить в ближайшее время какое-нибудь селение, расположенное на берегу. Места пустынные, и на карте, насколько помню, не было обозначено ни одного. Отметки глубин были, несколько песчаных банок, но не более того. Карты выглядели не совсем как те, мне когда-то привычные, никаких тебе проекций, ни меркаторских, ни каких либо других, но были они достаточно подробны.
Я не изучал карту этой местности специально, так, пробежался по ней взглядом, на подходе к Гостледеру, будучи еще на кринтнере, больше из любопытства, но кое-что в голове задержалось.
Необходимо взять курс на юго-запад, и, таким образом, нам удастся значительно сократить расстояние до ближайших поселений. Затем следует пересечь Манойский залив строго на запад, поскольку Гостледер расположен на самой оконечности Эдуйского полуострова, далеко выступающего в воды Плиманского моря.
В путь мы отправились сразу после обеда, который представлял собой пару сухарей на всех и остатки вчерашней ухи. Накануне Прошка наловил так много рыбы, что часть ее даже пришлось оставить на месте нашей стоянки.
Впереди шел я, вооруженный двуствольным пистолетом и шпагой, за мной следовала постоянно что-то напевающая Мириам с узелком на палочке, положенной на плечо. Замыкал нашу скромную процессию Проухв, больше всего похожий на груженого верблюда, из-за многочисленных свертков и узлов, громоздящихся на нем.
Поначалу все было хорошо, наш путь пролегал среди кокосовых пальм, росших на песчаной почве. И, хотя ноги проваливались почти по щиколотку, двигаться было легко. Затем местность пошла в гору, мы перевалили невысокий холм и вот тут-то все и началось. Джунгли, настоящие джунгли, где шагу невозможно пройти без пары добрых ударов мачете. Одуряющая духота, мириады москитов, липкий пот и чуть ли не на каждом шагу паутина, почему-то всегда висящая на уровне лица.
Но это было только начало. Затем нам долго пришлось огибать чавкающее под ногами болото, полное то ли аллигаторов, то ли кайманов, один черт, зубастых и голодных.
Когда мы, наконец, выбрались на сухое место, Мириам повредила ногу острым сучком. Кровь удалось остановить тугой повязкой но ступать на нее она не могла.
Мириам так жалобно смотрела на нас, что я даже подумал:
'Господи, девочка, да как тебе пришла в голову мысль, что мы можем тебя здесь бросить'.
За время пути я не меньше сотни раз проклял себя за принятое решение идти напрямик. Если и получиться сэкономить три, четыре дня, то какой же ценой это дастся.
Там мы и заночевали, благо местечко оказалось подходящее, разделив ночное время с Прошкой пополам и по очереди сжимая в руках заряженный полуторной дозой пороха пистолет.
Всю ночь в темноте что-то ухало, визжало и рычало, заставляя оглядываться по сторонам и бросать в костер очередную охапку хвороста. К утру дрова начали катастрофически заканчиваться, и только внезапно показавшееся светило спасло от решения собирать их в обступившей нас полной темноте.
Следующим днем напоминали верблюдов мы оба, я просто загруженного, а Проухв еще и ездового, поскольку ему пришлось посадить Мириам на плечи.
Правда с местностью нам повезло, джунгли уступили место саванне, с высокой травой и одиноко стоявшими деревьями, очень похожими на баобабы.
Мириам быстро освоилась – применяя научный термин – с изменившейся высотой глаза наблюдателя и даже пыталась корректировать движение Проухва, крутя его голову или указывая курс рукой.
Прошка же шел весь красный, с неестественно вытянутой шеей и высоко задранным подбородком, желая не встретиться взглядом с голыми смуглыми коленками Мириам, показавшимися из-под сбившейся юбчонки.
'Привыкай Прошка – философствовал я – это бремя всех женатых мужчин. Мне и самому в скором времени придется такое испытать и почувствовать'.
Затем Мириам принялась о чем-то его уговаривать, шепча на ухо и даже целуя в макушку.
Когда по окрестностям пронеслось могучее Прошкино 'иго-го' спугнувшее птиц с ближайших деревьев и заставившее затрещать кусты справа по курсу, я ничком упал в высокую траву и долго не мог заставить себя подняться. Когда я, наконец, сумел встать на ноги и посмотреть на Проухва и на сидевшую с довольным видом у него на шее Мириам, то рухнул снова.
Когда умудрился подняться снова, мне сразу стало не до смеха, потому что обнаружил крайне неприятную картину – нас окружали люди.
Смуглые тела этих людей были покрыты сложными цветными узорами из красно-бело-зеленых полос, а кучерявые волосы окрашены в желтый цвет. В руках они держали длинные копья а глаза их не выражали ничего хорошего. Моя рука медленно потянулась к рукоятке пистолета.
Не такие они уж и дикари, эти люди: наконечники копий выполнены из металла, одеты не в травяные юбки, в носовой перегородке не торчат украшения из кости. И самое главное, на мой жест они отреагировали сразу, пригрозив копьем – мол, это лишнее движение, охолони.
С Прошкиных плеч сползла Мириам, сразу опустившись на землю, следом, едва ее не накрыв, упала его поклажа. Сам же он встал ко мне спиной, так что Мириам оказалась между нами. Прошка повел плечами, как бы разминая их, перехватывая багор в обе руки. Он так и не бросил его за время пути, вооружившись им сразу же после того, как мы причалили к берегу, лишь выстрогал новый черенок, прежний показался ему коротким и тонким. С новым, длиной в его рост с вытянутой вверх рукой и толщиной с запястье крупного мужчины, багор смотрелся очень внушительно, хотя и в таком виде ему было далеко до балота, любимого оружия Проухва, представляющего собой гибрид японской нагинаты и древнерусской совни.
Вот и стояли, глядя друг на друга, мы и повстречавшиеся нам так внезапно люди.
Затем один из них, широкоплечий крепыш, из тех, что поперек себя шире, предложил обмен. Он помахал в воздухе бутылкой, сделанной из грушевидной тыквы, в которой что-то забулькало, и указал ею на девушку, махнем не глядя?
Я отрицательно поводил головой, надеясь, что этот жест им понятен, и в свою очередь ткнул пальцем в немалую кучку чьего-то довольно свежего помета, удачно расположенного неподалеку – разве что на это.
Глаза крепыша мгновенно налились бешенством, и сразу же он белозубо рассмеялся: неужели не страшно?
Да как тебе сказать? Не то чтобы страшно, попросту неприятно, что это случится так глупо, пронеслось в голове.
Затем все окружающие нас люди как по команде опустили копья. В голове снова пронеслось – вдруг это уловка, чтобы мы расслабились, и они смогли избежать лишних жертв. Но нет, незнакомцы рассыпались на несколько групп, одна из которых извлекала из ближайших кустов тушу животного, больше всего похожую на крупную газель.
– Так это же на их телах камуфляж! – догадался я. – Вполне разумное решение при здешнем климате, наносить его сразу на кожу. И расцветка удачная, вон как они сливаются с растительностью, только на открытой местности их и разглядеть.
Дальше мы пару часов следовали вместе с ними. Причем не под конвоем, а как бы в составе группы. Солнце уже пряталось за верхушки самых высоких деревьев, когда мы, наконец, пришли.
Деревенька туземцев, имела всего пару десятков хижин, крытых связками тростника. Сами хижины стояли на сваях, хотя до ближайшего источника воды было далековато. Сваи были невысоки, и, чтобы забраться в хижину, достаточно преодолеть всего лишь несколько ступеней.
'Наверное, такое предназначено для сезона дождей, которых здесь два и каждый продолжается не меньше месяца. Да и снизу поддувает, вон, пол какой щелястый, что в здешнем климате тоже немаловажно' – исследовал я предоставленное нам жилище.
Спартанская обстановка хижины нисколько не напрягала. Сплошной ряд лежанок вдоль трех из ее стен и небольшой стол под проемом в стене, должно быть изображающим окно. Вот с ним совсем уж непонятно, для чего он тут нужен, ведь ни очага, ни даже посуды не было. Да и в окошке особой надобности нет, удобней посмотреть сквозь щели в стенах, между трубками бамбука, пошедшими на их изготовление.
Ладно, будем считать это гостиничным номером где-нибудь в глубинке, там тоже, как правило, ничего подобного не наблюдается. И класс примерно соответствует.
Просидели мы там недолго, я лишь успел поменять повязку на ноге Мариам, а она, в свою очередь, осмотрела Прошкины раны, как мне показалось, немного по-хозяйски, потому что крутиться его заставляла довольно бесцеремонно.
Затем прибежал мальчишка и знаками куда-то нас пригласил.
Как оказалось, на ужин. Мне даже в голову не пришло оставить оружие в хижине, с чего бы это. Я засунул за пояс пистолет, взял в руку шпагу в бамбуковых ножнах, сооруженных еще в самом начале путешествия. Прошка вооружился мачете, выглядевшим в его руках кухонным ножом, поставив свой багор возле входа в хижину, поскольку внутри ему места не нашлось. Затем уже привычно подхватил на руки Мириам, и мы пошли.
Ужин удался на славу. Крепыш, которого звали Муимбус, оказался вождем этих людей, был на редкость веселым малым. Что даже удивительно, ведь обычно начальники всегда носят на себе кисло-строгое выражение лица. Наверное, такое приходит вместе с цивилизацией, решил я.
Он усадил нас недалеко от себя и постоянно предлагал нашему вниманию какие-то блюда, расположенные на застеленных вместо стола огромных листьях с толстыми мясистыми черенками. Особое внимание Муимбус уделял почему-то Мириам, отчего Прошка имел довольно таки мрачный вид. Мириам принимал знаки внимания благожелательно, но у нее была своя задача.
Дело в том, что местные женщины проявляли к нам свой искренний интерес.
С этим-то все понятно. Женщина – продолжательница рода человеческого, и ее интерес к иностранцам сугубо утилитарный, осознает она этого или нет, заложенный на уровне генов, с целью иметь здоровое потомство.
Мириам то и дело просила Прошку что-нибудь ей передать, либо же сама подкладывала ему, то, что считала необходимым. Один раз даже нежно погладила его по щеке, отчего тот принял совершенно идиотский вид. Я еще тогда подумал, неужели и у меня такой же, когда Яна гладит мое лицо. Еще она запретила ему пить что-то мутно-белое, но довольно приятное на вкус и слегка дурманящее голову.
Словом, всячески показывала окружающим, что это ее собственность, и она никому Проухва не уступит.
Наши новые друзья пили мбаку, так назывался этот напиток, сколько душа пожелает и дело закончилось танцами при свете огромного костра. В этом мы участие не принимали, но поглазеть было приятно. Особенно на танцующих женщин, поскольку одежды на них был приятный минимум.
И Мириам увела Прошку в нашу хижину. Вернее, уехала на нем.
Во время одного из таких танцев Муибус подвел ко мне танцовщицу, молодую девушку, держа руку у нее на затылке, и подтолкнул ее ко мне. Красивая фигура и огромные глаза были хорошо заметны даже в отблесках далекого костра.
Я приложил раскрытую ладонь к сердцу, затем к голове и извиняюще развел руки, желая показать, что голова моя занята той, которую любит мое сердце.
Муибус хмыкнул, повел плечами и шлепком пониже поясницы отправил девушку обратно в круг танцующих.
Надо сказать, девушка не имела разочарованный вид, что меня даже немного расстроило. Затем мне пришла в голову другая мысль.
Все дело, наверное, в том, что нельзя же вот так, просто подчиняясь приказу старшего. Должно же быть немного романтики, гуляния под луной, красивого ожерелья из сверкающих ракушек, в конце концов. Она же свободная девушка свободного народа.
Успокоив себя такими мыслями, я тоже отправился спать.
Войдя в хижину, я первым долгом строго посмотрел на Мириам с Прошкой. Никакого блудства за своей спиной не допущу, я и сам не такой. Но как будто бы нет, Мириам спала, тихая, как мышка. Прошка, устроившись на животе на противоположной от нее лежанке, посапывал, даже не проснувшись при моем прибытии.
Засыпая, я думал о том, что неплохо бы получить проводника до ближайшего поселения. Вот только как озвучить свои пожелания без знания их языка, и чем заплатить?
Глава 5 Тунлоский язык
Среди ночи я проснулся от какого-то шума, доносившегося сквозь тонкие стенки хижины.
Прошка был уже на ногах и стоял, согнувшись в проеме двери, прочно их закупорив. Снаружи раздался рев, оборвавший звучавший на очень высокой ноте визг. Затем шума резко прибавилось. Тревожные голоса мужчин, опять чей-то рык, снова женский визг, к которым добавились испуганные крики детей. Я выскочил на улицу, уже привычно держа пистолет в левой руке, потому что правая была занята тесаком. Почему-то сейчас он показался мне надежнее шпаги. Слева расположился Проухв, белея еще не успевшим потемнеть древком от багра. Темно, черт побери, небо хмурилось еще с вечера и сейчас можно было разгадать только смутные тени.
На слух не понять ничего, но на нападение не похоже. А похоже это… больше всего это было похоже на то, как будто в деревню ворвался крупный хищник и сейчас метался по ней, вызывая панику среди женщин и яростный рев у мужчин. Глаза немного привыкли к темноте, и предметы приобрели более отчетливые очертания.
– За мной – коротко бросил я Прошке и сам бросился туда, где раздавался весь этот шум. Встретились мы на полпути. Что-то огромное прыгнуло на меня, когда я пробегал миом двух стоявших почти вплотную друг к другу хижин. И мне оставалось только вытянуть обе руки в ту сторону, с ужасом понимая, что выстрелить не успеваю. Спас меня Прошка, подставив острие своего багра навстречу зверю, уводя его в сторону. Зверь приземлился на бок и тут же рывком встал на лапы, разворачиваясь. И Прошка крюком багра, дернув за его ручку, снова повалил его на бок, давая мне то мгновение, что необходимо для выстрела. Я попал, потому что хищник дернулся, заваливаясь на другой бок. Ранение оказалось не смертельным, и следующий мой выстрел поймал его уже в полете. Наверное, все сложилось бы чуть удачнее, будь в стволах обычный заряд пороха. Но выстрел с полуторным зарядом дал такую отдачу, что наведение пистолета после первого выстрела на цель, заняло чуть дольше времени, чем было необходимо. Второй мой выстрел тоже не прошел мимо и все же распластавшегося в прыжке хищника остановить не смог. Но на его пути встал Проухв держа багор поперек вытянутыми руками. Я ударил тесаком упавшего на землю зверя, целясь в голову, затем Прошка воткнул в него острие багра. Подскочивший Муимбус вонзил в тело все еще дергающегося зверя длинный и широкий наконечник своего копья, провернул его, затем выдернул и с хекающим криком ударил еще два раза. Все. Тело было неподвижно.
И тут Муимбус начал ожесточенно пинать мертвого зверя, яростно что-то крича срывающимся голосом.
Затем он уселся на землю и его поникшие плечи часто вздрагивали.
Из темноты осторожно приблизилось несколько человек, один из них потрогал мертвую тушу копьем и они поволокли ее на расположенную посреди деревню площадку, туда, где еще вечером горел огромный костер, и было так весело.
Утром мы рассматривали мертвого зверя. Он был огромен, и даже мертвый внушал страх.
Женщины, собравшиеся на площади, боялись подходить к монстру, и рассматривали зверя издали, обсуждая ночные события.
Даже некоторые из мужчин опасались приблизиться к нему ближе определенного расстояния, которое сами же и определили.
Несуразно огромная голова с огромными желтыми клыками и короткой черной щеткой на загривке, куцый голый хвост, заканчивающийся кисточкой. Тело с непомерно широкой грудью, покрытое бурой шерстью с рыжими пятнами подпалин… Я не видел такого зверя раньше, и в моем мире их не было точно. Разве что когда-то давным-давно они вымерли.
В деревне погибло пять человек, еще несколько получили серьезные раны. И среди погибших была мать Муимбуса.
Что нужно было этому монстру в деревне, ведь он пришел не охотиться? Или у него волчья повадка, ведь те, когда начинают резать беззащитное овечье стадо, становятся такими пьяными от крови, что все не могут остановиться.
Я оглядел тушу. Вот следы от ударов копья Муимбуса, вот от Прошкиного багра.
Вот отметина от моего первого выстрела, пуля пробила левую переднюю лапу.
От второго выстрела осталась кровавая полоса на лбу, видимо пуля срикошетила от лобной кости. Да уж, Проухв, я опять должен тебе жизнью.
Сам Прошка отделался глубокой царапиной через всю грудь, оставленной когтем зверя и этой раной перед Мириам он мог гордиться.
Когда Мириам обрабатывала ему рану, она посадила его на лавку, но даже в таком положении возвышалась над ним едва на голову. Она хлопотала вокруг него, приговаривая – букашечка мой – а Прошка откровенно млел. И вид у него был такой, что он готов один выйти на этого зверя, лишь бы все это повторилось. Затем их идиллия закончилась, потому что Мириам потребовала у него снять штаны, чтобы осмотреть раны и там. Тут я тактично вышел.
Объясниться с Муимбусом мне удалось достаточно легко с помощью жестов и рисунков на земле. Он не выглядел уже таким весельчаком, как еще вчера, но на его лице не было и тени смущения, от того, что люди видели, как он рыдал, горюя о своей погибшей матери.