– Знаете, я ведь, когда школьником был и читал книги по истории Отечественной войны еще восемьсот двенадцатого года, считал, что квартирмейстер в армии был тем, кто определял, кому из офицеров и солдат, где останавливаться на постой, – признался Соболевский. – Нынешние квартирмейстеры, выходит, высшие офицеры генерального штаба, выпускники академии?
– Я любил возиться с картами, – согласно кивнул головой бывший квартирмейстер царской армии. – Так вы в Харбин направляетесь? Там русские собираются чаще всего в кафе-шантане "Бомонд" или в "Яре". Большое смешение народов происходит.
– Хорошие места? – ушел от вопроса Соболевский.
– Сейчас уже не те, что раньше, но мы там кое-что узнавали. Сами понимаете, горячительные напитки многим языки развязывали во все времена.
– Вы на будущее что-то планируете? В ближайшее время нужно будет в основном отслеживать текущую ситуацию, – поделился своими мыслями Рудольф.
– Предложу, чтобы мне санкционировали переезд в Шанхай, у меня там деловые контакты, я все-таки оказался неплохим предпринимателем. Говорят, в роду у нас и купцы были.
Сошников сделал заказ и почти молниеносно на их столе появились тарелки с мелкими кусочками свинины в красноватом соусе с какой-то "ошпаренной" зеленью. Из небольшого фарфорового сосуда девушка налила в их крошечные стопочки сливового вина.
– Рудольф Андреевич, я тут подготовил одну небольшую записку, надо бы срочно предпринять действия по ней, – произнес Игорь Николаевич, когда они немного перекусили.
– Насколько срочно?
– Да сразу же! Я указал, где находится известный вам атаман Семенов, этого преступника нельзя упускать, на нем столько крови!
– Хорошо. Тогда давайте сразу подвезите меня к нашему штабу. Придется потревожить кое-кого, но атаман Семенов слишком хорошо нам известен, тут вы правы. Упускать его никак нельзя.
Слова "срочно" и "сразу", разумеется, не предполагали, что собеседники тут же встанут из-за стола. Они допили чай, причем на вкус Соболевского, лапсанг был каким-то "странноватым" – отдавал дымом торфяника. Но, что поделать, это и есть настоящая китайская классика.
* * *
При входе в штаб Соболевский предъявил удостоверение, которое долго и внимательно изучал, только что на просвет не смотрел, дежурный старшина. Наконец, убедившись, что все в порядке, он еще раз с ног до головы оглядел Соболевского, одетого в гражданский костюм и, возвращая документ, козырнул. – Все в порядок, товарищ полковник! Проходите! – Соболевский прошел внутрь, нашел нужный кабинет, представился и передал офицеру записку Сошникова.
Только начав читать, офицер озабоченно посмотрел на Соболевского.
– Источник?
– Проверенный. Заслуживает доверия. Прошу зашифровать и срочно довести до сведения, – до сведения кого конкретно следует "довести" Соболевский не стал уточнять. По роду службы офицеру об этом было известно.
Суть сводилась к тому, что в сорока километрах от поселка Какасаши, что рядом с Дальним, на берегу залива находится поместье, в котором проживает вместе с семьей атаман Семенов. Охрана у него небольшая, но, учитывая тесные связи с японцами, не исключено, что, понимая свою возможную судьбу, Семенов вместе со своими ближайшими помощниками попытается скрыться.
Сообщение было быстро зашифровано и с отметкой "Срочно!" отправлено по нескольким адресам, прежде всего начальнику разведки шестой армии.
* * *
"Наверное, будет лучше, если Сошников действительно переберется в Шанхай, – думал про себя Соболевский, когда возвращался в гостиницу, где его разместили вместе с еще недавно прилетевшими двумя десятками офицеров и бойцов охраны. – Здесь ему оставаться может быть опасно, могут и не разобраться, кто он и что, сойдет за белогвардейца и, – короткий разговор. Пересидит в Шанхае, а оттуда, как сам захочет – хоть обратно, хоть в Австралию, а может и куда в Бразилию, или Аргентину. В общем, на глобусе много мест. С его связями он везде устроится. И нас такой расклад тоже устроит…".
* * *
Наутро Соболевский снова наведался в штаб, составил подробный отчет о встрече с Сошниковым, передал его в оперативную часть, справился, нет ли для него "почты". Дежурный, обрадованный тем, что не нужно разыскивать "московского полковника", вручил телеграмму, которая поступила час назад и только что была расшифрована. Соболевскому предписывалось ближайшим самолетом вылетать в Читу вместе с капитаном Никитиным. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что там Пу И, а он, вероятно, захотел, чтобы рядом находились офицеры, обещавшие ему безопасность. Тем более, что вместе с императором отправили, правда, другим самолетом и японских генералов.
Сделав в штабе необходимые отметки в командировочном предписании, Соболевский заехал в гостиницу, быстро собрал вещи и, сбежав по ступенькам вниз, уселся в поджидавший его "виллис".
– Куда теперь, товарищ полковник? – спросил Соболевского водитель, веснушчатый рядовой Леша.
– На аэродром, Алексей! И с ветерком давай! – бодро скомандовал Соболевский.
– Есть, с ветерком! С ветерком, это – хорошо, – вдавил педаль газа рядовой Леша. – С ветерком, это нам полезно!
– Э, товарищ рядовой, – всмотревшись пристально в лицо Алексея, – укоризненно заметил Соболевский. – Что праздновал, докладывай!
– Что, так видно? – огорчился водитель. – Да это все вчерашняя "змеёвка"! Мало что они её из рису гонят, так еще и гада туда живого засовывают.
– Ну, на счет живого гада, это ты не прав, – рассмеялся полковник. – Только меру знать надо! А вообще такая настойка очень даже полезная вещь. Потенцию повышает.
– Чего потенцию? – не понял Леша.
– Всего, рядовой, потенцию. И активность половую твою.
– Потенцию? Так она у меня и без змей за два года такая, драконовская! – грустно возразил Леша.
– Ничего, скоро демобилизуешься и домой вернешься во всеоружии, так сказать, – обнадежил его Соболевский.
* * *
Вместе с ними должны были лететь в Читу несколько человек, которые принимали участие в операции. Один из них был с чемоданом и к тому же в штатском.
– Все, закончилась моя командировка, теперь дома буду, – не без удовольствия и гордости сообщил он Соболевскому. – Завершив долгий путь, так хорошо оказаться дома.
– Владеете китайским? – поинтересовался Рудольф.
– Японским, а китайским – так себе.
"С японским долго тебе дома сидеть не придется, работы будет много", – прикинул Соболевский, но вслух ничего не сказал.
* * *
Через несколько дней, прожитых в Молоковке, впервые за последние годы Пу И не опасался за свою жизнь. Он понял, что сделал правильный выбор, когда показал взглядом советскому офицеру на аэродроме в Мукдене, что не хочет, чтобы его передали японцам.
Военный санаторий "Молоковка" находился километрах в двадцати от Читы. Сюда с военного аэродрома машинами доставили Пу И вместе со свитой. Место оказалось уединенным, можно сказать, глухим. Встречавший его офицер через переводчика торжественно объявил императору, что он арестован. "Ну, вот – еще раз!" – грустно подумал Пу И, кивнув в знак согласия. На самом деле офицер сообщил Пу И, что отныне тот под домашним арестом. Затем, уже не так торжественно, последовало странное предложение оправиться и выйти к обеду.
На столе было много блюд с незнакомой едой. Водка. Понять русских он еще не мог – прямо-таки какой-то торжественный банкет в честь приезда арестанта. В какой-то момент Пу даже решил, что здесь и будет конец его жизненного пути. Вежливо и осторожно отпив маленький глоточек предложенной водки, сдержался, чтобы с шумом не выдохнуть. Но рюмку отставил подальше, давая понять, что больше не будет. Приятное тепло расслабило. И теперь он начинал думать, что все не так уже плохо складывается. И сам жив, и свита, и жен обещали вскоре привезти.
Император решил опередить события и 3 сентября, удивленный, что его никто не допрашивает уже который день, попросил, чтобы советские офицеры выслушали его информацию. Собралось несколько человек, у всех офицерские погоны. Кто-то владел японским и русский майор удивился, что император не знает этого языка. Так что с китайского переводил молодой русский лейтенант, которому в помощь были выделены еще четверо – трое славянской внешности, а четвертый – китаец.
Переводчикам пришлось потрудиться – они не только переводили с китайского, но и записывали рассказ о событиях после 9 августа.
– То, что СССР вступил в войну с Японией, оказалось для нас огромной неожиданностью, – рассказывал Пу И.
Пу находился в Чанчуне в резиденции, когда вдруг появились самолеты – сначала они подумали, что это американцы, но разглядели красные звезды. На второй день, когда самолеты прилетели вновь, пришлось прятаться в убежище – русские ведь не могли сверху различить, где японские войска, а где император. После этого Пу И ложился спать одетым, в кармане постоянно был пистолет.
Генерал Ямада, который командовал Квантунской армией, отдал приказ перевезти Пу И и остальных китайцев в Тунхуа, чтобы они не оказались в плену у советской армии. 13 августа прибыли в Тунхуа, а 15-го император Хирохито заявил о капитуляции Японии. В этот же день Пу И отрекся от императорского престола.
В Тунхуа японцы предложили ему в одиночку вылететь в Японию, но тут уже бывший император заупрямился – только вместе с восьмью верными до гроба людьми он согласился сесть в самолет. Под винтовками их привели к самолетам, где была японская охрана, и машины взяли курс на Мукден. В Мукдене их "юнкерс" совершил посадку для дозаправки. Императора со свитой разместили в здании аэропорта. А потом внезапно прилетели русские самолеты. Японцы настаивали на отправке Пу И в Японию, но советский офицер, по-видимому, главный, не спешил соглашаться, надо, мол, знать мнение самого бывшего императора. Тогда Пу И взглядом и показал ему, что предпочитает не лететь в Японию. Офицер – он был в звании полковника с новенькими погонами, жестко заявил, что император не летит в Японию. А тут появился и тот самый круглоголовый, подтянутый генерал-майор, выслушал короткий доклад полковника, кивнул императору и четко распорядился сажать Пу И со всей свитой в большой транспортник с красными звездами. Обсуждать что-либо с японцами он не хотел. Потом император рассказал советским офицерам все, что ему было известно о месте разработки химического оружия. И на принесенной карте он даже показал предполагаемое место.
Большую часть из того, что рассказал бывший император, офицеры уже знали, но рассказ слушали внимательно, кивали, соглашаясь. Обращали внимание на разные мелочи, уточняли детали. Они были профессионалами высокого класса, а для таких людей все важно.
Глава четвертая. Ландшафт после битвы, или сановный садовник
Япония. Апрель, 1939 год
…Почему выбрали его, мастер не знал, но было приятно – все-таки заказ от императора кому-либо не дадут.
В последнее время он сделал несколько мечей, и они сразу же были куплены знатоками. А слухи везде распространяются быстро, так что и до императорского дома дошли. Кроме меча из Токио ему вряд ли могли что-то иное заказать. Меч – это вершина для кузнеца, а, поднявшись на вершину, настоящий мастер не будет опускаться до какого-нибудь незначительного дела, скажем, кухонных ножей или вилок для европейцев. Да и заказчик должен уважать того, к кому он обращается.
"Интересно, для кого меч?" – подумал мастер Мияири, принимая пакет с красивыми печатями.
* * *
– Генри, – обратился Рудольф к Пу И, вспомнив, что теперь уже бывший император, сам предложил называть его английским именем, когда они будут встречаться, – Нам надо немного поговорить.
Соболевский показал рукой на скамейку у дорожки. Пу И в свою очередь показал своим спутникам, что он будет разговаривать с советским полковником вдвоем.
– Через несколько дней мы перевезем вас в Хабаровск, там будут нормальные условия, беспокоиться будет не о чем. Я думаю, что будет хорошо, если вам дадут книги, чтобы вы лучше понимали Советский Союз.
– Это соответствует нашим желаниям. Сейчас я думаю о том письме, которое напишу господину Сталину. Я хочу, чтобы он знал, каким правильным было решение привезти нас сюда.
Лукавил китаец или говорил искренне, понять было невозможно.
– Хорошо. Если ты захочешь посоветоваться со мной об этом письме, то я готов тебе помочь, – Рудольф ничем не рисковал, предлагая такое сотрудничество.
С минуту они помолчали, словно обдумывали сказанное. Ведь слова сказанные, подразумевают затем и действия.
Император улыбнулся и показал, что он доволен разговором. Он узнал о предстоящем переезде, получил одобрение на письмо Сталину, а какие книги им привезут, было не столь важно.
* * *
Посол Соединенных Штатов Аверел Гарриман встречался с Вячеславом Михайловичем Молотовым много раз и иногда пытался озадачить его неожиданным вопросом, чтобы посмотреть, какой на этот раз будет реакция наркома иностранных дел. Но тот всегда держался непроницаемо: то ли такая устойчивая психика, то ли он был всегда готов почти ко всему. На его округлом лице ничего нельзя было прочитать. "Интересно, он играет в карты? – вдруг подумал посол, – Хотя, откуда у него время на карты?! А ведь он был бы хорошим игроком в покер".
После обычного вступления посол задал вопрос, который был продиктован из Вашингтона: правда ли и, если "да", то на каком основании в Советском Союзе в плену находится император Манчжоу го Пу И? Все-таки эта страна в войне против СССР не участвовала, Советский Союз ее не признал и войны ей не объявлял.
Атташе, сопровождавший посла, переводил фразу за фразой, в таких переговорах синхронный перевод не требовался. Так что у собеседника было время подумать над ответом.
Вячеслав Михайлович снял пенсне, протер стеклышки платком, мягко улыбнулся. Он открыл большой коричневый блокнот, перелистал несколько страниц и спокойно произнес.
– Пу И, как и его младший брат Пу Цзе, не находится у нас в плену, они размещены в санаторных условиях на Дальнем востоке. Санаторий называется "Молоковка", там какая-то очень полезная минеральная вода, она так и называется, и мы взяли его под защиту, – Молотов отвечал на вопрос на русском и дежурная переводчица – миниатюрная темноволосая женщина средних лет, которую посол иногда видел, переводила за ним слово в слово. – Действительно, у нас нет отношений с этим как бы государством, мы рассматриваем его по-прежнему, как часть великого Китая. Что касается Пу И, то он был близок с японцами, хотя, действительно, на их стороне в военных действиях не участвовал. Теперь, когда война закончена и вскоре в Токио начнется суд над военными преступниками, его свидетельства могут представлять определенную ценность для раскрытия истинной сущности японского милитаризма. Кстати, в Молоковке их не допрашивают, с ними беседуют, кое-кто им даже сочувствует.
– Как я понимаю, император и его приближенные почти в раю, – позволил себе легкую иронию посол. – К счастью, на земле. Но кто ему может угрожать? – скорее для формальности задал очередной вопрос посол.
– Для начала, те, кто боятся его показаний. Во-вторых, в самом Китае немало экстремистов, которые при одном слове "император" готовы схватиться за оружие. Быть китайским императором – не слишком-то завидная доля, как, впрочем, в любой стране быть главой – очень тяжело, а порой и опасно. Кстати, насколько мне известно, никаких ограждений, а, тем более колючей проволоки, там нет. В санатории есть врачи и медсестры, так что, надеюсь, ни у Пу И, ни у кого-то из его спутников со здоровьем не будет проблем.
Ответ был исчерпывающим, а потому заговорили о других текущих делах.
Через два часа после возвращения в посольство, атташе принес послу стенограмму беседы. Посол быстро набросал текст телеграммы в Вашингтон, которую забрал вызванный шифровальщик.
Вывод, впрочем, можно было сформулировать одной фразой: русские готовы доставить Пу И в Токио для дачи свидетельских показаний, когда это потребуется для международного трибунала. До этого из Советского Союза бывший император никуда выехать не сможет.
* * *
В конце июля 1946 года Соболевского вызвал к себе генерал Гнап. Рудольф пришел в тот же самый кабинет, где он получил первое "китайское" задание. Только теперь вызов был на пять вечера, и он был у хорошо знакомой двери без пяти пять. Москву накрыла удушающая жара и, чтобы хоть как-то поступал свежий воздух, генерал держал открытой форточку. Но делал это он только, когда сам находился в кабинете. Генерал вернулся откуда-то лишь недавно, и в кабинете все еще стояла духота. Гнап успел только снять галстук.
– Вот Рудольф, новое тебе поручение, – улыбнулся с хитрецой генерал. – Надо встретиться с твоим старым знакомым – китайским императором, хотя он уже и отрекся. В Кремле принято решение, что в знак поддержки позиции союзников имеет смысл привезти Пу И в Токио на Международный военный трибунал. Конечно, только в качестве свидетеля. Ни на что другое мы не согласны.
– Мы с ним говорили в Молоковке, причем он сам тогда захотел встретиться с нами, – припомнил Соболевский. – Я тогда же отправил документы в Москву.
– Правильно. Вот на основании этих документов и было решено продолжить с ним работу. А поскольку ты был к нему ближе других, то и решено отправить тебя вместе с ним в Токио. Он тебе доверяет. Да и я буду спокоен.
* * *
Несколько дней у Соболевского ушло на ознакомление с различными документами, поступившими непосредственно от резидентуры из Токио, с информацией из Хабаровска. Больше суток безвылазно он просидел в МИДе, знакомясь с материалами по процессу. Потом уже, когда тексты из кипы папок с грифом "Совершенно секретно" стали расплываться перед глазами, его напоил настоящим крепким кофе безымянный мидовский чиновник.
– Хватит? – спросил он, сочувственно глядя на Соболевского.
– Хватит! – усмехнулся тот, посмотрев на папки с государственными секретами. – А вот этого, – протянул пустую чашку, – этого недурно бы и повторить!
Выйдя ближе к полудню следующего дня из мидовского особняка на улицу, Соболевский непроизвольно зажмурил глаза, заслонив лицо ладонью. Солнце немилосердно заливало Москву, сверлило мозг и одна фраза, вычитанная полковником из еженедельного отчета о пребывании императора Пу И в Хабаровске, назойливым рефреном отзывалась в сознании: "Император увлекся огородничеством. Император увлекся огородничеством…"