Утром, когда оба полка по приказу комдива передислоцировались на другое место, я узнал, чего от меня хотел полковник. Никитин проговорился, и слух разнесся по полку. Оказалось, у соседей сохранилось несколько Пе-2, вот комдив и хотел меня временно посадить на одну из машин, но почему-то передумал.
Три дня мы с рассвета и до заката занимались учебой. Я даже велел ходить ребятам парами, чтобы они привыкали друг к другу. Себе в ведомые взял сержанта Лаптя - он неплохо реагировал на нештатные ситуации. Горкин - ведомый Сомина. Морюхов - ведущий третьей пары, Булочкин у него ведомый. Так мы определились с организацией, пора было определиться с машинами, но их все не было.
Самолеты прибыли только через два дня. Семнадцатого июля. Увидев, кто садится, я только рот открыл от удивления. Группу я учил теории совершенно на других машинах.
- Товарищ майор, а что это?
Моей растерянности и удивлению не было границ. Ладно МиГи, я их узнал. Четыре таких знакомых силуэта, порыкивая моторами, катились по ВПП, гася скорость. Но шесть других смутно знакомых двухмоторных силуэтов, которые пока еще крутились над аэродромом, казались мне странными.
- Не знаю, лейтенант. Сам их в первый раз вижу, - с легкой озадаченностью ответил майор Запашный, вместе с остальным командованием полка встречающий новую технику.
Вздохнув, я уставился на непонятные машины.
Все разъяснилось, когда к нам подошел один из перегонщиков в звании капитана и доложил о доставке новейшей экспериментальной техники.
- Слушай, Сев, а он мне нравится! Штурмовик-истребитель, - словно пробуя на вкус, проговорил Сомин, сидевший в кабине ТА-3.
Я, стоя на приставной лесенке, хмурил лоб, с интересом изучая расположение приборов и органов управления.
- Хорошая идея. Можно не только расчищать воздух для бомбардировщиков, но и уничтожать зенитные средства перед налетом.
- И я о чем! Нужно облетать ее. - Старлей принялся двигать туда-сюда ручку сектора газа, проверяя, удобно это или нет.
- Пойду поговорю с перегонщиками, хочу узнать летные характеристики обоих типов машин. - Спустившись на землю, я энергично зашагал к группе командиров, стоявших у одного из МиГов.
Летные характеристики этих истребителей меня мало интересовали, я их знал, но все равно с дотошной подробностью расспрашивал пилотов об обоих типах самолетов.
Когда технику растащили по укрытиям, замаскировав в таких же капонирах, как и мой, - майор Запашный быстро оценил преимущества капониров - мы направились в столовую отметить поступление техники и отблагодарить перегонщиков.
Откуда взялись ТА-3, выяснилось к вечеру, когда прилетел комдив. Оказалось, что один из конструкторов приходится ему близким родственником и попросил помочь с продвижением машины в боевых условиях. Ну а куда ее отправлять, как не в известный среди летчиков полк, в котором служу я? Мне об этом рассказал Никифоров, вызвавший меня к себе, чтобы пропесочить за отношения с Лютиковой.
- Садись, - хмуро кивнул он на табурет.
Прикрыв дверь, я спустился на две ступеньки, сел и вопросительно посмотрел на Никифорова.
Несколько секунд политрук с интересом рассматривал меня, после чего, вздохнув, спросил:
- Ты в каких отношениях с военврачом Лютиковой?
- В дружеских, - осторожно ответил я, уже догадываясь, о чем пойдет разговор. В обоих полках царила какая-то атмосфера целомудрия - к девушкам ни-ни! Разговоров о них в землянках хватало, а вот завести отношения, вроде моих с Мариной, почему-то боятся. Нет такой легкости, как в моем времени - перепихнулись и разбежались. Я был сперва удивлен, узнав, что все женщины у нас в полку живут в одной землянке. Ну кроме Марины, конечно, которой сделали исключение, но потом понял, что так они пытаются свести знакомства к минимуму.
- Я понимаю, что в дружеских. Но попытайся сделать их такими, чтобы их не обсуждали в обоих полках. Ты понимаешь, в какое положение ставишь нас, да и саму Марину Викторовну?
- Не совсем…
- Я не знаю, как у вас во Франции, но… спать с одной женщиной и заигрывать с другими… У нас так нельзя.
- Подождите, а почему вы пришли к такому выводу? - спросил я уже заинтересованно.
- Понять, что у вас с Мариной Викторовной, было несложно. Многие видели, как ты после бомбежки выскочил из противовоздушной щели и бегал вокруг санчасти, спасаясь от Лютиковой. Ладно хоть бегаешь хорошо, не догнала. Синяк, да и дежурный видел, как ты выходишь из ее землянки рано утром. Так что сопоставить некоторые факты было нетрудно.
- Глупости это. То видел, это видел. Недоказуемо… и вообще, это наши личные с Мариной Викторовной отношения.
- Пусть так. Но то, как обращаешься с официантками? Это как?
- А что не так?
- Улыбочки, цветочки, комплименты?
- Ой, насмешили! "Улыбочки, цветочки, комплименты". Ну вы даете! - я откровенно смеялся.
- Не вижу ничего смешного, - хмуро ответил особист.
- Ну почему же? Ладно, давайте серьезно. И парторгу об этом скажите, а то он уже подходил, обещал мне проблемы по комсомольской линии. С Лютиковой у меня все серьезно. Это без комментариев, закрыли вопрос. Насчет официанток, я вам расскажу такой случай. Зашли мы как-то с командиром полка в столовую, так как вы думаете, кого обслуживали две официантки, а кого одна? Да, я нахожусь в хороших отношениях с девушками-официантками именно из-за того, что люблю вкусно поесть. То есть мне несут все самое вкусное, свежее и быстро.
Сказав это, я хотел было откинуться на спинку, но в последний момент вспомнив, что сижу на табурете, только повел плечами.
- Более-менее понятно. Ладно, что у вас там по новой технике? - спросил Никифоров после недолгого размышления.
- Двое перегонщиков остаются в полку, будут учить нас, но судя по характеристикам, что они мне сказали, группу разобьем на две части. Я на МиГах, двумя парами на высоте, иду в охранении, а Серов на шести ТА-3 - в непосредственном сопровождении. В случае воздушных схваток мы падаем сверху, атакуем и, не ввязываясь в бои на малых или средних высотах, лезем обратно наверх и снова атакуем. В общем, прикрываем наших от атак сверху. Майор Запашный уже подбирает летчиков из безлошадных. У меня сегодня два вылета, хочу обкатать обе машины, посмотреть, что они могут.
- Ладно. Это понятно.
- Товарищ политрук, а откуда эти штурмовики?
- А тут такая история… - хмыкнул Никифоров…
Когда я выходил, он спросил у меня:
- Почему именно Марина Викторовна? Много же девушек красивых…
Помедлив несколько секунд, я честно сказал:
- Я молодой, мало что умею… опыта набираюсь. - И, не дожидаясь следующего вопроса, вышел.
Вздохнув свежего лесного воздуха, энергично зашагал к новым самолетам, где уже присмотрел себе один. На ходу я думал, что с Лютиковой конкретно пролетел. Она вообще ничего не умела. Нет, мужчина у нее до меня был, но все равно! Проявлять инициативу постоянно приходилось мне. А я и встречался-то со взрослыми женщинами только из-за того, что работать в постели не приходилось - лежи, получай удовольствие, они сами все сделают. И как ни странно, учить ее мне понравилось! Сейчас, после той первой ночи, я не делал попыток к следующему сближению, профессионально опутывая ее сетью внимания и подарков. Нужно дождаться, чтобы она была готова к следующей встрече, это легко определить по глазам, а сейчас она пока не готова, слишком быстро у нас все произошло. Я бы сказал, внезапно, и Марине нужно было время, чтобы прийти в себя.
- Как аппарат, Виктор Семенович? - спросил я у своего механика, подходя к МиГу под номером восемь.
- Трудно сказать, я, как и вы, эту машину в первый раз вижу, но мне помог летчик, что ее перегонял, так что все в норме. Будете опробовать?
- Ага. Сейчас в штаб сбегаю, разрешение получу. - И я уже развернулся, чтобы уйти, как Семеныч меня остановил:
- Товарищ лейтенант, Смолин сообщил, что запчасти к ястребку везут. Послезавтра будут, восстановим мы вашего любимчика.
- Хорошая новость, Виктор Семенович. Спасибо.
- Ну так, работаем понемногу, - ответил тот.
Место, куда мы передислоцировались пять дней назад, очень напоминало то, где случилось происшествие с диверсантами, разве что там не было деревеньки в двух километрах от леса. За эти пять дней много что произошло. В том числе по моей инициативе с немецких самолетов, упавших или севших на вынужденную вблизи расположения обоих полков, стали снимать прицелы и радиостанции. И сейчас радисты из одиннадцати привезенных аппаратов собирают пять. К нам даже прибыл начальник связи дивизии, его очень заинтересовала эта идея, и если все получится, опыт передадут в другие части. Но как бы то ни было, место, где собирались радисты и даже радиолюбители, окутывалось запахом канифоли, матом обжегшихся и бормотанием над вскрытыми корпусами. Насколько я знал, три штуки уже были готовы. Одну сделали стационарной, ее уже установили у штаба и сейчас тестировали. Две другие собирались установить в самолеты. Одну - майору Запашному в его "ишачок", другую - Сомину. На подходе были еще две, первую же поставят мне. С прицелами возникли какие-то проблемы, сейчас с ними прибористы возятся…
- Товарищ лейтенант, а концерт во сколько сегодня будет? - отвлек меня от размышлений чумазый паренек примерно моих лет в комбинезоне и с ведром в руках.
- Сегодня пораньше. Полдевятого, перед закатом, - ответил я задумчиво.
- Спасибо, товарищ лейтенант!
Вот еще одна проблема. Если раньше я давал импровизированные концерты от случая к случаю, то в последнее время, распробовав такие незнакомые и привлекательные песни, которые мои слушатели тщательно конспектировали, был вынужден давать их каждый день по просьбе политуправления полка, то есть по просьбе комиссара Тарасова. Дошло до того, что мой график командованием полков был составлен на две недели вперед, есть даже выезд в соседние части, были такие просьбы, присылали к нам делегатов.
Получив разрешение, я вернулся к МиГу и стал готовить его ко взлету. Стоявший на крыле лейтенант Лазарев, один из тех, кто пригнал технику, показывал, какие нужно проводить предполетные проверки и подготовку ко взлету.
Выведя самолет на взлетную полосу, дал газу. По сравнению с ЛаГГом длина пробега была заметно больше, да и управление такое же сложное. Нарезая круги над аэродромом, набирал высоту. На семи тысячах пожалел, что не догадался заранее обсудить декомпрессионный костюм - нужно будет заняться этим при посадке, а пока попробуем, на что способен этот аппарат.
Сперва я осторожно делал виражи, но поняв, что машина "держит", стал крутиться более жестко и уверенно.
- Малой, я Липа. Курс двенадцать. С северо-запада на девяти тысячах идет дальний разведчик, приказываю уничтожить.
- Липа, я Малой, вас понял. Курс двенадцать.
Выйдя из мертвой петли и дождавшись, пока перестанут перед глазами крутиться звездочки, повел самолет в сторону цели.
"М-да, полегче надо было. Все-таки высота, а я сразу из штопора петлю Нестерова сделал. Нужно озаботиться костюмом, нужно!"
Дышать на десяти тысячах, где оказался разведчик, можно было благодаря кислородному аппарату, но вот в одной только гимнастерке было холодно, я даже стал замерзать.
"Взлетел на пятнадцать минут покрутиться, а тут такое. Блин, не превратиться бы в пингвина!"
Однако повезло, длинный инверсионный след четко показывал положение цели. И шла она вовсе не на предельной высоте. Может, не успела набрать?
"Ну сейчас собьем - и быстренько домой! Греться!" - подумал я, беря ручку на себя, чтобы донабрать высоты и встретить немца.
Скорость была о-го-го, когда я подошел к нему со стороны хвоста. Увернувшись от очереди стрелка-радиста, нажал на гашетки. Длинный дымные трассы потянулись к "Ju.86P-2", однако пилот ловко увел разведчик из-под моего огня, пришлось уйти в сторону, чтобы не попасть на прицел к стрелкам. Насколько я помнил, на подобных машинах стояло аж семь пулеметов. Пришлось подняться еще выше и заходить со стороны солнца, чтобы не дать стрелкам прицельно оборонять самолет. И снова неудача - на этот раз мои очереди прошлись по крылу. Рисковать зря я не собирался. Мне мой самолет нужен был невредимым. Спина, несмотря на холод, взмокла от пота, когда я заходил снова. На этот раз немец, несмотря на то что постоянно крутился, не смог уйти, и его левый мотор задымил от попаданий. Дальше было проще - длинная очередь по кабине, и сорвавшийся в штопор "юнкерс", оставляя дымный след, понесся вниз.
- Липа, я Малой. Разведчик сбит. Падает в квадрате шесть-одиннадцать. Визуально наблюдаю два парашюта, вышлите поисковую группу.
- Малой, я Липа. Вас поняли. Возвращайтесь.
- Липа, я Малой, вас понял, возвращаюсь.
Мне пришлось снизиться до трех тысяч, чтобы лететь в более-менее нормальных условиях.
"Сажусь - и сразу горячего чая. Хотя…"
- Липа, я Малой. Просьба при посадке организовать горячего чаю. Очень замерз.
- Малой, я Липа. Вас понял. Встречаем.
Садиться пришлось тоже на высокой, как мне показалось, скорости. Такова уж была особенность МиГов.
Подогнав самолет к капониру, я быстро выбрался из кабины, схватил кружку с чаем, что мне подала Люба, и с урчанием стал поглощать, пока меня ощупывала Марина, проверяя температуру.
- Осторожно, горячий! - с запозданием предупредила меня Люба.
- Ничего, самое то, - ответил я с улыбкой.
- Как аппарат? - спросил осматривающий МиГ Семеныч.
- Хреново. Я на этот… девушки, прошу прощения, заткните ушки… Ага, спасибо. Так вот, я на этот еб…й разведчик три раза заходил. Что за хрень там с оружием? Такое впечатление, как будто из пистолета стрелял, тот же эффект. Пока двигатель не поджег, никак сбить не мог, хотя попадания были, и немало.
В это время к нам подошел Сомин со всеми летчиками нашей группы, и завязался разговор о тактике применения МиГов. В конце концов мы сошлись на мнении, что на все аппараты надо поставить авиационные пушки и пусковые установки для эрэсов.
- Смолин идет. Сейчас опять рапорт требовать будет, - сказал я и, допив вторую кружку, отдал ее Любе, после чего встал и оправил форму, готовясь встречать начальство. Пока оно подходило, напомнил Сомину про необходимость узнать о механиках для ТА-3 - нам в их внутренности лезть запрещалось. Для этого должны были прибыть работники КБ, причем в тот же день, что и машины. И до сих пор не прибыли.
Вылететь на ТА в ознакомительный полет мне не разрешили - без предполетного осмотра выпускать летчика в воздух было запрещено.
- Темнеет, товарищ лейтенант, - посмотрев на пока еще светлый небосклон, сказан сержант Лапоть, когда мы шли от стоянки самолетов.
- Точно. Ладно, иди отдыхай, а мне еще к концерту готовиться. Запашный хочет наших гостей-перегонщиков удивить. Так что нужно выложиться на все сто.
- Ага, отдыхай. Прошлый раз не успел, так все лучшие места заняли, пришлось на дерево лезть.
- Тогда иди место занимай. Концерт начнется через сорок минут.
- Ага, ясно. А кто девушек встречать будет?
- Каких еще девушек?
- У нас тут рядом медсанбат расположился, так их комиссар Тарасов пригласил, познакомиться, да и музыку послушать, неужто не слышали?
- Не слышал. Как-то не до того было. Хм, пойду к парням, начну подготавливаться.
У меня уже была своя группа. Трое умеющих играть на музыкальных инструментах. Мы быстро разучили простые мелодии, так что теперь у меня было музыкальное сопровождение из гитары, баяна и трех барабанов, что сумел сохранить один из бойцов музыкального взвода. Не фонтан, конечно, но мне хватало.
Когда почти полностью стемнело, мы, подхватив свои инструменты, направились к большой поляне в глубине леса, которую выбрали несколько дней назад для концертов. И от аэродрома два километра, и свет можно зажигать, правда специально назначенные бойцы сразу глушат светильники при любом подозрительном шуме.
Сперва мы услышали гам собравшихся людей и только потом вышли на открытое место, где стояла сколоченная бойцами из досок сцена. По самым смелым прикидкам, народу собралось тут не меньше чем четыреста человек. И если учитывать, что я никогда не собирал больше трехсот, значит, было много пришлых. В первых рядах на лавках сидело начальство с важными гостями, я там заметил пару незнакомых майоров и наших перегонщиков. Девушки в основном кучковались у больших, незнамо откуда привезенных громкоговорителей рядом с несколькими фонарями, освещающими танцевальную площадку. Пока парни проверяли инструменты, я, подхватив подаренную мне три дня назад гитару, подошел к микрофону и, постучав по нему, просто сказал:
- Добрый вечер, товарищи. Начинаем наш концерт…
Для меня нет тебя прекрасней,
Но ловлю я твой взор напрасно,
Как виденье, неуловима,
Каждый день ты проходишь мимо.
Как виденье, неуловима,
Каждый день ты проходишь мимо.
А я повторяю вновь и вновь:
Не умирай любовь, не умирай любовь,
не умирай любовь!
Я не пел военных песен. Люди и так на войне. Я пел простые жизненные песни, которые отвлекали людей от смерти и потерь.
Выйду ночью в поле с конем.
Ночкой темной тихо пойдем.
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем…
Ночью в поле звезд благодать.
В поле никого не видать,
Только мы с конем по полю идем,
Только мы с конем по полю идем.
Закончил Кобзоном:
А у нас во дворе
Есть девчонка одна.
Между шумных подруг
Неприметна она.
Никому из ребят
Неприметна она.Я гляжу ей вслед,
Ничего в ней нет,
А я все гляжу,
Глаз не отвожу.Есть дружок у меня,
я с ним с детства знаком.
Но о ней я молчу
даже с лучшим дружком.
Почему-то молчу
даже с лучшим дружком.Я гляжу ей вслед,
Ничего в ней нет,
А я все гляжу,
Глаз не отвожу.
Двухчасовой концерт закончился в полдвенадцатого ночи. На этот раз тоже повезло - его не прерывали. Гости из других частей уезжали вполне довольные и радостные. Мы с парнями возвращались на аэродром, когда шедший слева Олег Мясоедов, барабанщик, спросил:
- Товарищ лейтенант, а откуда у вас эти песни?
- Нравятся?
- Да, особенно эта, про коня, или вот "Алиса".
- Пишу да пою. В голову приходят, вот я их в тетрадку-то и записываю, а некоторые нет…
- А сколько вы песен написали? Вот мы тридцать слышали, вы только их поете.
- Я пою те, что попроще. А так у меня их не меньше двухсот написано.
- Ого! - загалдели спутники. Шли мы толпой человек в сорок. Тут были и мои музыканты, и слушатели из моей группы, и другие присоединившиеся… Вот все вместе и принялись упрашивать спеть что-нибудь, чего они не слышали.
- У меня горло пересохло, хриплю уже.