– Это – мои мужчины, мои мужья. Я родилась, выросла у оленей. Я стала красивой, вождь взял меня в свой дом. Мне все завидовали. Я родила дочь, потом сына – вон сидит, Малый Олень зовут. Слоны напали на оленей, была битва. Погибло много мужчин, слоны победили. Большой Слон выбирал себе женщин. Он взял меня – я была красивая. Долго жила в доме вождя. Два сына родились. Один умер, другой вон сидит, рядом с отцом – Малый Слон зовут. Потом, зимой, олени договорились с бизонами. Вместе напали на слонов. Убили много. Дома разрушили. Делили добычу. Большой Бизон хотел меня. Вождь оленей не отдал. Большой Бизон обиделся, напал на оленей. Долго дрались, много воинов погибло – все сильные мужчины. Одни мальчишки остались. Никто не победил. Я опять жила в доме Большого Оленя. Долго жила – мальчишки стали воинами, тогда Бизон пошел к слонам. Они вместе напали на оленей. Почти всех мужчин убили. Большой Слон хотел опять меня взять, но Бизон не отдал. Большой Слон обиделся…
– Он договорился с оленями, и они вместе напали на бизонов, да? И кто кого?
– Они не победили бизонов! Большой Бизон очень хитрый вождь, великий воин! Было мало мужчин, но он приготовил много стрел, много копий. Он заманил оленей, слонов в реку. Они плыли, бизоны стреляли, бросали копья. Малый Бизон тоже стрелял. Совсем маленький был – ни в кого не попал!
– Ты и Большому Бизону родила сына?
– Три сына. Один живой. Сильный, хитрый, как отец!
– Это, я так понимаю, вон тот, рядом с папашей?
– Да, ты видишь его.
– А дальше? Потом что было?
– Потом? Потом Большой Бизон помирился со слонами. Дал много украшений, дал много молодых женщин. Меня отдал. Я опять жила в доме Большого Слона.
– И долго жила?
– Долго. Пока у слонов не стало много сильных воинов. Тогда они решили одни, без бизонов напасть на оленей. Большой Бизон узнал, обиделся и пошел мириться с оленями. Большой Олень был рад. Он вместе с бизонами напал на слонов. У слонов погибли почти все воины…
– И кому же ты досталась на этот раз? Оленю или Бизону?
– Я осталась у Большого Слона.
– Это почему же?
– Олени, бизоны победили. Вожди спорили. Потом решили: один возьмет Тай-лю, другой обидится. Пусть не возьмет никто. Я осталась в доме Большого Слона.
– Ну, хорошо, но ты же не скажешь, что на этом все кончилось?
– Ничего не кончилось. Потом Большой Слон стал мириться с оленями. Сказал: даст украшения, даст женщин, даст Тай-лю. Большой Олень согласился. Взял украшения, взял женщин. Тай-лю не взял.
На этом ее порыв, казалось, угас. Женщина вздохнула и сплюнула на землю. Подошла к костру, потрогала плошку и отдернула руки: продукт явно перегрелся, и она переставила его подальше от огня.
– Послушай, да ты просто демоническая женщина! Получается, что из-за тебя три племени много лет резались, убивали друг друга!
– Да, я так думала: я красивая, хорошо любить умею, другие так не умеют, я травы знаю, зелье сделать могу, другие не могут. Мужчины меня хотят, других не хотят – из-за меня воюют, убивают.
"Ну, вот, сейчас она распустит нюни и надо будет ее утешать", – подумал Вар-ка и ошибся – Тай-лю лязгнула зубами:
– Нет! Не из-за меня! Я старая стала. Меня не хотят. Других жен взяли. Молодых, красивых! У них много жен. Умные есть, глупые есть. Одни ничего не умеют, другие хорошо любить умеют – я учила! А они все равно воюют! Убивают олени бизонов, бизоны слонов, слоны оленей, бизонов. Опять, снова, всегда. Они войну любят! Да!
– Им что, больше нечем заняться?
– Не понимаешь? Ты не воин?! Большой, сильный – не воин?! Или ты женщина?
– Конечно, не женщина! Ты что?! Просто… ну… понимаешь… Не нравится мне это!
– Не нравится?! Идти по следу врага, тихо идти и ударить! Сидеть в засаде, долго сидеть – потом кричать, пускать стрелы! Или когда вместе, когда много и все сразу: выскочили, кинулись – они убегают – и бить, бить! Не нравится?!
– Ну, что ты заладила? Да, не нравится! – заявил он и вздрогнул от прикосновения ее пальцев. Она трогала шрамы на его груди и плечах:
– Врешь, Вар-ка! Ты – воин, ты многих убил. Тебя тоже убивали. Не смогли. Я вижу.
– Ладно, пускай, хорошо… А чего они сейчас-то сидят?
Однако эта тема женщине явно надоела. Она пренебрежительно махнула рукой:
– А!.. Договариваются. Мирятся. Летом жарко было. Дождей мало было, травы мало. Звери быстро уйдут, потом зима. Воевать нельзя, охотиться вместе надо. Потом опять воевать можно.
Тай-лю вернулась к костру. Плошка с варевом, вероятно, уже остыла, и она переставила ее на соседний камень. Поболтала пальцем в бурой жидкости и с некоторым сомнением посмотрела на Вар-ка. Потом решительно вытерла палец о юбку и пошла к шалашу. Не залезая внутрь, она пошарила руками и вытащила на свет две довольно уродливые посудины, напоминающие кособокие миски – одна побольше, другая поменьше. С большой посудиной в руках она отправилась куда-то в кусты и вскоре вернулась, осторожно ступая, чтобы не разлить воду. Часть воды отлила в миску поменьше и стала пристраивать обе посудины над огнем. Когда это удалось, она еще раз сходила в шалаш и принесла пучок какой-то сухой травы и короткую корявую палку – кажется, это был высушенный до деревянной твердости кусок мяса. Несколькими ударами плоского камня она раскрошила его и ссыпала в большую миску, а в маленькую отправила половину пучка травы, предварительно растерев ее между ладонями. Потом она опять с сомнением посмотрела на Вар-ка, вздохнула и отправила в миску остальную траву.
Тай-лю закончила свои манипуляции вокруг костра и встала с колен. Она плотоядно усмехнулась в лицо Вар-ка и стала развязывать полоску кожи, которая поддерживала кусок шкуры на ее бедрах. Оставшись в одних мокасинах, она зачерпнула горстью содержимое первой плошки, плеснула себе на грудь и двумя руками принялась втирать в кожу. Ветер с равнины почти стих, и можно было почувствовать резкий, не слишком приятный запах бурой жидкости, смешанный с запахом женщины, которая хочет. Их взгляды встретились, и отвести глаза Вар-ка смог почему-то не сразу.
"Да она же колдует, стерва! Колдует, как… я! – запоздало догадался он. – Коля, наверное, сказал бы, что тетка использует легкий гипноз-внушение в сочетании с парфюмерией, которая действует на рефлекторном уровне, или что-нибудь в этом роде. И ведь действует, черт побери!"
Что это – действует, не заметить было трудно. Тай-лю удовлетворенно хмыкнула, подошла, опустилась перед Вар-ка на колени, положила руки ему на ягодицы:
– У тебя странная одежда. Она мешает тебе!
Да, штаны явно мешали. Вар-ка покорно вздохнул и стал расстегивать ремень…
Чуть позже она облизала разноцветные губы и подняла на него глаза:
– Ты сильный, я знаю. Ты давно не был с женщиной. Пошли!
И она потянула его к своему шалашу. Это был не худший вариант: там, по крайней мере, темно…
Солнце снаружи еще не село, когда Вар-ка в некотором смущении промычал:
– Ну… это… Все, кажется! Мне не семнадцать лет.
В ответ Тай-лю что-то пробурчала, явно выражая сомнение в его словах. Она забросила на крышу край шкуры, закрывающий вход, вылезла и принесла от костра большую миску, где в теплой воде плавали раскисшие, размокшие обломки вяленого мяса. Потом наступил черед плошки с травой. Впрочем, саму траву – какие-то сушеные цветочки – Тай-лю выгребла пальцами и принялась жевать сама. Для Вар-ка осталось несколько глотков желтоватого настоя. "Ага, стимулятор какой-нибудь!" – сообразил он, но отказываться не стал. И тут же пожалел об этом: безобидная на вид жидкость оказалась ядовито-вяжущей! Старая колдунья просто покатывалась со смеху, глядя, как он, в голом виде, мечется по площадке, держась за горло, плюясь и ругаясь на десятке языков. Он готов был выплюнуть отраву вместе со слизистой оболочкой рта и пищевода, но ничего не получалось. Спасли его только остатки воды из миски, в которой замачивалось мясо.
Ему очень хотелось врезать ей по разноцветной роже, но Тай-лю смотрела ласково, понимающе:
– Ничего… Тебе понравится, Вар-ка!
На нее саму, кажется, травка уже начала действовать – даже плоские, вислые груди слегка надулись.
Когда Вар-ка проснулся, точнее, очнулся, было темно. И внутри, и снаружи. Он вылез и, не в силах подняться, на четвереньках двинулся туда, откуда слышалось журчание воды. С равнины дул холодный ветер, над головой сияли незнакомые звезды, а он полз к воде, и ему было плохо. Плохо во всех местах и со всех сторон сразу. "За все, за все, всегда и везде приходится платить – ты же знаешь, Вар-ка, ты же знаешь…"
Он пил, его тошнило, он опять пил холодную воду и снова блевал – и так без конца.
Кажется, небо уже стало светлеть над равниной, а звезды меркнуть, когда он заполз наконец в шалаш и уснул, даже не успев согреться.
Проснулся Вар-ка от жары и запаха дыма. "Пожар, что ли?! – удивился он и посмотрел прямо перед собой – на разноцветное лицо Тай-лю с капельками пота на виске. – Господи, до чего же страшна!"
Женщина открыла глаза, и он спросил:
– Ну, красавица, как дела?
– Ничего, как всегда…
– А почему дым?
– Там, внизу… лес…
Вар-ка на четвереньках выполз из вигвама и замер, забыв даже оглядеться и встать на ноги: перед ним на камнях было аккуратно разложено оружие. Короткая палка, в расщепленный конец которой вставлен камень и плотно примотан полосками кожи, копье-дротик с полутораметровым полированным древком и кремневым наконечником, кожаная сумка-торба, из которой торчат оперенные концы стрел, и… лук! Такого Вар-ка еще не видел: целое сооружение из притертых друг к другу кусков дерева разных пород, переплетенных полосками кожи и сухожилиями. Вот в таком виде, со снятой тетивой, эта штука значительно длиннее метра и весит, наверное, не один килограмм!
Сзади раздался хрипловатый голос Тай-лю:
– Большие луки стали делать. Большие. Далеко стреляют. Раньше маленькие были. Только птиц, зайцев стреляли. Теперь оленей стреляют, бизонов стреляют…
"Интересно, кого она имеет в виду – людей или зверей? – подумал Вар-ка, поднял голову и обмер. – Во, блин!!!".
На краю площадки, спиной к ним, неподвижно застыли три фигуры. Ветер трепал края накидок-пончо, колыхал перья в прическах – люди стояли, одинаково расставив ноги, метрах в двух друг от друга, смотрели вниз и не двигались. Рядом Вар-ка увидел еще две раскладки оружия примерно такого же ассортимента.
"Это же вожди трех племен! Те самые, которые сидели вчера внизу у костра! Ну, попал! – он поймал взгляд Тай-лю и кивнул в их сторону: – ?!"
– А! – небрежно махнула рукой женщина и без церемоний опустилась на корточки, широко разведя колени.
Со своим утренним делом Вар-ка решил все-таки отойти подальше, хотя и подозревал, что кусты кишмя кишат размалеванными охранниками-оруженосцами могучих вождей. Никого там не оказалось, и это было странно.
"Ладно! Кто знает, как у них здесь принято? Может быть, пока без штанов, я за своего сойду? И мелкие они, хоть и великие воины: с такими, пожалуй, и Николай справится!"
Вар-ка вернулся к шалашу, поднял с земли миску, горстью выгреб со дна остатки размокшего мяса и предложил женщине. Тай-лю сморщилась и отрицательно качнула головой. "Отходняк, ясное дело!" – догадался Вар-ка и доел мясо сам.
"Что же за пожар у них там? На что любуются старые вояки? Вот этот, в бурой шкуре, наверное, Большой Бизон, а средний, скорее всего, Олень"
Тай-лю сидела на подстилке у входа. Ее глаза были прикрыты, она еле слышно стонала и покачивалась из стороны в сторону.
– Что там такое? Куда они смотрят?
Женщина глаз не открыла:
– Нурлаки… Будут бить нурлаков. Отстань…
Вар-ка не стал спрашивать, кто такие нурлаки. Лучше он сам посмотрит. Или сначала штаны надеть? Опасно!
Удобное место нашлось только чуть впереди и сбоку от крайней фигуры. Большой Слон шевельнул ноздрями, скосил глаза, но остался стоять неподвижно. Вар-ка решил не обращать на него внимания: "Пусть стоит, лишь бы его люди не засадили в спину стрелу! Вид отсюда, как в театре, только сцена большая и актеры далеко. Впрочем, все участники – не актеры".
Вдали горел довольно большой участок леса, примыкающий к речке, и степь вокруг. Ветер гнал дым наискосок через реку и иногда доносил сюда. Чуть в стороне от незатронутой еще огнем опушки передвигались фигурки воинов. Внизу, возле перевала, где вчера велись переговоры, на траве расположилось еще человек пятнадцать вооруженных мужчин.
Очередной клуб дыма вдали отнесло в сторону, и Вар-ка, напрягая зрение, разглядел серые фигурки животных, выбегающих из горящего леса. Они метались туда-сюда, постепенно сбиваясь в кучу, в стадо. Это стадо двинулось было прочь от огня, но пестрые фигурки охотников стали выстраиваться в редкую цепь, отсекая животных от открытой степи и направляя вдоль реки вверх по течению.
"Ага, это же загонная охота! Говорила же Тай-лю, что племена помирились и будут охотиться вместе! И хорошо работают, правильно: гонят прямо сюда, на засаду. Только как-то странно бегут эти зверюшки… Антилопы, что ли, такие?"
Вар-ка даже встал со своего зрительского места, пытаясь рассмотреть и понять эту странность. А когда понял, не захотел верить глазам: они бежали… на двух ногах! Это и есть нурлаки?!
Их подогнали к самому перевалу – голов пятьдесят, не меньше: крупные самцы, помельче – самки и, вероятно, уцелевшие пока подростки. Почти все без оружия, только некоторые держат в руках короткие палки и камни. Они стали подниматься по пологому склону беспорядочной толпой и уже почти добрались до перегиба, когда перед ними встал ряд лучников.
И-и-о-о-о!!!
Боевой клич заглушил свист стрел, визг смертельной боли и страха. Первые отхлынули назад, сбивая бегущих следом, на траве корчились раненые. А лучники на перевале уже достали новые стрелы…
Серая, визжащая масса ринулась вниз, но цепь загонщиков почти сомкнулась и ощетинилась копьями.
Нурлаки беспорядочно метались на сужающемся пространстве. Они то сбивались в кучу, то разбегались небольшими группами. Их неумолимо теснили загонщики, а лучники стояли на месте – они стреляли только в упор, и дымный ветер трепал перья в их сложных прическах.
Кто-то, наверное, обезумел от страха и боли: раздался рев – тот самый, знакомый – и крупный, утыканный стрелами самец рванулся вверх по склону.
– Р-р-р-ааа!!!
Стынет кровь, бегут мурашки по коже. Кажется, волне такой ярости невозможно сопротивляться!
– Р-р-р-ааа!!!
Оскаленная пасть под безумными глазами, блестит кровь на могучей груди, сжимает камень волосатая рука – все ближе, ближе! Но три воина положили луки на землю, подхватили копья…
– Р-р-р-ааа!!!
Мчится вперед живой ужас, но бегут наперерез и навстречу размалеванные, пестрые, как попугаи, воины!
Ии-га!!! – завизжали и сшиблись, разом воткнув копья, сыновья могучих вождей. Отскочили и смотрят друг на друга, вот-вот сцепятся: три древка торчат из волосатого тела врага – кто, кто первый?!
Вар-ка досмотрел до конца. Устало поднялся, подобрал штаны, мешок, подошел к шалашу:
– Как тебе?
– Уже лучше.
– Эти… нурлаки… Они опасные? Нападают?
– Нурлаки… Они пугать только могут. Падаль едят.
– А раньше? Давно?
– Раньше надо было убить нурлака, чтобы стать воином. Убить копьем или палицей. Один на один – победить страх. Так было давно.
– А сейчас? Сейчас-то зачем их?
– Так… Низачем.
Вар-ка стал надевать штаны.
* * *
Потом он шел. Очень долго. Сначала был просто склон. Потом тропа. И туман. А потом хижина-развалюха в верховьях распадка, к порогу которой ведет много троп. Он подошел по одной из них. Топчан, стол, древняя деревянная скамейка. И молодые, бесконечно усталые глаза старика. Они говорили. И времени не было.
– Неужели люди произошли от каннибалов-падальщиков?
– Вариантов много, и этот, по-моему, еще не самый худший. Думаешь, тебе больше понравилась бы реальность, где предки человека приспособились употреблять ядовитые растения? Где преимущество получали те, для кого яд стал мощным наркотиком-галлюциногеном?
– И такое бывает?!
– Бывает по-всякому, но какая разница, кем были и чем занимались первые? Однажды они сделали выбор, и их мир получил шанс стать миром людей.
– Ага, жертвы стали охотниками, те, кто был пищей, сами научились убивать?
– Согласись, что они научились не только этому.
– Пожалуй… У них возникла необходимость что-то выбрать?
– Необходимость не возникает, она существует всегда. Любое нормальное животное постоянно делает выбор, но его свобода ограничена рефлексами и инстинктами. Когда тех и других оказывается недостаточно для выживания, существо просто погибает. В данном случае несколько инициированных особей с амулетами дали своим потомкам возможность шагнуть за рамки животного существования. И они этой возможностью воспользовались, а могли, конечно, и не воспользоваться. Результаты ты видел.
– Получается, что и ты, и твой предшественник мучаетесь со своей бесконечной жизнью ради того, чтобы… Даже не знаю, как сформулировать! Может быть так: добавить кому-то свободы выбора сверх нормы, отпущенной природой, да?
– Сначала природой, потом обществом, устоявшимися представлениями о добре и зле. Не важно, как ты все это назовешь или сформулируешь, главное, чтобы ты понял. Чтобы утолить голод, нужно принимать пищу, чтобы не страдать от жажды, нужно пить воду, чтобы жить с амулетом, нужно раздавать такие же тем, кто может их принять хотя бы на время – у меня этих камушков целая груда. Иначе со временем ты рискуешь остаться с чужой болью, но без чужой радости. Правда, рано или поздно равновесие все равно нарушится, и жить станет невыносимо – тут уж кто сколько продержится, но бессмертия не бывает. Мне, например, осталось недолго.
– Эти черные агаты волшебные?
– Не говори глупостей! С таким же успехом можно воспользоваться пуговицей от твоей рубашки. Просто так уж сложилось с этими камнями, и я не вижу смысла менять традицию.
– Тогда в чем же дело? Как это все получается?
– Дело в людях, конечно. А как это получается, я не знаю, да признаться, и знать не хочу. Если ты сможешь прожить с амулетом достаточно долго, то, может быть, со временем обретешь способность выбирать и инициировать других потенциальных носителей.
– Это как… Как рукоположение у священников в мире Николая? – догадался Вар-ка.
– Наверное, ведь обряд передачи неких свойств от одного к другому часто сохраняется даже там, где амулеты давно не действуют, где носитель становится обычным человеком.
– Бывают такие реальности?!
– Не бывают, а становятся такими. Вот только не знаю, все или некоторые.
– Интересно… А почему?