Незнакомец стал собирать разбросанные вещи и грузить их в машину. Теперь Вар-ка наконец сумел его рассмотреть. Был он высок, широкоплеч и двигался с грацией утомленного жизнью, но очень сильного и тренированного человека. Одет он был в штаны и рубашку с короткими рукавами серо-желтого цвета, покрытую разводами от высохшего пота. На ногах ботинки на толстой подошве с высокой шнуровкой. Лицо наполовину скрыто очками. Виден тонкий нос с горбинкой, довольно массивный подбородок, покрытый седой щетиной, и большой тонкогубый рот с множеством пригубных складок – морщин. Язык его был тот же, что и у людей, встреченных на дороге, только те запинались, явно подбирая слова, этот же говорил вполне свободно. Звуки он произносил четко, окончания слов различались ясно. Осваивать новые языки Вар-ка умел гораздо лучше, чем Николай и Женька, даже удовольствие от этого получал. Вот и сейчас ему казалось, что он понимает все или почти все из того, что говорит его спаситель. Очень хотелось попробовать сказать что-нибудь самому.
– Тебе помочь?
Незнакомец аж остановился от удивления:
– Очухался, что ли? Ну, ты здоров! Сиди, где сидишь, – обойдусь!
За его спиной на широком ремне висел тот самый длинный предмет, что Вар-ка не смог рассмотреть издалека. Это действительно была винтовка – довольно большого калибра, с коротким широким магазином, оптическим прицелом и, вероятно, подствольным гранатометом. За годы, проведенные в мире Николая, Вар-ка так и не изучил толком огнестрельное оружие. Все-таки основную часть жизни он провел в первобытном мире, где среди всех окрестных племен считалось дурным тоном убивать противника на расстоянии. Проломить череп, свернуть шею, задушить или перегрызть горло – это поступок, достойный воина! Можешь заколоть врага копьем, но метнуть в него это же копье, пустить стрелу или бросить камень – это для слабаков. Никто, конечно, не осудит, но хвастаться победой не придется. Глупость, конечно, предрассудок – Вар-ка теперь даже догадывался, кто и зачем этот предрассудок поддерживал, но… ничего не мог с собой поделать. Ну, не дано ему понять прелесть убийства на расстоянии!
– Все! Поехали! – незнакомец вставил винтовку в гнездо на дверце машины и плюхнулся на сиденье.
– Меня зовут Марбак, – он глянул на Вар-ка поверх очков. Тот подумал и назвал свое настоящее имя.
– Хм, точно из тадишных!
Не снижая скорости, Марбак протянул руку назад, порылся ощупью в одной из сумок и бросил на колени Вар-ка темные очки в пластмассовой оправе.
– Надень! Как там дела у нашего Творца-Вседержителя? Что-то вы плохо молитесь, ребята, – Он совсем забросил нас. Эффект применения танков я видел, а вот как действуют ваши посты и молитвы, за двадцать лет разглядеть так и не смог! Да-да, я здесь уже двадцать лет! Ты-то, небось, новенький…
Вар-ка уже понял, что Марбак не нуждается в собеседнике. Он говорил, кажется, сам с собой, как человек, долго живущий в одиночестве. Кроме того, он явно принимал Вар-ка то ли за священника, то ли за члена какой-то религиозной секты. В целом же спутник его интересовал довольно мало – он был погружен в себя, в какую-то свою задачу. Вар-ка это пока устраивало, и он внутренне напрягся, стараясь внушить к себе доверие и спровоцировать продолжение монолога: "Говори, говори, я слушаю, мне интересно, мне очень интересно, я слушаю…"
– Да, я приехал сюда перед Второй войной. Той самой, что длилась целый месяц: нас было двести пятьдесят сотен, и их двести пятьдесят… тысяч! Половина наших и языка-то не знала – идуги со всего мира, сборная солянка! Но как мы им дали! Ты слышал про штурм Манейских высот? Мы ходили в атаку шесть раз, пока парни не завалили все ряды колючки своими трупами. Кое-кто ложился на проволоку еще живым… А потом мы три дня сидели в чужих окопах, и нас месили из всех видов оружия. А потом подошли танки и выбили чертовых миелсумов со всего плато!
Машина выехала на торную колею и понеслась по равнине со скоростью километров шестьдесят в час. Горячий ветер сушил обожженную кожу, но очки прикрывали глаза, и Вар-ка с любопытством новорожденного разглядывал пустыню вокруг. Какой-то предмет мешался под ногами. Он нагнулся, пошарил рукой и извлек большую флягу, обмотанную тряпками. Знакомая вещь… Вар покосился на водителя. Лицо Марбака исказилось злобно-брезгливой гримасой:
– Выброси! Вода в канистре!.. А, черт, заболтался!
На дороге валялись трупы. Одного, второго Марбак объехал, а третьего просто пустил под колеса. Мертвец лежал на спине, глядя в небо единственным оставшимся глазом. Верхней половины черепа не было, но Вар-ка узнал его – парнишка, что плюнул в него на прощанье…
– Дети шакалов! – Марбак переключил скорость и придавил педаль газа. – Сколько должно пройти веков, сколько нужно пролить крови, чтобы люди поняли, что с ними нельзя, бесполезно разговаривать! Да, они молятся тому же богу, но они другие. Они только внешне похожи на нас. Мы, да и все остальные, для них не люди. Все их ублюдочные законы, правила чести и заповеди распространяются только на своих. Да и какие законы? Ползай в пыли перед тем, кто сильнее тебя, а слабому отрежь голову! И это, заметь, не позор! Пресмыкаться перед сильным – для них не позорно, не стыдно, это – нормально. Позорно и стыдно не обидеть слабого. Ты когда-нибудь имел дело с мирными миелсумами? С теми, которые живут с паспортами, легально торгуют и работают? Веселые такие, жизнерадостные ребята. Очень любят сбиваться в кучу, ходить толпой. А как они промеж себя, не заметил? Даже если их трое или двое, один кто-нибудь всегда старший, а остальные перед ним заискивают, шестерят. Я не знаток Священного Свитка, я не верю, что они произошли от того же избранного Богом Патриарха, что идуги и хаиты. Даже если это и так, то Патриарх, по Свитку, выгнал ко всем чертям этого своего случайного сына. И он был прав! Но я думаю, что на самом деле какой-нибудь ихний древний вождь видел издалека одним глазом Свиток и придумал религию для своих, причем такую, чтоб ему сподручнее было командовать своей шоблой – будьте, дескать, покорны – и обретете блаженство!
Марбак сделал паузу, чтобы сунуть в рот сигарету и поджечь ее. Солнце, жара, казалось, на него не действовали совершенно: он говорил и гнал машину. Ему явно хотелось выговориться, и Вар-ка молчаливо поощрял его.
– Посмотри, что они сделали с этой землей! Видишь уступы на склонах? Думаешь, они возникли сами собой? Это наши предки поколение за поколением вырубали в скалах террасы и носили на них землю! Здесь были сады! Миелсумы прожили здесь меньше тысячи лет – и что? А теперь почти половина нашего Совета твердит, что Манейское плато им надо вернуть! Да, мы выбивали их оттуда, чтобы создать зону безопасности! Да, там никто не собирался селиться. Но теперь там живут идуги, пустыня там опять стала садом – мы просто вернули себе нашу землю!
Возникла пауза – он явно ждал какой-то реакции, и Вар-ка решился:
…Эта земля была нашей,
Пока мы не увязли в борьбе.
Она умрет, если будет ничьей,
Пора вернуть эту землю себе!..
– Ого, ты знаешь нашу песню? – удивился Марбак.
Вар-ка промолчал: явно не стоило объяснять туземцу про Б. Гребенщикова и группу "Аквариум".
– Эх, как ее пели девчонки тогда, на плато! От нашего взвода осталось шесть человек, и к нам пришло пополнение – одни девушки. Они воевали уже две недели и были ветеранами… Ты слышал про бой у деревни Найхом? Да… У миелсумов была как раз неделя поста и воздержания. Наши танки пошли в атаку с голыми девушками на броне. По ним почти не стреляли – во время поста миелсумам нельзя смотреть на голых женщин. Их окопы были полны трупов – командиры перестреляли своих солдат, пытаясь заставить их вести огонь… В тот день я познакомился со своей будущей женой – висел на броне за ее спиной… Черт, что там еще?!
Он склонился вперед, пытаясь рассмотреть что-то в зеркале заднего вида. Вар-ка оглянулся: в мареве раскаленного воздуха мерцало, быстро увеличиваясь, темное пятно. Машина, их догоняет машина!
Марбак выругался, переключил скорость, но это явно не помогло – расстояние сокращалось на глазах.
– И что, ты думаешь, им от нас надо? Нет, покойников своих они не видели. Это они просто так: углядели в бинокль наши темные очки и решили порезвиться. Миелсумы-то темных очков не носят – им нельзя прятать глаза от ихнего бога. Сейчас стрелять начнут…
Марбак как в воду глядел: сзади послышались автоматные очереди.
– Сумку, сумку достань! Вон ту, коричневую!
Вар-ка перетащил к себе на колени большой коричневый баул.
– Расстегни молнию! Вынь коробку. Сумку – на место! А, черт, у меня же только две руки! Кнопки на углах раздвинь в стороны…
Вар-ка отрыл футляр – там в мягких гнездах лежала какая-то штука, похожая на короткое ружье, калибром миллиметров тридцать, и три патрона или снаряда.
Дорога, по которой они ехали, совсем не походила на шоссе – машина прыгала и раскачивалась из стороны в сторону. Преследователям было не легче, но расстояние сокращалось, и уже слышен был свист пуль сквозь шум мотора.
– Да бери же, черт!!! Все просто! Ручку на себя и вверх, потом обратно. Давай же!
Стараясь не вылететь на очередном ухабе, Вар-ка взял в руки оружие. Оно было дружелюбным – сразу удобно легло в ладонь, затвор послушно открылся. Почему-то вдруг вспомнился Николай: он бы, наверное, отказался… или нет? Патрон лег на место – оно оказалось единственно возможным – все действительно просто!
В заряженном виде оружие было довольно тяжелым, а держать его приходилось одной рукой. Вар-ка сунул два оставшихся снаряда на сиденье, прижал их бедром, а пустой футляр сбросил вниз. Он сел боком, повернувшись корпусом назад, уперся ногой в пол, локтем левой руки притиснул себя к спинке сиденья, а правой прижал к плечу короткий приклад. О том, чтобы хоть как-то прицелиться, речи быть не могло…
Бух! – отдача удивительно слабая для такого калибра. Он, конечно, не попал – рвануло впереди и сбоку, но машина преследователей резко сбавила скорость.
– Еще!!!
Пустая дымящаяся гильза послушно вылетела, и ее место занял новый снаряд. Вар-ка опять промахнулся – рвануло метрах в десяти впереди цели.
– Заряжай!
Затвор, гильза, снаряд, затвор…
– Держись!!!
Они не перевернулись каким-то чудом: удар по тормозам, машину мотануло в сторону, в другую…
Вар-ка еще не успел открыть глаза, а Марбак уже вырвал оружие:
– Дай сюда, косорукий!..
Бух! Теперь Вар-ка увидел выстрел со стороны – снаряд, похоже, был реактивным и самонаводящимся, или просто стрелок – ему не чета… Такую картинку Вар видел множество раз в фильмах-боевиках: машина на полном ходу получает снаряд и взрывается… Нет, она не разлетелась в клочья, но живые там вряд ли остались.
Марбак любовно погладил свое жуткое орудие:
– Хороша штучка! Полторы тысячи стоит – две недели работать! Однако не подвела! – вздохнул он и… бросил агрегат на землю, следом полетел пустой футляр. – Жалко только: всего на три пуска рассчитана. Ладно, поехали! Посмотри, нам бак запасной не пробили? На чем, говоришь, мы остановились?
Он хлебнул изрядную дозу воды из фляги, сунул в рот сигарету и уселся за руль.
– Да, жена, значит… Хороша она была в молодости! Это теперь… М-м-да-а… Одно плохо: на одного лишь сына ее и хватило, остальные – дочери. А сыночек-то оказался того… Это, кстати, он мне заявил однажды, что нам, идугам, миелсумы нужны как воздух! Нам, говорит, без них никак нельзя! Мы, говорит, без них опять все перегрыземся, передеремся и располземся по свету как тараканы! Пока есть миелсумы – мы народ! Белые, черные, желтые, с севера, с юга, с востока и запада – все мы не любим миелсумов больше, чем друг друга. М-м-да… В чем-то он, наверное, прав: когда мой сосед в городе – он идуг, но с юга – два часа из окна пятого этажа беседует с приятелем, который сидит на лавочке внизу, мне хочется пристрелить их обоих! А когда я был сапером и меня прикрывали два чернокожих снайпера, я был уверен, что они не дадут мне умереть раньше, чем погибнут сами…
Солнце уже явно клонилось к горизонту, когда впереди, прямо по курсу, обозначилась невысокая горная гряда. Марбак остановил машину и стал всматриваться вдаль.
– Как бы не попасть… Но куда деваться? Время – даже не деньги, а кое-что поважнее!
Он стал рыться в вещах: одну из сумок водрузил поверх остальных, винтовку спрятал под сиденье, потом немного подумал, извлек откуда-то короткий пистолет, проверил обойму, сунул его за пояс под рубашку, а пустую кобуру затолкал обратно в один из баулов.
– Да, так вот… Лет десять назад взял я отпуск и решил смотаться на родину. Сам я с севера, из страны, в которую здесь никто не верит: тут зимой гораздо теплее, чем у нас летом! И полгода вся выпавшая вода не течет, а лежит на земле в замерзшем виде – снег называется… Ты мне тоже не веришь?
– Верю, я прожил в таких краях почти всю жизнь…
– Тогда – ладно! Так вот, поехал я, значит, в отпуск и пацана с собой взял – проверю, думаю, на вшивость. Есть там у нас речка одна – хорошая такая, горная. Я на ней когда-то подрабатывал: сплавлял туристов на надувных плотах – веселые были времена. Вот и решил молодость вспомнить: выпросил у знакомых лодку, поплыли мы с парнем… А время-то было раннее, самое начало лета – воды много, ни рыбы, ни дичи нет, и до появления туристов еще целый месяц – одни мы на реке…
То ли я квалификацию утратил, то ли просто не повезло, а только на третий день влетел я на всем скаку под бревно. Пока сына да вещи спасал, лодка ушла по течению. Ну, выбрались кое-как на берег, барахло сушиться разложили, и я побежал лодку искать. А рядом прижим – на тот берег надо. Я-то еще в шоке был, не оклемался еще толком – ну, и сунулся в воду по перекату. И не перешел – сбило меня струей и понесло. Там и голым-то не поплаваешь, а я в одежде, в сапогах – ни вынырнуть, ни гребануть… Да… Плыву, значит, метрах в двух от поверхности, в водичку холодную, прозрачную смотрю: ну, думаю, Марбак, отмучился ты, кончились твои земные заботы и хлопоты… А потом представил, как пацан мой сидит на берегу среди мокрых шмоток и папу ждет, а папа-то и не придет… Тоскливо мне стало, и давай я выгребаться – и ведь выбрался! До сих пор не пойму, как это получилось, но выбрался. Да… Только лодку так и не нашел: кое-какие вещички собрал, рюкзаки… а вот лодку унесло куда-то.
Вернулся назад – усталый, мокрый весь. А парень мой сидит на том же месте и веточку строгает. Хоть бы костер разжег! А зачем мне, говорит, это нужно? Ты меня сюда затащил, вот и давай!.. Я стою, глазами хлопаю – что и сказать, не знаю… Черт! Это же нейтральная зона! – Марбак резко тормознул и переключил скорость.
Колея, по которой они двигались, давно превратилась во вполне приличную грунтовую дорогу, которая извивалась среди рыхлых известковых скал. За очередным поворотом на обочине стояли две машины – точно такие же открытые джипы, как их собственный, и толпился вооруженный народ…
Марбак совсем сбросил скорость и стал медленно приближаться. Оружие на них не направляли, но пропускать явно не собирались.
– Сделай идиотское лицо и улыбайся! Улыбайся, черт побери!!! Вылезешь вместе со мной. Как только… – ныряй под машину!
Смуглые черноволосые люди гомонили и размахивали руками. Их было человек восемь. Марбак снял очки и растянул губы в улыбке от уха до уха:
– Э-э-э, вы что, ребята? Вы что, меня не знаете?! Ха-ха! Я же везу игрушки! Посмотрите, посмотрите – целая машина игрушек!
Он подъехал к людям вплотную и остановился. Не переставая смеяться и что-то говорить про игрушки, Марбак медленно открыл дверцу и вылез из машины. Вар-ка последовал его примеру и стоял, ничего не понимая. Трое или четверо навели на них стволы, а один, наоборот, повесил автомат за спину и подошел к машине. Он осмотрел груду сумок на заднем сиденье и с некоторой опаской расстегнул молнию на верхней. Там действительно были игрушки: мягкие куклы, разноцветные мячики, какие-то слоники, крокодильчики. Теперь улыбались все, а стволы были направлены в землю.
– Ха, я же говорил! Посмотри, какой замечательный бык! – Марбак, казалось, развеселился еще больше. Он выхватил из сумки яркую куклу, изображающую овцу, и протянул стоящему перед ним пожилому усатому человеку с коротким автоматом на шее.
– На, возьми, не бойся! Нажми на живот!
Усатый не двигался, и Марбак нажал сам. Овца открыла рот и пронзительно мекнула. Пожилой воин вздрогнул, вокруг засмеялись. Ему, видно, стало неловко перед остальными: он протянул левую руку, взял игрушку и стиснул в пальцах:
– Мек! Мек!
– Замечательно! А вот мячик, смотри: мячик! – Марбак извлек красно-желтый мячик, подбросил его, поймал, опять подбросил…
– Смотрите, смотрите! Раз, два… три!
На третий раз он подбросил мяч очень высоко, и Вар-ка начал было, вместе со всеми, следить за его полетом, но успел заметить начало движения, и это его спасло – знать, не совсем еще утратил он свою хваленую реакцию…
Мяч уже подлетал к верхней точке своей траектории, когда Марбак резко упал на землю и перекатился под машину. Вар-ка, стоявший с другого борта, едва успел повторить его маневр.
Два взрыва лопнули почти одновременно. Казалось, они еще не отзвучали, а Марбака уже не было под машиной – коротко стукнули три пистолетных выстрела. Вар-ка выкатился, вскочил на ноги и едва успел занять свое место – Марбак плюхнулся на сиденье и с места погнал машину. Километров через пять он свернул с дороги в тень между двух скал, остановился и заглушил двигатель. Рубашка его была мокрой от пота, а руки тряслись так, что он не сразу ухватил сигарету в полупустой пачке.
– Вот так, значит. Поиграли…
Заметив, что Вар-ка рассматривает капот, покрытый мелкими вмятинами и царапинами, усмехнулся:
– Это не пробивает. Только мясо.
После третьей сигареты Марбак почти успокоился, попил воды и завел двигатель.
Дорога все так же петляла между скал, солнце собиралось садиться.
– Да… Так вот: остались мы с сыночком без лодки, без посуды и без мази от комаров. Все остальное кое-как собрал. Харчи почти все уцелели, только мешок с консервами сразу ушел на дно – так и не достал. Вроде бы и пустячок, а попробуй-ка сварить бобы или крупу без кастрюли! Хорошо хоть на второй день банку пустую нашел из-под консервов – она нас и спасала. Маленькая, правда, оказалась: чтобы поесть – три раза варить надо…
Десять дней мы шли: реку не перейти, ни дорог, ни троп никаких нет и от воды далеко не уйти – я все лодку найти надеялся. Так вдоль реки и лезли по кустам, по скалам. А он ничего – не ныл, не плакал, даже рюкзак нес, пока сил хватало. Только много ли на него навьючишь, на десятилетнего-то… В общем, выбирался как один, а отвечал за двоих…
На десятый день горы кончились. Дальше – равнина и леса непролазные до горизонта. В этом месте, я знал, на том берегу тропа к поселку проходит – за пару дней дойти можно. Только как на тот берег-то попадать? И перекат перед нами последний – с этой стороны ну никак не перейти. Точнее, неясно: может, и перейдешь, но если под тем берегом слишком глубоко будет, то назад уже не вернуться – только плыть – то ли на берег, то ли в гости к Богу. А сил-то уже нет, да и продукты кончаются.