Это что касается общих вопросов. Однако были и другие. Разгром неаполитанского ополчения на Аппиевой дороге и битва с крестоносцами на поле к северу от Рима показали назревшую необходимость перехода к огнестрельному оружию. В артиллерии тенсионная конструкция показала себя совершенно ненадёжной – за кампанию было заменено сорок три метательные рессоры на двадцати четырёх орудиях. Фактически за время боевых действий в Риме все тенсионные орудия полностью сменили свои упругие элементы в связи с их поломкой. Это не считая серьёзного ограничения мощности конструкции и начальной скорости снаряда. Поэтому даже дульнозарядные гладкоствольные орудия пойдут на ура. И медлить с этим не стоит, так как нужно не только отработать их применение, но и обеспечить сопутствующим снаряжением и оснащением.
Среди ручного оружия поломок практически не было – арбалеты были исключительно надёжны, что, видимо, было связано с небольшими мощностями. Однако появилась проблема дальнобойности и скорострельности. Нужно было обеспечить большую плотность обстрела на большую дальность с сохранением убойности. Было два пути решения этой проблемы. Либо разворачивать производство гладкоствольных казнозарядных ружей, которые при чуть меньшей точности, нежели у арбалетов, давали бы большую скорострельность, убойность и дальность залпового огня. Либо пробовать освоить производство казнозарядных винтовок. В этом случае мы получили бы большую дальность прицельного огня, то есть по меньшей мере порядка четырёхсот метров, ну и все остальные положительные качества гладкоствольных казнозарядных ружей. Проблема была только одна – технологическая, так как изготовить несколько тысяч качественных винтовок при имеющемся уровне науки и техники задача, прямо скажем, нетривиальная. Настолько, что можно смело требовать себе звание трижды Героя Социалистического Труда, если эту задачу удастся выполнить хотя бы за десятилетие.
Смех смехом, но требовался серьёзный технологический прорыв. Да, у князя в конце 1209 года было уже запущено больше трети новой металлургической фабрики, которая сама по себе должна была стать технологическим чудом. Но она давала несколько не тот эффект. Безусловно, получалось "быстрее, выше, дальше", но без выхода на новый технологический уровень.
Производство винтовок упиралось в две проблемы, причём если первая, заключавшаяся в крайней трудоёмкости изготовления сложных предметов из стали путём сверления и фрезерования, ещё как-то решалась, то вторая, связанная с точностью механической и термической обработки, была тупиковой. А вообще, трудностей хватало. Нормальную винтовку или даже гладкоствольное казнозарядное ружьё нельзя было сделать на глазок. Нужно было выводить имеющиеся рабочие группы секций физики и математики академии на новый уровень. Пока они изучали старинные трактаты, систематизировали знания и кое-как дорабатывали старые конструкции, многим из которых было больше полутора тысяч лет. Да, примитивная работа, но начинать работники с чего-то должны были, так как изначально представляли собой совершенно необразованных энтузиастов. Это смешно, но они за те несколько лет, что их гоняли Эрик и Морриган, смогли только-только разобраться с латынью до приемлемого уровня, научиться считать и кое-как чертить. Правда, как такового черчения в те времена не было, так что ребята по нескольку часов в день занимались освоением изобразительного искусства. Они рассаживались, перед ними ставили предмет сложной формы, и каждый его зарисовывал со своей стороны. Потом совместно разбирали результаты, искали ошибки, думали, как их избежать. На следующий день менялись местами.
В процессе освоения черчения ученики смогли открыть некоторые закономерности оптики и сделать ряд весьма полезных наблюдений. Так что, с горем пополам, научились хоть как-то отображать трёхмерные объекты на бумаге. Но нужно двигаться вперёд. Поэтому уже в феврале 1210 года было создано первое конструкторское бюро в этом мире, в составе которого числилось пятнадцать человек: физиков и математиков. Да, именно конструкторское бюро. Князь решил взяться сразу за наиболее сложное решение, то есть попробовать изготовить казнозарядную винтовку. Поэтому, собрав людей в одном месте, объяснил им на пальцах принцип работы механизма, который они должны будут сконструировать, и показал несколько примитивных опытов, для чего не только самостоятельно изготовил немного пороха, но и, заказав небольшую запаянную трубку на фабрике, продемонстрировал примитивное огнестрельное оружие класса "поджиг". Ну и были сказаны напутственные слова, что они – луч знаний в этом тёмном мире и всё человечество (как без него?) возлагает на них все свои надежды и чаяния, и прочая аналогичная ахинея на полчаса промывания мозга. В общем, ребята загорелись. Теперь главное, чтобы они героически не погибли во время экспериментов.
Не менее сложная задача стояла и перед химическим научно-исследовательским центром, который уже полтора года вёл весьма бурную деятельность. В этой области было две проблемы: порох и капсюль. В принципе порох и так был известен от китайских и корейских рабов, захваченных в Святой земле и прибившихся к команде князя. Но он был совершенно отвратительного качества, и перед НИЦ химии стояла вполне конкретная задача – повысить качество продукта. Причём не только в области его химического состава, но и механически, то есть найти способ гранулирования. Вторая проблема была, мягко говоря, крайне сложной, так как взрывчатые вещества ударного типа не только не были известны, но и не очень было понятно, что это такое.
К середине 1210 года был получен гранулированный дымный порох вполне приемлемого качества путём простого и обыденного эксперимента. Сам процесс гранулирования был решён посредством смачивания рафинированным спиртом размолотого в пыль порохового порошка с последующим протиранием его через сито и сушкой в хорошо проветриваемом помещении с комнатной температурой. Выход получался небольшой, выделенные в отдельную лабораторию три химика смогли выдавать по два килограмма этого ценного продукта в сутки, но его пока хватало.
Что же касается создания капсюля, то работники пошли традиционным методом исследования под названием "научный тык". Как ни странно, но результат был получен, правда, после гибели пяти химиков – два отравились, три взорвались. Так вот, брали самое обычное коровье молоко, добавляли в него винный уксус, настаивали около полусуток. Полученную сыворотку отделяли от воды и обрабатывали азотной и серной кислотами, смешанными в пропорции 4 к 6, после чего состав нейтрализовали содой и разливали по формам. Ничего особенно выдающегося, но срабатывает после полного застывания практически без осечек, да и порог чувствительности вполне терпимый – от тряски не инициировался и падение на пол переживал. Так что уже в ноябре 1210 года была изготовлена первая партия капсюлей для конструкторского бюро, где сразу же приступили к экспериментам с гильзами.
Поначалу хотели делать выклеиваемые из лент тонкой шёлковой бумаги гильзы, усиленные металлическим донцем. Но опытным путём пришли к тому, что процент затруднённой обтюрации этих конструкций после выстрела слишком велик. Поэтому на опытное производство фабрики был размещён заказ на гильзы из латуни. А это оказалось не самое простое дело, которое упиралось в целый спектр разнообразных проблем. Вначале фабричные мастера, проявив недюжинную смекалку, решили их вытачивать на станке из латунных болванок. Расход материала, времени и сил был поразительный: один рабочий умудрялся сделать не более двух гильз за рабочую смену в двенадцать часов. Это если ещё не учитывать брак, который зашкаливал за все доступные пределы, – выход готовой продукции не превышал десяти процентов от стартовых заготовок. Пришлось вмешиваться Эрику, и с горем пополам в январе 1211 года смогли изготовить первую опытную партию цельнотянутых горячей штамповкой гильз. Брак тоже был, и существенный – более шестидесяти процентов заготовок рвалось или неравномерно вытягивалось, но скорость получения искомого продукта была значительно выше. В процессе отработки технологии получилось реализовать схему поэтапной вытяжки, когда заготовка проходила аж двадцать этапов штамповки. Очень трудоёмко, не очень быстро, но зато давало девяностосемипроцентный выход готовой продукции, даже с учётом не очень качественной латуни. Гильза изготавливалась цилиндрическая, с закраиной под калибр десять миллиметров и длиной семьдесят. Выход гильз по новой схеме с одного опытного потока составил примерно пятьдесят штук в час, но их много было и не нужно, а потому линию продолжили дорабатывать, а для экспериментов решили довольствоваться двумя сотнями гильз. С пулями особенно не мудрили, делая их овальной формы из свинца. Так что март 1211 года был встречен достаточно перспективно в плане разработки толкового огнестрельного оружия.
Саму винтовку с подсказки Эрика решили делать с продольно-скользящим затвором, правда, его горе-конструкторы не понимали даже, что такое затвор, поэтому князю приходилось по нескольку часов в неделю проводить в КБ для контроля и направления их работы. Он сам был, увы, не оружейник, а потому имел лишь общее представление о конструкции подобного затвора.
Короче, через год увлечённого изобретения велосипеда получилось что-то более-менее адекватное под готовый к тому времени патрон. Проблема теперь оставалась только со стволом. После массы экспериментов со сверлением ствола из цельной заготовки пришлось от неё отказаться. Просто не получилось выдержать вектор сверления на нужных длинах канала, то есть сделать ровные каналы длиннее 300–350 миллиметров, что было крайне недостаточно.
За основу нового станка глубокого сверления был взят серьёзно доработанный токарный станок. Ключевая особенность этой конструкции была в сверле и узле, связанном с ним. Для того времени это было чудо техники, так как имело очень сложную структуру не только в области наконечника, но и по всей своей длине. Сбалансированная заготовка вращалась на малых оборотах без биений и особых колебаний. К ней со стороны дула подводилось сверло и с очень малым нажимом подавалось вперёд. По медной трубке, что была длиннее сверла и подключалась к небольшой ёмкости, вручную накачивалось обычное растительное масло, которое не только охлаждало головку сверла, но и выводило стружки наружу. Система ниппель! Но эта сложная и хрупкая "городуха" сделала своё дело. Поэтому 5 августа 1211 года на опытном производстве смогли получить кованый ствол с длиной канала в шестьсот миллиметров посредством сверления. При этом его качество оказалось вполне удовлетворительным. А общий цикл изготовления занял не больше трёх часов.
Успешно освоенное сверление было не единственной проблемой при изготовлении винтовки. Если изготавливать качественные каналы ствола получилось отменно, то с нарезкой, увы, пока все эксперименты проваливались, ибо резко повышался износ и, как следствие, рассеивание. Поэтому 10 сентября 1211 года, переоснастив патроны круглыми свинцовыми пулями калибра двенадцать миллиметров и собрав уже не винтовку, а ружьё с новым стволом, начали тестовые стрельбы. За десять дней, выстрелив 2410 раз, ружьё дало падение кучности всего на десять процентов, то есть по ростовой фигуре гарантированно попадало с дистанции в сто метров. При этом на дистанции в двести метров разброс пули не превысил сорока сантиметров, то есть сохранялась достаточная точность при залповой стрельбе по плотным пехотным построениям. 1 октября стрельбы продолжили. Перерыв был вызван расходом всех запасённых боеприпасов. 7 октября достигли пределов кучности новой конструкции в 3209 выстрелов. Разумный предел износа выражался в том, что больше пятидесяти процентов выстрелов на дистанции в сто метров уходило "в молоко". Скорострельность конструкции тоже получилась неплохая – порядка двенадцати выстрелов в минуту.
Всё бы хорошо, только изготовление ружья оказалось титаническим трудом – с нуля на изготовление одного экземпляра уходило две недели. Это очень долго, а потому, увы, пока на вооружение его было нельзя принимать. Да и с нарезкой хотелось разобраться, ведь если винтовка будет давать на отказ хотя бы полторы тысячи выстрелов с сохранением больше пятидесяти процентов попадания на дистанции четыреста метров, то это будет уже хороший результат. Короче, нужно работать и работать.
Вообще 1210–1212 годы были достаточно продуктивны. Запустили на полную мощность фабрику. Полноценно развернули процесс модернизации перегонного и бумажного производства, результатом которого должно было стать развёртывание двух новых фабрик в 1214 и 1215 годах. Одновременно с этим разворачивалось на уровне малых мануфактур ещё двадцать три производства, а общая численность рабочих достигла тридцати тысяч человек. Работа кипела очень бурно, переживая небывалый подъём от массового вливания новых рабочих рук. К концу 1212 года за счёт выполнения договорных обязательств население Боспорского княжества пополнили сто сорок тысяч человек.
Впрочем, за этот период произошло три действительно эпических события, которые кардинальным образом повлияли на ситуацию в Европе.
Первым событием стало посольство в начале октября 1210 года от графа Раймунда IV Тулузского, который был самым влиятельным сюзереном Окситании. Ведь именно Эрик полгода назад не только положил конец крестовому походу против альбигойцев, что жили в тех краях, но и разгромил заодно их самого страшного врага – папу римского Иннокентия III и его подручного Симона де Монфора. Граф, находящийся между Арагоном и Францией как между молотом и наковальней, а потому впечатлённый успешной военной кампанией, решил искать союза на берегах Тавриды. Возглавлял посольство Раймунд Роже граф де Фуа, его вассал и один из непосредственных участников боевых столкновений с армией де Монфора…
– Ваше сиятельство, удобно ли вы расположились? – Эрик поприветствовал Раймунда Роже и жестом пригласил присесть вставшего рядом с ним графа в небольшое, но удобное кресло. – Я пригласил вас побеседовать с глазу на глаз, так как все эти пышные приёмы не для обсуждения дел. А вы, как я понимаю, прибыли ко мне не для того, чтобы поднести сувениры и искренние заверения в дружбе сюзерена Тулузы?
– Да, монсеньор, вы совершенно правы. Мой сюзерен направил меня во главе этого посольства к вам, дабы искать дружбы.
– И всего-то? Мой друг, вы лукавите. Я не люблю подобные игры, и мы не при французском дворе. Говорите прямо, ибо от этого пользы будет значительно больше.
– Он хочет союза, военного союза.
– И чем мы сможем быть полезны друг другу, находясь так далеко?
– В случае какой-либо угрозы Раймунд может выдвинуть войска вам на помощь, а вы нам. Вы продемонстрировали всей Европе, что ваши слова не расходятся с делом.
– В последнем я не сомневаюсь. Сколько воинов может собрать ваш сюзерен? Не ополчения из полуголых и голодных крестьян, которые пригодны лишь в качестве мишеней для стрельбы из лука, а воинов при доспехах и оружии?
– Думаю, около двух тысяч.
– А сколько из них будет хотя бы в видавшей виды кольчуге?
– Монсеньор, я думаю, что таких будет около пяти сотен человек, больше дворян в подданстве моего сюзерена нет.
– Дворян? Из ваших слов я могу сделать вывод, что он может выставить пятьсот рыцарей и полторы тысячи вооружённых слуг, снаряжённых стёгаными акетонами. Я прав?
– Да, совершенно точно.
– Да уж, большая армия. – Эрик откинул голову и задумчиво посмотрел в потолок. – Когда я выходил на Рим, у меня было три с половиной тысячи воинов, снаряжённых в латные доспехи. А в княжестве оставалось ещё восемьсот при луках, копьях и металлической чешуе. Все мои явные враги рядом с домом были разбиты или запуганы, но при этом я переживал, что могу прозевать гостей. Честно говоря, я не вижу, чем ваш господин может помочь мне в военной кампании. Вокруг вас враги, армия слаба, денег очень мало. Вы представляете собой лакомый кусочек для ваших соседей. Вы хотите, чтобы я стал вашим щитом от их аппетитов?
– Монсеньор, вы… вы не так меня поняли…
– А что тут непонятного? Вам нужен союзник, чтобы выжить, так как Франция и Арагон растащат вас по кусочкам. По крайней мере, они сильнее вас и не скрывают своих аппетитов. Это просто, ясно и очевидно. Я хороший союзник, потому что у меня сильная армия и успех в битвах, но вам нечего предложить мне. Даже вассалитет, который мне совершенно не нужен, ибо эта головная боль у чёрта на куличках мне совершенно ни к чему. Ведь так?
– Да… Так… Монсеньор, вы же это и так знали. Зачем вам этот разговор? У вас есть какие-то предложения?
– Есть. Раймунд, я люблю играть по-крупному. Рим пал, Константинополь в руинах, Европа в смятении. Что вы собирались сами делать в ближайшее время? Ну, если, например, я откажусь от союза.
– Да жили бы, как и раньше. Хотя нет, как раньше уже не получится. Мир слишком изменился. Честно, я не знаю, что бы мы делали. Однозначно только то, что мы пробовали бы выживать. Как вы заметили, мы слабы, но не настолько, чтобы опустить руки и тихо умереть.
– Хорошо. – Эрик выдержал небольшую паузу. – Как я уже сказал, два вековых центра христианства пали. Как вы, наверное, понимаете, заслуженно, так как вместо заботы о душах людей занимались политикой, войной и финансами. Ваш старый друг епископ Урхеля тому яркий пример. Тот колосс, что выстраивали по кирпичикам со времён императора Константина, не выдержал ударов судьбы и рухнул, оставив людей без веры. С одной стороны, это хорошо, они больше будут думать, что пойдёт только на пользу экономике, то есть нашему с вами благосостоянию. С другой стороны, они окажутся совершенно неуправляемыми. У себя я пока справляюсь, ибо могу железной рукой навести дисциплину и порядок буквально во всём. Но так будет не везде и не всегда. – Князь снова выдержал паузу. – Вы понимаете, к чему я клоню?
– Не совсем. Что-то смутное угадывается, но… Подождите-ка! Так вы хотите повторить дела Константина? – Раймунд был удивлён и поражён.
– Именно. – Эрик сухо улыбнулся. – И предлагаю в Боспоре провести Вселенский собор, на который собрать осколки ортодоксальной и католической церквей, альбигойцев и, если пожелаете, вандесов. Впрочем, состав участников можно свободно обсуждать. Где после определённой работы будет не только выбран новый глава христиан, но и создан новый единый центр для всего христианского мира. Правда, уже несколько иной, нежели раньше. Светская власть должна быть у светских правителей, – пусть священники занимаются душами и не лезут в мирские дела.
– Как вы хотите это реализовать?
– За право посвящать свою жизнь культу они должны платить светским властям. Я думаю, достаточной платой будет, если они за свой счёт обучат всех желающих детишек чтению, письму и счёту. Да, опасная затея, ибо образованными людьми управлять сложнее, но она того стоит, так как образованные люди могут сделать намного больше и лучше, нежели их братья, живущие без света знаний. Церковь станет не привилегией, а тяжёлым трудом во благо всего общества, причём бесплатным.
– Но священники в итоге накопят богатства и смогут снова начать играть в вершителей судеб, стравливая одних людей с другими.