Классический сюжет про "попаданца" в июль сорок первого года. Последняя советская территория БССР, отсутствие войск, отсутствие знаний и ноутбука, отчаянное желание хоть чем-то быть полезным своему народу. Стальные шестерни механизма нашествия перемелят и это препятствие, но чем откликнется для истории их секундное торможение
Содержание:
Пролог 1
Глава 1 1
Глава 2 4
Глава 3 5
Глава 4 6
Глава 5 8
Глава 6 10
Глава 7 12
Глава 8 14
Глава 9 16
Глава 10 18
Глава 11 20
Глава 12 22
Глава 13 23
Глава 14 25
Глава 15 26
Глава 16 28
Эпилог 29
Примечания 31
Александр Кулькин
Ушедшее лето. Камешек для блицкрига
Идут белые снеги,
как по нитке скользя…
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.
…
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.
Пролог
Человеческая жизнь похожа на кирпичный дом. Первый кирпичик - это рождение, а там потихоньку из поступков и слов строят люди, кто дворец, а кто хибару. Но никогда нельзя забывать, что от легкого дуновения судьбы вся постройка может сложиться как карточный домик. Так вышло и у меня. Дожив до пятидесяти лет, я вдруг остался один. Никогда не испытывал тяги к большим компаниям, мне хватало маленького уютного мирка, в котором я был нужен. Но сейчас, идя по улице моего города, я понимал, что мой круг бесследно растворился в огромном мире, как кусочек сахара в обжигающем чае. Мир равнодушен к людям, да и люди всегда могут пройти мимо того, кто молчит о своих бедах. Конечно, можно кричать, и просить о подачке любви, о милостыне понимания. Но увы, не умею. Осталось только жить и надеяться. Вот и сейчас обо мне вдруг вспомнил военкомат.
Я вышел на площадь Ленина и остановился возле перехода, окинув взглядом привычный пейзаж. Асфальт, линии разметки, конструкция под сцену и заросший кустарником склон, наверху которого громоздилась подделка под средневековый замок. Сколько копий было переломано, выражаясь фигурально, когда в бывшем польском городе построили типичный древнерусский замок прямо-таки из учебника истории для пятого класса. Но копья пошли на дрова, а замок стал туристической достопримечательностью. Ещё со школы я был неравнодушен к истории и, оказавшись в этом белорусском городке, серьезно заинтересовался им. Восемьсот с лишним лет существования Полесска давали достаточный простор даже для дилетантского интереса. Особенно мне было интересен последний советский месяц города в 1941 году. Я прочитал все, что нашел в открытом доступе, и понял только одно, что официальная история не говорит ничего конкретного об июле-августе сорок первого.
Резкая боль вдруг скрутила меня - показалось, что в желудок попала колючая проволока. "Вот и все…" - успел подумать я, прежде чем потерял сознание.
Неизвестно где, неизвестно когда.
Из докладной записки директора исследовательского центра холдинга "Хронос".
Сэр. Довожу до вашего сведения, что в результате эксплуатации хронопробойника модели 375/RS накопилось множество данных, доказывающих что концепция межвременных путешествий, положенная в основу этого проекта, обладает, угрожающим безопасности самой структуры пространства-времени, потенциалом. Несмотря на теоретические выкладки, определенно, что хронотоннели не исчезают сразу после пробоя, а какое-то, неопределенное время, "дрейфуют" по времени и в пространстве. Обращаю ваше внимание, что данное свойство хронотоннелей полностью не изучено, и теоретически, может привести к их сливанию в один супертоннель. Последствия данного объединения предсказать невозможно, но изменение характеристик ваккума, вплоть до коллапсара пространства-времени, вполне укладывается в рассчитанную нами модель.
Резолюция президента холдинга:
Выделить дополнительное финансирование исследовательскому центру. Начальнику службы безопасности усилить контроль, и не допускать контакта исследователей и журналистов. Интервью допускать ТОЛЬКО с тщательно проверенными и контролируемыми журналистами.
Абсолютная тишина закутала меня в ватное одеяло. Взмах бабочки крыльями был бы здесь подобен грому. Стук сердца, которое пять десятков лет давало мне жизнь, прекратился. Но я был жив, вернее, мог думать, а, следовательно, и жить. Ещё мог видеть. Но был вмурован в непонятную субстанцию, как мошка в янтарь. Вокруг было множество разных вещей и существ. Расстояние терялось и казалось что, тираннозавр вот-вот до меня дотянется. Хотя, на месте этого рекса, я бы обеспокоился надвигающимся на него броненосцем абсолютно неизвестного мне флота. Вдалеке, или может быть вблизи, космический корабль мирно соседствовал с танком "КВ-2", а "Боинг-747" барражировал над толпой военных в характерных касках томми первой мировой. "Так вот они какие, закрома времени", - успел подумать я, прежде чем колючую проволоку начали вытаскивать из моего желудка.
Глава 1
Очнулся я от запаха. Хотя нет, правильнее сказать, от отсутствия привычных ароматов. Не было резкого дурмана раскаленного асфальта, который неразделим с городским жарким летом. Пахло рекой и чем-то, казалось бы, прочно забытым, но почему-то вызывающим ассоциации с деревней.
- Гражданин, что с вами?
Удивленный и настороженный голос прервал попытки осмысления, и заставил поднять голову. Кто-то в белом кителе стоял рядом и держался за кобуру. "Ангел!" - была первая мысль, но вид желтой кобуры как-то выбивался из представления о рае, да и не по чину мне райские кущи. С трудом поднялся на ноги, боли уже не было. Машинально отряхнул джинсы и ощупал нагрудные карманы, где были сигареты и телефон. Потом огляделся. Так, все ясно. "Мечты сбываются", - говорят, это написано на одной из плит, ведущих в ад. Милиционер уже вытащил свой "наган" и, настороженно смотрел на меня. Я поправил очки, мимоходом удивившись, что они уцелели, и вздохнув, обратился к блюстителю порядка:
- Отведите меня в госбезопасность.
Но старшина (я сосчитал треугольники на бирюзовых петлицах) вдруг уперся и, держа на меня на прицеле, безапелляционно заявил:
- Эт нет, гражданин. Вы задержаны, до выяснения, и давайте пройдемте-ка по-хорошему.
- Конечно, по-хорошему, - согласился и вопросительно посмотрел на старшину.
- Вперед, - он указал на противоположную сторону от реки. Я пошел впереди, подумав, не заложить ли руки за спину, но решил не быть слишком умным. Под ногами лежала брусчатка, часы на здании обкома партии (один в один, как на старой черно-белой фотографии, только темно-красного цвета) показывали десять минут третьего, пахло (наконец-то вспомнил) конским навозом, да и источник этого запаха был заметен. Я очень внимательно вглядывался, пытаясь понять - в каком я времени. Место я узнал сразу, конечно, река была намного ближе к площади, каменных домов не было, кроме двухэтажного здания с часами наверху в фасонистой арке. Да и откос был покрыт аккуратно постриженной травой, а наверху только деревья. Уже на подходе к обкому, вдруг обратил внимание на белые бумажные кресты, наклеенные на стекла. Резко остановившись, повернулся к старшине, который тут же схватился за кобуру, в которой снова покоился револьвер, и спросил:
- Война?
Милиционер вздрогнул и изумленно уставился на меня:
- Да ты откуда взялся-то, совсем что ли с глузды зъехав ?
- Совсем, - невесело усмехнулся я и попросил:
- Скажите мне, какое сегодня число? И, год?
- Семнадцатое июля, а год - тысяча девятьсот сорок первый, - растерянно ответил старшина, но тут он снова вытащил револьвер и уже уверенным тоном приказал:
- Давай, ходи. - И немного запнувшись, добавил:
- Прямо иди, вон к тем деревьям.
Я шел прямо, выполняя приказ, за спиной пыхтел грузный милиционер с наганом наперевес, редкие прохожие недоуменно косились на мою странную одежду. Меня пока не торопили, и я все пытался понять, зачем я здесь? До падения города, последнего областного центра Белоруссии оставалось чуть больше месяца. Что мог сделать я, человек, родившийся через двадцать лет? Рваться в Москву, чтобы рассказывать Сталину и Берии об их бедах, и доказывать, что я всё-всё знаю и вот сейчас лично притащу Гитлера за его знаменитую челку? Дайте мне только дивизию ОСНАЗа. Угу, разогнался! Даже если, Ливицкий, первый секретарь обкома, и НКВДшник Строков меня и отправят в Минск, то Пономаренко тормознет наверняка. Нельзя ему пускать к Сталину непонятного человека, который рассказывает сказки (с его точки зрения) о том, что всё, что ЦК КП(б)Б сейчас делает, идет только во вред. Я читал, хотя правильнее, сказать - буду читать в Интернете что, по-настоящему работали только Москва и республиканское НКГБ. Остальные, то есть КП(б)Б и НКВД, не могли понять, что старыми методами работать нельзя. Партия направляла на подпольную работу всем известных активистов, НКВД формировал партизанские отряды из своих лучших следователей и уполномоченных, зачастую отправляя горожан в сельскую почти, незнакомую для них, местность. Все шло по старой пословице "Хотели, как лучше…" То есть, властям поручили совершенно незнакомое дело, и они выбрали лучших, которые погибли, не успев ничего сделать. Но ведь, Сталину шли доклады об успешной работе! Преодолевая растерянность, пользуясь непроверенными данными, Пономаренко докладывал об успешном сопротивлении, о колхозниках, сжигающих бомбардировщики даже в том районе, где никогда не было аэродромов. О сотнях партизанских групп, отправленных в тыл врага, но не писал, что оружия не хватает даже истребительным батальонам. А школы подпольщиков со сроком обучения два-три дня? Так что, в Минске мне делать нечего. Впрочем, какой Минск? Он уже почти месяц как у немцев.
Из-за спины раздалось предупредительное покашливание, и меня попросили свернуть направо. По брусчатой, узкой улочке мы стали подниматься в гору. Тут неожиданно для себя, я перестал беспокоиться, и стал с интересом осматриваться. Улица Комсомольская, которая в двадцать первом веке выглядела анахронизмом со своими деревянными домами, почти не изменилась. Только тротуары были деревянными, но дорожное покрытие я уже упоминал. Вдруг, вспомнив, что до революции город брусчатку поставлял даже в Киев, пожалел, что в бывшем современном мне городе её уже нет. Мы поднялись на гору Коммунаров, я успел заметить длинные стволы зениток, и подошли к огороженному парку.
- Нам туда, - старшина, уже снова спрятавший револьвер в кобуру указал на калитку.
Спокойно прошел в открытую милиционером калитку, тщательно окрашенную в темно-зеленый цвет, и оказался на посыпанной песком дорожке. Одноэтажное здание с высокими окнами было выкрашено в тот же зеленый цвет, но ярким пятном рядом с входом выделялось стеклянная табличка в деревянной рамке. Белые буквы информировали, что "Управление НКГБ БССР по Полесской области" располагалось именно здесь. Цель номер один, была достигнута.
Остановившийся на крыльце старшина, тщательно вытер подошвы сапог о тряпку и несколько раз крутанул эбонитовую шашечку звонка. Дверь открылась почти сразу и, отправленный вперед повелительным жестом, я прошел в коридорчик. Вторую дверь мне открыл встречающий рядовой, судя по петлицам пограничник. Вошедший вслед за мной милиционер откозырял сидящему за барьером командиру:
- Товарищ сержант госбезопасности, к вам провожен непонятный гражданин. Прошу разрешения следовать на свой пост. Старшина милиции Скрипко.
- Доставлен, - поправил его сержант ГБ.
- Провожен, - упрямо повторил Скрипко, - он сам попросил.
- Подождите, старшина. Присядьте и напишите рапорт. А вы, гражданин, садитесь. - И с этими словами нкгбэшник взялся за телефонную трубку.
"Ну, что ж, когда прокурор говорит: "садитесь", неудобно отказываться", - вспомнил я старую, или очень новую шуточку и уселся на отполированную седалищами деревянную скамью с высокой спинкой прямо в "логове кровавой гебни" - как любят верещать мои современники, никогда этой "гебни" и в глаза не видевшие. Ожидание впрочем, не затянулось. Коротко доложив о странном незнакомце, дежурный, жестом, предложил мне подняться, и что-то коротко приказал пограничнику. Красноармеец открыл передо мной ещё одну дверь, негромко сказал:
- Вам в четвертый кабинет, - и пошел сзади, держась с левой стороны. Клапан кобуры у него был расстегнут.
Уже проходя за барьер, сделанный явно из дуба, я обернулся и громко сказал:
- Спасибо вам, товарищ старшина.
Старшина, терзающий за столом старенькую ручку с обгрызенным черенком, смущенно махнул рукой:
- Так это ж, надо было так.
Судя по его очень смущенному, и умоляющему взгляду, брошенному на офицера, клякса на рапорте получилась большая. Но что, произошло дальше, я уже не увидел, так как прошел навстречу своей судьбе.
В четвертом кабинете у окна стоял высокий человек. В пепельнице дымилась забытая папироса, длинная гильза явно показывала, что это не "Беломор". С удивлением отметил, что уже давно не курил, и желание затянуться дымком охватило меня. На звук открываемой двери человек обернулся:
- Проходите, садитесь, - и, обратившись к солдату, добавил: - Свободны, когда старшина напишет рапорт - принесёте.
Подождав пока я сяду, он представился:
- Оперуполномоченный Золотарев. Сегодня я ответственный, и буду с вами беседовать.
Я встал, сидя представляться не могу:
- Старший лейтенант запаса Листвин Алексей Юрьевич. Родился, через двадцать лет после нашего разговора.
Золотарев ошеломленно потряс головой:
- Стоп, стоп. Что за бред, родился через двадцать лет? С кем же я, сейчас говорю?
Я грустно улыбнулся:
- С неизвестной науке аномалией. Разрешите я, достану документы?
- Ну конечно! - Он схватил папиросу и жадно затянулся. Заметив мой взгляд, тут же протянул мне коробку "Герцеговины Флор". Я удивился, увидев столь памятную черно-зеленую пачку, но не удержался от искушения и взял одну папиросу. Но папироса могла подождать, сначала надо воспользоваться разрешением хозяина кабинета. Вскоре на столе было разложено содержимое моих карманов. Прикурив от своей зажигалки, положил её на стол к пачке "Премьера", мобильному телефону, портмоне, паспорту и военному билету. Рядом лежала пачка влажных салфеток и носовой платок. Ошеломленный Золотарев не сводил взгляда с обложки паспорта. Потом осторожно протянул руку и взял "краснокожую паспортину". "Краснокожим" паспорт стал только из-за суперобложки, а так он был унылого серого цвета, как и большинство документов новообразованных государств. Раскрыв обложку, оперуполномоченный пару минут судорожно хватал ртом воздух, рассматривая герб Республики Беларусь. Я уже начал беспокоиться за его здоровье, но он совладал с собой и стал быстро листать документ, задержавшись взглядом на второй странице. Наконец-то добравшись до последней, он кинул на меня быстрый взгляд, явно сравнивая фотографию с оригиналом, и стал тщательно вычитывать информацию. Потом отложил паспорт, но тут же вновь его открыл и поскреб ногтем страницу.
В дверь постучали, и Золотарев сказав:
- Войдите, - встал из-за стола.
Вошедший пограничник доложил:
- Рапорт старшины милиции.
- Давайте сюда. Стоп, я подойду сам. Скажите сержанту госбезопасности Шкенёву, что я очень занят, в кабинет заходить нельзя. Меня вызывать только в случае крайней необходимости.
Прочитав рапорт, Золотарев отложил его на стол и вновь вернулся к моим документам. Я тем временем потушил папиросу в пепельнице и стал бездумно смотреть в окно. Редкие деревья ничего не скрывали, густой парк, как стало через семьдесят лет, ещё не вырос, и было видно как на ладони. Река была шире, и с высоты холма были видны маленький остров, дорога на другой стороне, и бревенчатый мост, немного выступающий над поверхностью воды. Негромкое покашливание вернуло меня к действительности.
- Что это? - лейтенант, держал в руке сотовый телефон.
- Телефон, - и предотвращая следующий вопрос, я продолжил: - Нет, сейчас он работать не будет. Для его нормальной работы нужно много оборудования и сооружений, которых сейчас нет.
- Расскажите подробней, - попросил собеседник, положив мобильник на рапорт старшины.
- Я не специалист мобильной связи, впрочем в моё время о всём знать невозможно. Но, если вы дадите мне лист бумаги, общие принципы объяснить смогу.
Окуная ручку в чернильницу и подивившись, что навыки сорокалетней давности еще живы, схематично набросал структуру сотовой связи.
- То есть, можно сказать, что это - радиостанция? - уточнил Золатарев.
- Да, можно сказать и так. Только сейчас связаться невозможно ни с кем. Точно не знаю, но, кажется, диапазон этот в настоящее время не используется. Да и дальность действия очень маленькая.
- По вашим документам я понял, что вы из СССР, вернее, - он вновь посмотрел на паспорт, - Из Белоруссии. Но почему же телефон иностранный? Неужели, наша страна не в силах производить такое?
Я помрачнел и, поколебавшись, все-таки ответил:
- Товарищ лейтенант госбезопасности, прошу вас, выслушайте меня не перебивая.
И минут пятнадцать читал Золотареву лекцию по будущей истории нашей страны. Я тщательно избегал называть фамилии, особенно ныне здравствующих вождей, старался не упоминать наиболее одиозные факты, но все-таки вынужден был озвучить старое название города, в котором родился. Лейтенант со свистом втянул воздух в себя, но промолчал, и только когда я с горечью признал, что выиграв войну, проиграли мир, он не выдержал: