- Уже, - коротко ответил сержант, и спросил: - Товарищ капитан, а может вам не надо ехать? Кто его знает этого воентехника, вдруг увидит вас, да задний ход сыграет?
- Не переживайте, Моисей Авраамович, я сейчас в НКВД, а потом на желдормост. А вы там, кстати взрывчатку не замечали, в той колонне? А то, ещё бочку можете взять.
- Не даст, - грустно вздохнул наш героический "зампотылу", - Это про патроны я ему доказал, что они в "трёхлинейку" не влезут, а взрывчатка калибра не имеет.
- Ладно, разберёмся сами. Только сделайте всё чисто, впрочем, кого я учу?
- Есть! - Абрамзон убежал к машине, и встав на подножку по хозяйски заглянул в кузов. Что-то приказав бойцам, он с силой захлопнул дверцу. Полуторка газанула, задержалась, пока открывали ворота, и покатила в сторону моста. Я же подойдя к "эмке", спросил у выглянувшего из под боковины капота Зубрицкого:
- Что случилось, товарищ старшина?
- Да, пустяк. Пару гаек подтянул, что, ехать надо?
- Да, Павел Васильевич. Надо съездить в НКВД, а потом будет видно.
Уже сев в машину, я посмотрел на водителя, и негромко сказал:
- Благодарю.
Зубрицкий только махнул рукой, завел двигатель, и мы тоже поехали. Время поджимало, а я до сих пор не решил вопрос с минированием железнодорожного моста.
Впрочем, я зря торопился. В НКВД Строкова не было. Чем-то растроенный Заяц, принял меня довольно таки недружелюбно, и категорически отказался выдать мне схемы расположения минных камор. Правда, поняв, что я в его проблемах не виноват, извинился за тон отказа.
- Но, Алексей Юрьевич, кстати, поздравляю вас со званием, не могу же я залезть в сейф начальника. Так что, или попозже зайдите, или подождите Строкова.
Посмотрев на часы, я поднялся:
- Лучше, я подожду в машине. Не буду мешать вашей работе, да и за папиросами надо сходить.
- Ну и ладненько, - обрадовался милиционер, чувствовалось, что работы у него выше головы, и вся срочная.
- Да, а что с тем задержанным? - поинтересовался я, задержавшись у двери. Заяц сморщился, и что-то проворчал себе под нос.
Так и не дождавшись внятного ответа, я вышел из здания, и прикурив папиросу, остановился у машины. Докурив, и предупредив Зубрицкого о том, что пойду в буфет ресторана, неторопливо направился к цели. Лёгкий ветерок гонял по брусчатке обрывки бумаги, и слегка пожелтевшие листья каштанов. Площадь была пуста, только возле спуска на мост всё тянулась и тянулась очередь из повозок. Спускаясь с горы по двум улочкам, ручейки беженцев сливались в один на дальнем, от меня, краю площади. Внимательно посмотрев на течение людской реки, я с облегчением убедился в её равномерности. Пройдя мимо обкома, и ответив на приветствие милиционеров, мне пришлось притормозить, пропуская вылетевшую из ворот обкома "эмочку". Убедившись, что машина повернула на гору, то есть не по нашу душу, я дошёл до знакомой двери. Сюрприз ждал меня неоднозначный. Буфет стал торговать по коммерческим ценам, то есть карточки оставались мне, но цены выросли втрое. За пачку "Казбека" надо было платить больше червонца! Почесав в затылке, и проверив наличность, я плюнул, и купил сразу десять пачек. Получив аккуратно перевязанный бечевкой сверточек, я купил ещё несколько коробков спичек и вышел на улицу, со свертком, и практически с пустыми карманами.
Начальник УНКВД уже дожидался меня, достав карту из сейфа. Вместе мы изучили схему расположения зарядов, и уперлись в вопрос, кто же будет закладывать взрывчатку? Взрывников у Строкова не было, а у меня тем более.
- Ну ладно, толом мы каморы забьём, - Я отмахнулся от дыма папиросы, и вновь с яростью уставился на схему, - Но как устанавливать детонаторы, и прокладывать линию?
- Не знаю, - капитан госбезопасности машинально сломал спичку, потом кинул её в пепельницу и взял трубку телефона: - Пётр Васильевич, зайдите ко мне.
Пока Заяц не пришёл, мы сидели, курили, и просто молчали. Дверь открылась:
- Вызывали, Виктор Иванович?
- Заходите. Вот, скажите нам с капитаном, где наш "Подрывник"?
- Да где же ему быть? Сидит у нас в изоляторе. Повезло ему. Дело ещё не закончено, никак не вспомнит, у кого конкретно, он взрывчатку брал. Прокурор продлил срок задержания.
Повернувшись ко мне, Строков объяснил:
- Поймали тут на реке, одного умельца. Ещё месяц назад, рыбу решил глушить "бонбами", партизан с Гражданской, чтоб его. Дело было недалеко от желдормоста, так что его быстро повязали, и ко мне. А он пьян до изумления. Когда протрезвел, разобрались, да и передали дело в милицию. Думали влепить ему штраф, да дело с концом, а оказывается у него взрывчатка в "бонбах", с войсковых складов. Так что, пришлось дело обратно забирать.
- В общем, - продолжил Заяц, - надо выяснить где же он, взял взрывчатку. А этот старый чёрт, ничего не помнит. "Накатили четверть с кумом. Тут хлопцы подходят, усе в форме, и гутарят, что горилки им надоть. Ну кум, уже готов, а у меня взыграло. Говорю, будет вам, хлопцы горилка, а вы мне гранату дайте". Вот так и рассказывает, а кто эти хлопцы, какие хоть у них звания, а… - со злостью закончил старший лейтенант милиции.
Я с трудом сдерживал смех:
- Так, на кой лях, ему граната?
- Да упёрся, как баран у ворот! Сом у него в личных врагах! Пять лет не может того сома из бочага вытащить!
Мы со Строковым не выдержали, и захохотали, потом я всё таки немного успокоился, и поинтересовался:
- Так сом, хоть всплыл?
- Никто не знает, - не выдержал, и усмехнулся Заяц, - Когда стрелки НКПС лодку поймали, этот подрывник уже спал. В лодке, рыбы не было.
- Так что, вы хотите чтобы этот партизан мост минировал? - я оглядел чекистов, и недоверчиво переспросил: - Вы что, серьезно?
- А что нам делать? - развёл руками Заяц, - Этот, как вы его назвали, партизан - единственный взрывник в городе.
- Ну я бы так не говорил, - задумчиво возразил Строков прикуривая очередную папиросу, - Надо проверить в паспортном столе и в военкомате.
- Слушайте, а зачем создавать себе лишнюю работу? - поинтересовался я, - Неужели в Калинковичах ни осталось военных? Если пехотное училище ещё не эвакуировали, то специалист там обязательно будет.
Строков отрицательно покачал головой:
- Да вряд ли там кто-то остался. Досрочный выпуск у них был почти месяц назад. Хотя, хм… Калинковичи?
- Ага, - подтвердил Заяц, потом оба посмотрели на меня.
- Мы вам поможем, товарищ Листвин. - пришёл к окончательному решению Строков, - Только сами понимаете, работать будут наши люди, и желательно чтобы их никто не видел.
- Понимаю, - согласился я, - и когда скажите, караул с моста сниму. Отправлю, своих окопы подправлять. Только, давайте не тянуть с этим вопросом. И ещё, что с зенитчиками делать? Они же мне не подчиняются.
- Завтра-послезавтра, будет приказ о введении осадного положения, - отреагировал начальник УНКВД, и добавил: - военному коменданту все будут подчиняться.
Я встал, и вдруг вспомнил:
- О, чуть не забыл! Скажите, что у нас в городе с ценами творится?
- А что такое? - заинтересовался Заяц.
- Так "Казбек" уже почти десять рублей стоит.
- Где!? - возмутился милиционер.
- В буфете ресторана.
Строков нахмурился:
- Пётр Васильевич, лично разберитесь. Только спекуляции нам ещё не хватало.
Выйдя наконец-то из здания НКВД, я задумался о дальнейшем маршруте. Ехать к желдормосту было не с руки, не было пока у меня власти командовать зенитчиками. Объявление осадного положения задерживалось, что в общем-то правильно. Война была ещё далеко, а лишних хлопот мне и даром не надо. Эх, придётся возвращаться в батальон, и снова садиться за бумаги. Вот же, проблема. В батальоне офицеров нет, зато в штабе бумажного укрепрайона, "кубики", и "шпалы" почти на каждом. Уже открыв дверцу машины, я заметил летящий "газончик" с ярко-красным крестом на боку. Предчувствие беды резануло сердце. Запрыгнув в машину, я с лязгом захлопнул дверцу, и Зубрицский резко дёрнул "эмочку" с места.
Возле моста нас встретила оглушительная тишина. Нет, по-прежнему плескала волнами река, и ветерок ерошил волосы, снявших пилотки, шляпы, и редкие фуражки людей. Но все эти звуки скользили мимо людей, не отрывающих взглядов от группы красноармейцев, столпившихся возле старенького "газика" с ещё сверкающим краской крестом милосердия. Когда я подошёл ближе, ко мне сначала подошёл Абрамзон и очень тихо сказал:
- Беда, товарищ капитан. Заяц помер.
Я недоумёно посмотрел на своего верного зампотыла, но не успел ничего спросить. Подскочившая к нам Коробочко, рыдая, начала кричать на нас, что это мы его убили! Боюсь женских слёз, всегда чувствую себя виноватым. И как обычно, пришлось мне, собрать в кулак, всю свою волю, чтобы снова стать тупым солдафоном.
- Товарищ старший сержант медслужбы! Я вам приказываю, немедленно прекратите истерику! Доложите, как положено!
Сверкнув на меня смертоносными изумрудами глаз, товарищ старший сержант, беспомощно посмотрела на Абрамзона. Старый еврей устало вздохнул, и достал из нагрудного кармана гимнастёрки платок:
- Сходи-ка ты дочка к реке, умойся. - Потом вновь обратился ко мне: - Мы разгрузили первую машину, Заяц командовал. А второй "ЗиС" таки стоял на мосту, и на площади уже толпа собралась. Ну я с этим поцем, пока договорился, Заяц, сам скомандовал машину скатить с моста на остров. Этот интендант, - Абрамзон сглотнул продолжение, - приказал снять с машины аккумулятор, так что завести было невозможно. Ну бойцы напряглись, а она стоит, и он не выдержал…
Подошедшая Коробочко печально закончила:
- Сердце у него было больное, а тут жара, духота. Нельзя ему было напрягаться.
Я молча подошёл к санитарной машине, и снял фуражку. Кто-то из стоящих рядом красноармейцев, негромко пробормотал:
- Отмучился, сердэшный.
- Отставить, - шёпотом прорычал я, - Красноармеец Заяц погиб на боевом посту. Он живот положил ради други своя, как говорили наши предки. Пусть он не смог убить ни одного врага, но он сделал всё, чтобы мы могли это сделать! Сержант Абрамзон! Старший сержант Коробочко!
- Я, товарищ капитан!
- Подготовить всё для торжественного захоронения красноармейца Зайца, павшего на боевом посту!
- Есть, товарищ капитан! - хором ответили мои сержанты, и козырнули, держа пилотки в руках.
"Спецсобщение № 143 Руководителя специальной группы при наркомате внутренних дел лейтенанта ГБ Мээтте А. К.
Товарищ Генеральный комиссар госбезопасности. Выполняя ваше распоряжение о срочной эвакуации фигуранта по делу "Пиллигрим", группа ОСНАЗа под моим командованием 4 августа в 11.13 вылетела в город Полесск Полесской области БССР, на самолете "ДС-3" в сопровождении эскадрильи истребителей "ЯК-1" 301 ИАП. В 14.48 совершили посадку на аэродроме Гомель, для дозаправки истребителей. Во время посадки на аэродром один из истребителей (бортовой номер 24, пилот - сержант Рыцкий В. Д.) попав левой стойкой шасси в незаделанную воронку, перевернулся, и загорелся. Пилот погиб. В связи с отсутствием автозаправщика, заправка самолетов затянулась до позднего времени, и мною было принято решение об переносе вылета на следующее утро. Аэродром близ города Полесск для производства ночных полётов не имеет никакого оборудования. Утром 5 августа самолёт "ДС-3" был самовольно захвачен группой ответственных работников ЦК КП(б)Б. При попытке воспрепятствовать, мне был предъявлен приказ члена Военного Совета Западного фронта Пономаренко об срочной эвакуации из Гомеля всего персонала ЦК. Не желая допускать боестолкновения с охраной ЦК, я принял решение не препятствовать захвату самолета. Тем более, мною были сведения о том, что аэродром в Червонополеске находиться в аварийном состоянии, и не может принимать тяжелые машины. Командиру экипажа самолета "ДС-3" мною было приказано, после выполнения задания по эвакуации, приземлиться в городе Брянск , где и дожидаться моего появления. Несмотря на мои протесты, все истребители "ЯК-1" были также захвачены. Так как на аэродроме уже находился восемьдесят седьмой отдельный батальон конвойных войск НКВД БССР, оружие моей группой не применялось. В результате, мною принято решение добираться до города Полесска автотранспортом , с последующей доставкой фигуранта на аэродром города Брянск, так как аэродром города Гомеля постоянно подвергается налётам вражеской авиации."
Передано по спецсвязи ВЧ 5 августа 1941 года в 09.05.
Похороны красноармейца прошли торжественно. Приехал даже второй секретарь обкома партии, с петлицами полкового комиссара. Ему наш политрук, с облегчением, предоставил право сказать речь. Речь была политически правильна, но гладкая какая-то. Я заметил несколько вопросительных взглядов, и ясно осознал, что с этими людьми мне придётся идти в бой. Я надел, снятую было фуражку, и повернулся лицом к бойцам:
- Товарищ полковой комиссар правильно всё сказал. Но, сейчас мы хороним своего товарища, который первым пал в борьбе с врагом. И перед его гробом, я хочу принести клятву, нашего батальона. Мы, Полесский отдельный батальон, клянемся! Клянемся в том, что отомстим врагу за смерть нашего товарища!
- Клянемся… - эхо прозвучало негромко, но весомо.
- Клянемся, что пока есть у нас хоть капля крови в жилах, то будем бить врага!
- Клянемся.
- Клянемся, что не сложим оружия, пока не загоним врага в его логово, и там добьём!
- Клянемся!
Треск нестройного залпа, заглушил стук падаемой на крышку гроба комьев земли, и разогнал любопытных ворон. Черная туча, хрипло ругаясь, поднялась в небо, и кто-то из бойцов грустно пошутил:
- Этих ворон мы прогнали, а сколько их ещё налетит…
Я повернулся, и подойдя к красноармейцу, посмотрел в его глаза. В глазах, уже пожившего на свете мужика, стояли слёзы. Я положил руку на его плечо, и проглотив комок в горле, почти прошептал:
- Пускай летят, нам проще целиться будет…
Ященко действительно повзрослел. Когда Абрамзон на ужине разлил по кружкам водку, выпил свои сто грамм, и промолчал. Промолчал и я, но потом сделал замечание сержанту за инициативу. Тот только молча пожал плечами.
А со следующего дня я загонял бойцов на стрельбище, патроны, слава Абрамзону, у нас были. Получил я и приказ о назначении военным комендантом. Приказ номер один, о введении в городе осадного положения я написал сам, а его размножение и расклейку, сплавил на незаменимого зампотылу. Товарищу политруку, на пару с командирами рот, было поручено составить график военных патрулей, а товарищу старшему сержанту - почетное задание.
- Эстер Шлемовна. Нам нужно постараться предусмотреть всё. Поэтому вам придётся оборудовать ещё один санпункт в городе.
- Ну у нас же дежурит медработник, у моста? - немного растерянно спросила Коробочко.
- Я знаю, но сейчас нужно оборудовать санпропускной пункт у въезда на площадь. Бои ведутся уже недалеко от города, и возможно резкое увеличение больных и раненых. Прошу вас обдумать, что вам надо, и…
- Опять бедному, старому еврею доставать луну с неба, - закончил мой монолог сержант.
Гордо задрав свой носик, Коробочко попросила у меня разрешения удалиться, и проигнорировав каптернармуса, покинула нас. Проводив её взглядом, товарищ сержант, положил мне на стол листок бумаги:
- Подпишите, товарищ капитан.
- А это что? - окунув перо в чернильницу, спросил я, читать было неохота.
- Заявка на получение двадцати литров спирта, - грустно ответил Моисей Авраамович, - Я же на склад кладовщика назначил. А этот, красноармеец Сердюк, у-у-у хохляцкая личность, теперь сказал, что спирт выдавать без вашей подписи не будет.
- Ну, товарищ Сердюк порядок знает. А, собственно говоря, зачем столько? Насколько я помню гектограф, спирт там совсем не используется?
- То-о-оварищ капитан, - протянул Абрамзон, сожалеючи посмотрев на меня, - Вы совсем как младший политрук заговорили. Ну, он-то ещё молодой, ему простительно. Вы же знаете, что в городе уже нет типографии, и тем более, нет бумаги. А вы приказ требуете напечатать, да ещё сотню экземпляров. А сегодня, между прочим, суббота…
- Товарищ сержант! Официально напоминаю, что вы - сержант Рабоче-Крестьянской Красной Армии и советский человек! Хорошо, спирт вы получите, - я черканул подпись, немного подумал, и зачеркнув цифру "20", написал сверху - "десять", - только меньше. Незачем сразу баловать печатников, они нам ещё пригодятся.
Впрочем, сержант отнёсся к этому спокойно, только уходя, пробурчал себе под нос:
- Вот так всю жизнь. Всю неделю, "старый жадный еврей", а как суббота, так сразу "советский человек".
Я только улыбнулся, и сняв очки, устало потёр переносицу. День только начинался, а весь стол уже был завален бумагами. Закрыв глаза, я с тоской подумал о Красной Армии, где в каждом батальоне есть штаб, и нет спирта. Как там хорошо жить командиру…
Глава 11
"Спецсобщение № 189