Байдарка двинулась вперед. Увидев или почуяв ее, детеныш принялся пронзительно пищать и шевелить лапами. Он пытался плыть, пытался нырнуть, но густая наполненная воздухом шерсть держала его на поверхности как поплавок. Манук подобрал его, положил на покрышку байдарки, потыкал заскорузлым пальцем и улыбнулся:
– Кричи! Хорошо кричи, и она придет! А ты, – обратился он к напарнику, – приготовься и жди. Старайся попасть в шею ближе к голове. Тогда она умрет сразу.
Слева от байдарки береговой лес отбрасывал тень, и вода хорошо просматривалась на глубину – там змеились водоросли, иногда проплывали рыбы. По правому борту в воде отражалось небо, и что-то видеть вглубь можно было лишь у самой лодки. Бобриха могла показаться с любой стороны, но охотники невольно смотрели в основном налево – вот-вот там мелькнет стремительная обтекаемая тень. Ожидание затягивалось. Манук поместил детеныша обратно в воду и придерживал за лапу, чтоб не уплыл.
– Кричи! Хорошо кричи, и она придет!
– Она не придет, – засомневался молодой охотник. – Наверное, слишком сильно испугалась.
– Обязательно придет! – заверил напарник. – Они всегда приходят на зов детеныша. Если только эту самку не убил кто-то другой.
– Но остальные лодки далеко – за мысом.
– Значит, бобриха будет нашей. Знаешь что, она может подплыть совсем близко… Она захочет отнять своего маленького… Если так и будет, попробуй ударить веслом.
– Попробую, но где же она?
– Где-то там, – показал свободной рукой Манук. – Сейчас нет ветра. Когда ныряла, пузыри показали в ту сторону.
– А когда дует ветер, они уходят против него, да?
– Ну, парень, так говорят, так считают многие охотники. И часто теряют бобров. Это сказки для молодых – они верят и торопятся занять место в кругу против ветра. А разве под водой ветер бывает? Будь умнее: смотри на пузыри, смотри на волны. А когда ветер… Попробуй научиться чувствовать, научиться угадывать, где он появится…
– Я стараюсь, я уже почти никогда не промахиваюсь, только… А скажи, Манук, неужели нельзя… без этого? Мы так долго плыли сюда… Как теперь вернемся? А я домой хочу!
– Ну, может, и вернемся…
– Все говорят, что ты хороший охотник, Манук. Все говорят, что у тебя надо учиться. Но люди твоей семьи все равно всегда голодны и плохо одеты.
– Да уж получше, чем некоторые… – буркнул охотник. – Я знаю, о чем ты. Это – по молодости. Скоро ты поймешь, что нужно терпеть то, что нельзя изменить. И радоваться тому, что имеешь. Лучше смотри внимательнее – если убьешь бобриху и не повредишь шкуру, я угощу тебя табаком.
– Правда?! Манук, мне показалось, я слышал плеск у того берега. И волна, вроде пошла…
– Да, правильно. Наверное, на берегу были бобры. Они увидели нас и уходят вводу. Мы попробуем поймать их потом. Сейчас должна появиться самка.
– Смотри, смотри! Она под водой! К нам плывет! Видишь?
Манук сощурил и без того узкие щели глаз, всматриваясь в блестящую поверхность. Похоже, по ней действительно расходились еле заметные волны, словно кто-то двигался на небольшой глубине в сторону лодки. Это было не очень характерно для бобра. Может, котик? Бывалый охотник чувствовал, был почти уверен, что бобриха должна появиться с другой стороны. Однако вместо нее у входа в заливчик показались две байдарки с кадьякцами. Однако Манук не поднял весло, показывая, что где-то рядом должен быть бобр – они справятся сами. Он отвлекся, разглядывая лодки, и обезумевший от страха бобренок чуть не укусил его за палец.
– Хой! Манук, что это?!
В нескольких метрах от борта байдарки из воды показалось нечто. Именно нечто, поскольку похоже оно было на что угодно, только не на голову бобра или котика. Охотники не успели толком разглядеть против света странное существо, как оно скрылось под водой. Наверное, ему нужно было лишь глотнуть воздуха.
Непонятное вызывает еще больший страх, чем известная опасность. Кроме легких дротиков и дубинок, чтоб добивать добычу, у охотников не было оружия. Да они и не думали защищаться – бежать, только бежать, поскорее оказаться подальше от опасности! Манук отпустил несчастного бобренка, парень выронил в воду дротик. Разом, не сговариваясь, охотники схватились за весла. Только грести им не пришлось…
У борта плеснуло, фыркнуло, и могучая неодолимая сила вырвала весло из рук молодого алеута. Раздался тихий треск и скрежет. Сквозь вспоротое днище в байдарку хлынула вода. Манук все-таки попытался грести, но стальное лезвие глубоко вошло ему в бедро. Лодка завалилась на бок, плеск, копошение и бурление продолжались несколько секунд. Потом все затихло: байдарка с трупами перевернулась вверх дном, в прозрачной воде расплывалось облако красной мути. На его краю серым поплавком копошился охрипший уже бобренок. Мать вынырнула рядом и, прихватив детеныша зубами, скрылась под водой – скорее прочь отсюда!
Эскимосы-кадьякцы видели, как перевернулась лодка их "коллег". Охотники-алеуты не были им ни друзьями, ни родственниками, скорее конкурентами. Однако в другой ситуации кадьякцы обязательно подплыли бы и оказали помощь, но сейчас их внимание полностью захватили бобры, удирающие из бухты.
Во время отлива у этой злополучной бухточки были удобные берега из мелкой гальки. Но сейчас был прилив, вода поднялась до самых кустов и затопила пляжи. Человек не сразу смог выбраться на берег – некоторое время он, тяжело дыша, плавал под нависающими ветвями, высматривая удобное место. Потом, цепляясь за камни и ветки, выбрался из воды и долго стоял, привалившись к кривому стволу ольхи.
Этот индеец явно миновал подростковый возраст, но взрослым мужчиной еще не стал – больше четырнадцати лет, но меньше восемнадцати. Был он невысокого роста, в меру широкоплеч и строен, руки и грудь бугрились мышцами, прикрытыми смуглой кожей почти без жировой прослойки. Он был обнажен, если не считать полосы выделанной шкуры, которой он плотно обмотал ягодицы и пах – для сбережения тепла в воде. На груди его наискосок располагался большой нож или кинжал в ножнах. Сверху ножны подвешены на шейном ремне, под ребрами тело плотно охватывал кожаный поясок, к которому крепилась нижняя часть чехла. В общем, нож можно было выдергивать одной рукой, при ходьбе и беге он не болтался и не шлепал хозяина по ребрам. Черные прямые волосы собраны в пучок на затылке, часть из них выбилась из вязки и неопрятно свисала по бокам головы. Рассмотреть лицо было трудно, поскольку оно было грубо раскрашено полосами "несмываемой" черной и желтой краски. Вероятно, какое-то время назад человек пытался побриться – удалить с лица лишнюю растительность. Скорее всего, он это делал давно и небрежно.
Парень долго пробыл в ледяной воде и теперь отогревался. Он не дрожал от холода, а просто ждал, когда кровь изнутри прогреет начавшие неметь мышцы. Дыхание его быстро восстановилось, и он мог слушать гортанные крики охотников, доносящиеся с воды. Когда кожа начала гореть от прилива крови, в темно-карих глазах его угас последний проблеск разума – там плескалась лишь бездонная ярость. Индеец еще раз глубоко вздохнул, оттолкнулся от ствола и двинулся в путь. Он очень спешил, но в переплетении веток прибрежных кустов можно было лишь пробираться, иногда не касаясь земли ногами.
Кусты вдоль берега оказались гуще, чем он рассчитывал, а расстояние – больше. На мысу, отгораживающем бухту, должна быть прогалина, но она все никак не начиналась. И вот…
Охваченные азартом охотники не заметили, как в воду почти без всплеска скользнуло смуглое тело. До ближайшей лодки было, наверное, полсотни метров, и индеец не надеялся преодолеть их под водой. Это значило, что враги заметят его издалека, ведь они внимательно следят за поверхностью. Однако другого выхода он не видел…
Пловец вынырнул в десятке метров от крайней лодки – нужно было запастись воздухом. Он услышал крики, разглядел взмахи рук, бросающих дротики, и вновь ушел под воду. Парень не успел толком отдышаться, и ему едва хватило воздуха добраться под водой до днища ближней байдарки и вспороть его. Потом пришлось вынырнуть. Это было очень опасно, но ужас и паника, охватившие партовых, помогли ему уцелеть. В воде охотники оказались совершенно беспомощны и отдали скальпы почти без сопротивления.
Возвращение оказалось трудным. Течение все сильнее и сильнее уносило от берега, а несколько байдарок устремилось наперерез. Впрочем, гребцы в них отчаянно трусили и не очень-то налегали на весла. Чужой страх оказался спасительным, и индеец, уже почти не чувствуя рук и ног, смог выбраться на берег. Ему в спину полетели дротики, однако расстояние было слишком велико для прицельного броска.
* * *
Обычная жизнь каланов была простой и легкой: кормежка, сон, личная гигиена, игры, кормежка, сон, гигиена и так далее. Постоянное расчесывание, разглаживание шерсти – не кокетство, а необходимость. В этой их жизни не было конкуренции из-за пищевых ресурсов и внутривидовой борьбы. Так уж сложилось, что воевать с себе подобными они не могли и не хотели. Малейшая травма, малейшее повреждение мехового покрова грозило особи неминуемой гибелью – именно мех защищал этих зверей от переохлаждения в ледяной воде. Они никуда не мигрировали и жили оседло – в неглубоких заливах и бухтах, изобилующих водорослями. Их главной пищей были морские ежи и всевозможные моллюски, хотя они не упускали случая полакомиться и рыбкой. На эту их экологическую нишу всерьез никто не претендовал. Поэтому у каланов не было инстинктивных программ защиты и нападения на кого-то. Они прекрасно уживались даже с такими беспокойными соседями, как сивучи и морские котики. Сами они ничьей пищей не являлись. Разве что какого-нибудь любителя путешествий, заплывшего далеко в море, могла слопать акула или касатка.
Эти звери не обладали разумом в нашем понимании. Каждая особь жила, руководствуясь врожденными инстинктами и навыками, приобретенными в детстве. Но когда умирали сразу многие, когда угроза гибели становилась всеобщей, когда боль сотен умирающих сливалась воедино, тогда возникало нечто. Нечто незримое, но очень реальное…
Глава 1
Вызов
Путешествие в прошлое – к родным неандертальцам – обошлось мне дорого. Причем в буквальном смысле: заплатили мне гораздо меньше, чем я потерял в результате. А все потому, что после травм почти два месяца не мог обрести нормальную форму и начать тренироваться по-настоящему. Продюсерам, естественно, пришлось пустить слух, что Саня Троглодит втайне от всех усиленно готовится к реваншу после проигрыша Руслану Святогорову.
В тот день, добравшись вечером до дома, я набрал в ванну чуть теплой воды, залез в нее и стал размышлять о том, что сегодня я, пожалуй, впервые отработал в зале на полную силу. Значит, уже можно дать сигнал к началу переговоров о матче-реванше. Или, для начала, пусть выставят против меня кого-нибудь помельче – дабы публика увидела, что Саня Троглодит стал еще более свирепым и ужасным! Честно говоря, все это мне порядком надоело, но жить впроголодь я отвык, а другого способа заработать приличные деньги у меня не имелось. "Позвоню-ка прямо сейчас, – решил я, – пока не передумал, пока не начал сомневаться!" Мобильник лежал рядом – на стиральной машине. Он меня опередил – вдруг сам начал гундеть и подпрыгивать. На экранчике высветились буквы "В. Н."
– Здравствуйте, Владимир Николаевич! – проговорил я в некотором обалдении – уж очень кстати!
– Добрый вечер, Саша.
– Как дела, как здоровье?
– Все нормально, не переживай.
Опа-на! Обычно в начале разговора мы перебрасываемся с ним шуточками – каждый раз одними и теми же. Это своего рода пароль или сигнал о том, что все действительно в порядке и можно говорить свободно. В данном случае мой собеседник "пароля" не назвал, хотя сомневаться в том, что на связи именно он не приходилось. В душу мою сразу плеснула тревога, а в кровь – адреналин: "Ради того, чтобы этот старик спокойно дожил свою жизнь, я, не колеблясь, отдам свою! Что случилось?!"
– А вы где? – вполне равнодушно спросил я, поднимаясь из воды. – Давайте я подъеду…
– Расслабься, Саша, все в порядке! Просто этот звонок – официальный, меня слушают. Как ты отнесешься к еще одной прогулке в прошлое?
– Угу, – буркнул я, опускаясь обратно в воду. – К динозаврам, что ли?
– Нет, до них пока дело не дошло – поближе.
– Вы меня просто разорите с этими путешествиями, – недовольно проворчал я. – Мне же детей кормить надо!
– Если я правильно понял, то на сей раз на оплату жаловаться не придется, – усмехнулся мой собеседник.
– Ну, если не придется… – изобразил я мучительные колебания.
– Тебе надо будет прибыть на собеседование, – сообщил Владимир Николаевич. – Тут некоторый конкурс.
– Ах, вот даже как?! Это что ж за места-времена такие, куда много желающих?
– Ну, желающих на самом деле не много. А про места-времена я ничего тебе сейчас сказать не могу – таковы условия игры.
– Это что же, я должен соглашаться втемную?!
– Вовсе нет. Если комиссия сочтет тебя пригодным для этой миссии, то все ты узнаешь. Еще и готовиться будешь – долго и тщательно. Кстати, напомни мне, что у тебя с языками?
– Английский, испанский, французский, в общем-то, свободно. Немецкий и иврит похуже.
– Хорошо. Так что же?
– Н-ну… Ну, если, и правда, прилично заплатят, то можно рискнуть – все веселее, чем перед публикой кривляться!
– Я тоже так думаю.
* * *
На сей раз комиссия была большая и, к немалому моему удивлению, международная. От услуг переводчика я отказался и стал выпутываться сам. Вопросов была масса, но понять, о каком месте-времени идет речь совершенно невозможно. Для начала меня попросили высказать мнение о предпоследней арабо-израильской войне, рассказать о процессе обретения независимости Индией и деяниях Кортеса. Вообще-то, травить исторические байки я люблю и "держать" аудиторию – даже детскую, подростковую – умею неплохо. Однако я, как бывший школьный учитель, привык трепаться от звонка до звонка. Впрочем, члены комиссии, в конце концов, тоже притомились и захотели на перемену. Председатель сказал, что пора закругляться и предложил задать пару последних вопросов. Один из них оказался ничуть не хуже предыдущих:
– Скажите, Александр Иванович, что вы знаете или, может быть, думаете, о так называемой Русской Америке?
– Все, что знаю, рассказывать, или как? – уточнил я с демонстративной усталостью в голосе. – Все-таки вы имеете дело с учителем истории!
– Все, наверное, не надо. Может быть, наиболее важные события, то, что вызывает у вас какие-то эмоции.
– Ладно, попробую… – озадачился я. – Значит так: "Русской Америкой" обычно называют территориальные владения Российско-Американской компании, которая в 1867 году была продана вместе со всем имуществом Соединенным штатам Америки. На политической карте мира ее хорошо видно – это отдельный северо-западный штат США. Аляска называется.
Но начинать, наверное, нужно сначала. А этим началом следует считать плавание Витуса Беринга к берегам Америки в 1741 году. Как всем известно, на обратном пути команда зазимовала на необитаемом острове недалеко от Камчатки. В начале зимовки командор Беринг умер. Впоследствии остров назвали его именем, а весь архипелаг – Командорским. А вот мало кому известно, что после ужасов зимовки, вовсе не все члены команды стремились покинуть остров. Кое-кто не прочь был остаться там и на вторую зиму. Парадокс? Нет! Все дело в так называемых морских бобрах! Точнее, каланах, которых там было много. Их легко добывать, а шкурка стоит во много раз дороже соболиной. По некоторым данным зимовщики вывезли 900 шкурок каланов – огромное богатство! С этого все и началось. Русские промышленники начали организовывать вояжи сначала на Командорские острова, потом на Алеутские и далее вплоть до материковой Америки.
Следующим узловым моментом, наверное, следует считать экспедицию Григория Ивановича Шелихова, которого почему-то называют Колумбом российским. В 1784 году он основал поселение на о. Кадьяк. Был он одним из главных акционеров крупной промысловой компании, базировавшейся в Иркутске. А через шесть лет произошло еще одно знаменательное событие – Шелихов подрядил управлять делами компании на Тихом океане каргопольского купца Александра Андреевича Баранова. Ну и в 1799 году император Павел I подписал указ о создании Российско-американской компании – сокращенно РАК.
Используя местное население – алеутов и эскимосов – Баранов умудрился наладить массовую добычу "морских бобров", то бишь каланов. Когда их поголовно истребили в одном месте, приходилось искать новые угодья – все дальше и дальше от базы на острове Кадьяк. Двигаясь вдоль побережья, люди Баранова добрались до залива Якутат, а потом и до архипелага Александра. Этот архипелаг оказался просто пушным Эльдорадо. Баранов даже решил перенести туда свою базу – на остров Ситка. Только это оказалось совсем не просто.
Дело в том, что сих пор русские промышленники имели дело с алеутами и эскимосами. Несколько десятилетий общения с пришельцами сделали этих туземцев послушными исполнителями воли "бледнолицых" хозяев. Однако в погоне за каланом промышленники РАК добрались до земель, где жили совсем другие люди – индейцы-тлинкиты. Эти "дикари" были многочисленны, относительно хорошо организованы и очень воинственны. Ни о каком подчинении пришельцам и речи быть не могло. Кроме того…
Кроме того тлинкиты оказались весьма развращены общением с английскими и американскими торговцами. Как эти торгаши сюда попадали? Очень просто – плыли из Бостона вокруг Южной Америки, а из Англии, наверное, вокруг Африки. Путь занимал много месяцев, но, наверное, все же меньше, чем по суше от Петербурга до, скажем, Охотска или Петропавловска-Камчатского. Кроме того, торговый парусник мог разом доставить не один десяток тонн товаров – никакого сравнения с сухопутной переброской грузов через Сибирь!
И еще один мелкий нюанс: в Англии и Америке тех времен было налажено массовое производство ружей специально для индейцев. Это ж самый ходовой товар! А вот в России со времен Бориса Годунова было категорически запрещено продавать огнестрельное оружие "иноземцам"!
В общем, индейцы прекрасно знали цену мехам, а к началу девятнадцатого века выбросили свои луки и поголовно вооружились огнестрельным оружием. У них даже пушки были! А строить крепости из бревен они научились гораздо раньше. В общем, тяжело пришлось Баранову и его людям на острове Ситка.