"Психологическая проблема, и он хочет выговориться? Ладно, будем следить за базаром. Если что, посоветуемся в фирме."
- …Знаете, я думаю, это началось в семьдесят девятом, когда Политбюро не решилось посылать войска. Знаете, так блестяще скинули Дауда, все думали, что будет что-то вроде азиатской Кубы - ан нет. Социализм полностью сдали, осталась война между радикальными исламистами и умеренными исламистами же, в которую влезли американцы и поставили натовские базы на наших границах.
"Кажется, обычный советский любитель разговоров о мировой политике на кухне. Но будем осторожны."
- Вот как вы на это смотрите? Где наступательность?
- Знаете, Восток - дело тонкое. Может, условия не созрели. Мы с вами вот рассуждаем, а те, кто там работал, может, с другой стороны видят ситуацию. Я, например, не специалист в этом вопросе, прямо скажу.
- Хорошо, а для Клинтона условия созрели там строить демократию?
- У Клинтона другое созрело…
Виктор посмотрел на список ошибок в реестре и дал команду очистки; плохих блоков на диске не было, и он с легким сердцем позакрывал окошки и запустил дефрагментацию.
- И все что потом, - продолжал Мозинцев, - все это отступление из Восточной Европы, сдача компартий в обмен на договоры о базах, о европейских ценах на нефтепродукты - это, вы скажете, мудрость, а не слабость? Нет, я не спорю, была очень хорошая идея понравиться народу. Гласность, разоблачения, борьба со злоупотреблениями властью, исчезли очереди, полны прилавки, жилье социальное и в кредит, наконец, чудеса техники - компьютеры и домолинии - да, да, это благо. Рост длительности жизни, поддержка семей, рождаемости, рост, так сказать, физической потенции страны - да, да, я вот даже поддался общему порыву, - и он кивнул на велотренажер. - Но я, наконец, имею право, как гражданин, беспокоиться - не зайдем ли мы в тупик? Базы мы тоже постепенно потеряли! Где они остались, кроме Болгарии? На Кубе, в Венесуэле? Десятилетия на международной арене мы пятились назад. Дальше некуда. И если мы не вмешаемся в югославский конфликт - а НАТО, вы знаете, не собирается откладывать операцию дольше следующего года - значит, дальше уже возьмутся за нас. Нас уже морально приучили жить отступлением, годами. Нас внутренне надломили.
- А с чего вы взяли, может и вмешаемся.
- А вмешаемся, будет кровавая война, к чему это все? Весь этот рост благосостояния? Кому он будет нужен? Да и то сказать - кто воевать будет? В этом году первый раз нет призыва в Советскую Армию, только в ополченцы. Страну защищают по найму. Есть деньги - есть защита, нет денег… Да, если солдат, сержант служит постоянно, у него выше мастерство. Но народ приучается к тому, что не он себя защищает, что его кто-то должен…
В прихожей запиликал домофон. Егор Николаевич на минуту отлучился.
- А, это Инга, она частенько за книжками ко мне заходит. Как раз, я думаю, чай заварился. Знаете, очень хорошая девушка, вот только в личной жизни ей почему-то до сих пор не повезло.
"Так. Я заинтересован Ингой - она одинокая, что ли? - и не обращаю внимания на политику. А вдруг она лошадь страшная? Почему ей не повезло-то? Да и пофиг, не жениться же на ней в квартире клиента. Поболтаем… а смотреть можно и на монитор."
- Добрый вечер!
…Это была высокая худощавая дама лет под сорок, со светлорусыми прямыми волосами, окаймлявшими чуть вытянутое, но приятное лицо; облегающий брючный костюм подчеркивал архитектурную стройность тела, прежде всего тонких, как у танцовщицы, ног. "Интересно, она на диете, как фотомодельки, или это у нее конституция такая?" - подумал Виктор. И еще он подумал, что странно, что такой не повезло. Впрочем, хорошенькие женщины, если выбирают слишком долго, нередко остаются одинокими. Словно легкий бриз, она занесла с собой в кабинет аромат духов, непохожий на благоухание цветочной клумбы; скорее, это было похоже на тот запах озона и свежести, который ветер донес до Виктора четверть века назад, в заполярной тундре, во время полуночного солнцестояния, со стороны отошедших от зимней спячки студеных вод Печоры. "Никак, Шанелью пользуется", подумал он.
- Знакомьтесь! Это Виктор Сергеевич, наш добрый гений.
- Инга. Инга Ласманэ, - и она протянула Виктору руку. Пальцы ее были тоже тонкие, и она совершенно не носила колец, как впрочем, и иных украшений, словно не хотела, чтобы какие-то вещи отвлекали взгляд от нее самой.
- Очень приятно… Ну, я не гений, всего лишь компьютерщик. А вы из Прибалтики?
- Мои корни в Риге. Не доводилось приезжать на отдых?
- Доводилось по делам. Красивый город и люди в нем красивые.
- О, это уже комплимент! Но Брянск тоже красивый город для красивых людей. Очень много зелени, в нем ходишь, как в парке. Особенно удивило, что во всех скверах, главных улицах, и даже на заводских аллеях посажены розы. Жаль, что уже осень.
- В осени у нас тоже сеть своя красота…
- А я, пока идет эта ваша королева Дефрагментация, принесу чай, - засуетился Егор Николаевич. Виктор пробовал отказаться, но старик со словами "И слышать ничего не хочу" исчез в направлении кухни.
- Не отказывайтесь, - шепнула Инга, чуть наклонившись к уху Виктора, - без чая он никого не отпустит.
- Хорошо, - так же тихо ответил Виктор.
- Кстати, вы в курсе, что завтра вечером на эстраде в Соловьях в честь дня города соберется старый состав "Стожар"? И Черняков будет.
- Этот, который ударные?
- Да.
- Дождя не будет, обязательно надо сходить.
- Не будет, я по сети посмотрела. Я тоже там буду. Они собираются сделать программу в стиле ретро. Теперь у нас в Союзе мейнстрим - ретро, симфо-рок, джаз-рок и авторская. Ну и, конечно, наш любимый психогигиенический музон для предприятий, учреждений, универмагов, вокзалов, парикмахерских, пляжей, подземных переходов и прочих мест общественного пользования. Звуковой дезодорант.
- А андерграунд - итальянская опера?
- Ага, опера… Вы же знаете, что на компактах переписывают. Розовая безвкусица, слащавая подделка под европейскую эстраду, одно слово - "попса". Молодежь хочет отличаться от родителей, слушавших Ван Хэйлена и Скорпионс. А знаете, что теперь еще и попса под совмузыку тридцатых-пятидесятых? "Ударницы фабрики с танкистами встречаются, населения прирост в итоге получается"… Не антисоветчина, поэтому админы и не смотрят. Хотя, может, я неправа. Становлюсь ворчливой старухой.
- Все психологи советуют разговор за чашкой чая!
Егор Николаевич вкатил в кабинет столик, на котором стояло три чайных прибора и тарелка с песочным пирожным в виде кружочков, украшенных безе, масляным кремом и мармеладом. Виктор из вежливости взял одно.
При Инге разговор ушел от скользких тем. Пока шла дефрагментация, они еще немного посидели, обсудили глобальное потепление, открытие в Москве нового здания музея Константина Васильева, и раскритиковали мелодраматизм игры Ди Каприо. Инга отдала Мозинцеву какую-то книгу и попросила другую; перед уходом она напомнила Виктору "Так не забудьте: в шесть на Кургане!". Когда она ушла, а программа закончила сметать блоки на винте в удобные кучки, чтобы меньше заставлять бегать головку по секторам, Виктор сказал:
- Ну вот, пока все, завтра я узнаю в фирме, есть ли такая импортная оперативка на вашу материнку, и как ее достать, если это возможно.
- Не знаю даже как вас благодарить-то… Знаете, без этой штуки сейчас, как в Находке… Вот, возьмите, - и он попытался сунуть Виктору четвертной. Виктор заметил на правой руке его, на тыльной стороне, большие шрамы, словно от давнего ожога.
"Нетрудовые доходы? А за это сейчас что?"
- Нет, что вы, в самом деле, не надо, у нас с этим строго. Вот, распишитесь тут, пожалуйста, только за вызов, безналичным нам перечислят.
- Но как же? Вы же сидели тут в личное время, могли бы там в библиотеку сходить или еще куда… Берите, берите.
- Нет, и не просите, пожалуйста.
- Ну как же… А, вот, - и он вытащил из шкафа плоскую бутылку коньяка, - хороший, КВВК.
- Нет-нет, ни в коем случае. Тем более, я не потребляю.
- Ну что мне с вами делать? Ладно, я потом придумаю, как вас отблагодарить. Иное не в моих принципах, тем более, я, знаете, чувствую, что вы - человек хороший.
- Да ладно, не беспокойтесь. Я только выполняю свою работу.
- Ну, это вы немного зря. Вот на Западе есть такой ученый, Хаббард, он считает, что ум дан человеку, чтобы изобрести новые способы выжить. Что значит, когда хорошего человека чем-то вознаграждают? Это называется третья динамика. Чтобы выживали кто? Хорошие. Так что предлагают - пользуйтесь.
11. Утомленные стронцием
На улице вновь моросил дождик - мелкий, занудный, такой, что и студит, и зонта открывать лень. На листьях каштанов накапливались тяжелые капли и, срываясь, шлепались в лужи. До Виктора дошло, что он, вообще говоря, сегодня и не обедал, а только ел торт в обеденный перерыв.
"В гастроном надо заскочить, может, какой полуфабрикат есть. Только в какой из - у универмага или ниже по Фокина за книжным? Ладно, разберемся, а сейчас надо рвануть на вокзал в камеру хранения, пока эти артефакты из будущего кто-нибудь не приметил."
Фонтан в сквере на площади Маркса, испытавший в период родовых мук отголоски увлечения в СССР послехрущевским поп-артом, и воплощенный в виде замысловатого, отделанного мозаикой бетонного бассейна, украшенного островком и гротом из строительной щебенки, был отремонтировал и основательно прокачан. Вверх били мощные струи, управляемые электроникой, и цветомузыкальная подсветка, уже включенная, несмотря на ранее время, плавно переливалась в такт Ласту. Не хватало только лазерного шоу.
"А что такое сейчас в Находке?" - внезапно всплыло в мозгу Виктора. "Он сказал - без компа как в Находке. Стоп-стоп… Может, он сказал - как на ходке? На бывшего моряка чего-то не похож. Кто же вы, доктор Зорге, а? Это у нас теперь любая домохозяйка шпарит, как с зоны не вылезала - точно так же как в конце пятидесятых шпарила канцеляритом из "Правды". Тогда - газеты, собрания, радио, теперь - сериалы, Интернет и корпоративная этика. А тут другой рашн спик. Тут типа позднесовковый приличных людей… ну, малось еще повыглаженный. Шрам на руке - выведенная наколка? Сидел? По уголовной? Зачем так сказал? Такие обычно за базаром следят. Проверял, не в бегах ли? И как? Проверил?"
Асфальт под ногами пошел вниз - площадь Маркса осталась позади, впереди был бульвар Гагарина и "Потемкинская лестница" Забор Винного замка был завешен длинным панно на тему великого княжеского прошлого: Роман Старый с иконой в руках основывал Свенский монастырь, крестьяне жали рожь, плотники строили, гончары вертели круги, женщины качали в люльках младенцев и все это охраняла княжеская дружина.
- Привет! Чего мимо проходишь, не узнаешь?
Виктор обернулся. Перед ним стоял его однокурсник, Юра Смоковский. Ну, такой, каким он был лет десять назад, пузо поменьше.
"Черт! И ведь просто так бродишь в нашей реальности - не наткнешься, а тут… Сказать, что я - это я? Или что не я? Узнал я его или не узнал?"
- Здравствуйте, - с улыбкой ответил Виктор. Из всех вариантов ответа это было самым нейтральным.
- Простите… Вы, случайно, Еремина не знаете?
- Вы знаете, я тоже Еремин и тоже, представьте, Виктор Сергеевич. И, говорят, даже похож очень.
- Извините… Никогда бы не подумал, что так бывает. Вы его родственник?
- Ну, если считать, что все мы друг другу в какой-то степени родственники… А вы Смоковский Юрий?
- Да. Вы тоже эту фотку в "Брянском рабочем" в сети смотрели? Что про рекорд нашего "тэмушки" с вентильно-индукторным? На Брянске-втором, на горке?
- Ну дык… Не каждый день такие победы!
- Да уж. Теперь пол-Брянска узнает. Вы Витьку… ну, Виктора Сергеевича часто видите?
"Каждый день в зеркале."
- Не поверите, но - ни разу не встречал.
- Если встретите, то, будьте добры, передайте привет от Юры и Али. Так и скажите. Ну, вы если его увидите, вы его узнаете, наверное.
- Обязательно постараюсь. Новых успехов вам!
"Вот как… Юрка уже местная знаменитость. Клево! А остальные как наши? Чего они тут добились? Кто как устроился, у кого как сложилось? Объездить бы, узнать… А как же легенда случайного двойника? Может, черт с ней, с легендой? Ну, возникло у человека хобби такое, интерес, узнать чем двойник живет. А зачем ему узнавать про сокурсников? И как объяснять появление? Черт, черт, как погано. Словно себя потерял."
Запоздалые рисовальщики свертывали свои полиэтиленовые палаточки, свертывали клеенки с мокрого мрамора парапетов. Под ногами пролетали гранитные ступеньки, в лицо дул холодный ветерок, доносивший с заречья дым сжигаемой листвы и огородного мусора, наполнявший душу какой-то странной, давно забытой легкостью.
И все-таки в этой реальности увядание осени - не просто погода, подумал Виктор. Та же идея перестройки - платить статусом сверхдержавы за благосостояние граждан. Продлили существование СССР на семь лет, избегают пока кризисов, волнений, никаких талонов пока не видно - а какое дурацкое изобретение были эти талоны, их печатали на местах, кому не лень, не сообразуясь с запасами товара, лучше бы сразу всесоюзные карточки ввели, - и, да, Совнет рулит, интересно, что там для населения, кроме погоды, бюро жалоб и новостей. Но отступать дальше границ собственной страны нельзя; если союзное правительство не пошатнулось - а если судить по спокойной, даже очень, внутренней обстановке и переводе армии на контракт, оно и не думает шататься - то власть оно не отдаст и никаких Беловежских соглашений не допустит. И что дальше? А дальше независимый, самодостаточный Союз не вписывается в планы глобализации, и его все равно пойдут выматывать в гонке вооружений, вовсю пользуясь его вчерашними друзьями, которые привыкли бегать под крылышко того, кто им кажется сильнее. Так что придется либо завоевывать статус обратно, либо народ решит, что власть слаба; а народ наш испокон веков готов простить нашей власти все, что угодно, любую гадость, кроме одной вещи - ее слабости. Потому что власть, какой бы деспотичной она не была, никогда не стремилась свести наше население на корню, в отличие от добродушных, или не очень, захватчиков.
Рассуждая таким образом, Виктор спустился до Набережной, миновал круглый, напоминающий титаническую планшайбу, фонтан, и дошел до троллейбусной остановки на месте снесенного собора, перед длинным, прямоугольным концертным залом. Мало-помалу его начал охватывать тревожный азарт, будто мобильник и портмоне с программами на дисках, которых здесь еще не должно быть, жгли барсетку. Он не стал дожидаться идущей прямо на вокзальную площадь единицы и кинулся на шестерку, что шла за путепровод и останавливалась на Никитина; какое-то странное предчувствие торопило его избавиться от улик и подталкивало его действовать. В этот момент ему и в голову не пришло, что можно просто дойти до Десны и бросить все это в воду; обыденные вещи были словно последней нитью, что связывала его с родными и близкими, нитью, которую он боялся сейчас оборвать, оставшись один на один с похожим, но совершенно иным и, как ему казалось в этот момент, чужим миром. Чтобы унять непонятное волнение, он стал на задней площадке, и упершись взглядом в заднее стекло, крепко сжав обеими руками поручень.
- Работал я тогда, в апреле восемьдесят шестого, - донеслось до его слуха сзади, от троих мужиков, скучковавшихся на месте возле кресла, там, где на стойке окна еще торчали крепления демонтированного компостера. - Никто, значится, ничего не ожидал, эксперимент готовили, от генератора на выбеге системы питать, ну, навроде маховика, вдруг - закатывает на территорию несколько машин из КГБ, на "Волгах", "Селен" тогда у них не было, и бегом, толпа в штатском, через посты к нам. Работы остановили, документацию какую-то изымали, спецов забрали с собой, правда не посадили, но мурыжили долго, знаешь. Что такое было - никому ничего толком так и не сказали. Что-то вроде как то ли диверсия готовилась, то ли сигнал откуда им поступил, но проверяли конкретно. Ну, какие-то там нарушения нашли, как всегда, меры принимали, ну ладно. Но почему к нам заехали? Никого, говорю, не взяли.
- Вааще странно, - подтвердил другой голос, - чего не на Ленинградскую, скажем, а в вашу эту Припять? И чего станцией КГБ занималось?
- Ну, в том-то и дело. С одной стороны, объект понятно, какой, с другой, если бы диверсию готовили, наверняка там охрану трясли, секретчиков… А тут только технарей замели.
- Да какая диверсия? Если котел навернется, пол-Европы присыпет. Будет им - утомленные стронцием тихо с морем прощались…
"Это… Это что же? Восемьдесят шестой, апрель, Припять, станция? Это они про Чернобыль? КГБ остановило эксперимент и взрыва не было? "КГБ остановил", конечно, он же комитет. Да какая разница - остановил, остановило… Это случайность или нет? Кто-то из наших действует? Тьфу, я тут становлюсь параноиком… Наверняка просто были какие-то нарушения, кто-то просто взял и накатал на Лубянку."
Знакомые улицы… парк возле рынка… пешеходный мостик… Виктор шел вперед скорым шагом, не чувствуя одышки. Внизу, со стороны путей, громко свистнула электричка, и Виктор машинально повернул голову.
В сторону Брянска-второго отходило бело-серое творение с ярко-красной, почти морковного цвета, полосой на уровне автосцепки и вертикальными красными диаграммными столбиками, указывающие на двери. "Голова" электрички напоминала междугородний автобус, с несколько более заваленным назад лобовым стеклом.
"Это что же? У нас в реальности таких пока нет. Вокзал… я снова перенесся? В будущее? Сейчас две тысячи восемнадцатый? И какая реальность?"
Сбежав с мостика - лестница протыкала наискось здание кассового зала - Виктор прежде всего бросился к табло у касс.
"Фу-у, девяносто восьмой, слава те господи. Кстати, а я чего-то у них про "Проблему-2000" еще ничего не слышал. Может, мне ее и надо здесь унасекомить? Может, от нее какой опопукалипсис пойдет? Завтра спросим. А трамвайчег-то даже ничего… Рижский?"
Автоматические ячейки в туннелях под зданием были один к одному, как нынешние малоярославцевские, только без приема банкнот. Виктор завернул вещественные доказательства попаданца в один из освободившихся гипермакетовских пакетов и устроил в уютное металлическое чрево.
На улице вновь накрапывал дождик, но даже эта сырая погода и позднее время не могли омрачить внезапно нахлынувшего на него облегчения. Напротив череды пригородных автоматов гудел троллейбус, и Виктор рванул наперерез подмокавшей площади к навесу возле старой кафешки. Чувствовал он себя пацаном, сбежавшим с лекций по истмату.
"А все ж обидно. Из всех реальностей одни мы - "утомленные стронцием". Кстати, бомжиков на вокзале не видно, прям как в Белоруссии."