- Родит кого-то Криспина или нет, это еще неизвестно. Не надо, друг мой, увиливать от выполнения обязанностей. Тем более таких приятных. Элий не ответил, захромал к своему павильону. "Хороший малый, - подумал Квинт, глядя в спину Цезарю. - Но как сделать из него хорошего императора?"
- Тебе не нужен агент? По-моему, один ты не справляешься со своей ролью…
Квинт резко обернулся, будто ожидал нападения. Но неизвестный не собирался нападать.
- Ищу работу. Честно говоря, не знал, чем заняться. И подумал: не податься ли мне в охранники или в соглядатаи. Работа не хуже и не лучше прочих…
- А прежде чем занимался?
- Тоже вроде охраны. Только в более крупном масштабе.
- В службе "неспящих"?
- Повыше будет.
Квинт внимательно оглядел гостя. Если повыше, то Квинт должен был бы знать его, а Квинт не знал.
Красивый молодой человек. Горбоносое, с дерзким разлетом бровей лицо, в меру упрямый подбородок. Высок ростом, могучее телосложение. И молод, нестерпимо молод для высокой должности. Или, напротив, стар. Мысль, что незнакомец стар, пришла внезапно.
- Ты - гений Империи, - сказал Квинт, уже не спрашивая, а утверждая. - А где же твой платиновый ореол? - Тут Квинт заметил, что слабое сияние от гения все же исходит. Просто гений встал так, чтобы свет фонаря находился у него за спиной, и только Опытный глаз Квинта различил собственный платиновый блеск гения.
- Сияние скоро исчезнет, - признался бывший покровитель Империи. - Гении стали как люди, когда боги изгнали их на землю. Отныне мы не бессмертны. Наша жизнь уже не бесконечна, мы не будем стареть, но будем болеть и умирать от ран. Нас можно убить. И в конце концов последние вымрут от рака. Какое чудовищное наказание! Знать, что у тебя миллионы лет впереди, а сдохнуть через год в мучениях в какой-нибудь захудалой больнице.
Он был красив. Судя по тонкости и правильности черт, высокому росту и атлетическому сложению- Империя прекрасна. Гений Империи. Воплощение власти. Когда-то, обладая безмерной силой, гений мчался по небу, оставляя за собой платиновый след. Мог наставлять, остерегать, помогать или противиться. Сейчас он человек. Почти. Квинт может пронзить его мечом, и гений умрет. Империя от этого не пострадает. Империи нет до него больше дела. Ни Империи, ни богам. Квинту будет служить сам гений Империи. Это было так же дико, как сказать ветру: замри, или приказать морю не волноваться.
- Почему ты хочешь служить мне? - поинтересовался Квинт.
Гений колебался - говорить или не стоит? Можно ли доверять Квинту?
- Хочу служить Цезарю.
- А он скоро не будет Цезарем. Что тогда? - . Квинт насмешливо прищурил один глаз. - Уйдешь?
Гений закусил губу. Неужели хитрец-фрументарий, хочет поймать его на такую простую удочку?
- Я хочу служить Элию.
- А, вот это уже лучше. Можно сказать - очень хорошо. Я думаю, мы с тобой сработаемся. - И Квинт похлопал гения по плечу. - Как же мне тебя именовать? Гений Империи? Ну, это слишком длинно, вычурно, и к тому же сообщает о твоем унизительном понижении в должности. Однако и менять полностью имя не хочется. Надо что-то среднее. Назову-ка я тебя Гимпом. Ты не против? Кстати, хорошо среди людей, Гимп?
- Привыкаю потихоньку.
- Врешь ты все. К этому нельзя привыкнуть. А теперь скажи: будешь предавать своих собратьев-гениев, служа мне?
- Я буду служить Риму. Этим все сказано.
- Неплохо для начала. Только правду ли ты о себе говоришь? Гений Империи - и такой милашка. В тебе должно быть больше грубого, почти звериного. Ведь ты - сама власть.
- Это вы, люди, так меня представляете. Но я - гений. Я-не ваша мысль, а мысль богов. Не я равняюсь по вам, а вы - по мне.
- Да? Занятно… Теперь такой вопрос: все гении - двойники своих подопечных?
- Рассказы о двойниках - очередной миф. Возьми, к примеру, Гэла. Элий хром, а этот резво бегает по притонам. Гений Фабии кажется юной девушкой, а гений императора совсем старик.
- Да, да, я понял: гении - божественные мысли, а мы - всего лишь жалкое подражание. Но как же быть с отпечатками пальцев?
- У гениев нет отпечатков. Узор на пальцах - лишь видимость.
- То есть все эти рассказы о двойниках…
- Вымысел. Инстинктивный страх людей перед прежними властителями. К тому же многие гении погибли при метаморфозе. Гениям нужна помощь, а люди их преследуют.
- Что-то очень просто у тебя получается, - задумчиво проговорил Квинт. - Очень-очень просто…
Входя в любое помещение. Квинт непременно окидывал его взглядом. И сейчас он оглядел свою спальню. Оглядел и остолбенел. Мгновенно повлажневшая ладонь нащупала рукоять меча. Но сомнительно, чтобы Квинт успел обнажить клинок. На кровати, свернувшись кольцами и блестя маслянистым густым блеском, лежал огромный змей. Толщиной он был в ногу Квинта, а длиной… Фрументарий не стал прикидывать хотя бы приблизительно, какова длина этой твари. Змей приподнял плоскую голову. Вертикальный зрачок смотрел на Квинта с любопытством. Может, змей желал, чтобы Квинт заговорил? Но ведь змеи глухи от природы. Однако Фрументарий был почему-то уверен, что этот змей слышит.
- Ну и что ты здесь делаешь? - проговорил Квинт, с трудом ворочая языком, и даже попытался изобразить подобие улыбки.
Змей приоткрыл рот, меж зубов мелькнул раздвоенный язык и исчез.
- Жду тебя, - отвечал змей. Квинт подумал, что рехнулся от страха, коли ему почудилось такое. Но все же спросил:
- Зачем?
- Ищу защиты, - охотно отвечал змей. - Я - гений Тибура. Ты видел убитую змею на рынке? Квинт кивнул.
- Это тоже бывший гений.
- Не надо было превращаться в змею. Превратился бы в человека, как гений Империи, - посоветовал Квинт.
- У кого как получилось. - Змей подмигнул ему желтым глазом.
- Чем же я тебе могу помочь? - недоуменно пожал плечами Квинт.
Страх потихоньку истаивал. Квинт уже находил ситуацию забавной. Впрочем, особенно расслабляться не стоило: судя по заговору, который устроили гении, нрав у них не самый покладистый.
- Прежде всего поесть, - сказал змей. - Желательно чего-нибудь мясного.
- Человека?
- Предпочитаю пищу не столь экзотическую. Квинт выскочил из комнаты, запер дверь на ключ и устремился на кухню. В мозгу его вертелись самые невероятные догадки. Хотелось знать, как можно использовать явившегося в столь опасном облике гения. И можно ли вообще его как-то использовать. Ничего подходящего на ум пока не приходило. На кухне под недоуменным взглядом повара Квинт набрал целую корзину объедков.
- Для моего щеночка, - пояснил он.
- По-моему, его уже кормили, - подозрительно покосился на него краснощекий здоровяк-повар.
- Еще хочет, - Квинт постарался улыбнуться как можно простодушнее.
- Ну и прожора. Никогда таких не видел! С корзиной Квинт понесся назад к комнатам для гостей. Торопился, а сам про себя думал: хоть бы уползла эта тварь куда-нибудь. Вот ведь забота! Валятся гении ему на голову, как переспелые груши. Сначала Гимп, теперь этот. Как его звать-то? Гет, что ли? Ну почти что Гета… Не очень удачное имя. Быть теперь Квинту патроном гениев. Что делать с этой братией? Они капризны, надменны и одновременно беспомощны. И никто не знает, что им может взбрести в голову. Прогнать их - значило обречь на гибель.
Но Квинт привык из всего извлекать выгоду - то есть информацию. А в том, что гении владеют информацией, сомневаться не приходилось. Эти ребята ему еще пригодятся.
Змей, однако, никуда не собирался уползать. Лежал на кровати и то раскрывал пасть, то закрывал, жмурил то один глаз, то другой. Квинт не сразу понял, что Гет разглядывает себя в зеркале, осваиваясь с новым видом.
- Кушать подано, - объявил Квинт. - Тарелку, правда, не захватил.
Он едва успел отскочить в сторону, как Гет, скользнув по полу маслянистой молнией, обвил туловище вокруг корзины, жадно распахнул пасть и целиком заглотил кусок ветчины. Сразу было видно, что бывший покровитель Тибура изрядно проголодался.
"Интересно, - подумал Квинт, - знает ли этот тип все, что говорилось и делалось в этом поместье в последние пару сотен лет? Наверняка знает. Но ничего не скажет…"
"Гений в каждый дом вошел…" Дурацкая песенка привязалась к Пизону, и он никак не мог от нее избавиться. Пел ее и в банке, и дома. И даже просматривая "Банковский вестник"… Вот напасть.
На кухне послышался грохот. Опять старикашка Крул полез в холодильник. Никак старая скотина нажраться не может! А что, если подкрасться сзади да вытянуть хорошенько старика по спине? Пизон ухмыльнулся, предвкушая. Достал из шкафа центурионову палку из лозы (он обожал всякие военные штучки, хотя никогда в армии не служил) и на цыпочках спустился вниз. У холодильника кто-то копошился. Спина, обтянутая белой туникой, вздрагивала: человек торопливо жрал, сидя на корточках.
Пизон огрел воришку по спине. Человек дернулся, закричал. Послышался звон разбитого стекла: мерзавец уронил бутылку. Пизон вновь замахнулся. И замер. Потому что в это мгновение воришка обернулся. Вместо физиономии старика Крула Пизон увидел молодое лицо. Лицо Бенита.
- Что за манеры, папаша? - нахмурил брови Бенит. - Или тебе жаль для меня бутылки пива?
- Думал, воры забрались… И зачем ты взял этот бокал?! Он же стоит десять тысяч сестерциев. Их всего три десятка в Риме!
- Какой, к воронам, бокал?! Ты мне чуть хребет не переломал! С тебя причитается компенсация, папаша, - проговорил Бенит, задумчиво разглядывая голубой старинный бокал с золотым узором.
- Что еще? Разве я не перевел на твой счет миллион сестерциев, дабы ты мог пройти имущественный ценз и баллотироваться в сенат? Или этого мало?
- Разумеется, мало. Предвыборная кампания дорого стоит. К тому же мне нужен вестник. Хороший вестник, хорошая бумага, совершенно продажные репортеры. Такие стоят дорого. Куда дороже честных.
- Еще и вестник! Как будто мне мало счетов из лупанариев!
- Я должен расслабляться. То, что я посещаю лупанарии, создает мне репутацию смельчака, который не боится выставлять свои пороки напоказ. Я играю на контрасте. Элий - добродетелен. Я - распущен.
- Элий не добродетелен, - прошипел Пизон. - Он жил с чужой женой. С моей женой, насколько ты помнишь.
- А ты все еще ее ревнуешь к Элию? Или, может, даже ко мне? - хмыкнул Бенит. - А потому хочешь поставить на Криспину и на ребенка, которого она родит? - Бенит повернул бокал в пальцах - вот-вот уронит.
- Я ставлю на вас обоих, - осторожно проговорил Пизон, краем глаза наблюдая за пальцами Бенита. Голос его сделался сладок. - Что-то вроде соревнования… Кто победит, тот… так сказать… и получит все.
- Ты сомневаешься в моей победе? - Бенит подкинул бокал и поймал. - Глупо, папаша. Ты зря потеряешь сестерции, что отдашь Криспине. Лучше постарайся вытянуть из нее как можно больше деньжат. - И он швырнул бокал Бениту.
И тот не поймал. Драгоценное стекло голубыми льдинками с золотыми высверками разлетелось по мозаичному полу.
- Я же говорил, что ты потеряешь уйму денег, - сказал Бенит и пропел, уходя: - "Гений в каждый дом вошел…"
Глава 6
Игры Сервилии Кар
"В пресс-службе императора заявили, что Руфин Август разводится со своей супругой исключительно из государственных интересов".
"Чем грозит появление антропоморфных гениев? Сенат никак не может решить, опасны ли гении в новой ипостаси для бывших подопечных. Нужно ли ввести какие-то специальные удостоверения для гениев? Радикалы предлагают особое клеймение. Однако такое предложение сенаторы отвергли. Даже во времена официального рабства клеймили только беглых рабов и преступников. Теперь, когда принята Декларация прав человека, Рим не может обсуждать такие меры. Однако что-то предпринять необходимо. Согласно последнему эдикту императора, разрешен "тест на гениальность" в случае, если гений пытался занять место своего бывшего подопечного. С помощью теста можно выяснить, кто есть кто. Однако эта временная мера вызвала бурю протеста.
Вигилы регистрируют гениев по трибам, дабы установить, кто из римских граждан обзавелся двойником, но процесс идет крайне медленно. Необходима ясная законодательная база". "Народные трибуны наложат вето на любой закон, ущемляющий права человека". "Общество охраны животных предлагает запретить убийство крупных змей, а также взять под особую охрану кошек".
"Акта диурна", 6-й день до Календ октября (26 сентября)
Юпитер заснул на серебряном ложе, держа в руках недопитую чашу, и сладкий густой нектар пролился на белую шерсть хламиды. Повелитель богов и людей стонал и причмокивал во сне: ему, как и людям, снились сны, и в этих снах он вновь был молод, так же как и его мир. Несокрушимый и могучий, он сражался с титанами и повергал их в Тартар. Мир был молод и готов на безумства. Люди и боги не слишком отличались друг от друга. Люди рьяно служили богам, и власть Юпитера была неколебима, как власть отца в Риме. Хорошо, когда ты молод. Но молодость проходит слишком быстро.
Юпитера разбудила Юнона. Она ворвалась к супругу с криком, размахивая зеркалом аквилейского стекла в золотой оправе. Юнона уселась на ложе Юпитера, повернула голову, будто собиралась позировать перед скульптором, и коснулась холеным пальчиком уголка глаза.
- Взгляни, - прошептала она дрожащим голосом. Юпитер сонно хлопал глазами.
- Ну и что… щека, веко…
- Морщина! - воскликнула Юнона в ужасе. - Да не одна, а целых три! И рядом с другим глазом - тоже. Ты понимаешь, что это значит?
Юпитер погладил завитки густой бороды, разметавшейся по груди. Борода была почти совсем седая. Повелитель богов вынул зеркало из рук супруги и принялся разглядывать собственное отражение. Вокруг рта залегли глубокие складки, на переносице - морщина, как скальная трещина. Но это - следы тягостных раздумий, а не признаки старости. Вот только седина. Хотя ее тоже можно считать символом мудрости. Да, да, седина - это мудрость, как же иначе. Ведь боги бессмертны. Боги вечны и блаженны. Так считают люди.
Юпитер вернул зеркало Юноне.
- Так что же мне делать? - спросила богиня.
- Употребляй побольше амброзии.
- Я и так ем с утра до вечера! А что толку? Я лишь полнею! Мы стареем, Юпитер! Неужели ты не видишь?!
- Я - нет. Я сделался мудрым, - заявил повелитель богов не терпящим возражений тоном.
Юнона выскочила из комнаты, оставив позади себя запах дорогих галльских духов. Опять шлялась на землю, разгуливала по улицам Лютеции, закутавшись в паллу, заглядывала в парфюмерные лавочки и уютные уличные таверны под пестрыми тентами, кокетничала с белокурыми длинноволосыми галлами. В этом вся беда - боги слишком зачастили на землю. Нет чтобы сидеть в Небесном дворце и… спать. Почему спать? Что за чушь? Юпитер громко зевнул и прикрыл рот ладонью. Может, он в самом деле много спит?
Юнона вернулась. И не одна. С нею пришла Минерва.
- Она тебе все объяснит, - сообщила Юнона. Юпитер вздохнул. Ему опять мешают спать. Пусть бы лучше отправлялась Минерва в Александрию да присматривала за обожаемыми академиями, только бы оставила старого отца в покое. Старого? Неужели он так и подумал - "старого"?
- Все дело в повышении уровня радиоактивности, - сообщила Минерва.
- Что? - не понял Юпитер, потому что в это мгновение провалился в сон.
"Морфей, проказник, шутит", - подумал Юпитер и вновь отчаянно зевнул, рискуя вывихнуть челюсть.
- Люди изучают радиоактивные элементы, не принимая мер предосторожности. Даже небольшой естественный фон заставляет нас метаморфировать. А самое распространенная метаморфоза - старение. Дополнительное Z-излучение ускоряет этот процесс. Z-излучение бывает трех видов - альфа, бета и гамма, по первым трем буквам греческого алфавита…
- Да, да, я что-то слышал, - отвечал Юпитер. Не ясно было, что он слышал - про греческий алфавит или про радиоактивность.
- Особенно опасно для нас гамма-излучение.
- Слышишь? - спросила Юнона тоном неподкупного судьи и топнула ножкой.
- А молодеть не может заставить? - переспросил Юпитер.
- Гамма-излучение может заставить нас кардинально переродиться. Но для этого нужны сильные дозы облучения. И никто не знает, чем кончится такая метаморфоза. Это большой риск.
- Большой риск, - повторил Юпитер, и глаза его вновь сами собой закрылись.
- Все дело в уране, - сказала Минерва. Юпитер сделал отчаянное усилие и открыл глаза.
- Старик Уран? Уж он-то должен стареть быстрее всех…
Минерва раздраженно тряхнула головой:
- Элемент, который люди называют ураном. Вот нынешний бог земли. И он может погубить нас всех.
- Какой плохой, - покачал головой Юпитер. - Так скинь его подальше в Тартар. Чтобы людям было до него не добраться.
И Юпитер заснул.
- Скинуть все запасы урана в Тартар, - прошептала Минерва. - Хотела бы я знать, как это можно сделать. И не начнут ли души преступников, заключенных на дне Тартара, перерождаться точно так же, как и боги.
- А что с морщинами?! - воскликнула Юнона. - Их что, будет больше?.. - хотела еще что-то спросить и замолчала.
В золотых волосах Минервы она разглядела седой волос. Один, потом второй. Богиня мудрости тоже старела. А ведь Минерва гораздо ее моложе.
Два кота сидели на крыше и смотрели на Вечный город. Один кот был сер, другой черен. У черного кота были голубые, как льдинки, глаза и белые усы. У серого глаза зеленые, как изумруды. Солнце всходило. Его лучи горели на золоченой черепице, вспыхивали на золотых крыльях бесчисленных Ник, венчающих колонны, горели на золоченых квадригах, которыми правили боги и богини, мчась б лазурное небо. Серый кот, глядя на это великолепие, тоскливо мяукал, черный смотрел молча.
- Жаль, что нам не удалось переделать этот мир, - сказал черный кот. - Потому что теперь нам придется в нем жить.
- Мне не особенно здесь нравится, - признался серый. - Я не ел три дня. Не знаешь, где можно перекусить?
- Лови мышей, - посоветовал черный.
- После того как я питался амброзией, употреблять мышей неприлично.
- Говорят, в одном доме можно подкормиться, - отвечал черный и зевнул.
- А нас там не убьют? - обеспокоился серый.
- Ты ценишь свою жизнь? - презрительно фыркнул черный. - А я, признаться, нет.