- Уходить надо, - сказал он. - Сейчас они крупный калибр подключат. Андрюша, там, у стенки, крышка погреба. Лезьте вниз - быстро! Я вас догоню…
Тот, который был во мне, не хотел уходить, но это не его жена и ребенок лежали сейчас на полу, заваленном осколками и алебастром…
…Из-под тяжелой крышки пахнуло сыростью. "Как бы не простудить Витальку", - мелькнула дурацкая мысль. Первыми спустились Нина с сыном, за ними я, затем Арсен с хозяйским ружьем. Люк остался открытым. Арсен, переложив ружье в левую руку, чиркнул зажигалкой. В желтоватом колеблющемся свете проступили полки с рядами трехлитровых банок, какие-то кастрюли, ящики… Дальше начинался неширокий земляной тоннель, местами укрепленный деревянными подпорками и обрезками труб.
Стрельба над нами усилилась, и мы поспешили нырнуть в тоннель. Вскоре к нам присоединился возбужденный Рыки - я почувствовал на затылке его горячее дыхание. На этот раз уже ни у кого не возникло опасений насчет нашего полосатого приятеля. Что ж это за Отросток такой, где звери гуманнее людей?! Гуманнее - значит, человечнее… Правда, есть и тот же Даниэль…
И тут же позади раздался его удовлетворенный голос:
- Порядок, ребята. А вход я им заминировал - для интересу! Дойдете до упора - поднимайте руки, там крышка сверху… Только когда вылезете - не вздумайте вставать в полный рост!
Мы и не думали вставать. Ни в рост, ни по-другому. В основном, мы стояли на четвереньках. Или ползли… Ползли, вжимаясь в пыльную землю, в траву, в грязь, стараясь слиться с ними, стать плоскими…
…Нас заметили почти у самой лощины. Со стороны дома раздались крики, и почти сразу же над головами засвистели пули, выбрасывая впереди пыльные фонтанчики. Я завороженно смотрел, как они подбираются ко мне, но в последний момент Арсен за ногу стянул меня вниз, в лощину. Все были уже здесь. Живые и невредимые. Пока.
- Нина, - вздохнул Даниэль, - берите мальчика и бегите к лесу. А мы тут с ними поговорим. Я бы и один попробовал - да одному долго не протянуть. А так у пацана - шанс. Все. Бегите.
Нина смотрела на меня блестящими остановившимися глазами, я стоял истуканом, прощаясь с ней и с Виталькой, плотно сжимавшим губы, чтоб не расплакаться…
- Да бегите же!…
И тогда они побежали - сперва медленно, а потом все быстрее, спотыкаясь, плача на ходу, пока не скрылись за изгибом лощины. Тогда я сморгнул и снял пистолет с предохранителя…
Первую атаку мы отбили. Солдаты высыпали как-то разом, стреляя на ходу из автоматов - и взрывом брошенной Даниэлем гранаты зеленые фигуры разметало по полю, но четверо все же скатились к нам в лощину. Одного в упор застрелил Арсен, разворотив ему весь пластик нелепого комбинезона, у второго Даниэль выбил автомат. Солдат схватился за нож, и тогда Арсен легко крутнулся вокруг своей оси, и солдат мешком осел на землю, удивленно тараща мертвые глаза… Третий прыгнул на меня, и я инстинктивно нажал на спуск. В центре комбинезона расплылось алое пятно, убитого отшвырнуло назад, руки у меня тряслись…
Четвертого достал Рыки, и мы старались не смотреть на то, что оставил от солдата разъяренный тигр, быстро отвыкающий от гуманности.
Потом был ад. Подобранный автомат бился в припадке эпилепсии, я едва успевал менять магазины и перебегать с места на место, и уже одурел от непрерывного грохота, а временами мне вообще казалось, что дерусь не я, а он - тот, который во мне - и только поэтому мы еще живы… Он был прирожденным бойцом. Правда, он никогда не держал в руках автомата, но это было не важно, а важно было совсем другое…
Потом пришла короткая тишина, и я увидел Город, проступающий вдалеке сквозь невесть откуда взявшийся туман. Мы с Ним знали, что это тоже Отросток, хотя ни разу там не были. Это был Город вещей, их мертвый мир, где все - не для человека, хотя и предназначалось для него… Отточенная сталь вместо прокладок на дверях вагонов, авторучки-вампиры, брачные бои автобусов, дома-симбионты… Город вырастал из тумана, становясь все реальнее, нависая, и это называлось - Преисподняя…
И тогда я оглянулся - и увидел другой Город. Город, где свободные люди ходят в цирк смотреть на гладиаторов, не способных умереть; где Право на смерть - привилегия, а бессмертие - позор; где Кодекс Веры следит за тем, чтобы вещи не перешли порога одушевленности, а люди - порога человечности, и люди топчутся на этом пороге, любуясь чужим моментом Иллюзии. И это тоже был не рай…
Тогда я посмотрел вокруг и увидел, что остался один. У Даниэля была оторвана рука, и он лежал без сознания. Арсен смотрел на меня снизу вверх, лицо его было землисто-серым, - извини, Андрюша, ухожу, ты уж как-нибудь один… А у Рыки осколками были перебиты три лапы из четырех, и он стонал почти по-человечески, глядя в небо большими печальными глазами.
На этот раз они шли цепями. Патроны у меня кончились, но это уже не имело значения. Больше ничего не имело значения. Нина с Виталькой, наверное, уже в лесу… Это хорошо. Все.
И тогда Он сказал Мне: "Пора".
Я и сам знал, что пора. Во мне не осталось ничего, даже страха. А у него еще что-то осталось, но совсем не страх - он даже хотел ЭТОГО, и торопил меня…
И тогда Я сказала Ему: "Пора…"
Я шел умирать.
МЫ шли умирать…
Книга вторая. Предтечи
Исход
10
…Отросток работал исправно. Четверо людей, вошедшие в его ткань, отчаянно метались в поисках ускользающего выхода, Некросфера жадно всасывала стократно усиленную тягу к жизни, которой должно было хватить надолго. Она потребляла импульсы чужой агонии, превращая дни и часы людей в годы и десятилетия собственного призрачного существования, создавая то, чем не обладала сама: волю к жизни и, как следствие - потребность в развитии.
Ад обретал плоть и кровь. Новые щупальца-отростки уже ползли в иные измерения, сминая время, присасываясь к пространству, стабилизируя систему, самой сутью которой являлась нестабильность.
Постепенно Отросток стал действовать избирательно - самое сильное стремление к существованию излучал один из избранных людей, и оно обеспечивало не только его собственную жизнь, но отчасти и жизнь его спутников - обеспечивало жизнью, дорогой, адом…
Остальные должны были умереть. На самом деле они должны были умереть еще в начале, разбиться на повороте - если бы не вмешательство Отростка… Но не стоит столь резко менять прошлое, пока его полностью не поглотила расширяющаяся Некросфера. Пусть умрут. А потом пусть умрет и самый сильный. Найдутся другие, обязательно найдутся, уже нашлись, а пока…
Пока невидимые вихревые структуры Отростка жадно пульсировали, передавая последние судороги умирающих, обреченных - жуткая искаженная реальность предусмотрела все…
Кроме того, чего она предусмотреть не могла!
Человек, питавший своей волей Ад, встал с земли, и вместо истошного внутреннего вопля "Жить!", так нужного Некросфере, в распахнутые каналы Отростка ударила торжествующая и неукротимая радость надвигающего конца, радость долгожданного и освобождающего Права на смерть!…
Те, которые Он, нашли свое Право.
Спрессованная некротическая волна прогрохотала по вибрирующему Отростку, хлынув в ядро Некросферы, мгновенно войдя в резонанс с ее структурой, сотканной из смерти - но не из жизни. Сладостный и гибельный озноб сотряс реальность будущего - и начался распад! Право на смерть отказывало Аду в праве на жизнь…
С грохотом рушились столпы и опоры цивилизации оживших вещей, превращались в ничто века и события, очистительные ветры выли над измученной Землей, сметая настоящее, продувая прошлое, вытряхивая время и пространство… Некоторые очаги Некросферы еще держались, отгородившись от волны саморазрушения защитными барьерами, но из прошлого уже надвигалась полоса отрицательной вероятности - история лавинообразно менялась, от каждого узлового пункта в будущее ползли вариантные линии, и остатки Некросферы захлебывались в их потоке…
Будущее становилось чистым листом бумаги. На нем можно было писать заново.
Книга третья. Вошедшие в Отросток
Явление последнее
…Я стоял и смотрел на лес и дачные домики, и на вылезающее из-за горизонта пухлое розовощекое солнце, а за спиной у меня было море, и солнечные блики прыгали по слегка покачивающейся поверхности, а под ногами тянулся пустынный песчаный пляж…
А перед глазами у меня бежали цепи солдат, бежали, подергивались рябью, исчезали… снова бежали… Рядом на песке лежал Арсен, и Даниэль с Рыки, чуть поодаль торчала наша машина - с выбитыми стеклами, дырой в крыше, пробоинами, но с видом гордым, независимым и еще вполне пригодным для езды. По пляжу к нам спешили Нина с Виталькой, рука у Даниэля оказалась на положенном ей месте, да и Арсен был в порядке, только без сознания.
Мы с Ним знали, что это означает. Момент Иллюзии. Последняя судорожная флюктуация умирающего Ада…
- И ничего не последняя! - послышался слева от меня сердитый скрипучий голос. - Последняя - это я.
Атмосферный Череп выкарабкался из песка и подплыл к нам.
- Здравствуй, приятель, - устало кивнул ему я.
- Я рад, что вы наконец-то стали вежливыми, - проскрипел он, старательно двигая нижней челюстью, оставлявшей в песке глубокую борозду. - Это дает мне некоторую надежду на окультуривание Человечества. Впрочем, мне пора. И нет, не уговаривайте меня остаться! Я ухожу раствориться в заждавшейся меня Атмосфере, искренне благодаря вас на прощанье…
Виталька немедленно собрался уговаривать его остаться, но Череп с широкой костяной улыбкой уже растворился. Впрочем, я не был уверен, что окончательно. Уж больно этот Череп был… атмосферный.
…К сожалению, Рыки повезло куда меньше, чем Арсену и Даниэлю - одна лапа его оставалась перебитой, и на шкуре алели порезы… Вокруг тигра уже суетилась Нина, притащившая нашу дорожную аптечку и усердно мазавшая все раны йодом, а Виталька наматывал на пострадавшую лапу тридцать второй слой бинта. Тигр мужественно терпел, изредка поглядывая на мучителей скорбными слезящимися глазами.
И тут Он ушел. Я еще немного постоял, прислушиваясь, потом вздохнул и пошел помогать своим. Рыки необходимо было перенести в машину, он оказался совершенно неподъемным, но тут на пляже показалась первая группа отдыхающих, и очухавшийся Арсен с Виталькой отправились к ним за помощью, а мы с Даниэлем представили себе выражение их лиц и, не удержавшись, прыснули…
Книга первая. Право на смерть
Пролог
Те, которые Я, сходились в Зал. Они все прибывали, смеясь, ссорясь, обмениваясь репликами, и я уже начинал опасаться, что им всем - нам всем - попросту не хватит места. Старые приятели дружелюбно махали рукой из сумрака дальних углов, кто-то все пытался представиться, но его бесцеремонно оттирали в сторону; между стеллажами мелькали совершенно незнакомые лица, с которыми мне только предстояло знакомиться…
Неправильный бес Марцелл с поломанным трезубцем, безумный Вольски, бредущий по осыпям плато Ван-Тхонг, молчаливый сихан Ли, вспоровший себе живот в предчувствии старческой немощи, гордый однорукий Гохэн Мияги, мудрый тигр Мураноскэ, Андрей с разряженным автоматом в руках, и дальше, глубже - имена, годы, лица… гибкий юноша с неестественно пунцовыми губами, ехидный старик в шутовском колпаке, женщина с пышными льняными волосами, комочек розовой плоти, глядящий в лицо склоняющемуся над ним страху - лица, годы, имена…
У нас есть время. У нас есть куча времени, потому что я - Бес, а, значит, и все мы - тоже. И дело даже не в смерти - хватит, наумирался, отныне у меня тоже есть Право! - просто теперь нас всех объединяет дело. Общее дело. Мы выиграли бой - но не войну. И если там, где-то, когда-то, вдруг - что, в конце концов, мешает тому, кто был Я, тому, кто мог бы быть Я, тому, кем Я не буду никогда… Что мешает любому из нас прийти сюда, в Зал Ржавой подписи, и собрать остальных?…
- Служба Бес-Опасности, - усмехнулся тот, который думал, что он - Я.
- В одном лице, - добавил тот, который будет Я.
- Не будем переходить на лица, - сказал я. - Как говорил один из вас - "Все в одном, и один во всем"…
Господи, подумал я, какой же я счастливый человек! Ведь никакой вечности не хватит, чтобы пройти, прожить, узнать нас всех… Есть Малый круг отшельничества - в горах и лесах; и есть Большой круг - на площадях и базарах; и кто скажет, где труднее оставаться собой - в прохладе и покое, или в ругани и сутолоке?…
И Зал Ржавой подписи ответил мне согласным шелестом. Ответил, как равному. Собственно, он тоже был Отшельником…
Просто пришла пора Большого круга.
- Как мне теперь называть тебя? - спросил подошедший Даймон, улыбаясь своей обаятельной звериной ухмылкой.
- Зови меня Буддой, - очень серьезно и задумчиво ответил я. Потом расхохотался, схватил его за шиворот и потащил к гостям…
СУМЕРКИ МИРА
Роман
Отвага без подвига - забава. Это дело богов.
Трусость без подвига - забота. Это дело людское.
Дело героя - подвиг. Я не знаю для героя другого
дела.
Я. Голосовкер "Сказания о титанах"
Книга первая. Сказание об Уходящих за ответом
Я лег на сгибе бытия,
На полдороги к бездне…
В. Высоцкий
Тень первая
Человек, Зверь, Бог.
Сигурд Ярроу, Девятикратный
1
Так далеко он еще никогда не забирался.
Лес изучающе разглядывал одинокую человеческую фигурку, подмигивая мириадами солнечных бликов, и путник иногда думал о тех трех жизнях, которые у него еще остались, и об их ничтожности перед зеленой шелестящей вечностью… Кроме того, Перевертыши вторые сутки шли по его следу. Это он знал наверняка.
Если глянуть на западные склоны горного массива Ра-Муаз с высоты орлиного полета… Впрочем, что может понадобиться крылатому хозяину перевалов в путанице стволов и лиан, начинавшейся сразу от пограничных форпостов Калорры и тянущейся вплоть до древних рудничных штолен, заброшенных и обвалившихся невесть когда?… Лети домой, гордая птица, гоняй круторогих архаров с уступа на уступ, купайся в слепящей голубизне - даже твоим всевидящим взором не пробить переплетения крон деревьев, не разглядеть скрытого в вязком, текучем шорохе…
Он устало посмотрел вслед орлу, мелькнувшему в просвете листвы, и поправил сползающий вьюк. Потом подумал и туже затянул перевязь, сдвигая рукоять меча за спиной ближе к правому плечу. Повертел головой, приноравливаясь к новому положению поклажи, поднял и опустил руки - да нет, вроде все в порядке, не давит, не звякает… - и двинулся дальше.
Трава у его ног зашевелилась, и из нее медленно всплыла плоская тупоносая голова на гибкой шее толщиной с мужскую голень. Голова качнулась из стороны в сторону, подрагивая раздвоенным язычком, и настороженно замерла, косясь на поросль молодого бамбука.
- Спокойно, Зу, - сказал человек, прекрасно понимая, что змея его практически не слышит, - не мельтеши… Время твоей охоты еще не пришло. Расслабься…
Его ладонь опустилась на шею удава, чуть пониже тусклого медного ошейника, пальцы еле заметно прошлись по чешуе - но змея и не думала успокаиваться. Трава расступилась, рождая толстые упругие кольца - коричневые с желтым, - и предупреждающее шипение вспороло пряный аромат летнего леса.
Человек превратился в изваяние и стал ждать.
Между узловатыми стволами возник пятнистый силуэт, еще мгновение - и маленькая лань выскочила на притихшую поляну. Животное вздернуло капризную головку, чутко поводя ноздрями, затем Зу свернулся в страшный узел, готовясь к броску…
Лань выгнулась всем телом и растворилась в кустах горного жасмина.
Человек тихо рассмеялся.
- Ночью, - бросил он недовольно шипящему удаву, - ночью будешь охотиться. Понял, Зу? А днем другие дела есть. Так что - пошли…
И снова улыбнулся. Уж больно нелепо прозвучало слово "пошли" по отношению к ловчему удаву Зу, гордости корпуса "гибких копий", семи с лишним шагов в длину - хороших, уверенных шагов, и до восьми совсем чуть-чуть не хватает…
Когда они пересекли поляну, человек обернулся на колышущийся кустарник, где исчезла испуганная лань, и на лице его мелькнула тень беспокойства.
- Нет, - сказал он сам себе, - вряд ли… И зверь неподходящий. Совсем глупый зверь. И хилый. Глухие места, нетронутые…
Он коснулся пояса, на котором висел крохотный инструмент величиной с ладонь, нечто вроде игрушечной арфы с непропорционально толстыми струнами, - и низкий вибрирующий звук поплыл над землей. Рябь травы, выдававшая движение змеиного тела, стала смещаться вправо. Зу безошибочно понял хозяина.
…Спустя несколько часов солнце изранило все тело о ветки деревьев и обрызгало кровью заката ледники вершин - но человек и змея уже успели выбраться к месту предполагаемой стоянки. Едва перед ними возник ручей, стальным клинком рубящий надвое овальную лощину, - удав немедленно скользнул вниз по глинистому склону и лениво поплыл по течению, а человек снял вьюк и спустился к воде, поглядывая по сторонам. Он напился, ополоснул руки и долго смотрел на свое отражение.
Спокойные серые глаза. И неправдоподобно длинные для мужчины ресницы.
Крупный нос с еле заметной горбинкой.
Резко очерченные скулы.
Белесый шрам, вздергивающий верхнюю губу.
Вполне обычное лицо. Если не заглядывать поглубже в серые стоячие омуты. А вот если рискнуть…
Из воды смотрело лицо салара Пятого уровня Сигурда Ярроу, лицо Скользящего в сумерках.
Охотника за Перевертышами.
С глухим проклятием он ударил ладонью по воде, расплескав отражение, и капли воды потекли по щекам, оставляя мокрые бороздки. Он плакал лживой водой затерянного ручья. Он знал, чье лицо разбилось под ударом.
Лицо труса. Человека, видевшего смерть друга и не сделавшего ничего. Ровным счетом - ничего.
То, что он и не мог ничего сделать, не играло никакой роли.
Впервые он пожалел о том, что у него оставалось еще три жизни.
* * *
…Лань нырнула в кустарник, и пятна ее шкуры перемешались с пятнами веток и листьев, с солнечными бликами… Через некоторое время из кустов вышел мальчик-подросток. На ту же поляну. Вышел и остановился.
Нет, не мальчик. Девушка. С узкими бедрами и твердой маленькой грудью. Она повернулась в ту сторону, куда направился Скользящий в сумерках, и - словно мороз тронул блестящую гладь ее глаз. Вот уже хрупкая ледяная корка сковала края озера, еще немного…
Пальцы рук девушки сжались в плотные кулачки, так напоминающие копытца лани. Она еще немножко постояла, переступая с ноги на ногу, потом прыгнула в заросли…
И лес принял ее в себя.