Боб подозревал, что всё сказанное верно. Если бы Джимми и Томба по-прежнему мчали во весь опор, они, возможно, прорвали бы строй вигов, а с такого расстояния по скачущим людям солдаты могли и не попасть. Однако эти двое поступили иначе. Они обменялись взглядами и поехали к своему товарищу. Боб шагнул вперёд, лишь раз обернувшись - без всякой надобности - проверить, что на всех троих наведены ружья. Одно слово Боба - и грянут выстрелы. Все трое это знали, но не обращали внимания на Боба и вообще ни на кого. Белый всадник, подъехав, сказал:
- Не выёживайся, Дэнни. У нас в семье не принято драпать, бросив своих.
Теперь Боб узнал в Джимми и Дэнни своих племянников, которых не видел лет двадцать.
- Чтоб мне провалиться! - сказал он.
То было восклицание досады, но едва ли изумления. За последнее время он так навидался родственников, что утратил способность удивляться. Услышав возглас, они обернулись и тоже его узнали.
- А, чёрт! - ругнулся Дэнни.
- Я знал, дядя, что рано или поздно это случится, - Джимми печально и умудренно покачал головой, - если ты и дальше будешь путаться с законными властями.
- Вы его знаете? - спросил чёрный, встряхивая густой шапкой волос.
- Он наш дядя, чёрт бы его подрал, - отвечал Дэнни. - Надеюсь, ты доволен, Боб.
Сердце у Боба колотилось. Что-то очень похожее ощущали его ноги, потому что земля дрожала - конница неслась по лугу, предвкушая вожделенный случай срубить на всём скаку несколько голов. От такой ясной и близкой опасности Бобово оцепенение прошло. Он зашагал навстречу кавалеристам, подавая рукой знак остановиться. Капитану хватило ума сдержать атаку. Всадники натянули поводья и выстроились в линию, чтобы перекрыть пути для побега.
- Вы в самовольной отлучке из Собственного его, потом её, потом снова его королевского величества блекторрентского полка двадцать лет, - сказал Боб.
- Брось говниться! - отвечал Дэнни, но Джимми, спрыгнув с лошади, сказал:
- Это ты брось валять дурака, братец мой. Дядя Боб думает, что оказывает нам услугу, чтобы нас повесили, как дезертиров, а не четвертовали на Тайберн-кросс.
На Дэнни это произвело сильное впечатление.
- Здорово, дядя. Прости, что зазря обругал. Но как Джимми и Томба не бросили меня, так мы с Джимми не бросим Томбу, чтоб его потрошили в одиночестве, верно, Джимми? Джимми? Джимми? Шеймус Шафто, я с тобой говорю, башка стоеросовая!
- Да, наверное, - отозвался наконец Джимми, - но тяжеленько это: два, чёрт возьми, хороших поступка за две, чёрт возьми, минуты.
- У вас было на дурные поступки двадцать лет, - сказал Боб. - Две минуты вас не убьют.
- Как насчёт двух минут на Тайберне? - подал голос Дэнни.
У Боба стало такое лицо, что Томба расхохотался.
На памяти Даниеля Исаак ни разу не подал виду, что ему больно, пока сейчас они с Лейбницем не взяли его за обе руки и не поставили на ноги. Тут у Исаака сделалось изумлённое лицо, как будто он впервые в жизни испытал физический дискомфорт. Простонав: "О-о-о! A-а!", он зажмурился, скривился, наморщил лоб и замер так надолго, что Даниель заподозрил сердечный приступ с близким летальным исходом. Однако мало-помалу боль, видимо, ушла, и сознание Исаака вернуло себе контроль над нервами, идущими к лицевым мышцам. Теперь он мог принять то выражение, какое хотел: напускного безразличия.
- Это… - Он сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха. - Пустяки. Мышцы… около рёбер… были не готовы… к вмешательству… барона фон Лейбница.
- У вас не сломано ребро? - спросил Даниель.
- Я полагаю, что нет, - ответил Ньютон на одном длинном выдохе и тут же пожалел, что произнёс столько слов за раз, потому что теперь вынужден был сделать глубокий вдох. Лицо его снова перекосилось.
- Я схожу за каретой, чтобы вам не идти, - предложил Лейбниц. - Даниель, вы побудете с сэром Исааком?
Даниель остался с Ньютоном, а Лейбниц, который из-за подагры и в лучшие-то времена ходил враскачку, отправился искать карету. Видимо, когда вершина холма взорвалась, лошади умчали без оглядки.
Собственно, "взорвалась" не совсем правильное слово, хотя событие и сопровождалось чередой мелких взрывов. Точнее сказать, вершина вспыхнула и сгорела очень быстро, как будто пожар, которому следовало растянуться на несколько часов, уложился в несколько секунд. В отличие от обычных трущоб, вокруг которых скапливаются отбросы, экскременты, зола, это место, хоть и вполне трущобное в своей бессистемности, было загажено исключительно химическими отходами, по большей части легковоспламеняющимися. Огонь, вызванный пистолетным выстрелом, бежал по засыпанной фосфором земле, пока не наткнулся на жилу: ручеёк фосфорной смеси, берущий начало у одного из котлов. По этому запалу он взбежал наверх и поджёг, а затем и взорвал одну или несколько исполинских медных реторт; взрыв, как порох на ружейной полке, воспламенил большой запас красного фосфора в бывшем амбаре. Амбар исчез с лица земли - не осталось даже обломков. Котлы превратились в оплавленные куски и лужицы меди, частью ещё не застывшие. От перемешанных костей, которые прежде были собакой, конём и всадником, поднимался дым. Всех троих испепелило на месте: своего рода дальнодействие, при котором жар от горящего амбара распространялся в пространстве, как тяготение. Подобно свету, он двигался по прямой. По этой-то причине Ньютон, Лейбниц и Уотерхауз были по-прежнему живы: перекувырнувшись через изгородь, они остались лежать в её тени, вне досягаемости палящих лучей. Сторона изгороди, обращённая к амбару, теперь являла собой стерильный каменный остов с торчащими из него угольными сталагмитами. Противоположная сторона, всего в нескольких дюймах от неё, не изменилась.
Эти и другие впечатления несколько минут полностью занимали натурфилософические умы. Затем внимание Даниеля переключилось на окружающее. До сего момента он не успел толком оглядеться: сперва туман, затем пламя мешали тщательным наблюдениям. Он понятия не имел, где они находятся, знал только, что где-то в Суррее, в возвышенной части Норт-Даунз. Внизу на много миль расстилалась холмистая местность, там и сям торчали церковные шпили. В другой стороне, чуть дальше по дороге, приткнулся сельский домик. Но прежде чем Даниель успел всё это хорошенько увидеть, взгляд его привлекло куда большее здание вдали; оно стояло на холме, охватывая флигелями систему регулярных садов.
- Ну и дворец! - воскликнул Даниель; глупая реплика, но не сказать этого было невозможно. Теперь он видел и аллею, с которой они свернули. Она вела к противоположной, надо думать, парадной стороне дома. - Чей он?
Ньютон только сейчас увидел дом, но не столько удивился, сколько задумался.
- Будь вы тори, вы бы сразу его узнали. Это поместье Болингброк несколько лет назад купил у милорда ***. - Исаак назвал знатного вига, разорившегося вчистую, когда Английский банк особенно впечатляюще лихорадило; история до сих пор была на слуху.
- Я и не слышал, что у Болингброка есть дом в этих краях, - признался Даниель.
- Это потому, что он так сюда и не въехал, - пояснил Исаак, - только постоянно его перестраивал. - Тут он замолчал, чтобы обдумать собственные слова. - Перестройка означает, что по дороге снуют телеги с материалами. Местные жители привыкли…
- Вы хотите сказать, что таким образом можно скрыть деятельность преступного предприятия, расположенного на территории поместья, - подытожил Даниель, желая избавить Исаака от необходимости слишком много говорить, поскольку речь, очевидно, доставляла ему боль. - Поразительно! Мы подозревали, что Джек как-то связан с Болингброком. Но кто бы мог представить, что статс-секретарь допустит такое на своей собственной земле?
- Может быть, не столь и поразительно, - произнес Исаак. - Сам он здесь не живёт. Не так давно мы убедились, что Болингброк даже в зените славы и могущества был куда слабее и уязвимее, нежели мы думали. Вполне возможно, что он не раз прибегал к Джековой помощи. Почему Джеку было не обосноваться на земле, принадлежащей Болингброку и, вероятно, купленной на деньги французского короля?…
Ньютон пожал плечами, давая понять, что нисколько не удивлен, - и тут же об этом пожалел, поскольку движение причинило рёбрам острую боль.
- Я вижу, сюда едет ещё один экипаж. Вероятно, с господами Кикиным, Тредером и Орни. - Даниель замахал кучеру, и тот ответил взмахом руки. - Давайте сядем и подождём их.
- Я лучше постою, - отвечал Ньютон, - чтобы не пришлось снова вставать.
- Куда велим кучеру отвезти нас? - спросил Даниель, надеясь услышать: "К ближайшему врачу".
- Вон к тому домику, - ответил Исаак. - Давайте выясним, чем там Джек занимался. Впрочем, я, кажется, знаю.
- Так я и думал, - произнёс он двадцатью минутами позже, сидя за столом в домике. Даниель, Лейбниц, Орни, Тредер и Кикин стояли вокруг на осколках недавно выбитого оконного стекла. Карету, в которой Даниель, Ньютон и Лейбниц приехали из Лондона, нашли и подогнали к дому; из неё принесли некий ящик с инструментами. Оттуда Исаак извлёк превосходную лупу и теперь изучал в неё улики, найденные на столе.
На втором этаже домика, в спальне, под кроватью, могавки обнаружили трёх людей, не говорящих по-английски: одного пожилого и двух не то сыновей, не то подмастерьев, не то сыновей- подмастерьев. Их пригнали вниз, и Лейбниц узнал в них саксонцев. Они обрадовались, что могут говорить по-немецки, но, услышав, что он барон, оробели ещё больше. Лейбниц беседовал с ними, Кикин (знавший немецкий) слушал, Ньютон изучал предметы на столе. Орни и Тредер, оставшиеся не у дел, стояли рядом. Даниеля изумила разница их выражений: Орни кипел энергией, Тредер был странно растерян и напряжён.
- Прежде чем я сообщу о своих находках, - начал Ньютон, - скажите, барон фон Лейбниц, удалось ли вам что-нибудь выяснить у этих людей?
- Вряд ли я кого-нибудь удивлю, поскольку все уже видели их инструменты, - сказал Лейбниц. - Они гравёры. Приехали из Дрездена.
- И старший, очевидно, мастер, - кивнул Ньютон. - Объясните ему, кто я, и передайте моё глубочайшее восхищение.
Лейбниц произнёс несколько слов по-немецки. При имени Ньютона саксонцы обмерли от страха; прозвучавшая следом похвала заставила старшего покраснеть до корней волос. Он поклонился очень низко, затем, видимо, боясь, что ведёт себя недостаточно раболепно, бухнулся на колени. Молодые люди последовали его примеру. Даниель редко видел такое пресмыкательство.
- Исаак, - заметил он, - по-моему, они думают, что вы собираетесь их убить.
- То, что они здесь сделали, со стороны англичанина было бы государственной изменой, - отвечал Исаак. - Можно ли обвинить саксонца в измене Соединённому Королевству, пусть решают законники.
- Они сказали мне, - вставил Лейбниц, - что их заманили сюда подложным предлогом, заперли в доме и предупредили, что они не выйдут отсюда и не получат платы, пока не выполнят некую работу, которая уже почти закончена.
- Вот она! - Ньютон поднял со стола бурую таблетку, которую перед тем долго изучал в лупу. - Это восковой слепок с чекана для монеты в одну гинею. Приглашаю всех с ним ознакомиться.
Он протянул восковой диск Даниелю. Рисунок был очень знакомый и в то же время непривычный.
- Здесь профиль Георга-Людвига Ганноверского! - воскликнул Даниель.
- Две недели назад я поручил гравировщикам на Монетном дворе изготовить чеканы для гиней короля Георга, - сказал Ньютон. - С тех пор - чему есть множество свидетелей - я ни разу не вступал в пределы Тауэра. Я не видел чекана, с которого снят этот слепок. И всё же здесь, в Суррее, в поместье виконта Болингброка, мы находим слепок и… - он показал выполненное в металле зеркальное отражение оттиска, -…практически безупречную копию чекана, при помощи которой можно делать фальшивые деньги! Улики, как и свидетельства этих саксонцев, предают врагов в наши руки. Те, кому поручено охранять Монетный двор - люди, находящиеся под командованием Чарльза Уайта, - изготовили слепок и доставили его сюда, где мы нашли оборудование для чеканки фальшивых денег и взяли с поличным сыновей Джека Шафто. А поскольку я не входил на Монетный двор, Болингброк не сможет обвинить меня в причастности. Все замешанные в преступлении отправятся на Тайберн. Что до саксонцев, они смогут вернуться на родину после того, как помогут нам в расследовании.
Норман Орни - человек грузного сложения, но сильный и даже проворный благодаря работе на верфи - успел подхватить более щуплого мистера Тредера, пока тот не грохнулся на пол.
С помощью одного из младших саксонцев Орни отнёс Тредера наверх и уложил на кровать. Там его принялись обмахивать платками, растирать ему руки, поднимать ноги; наконец кровь вновь прихлынула к лицу старого денежного поверенного, и тот очнулся, о чём, судя по виду, сразу и пожалел.
- О, сэр Исаак, - проговорил он, ища руками, за что бы ухватиться, потом добавил, ни к кому конкретно не обращаясь: - Помогите мне встать.
- Лучше полежите, - сказал Даниель.
- Наступил миг, которого я всей душой надеялся избежать, - проговорил Тредер. - Я должен на коленях молить сэра Исаака Ньютона о жизни или хотя бы о достойной смерти, а если и это невозможно, то о смерти быстрой.
- Так вы сознаётесь в сговоре с монетчиками? - ровным голосом спросил Ньютон, ничуть не захваченный общим изумлением.
- Вы давно всё вычислили, верно, сэр Исаак? Да. В сговоре с монетчиками. С монетчиком. Поймите, вначале…
- Всё казалось безобидным? - Исаак взмахнул рукой, как будто прогоняя осу. - Простите, но я узнаю начало длинной и хорошо отрепетированной речи, которую не желаю выслушивать. Чем дольше вы будете рассказывать, тем более постепенным и невинным будет выглядеть ваш путь к… государственной измене.
Тредер подпрыгнул, насколько такое возможно для человека, лежащего на спине.
- Однако, как бы вы ни затягивали рассказ, начало и конец будут те же самые, не так ли? - продолжал Исаак. - В начале вы завели внешне безобидное обыкновение взвешивать гинеи и откладывать чуть более тяжёлые. В конце вы полностью предались Джеку-Монетчику. Он внедрил своих людей в ваше окружение; вы настолько у него в руках, что он смог положить адскую машину в вашу багажную телегу с тем, чтобы уничтожить директора Монетного двора в здании Королевского общества.
- О, сэр Исаак, об этом я не знал!
- Здесь я вам верю. У Джека не было никаких резонов вас предупреждать - скорее напротив. Но даже если не считать историю с адской машиной, вы всё равно повинны в государственной измене.
- А если я во всём сознаюсь? Поставьте меня перед магистратом, сэр Исаак, и я запою звонче любого контртенора в Итальянской опере!
- Мне незачем вас слушать, - отвечал Исаак. - Ваше предложение запоздало. Я без вашей помощи добился всего, чего хотел.
- А что, если я выдам Джека-Монетчика? - проговорил мистер Тредер.
Хотя у Даниеля и у всех остальных перехватило дух, Ньютон лишь слегка улыбнулся, словно гроссмейстер, с самого начала знавший, что противник рано или поздно выставит ферзя.
- Тогда есть почва для переговоров, - сказал он.
- Каждый воскресный вечер милорд Болингброк посещает некий клуб, где собираются тори. Там есть приватная комната с входом для слуг, ведущим в кухню. По определённому сигналу Болингброк под тем или иным предлогом удаляется в эту комнату. Тем временем Джек входит с чёрного хода в обличье ремесленника, якобы пришедшего на кухню точить ножи. Он проникает в приватную комнату через дверь для слуг и отбрасывает маскарад. Здесь два негодяя строят свои козни и согласовывают интриги. Сегодня воскресенье; всё произойдёт, как я сказал, всего через несколько часов.
- Возможно, Джек узнает о том, что случилось сегодня утром, и не явится на встречу, - предположил Исаак.
- Кто его уведомит? Поместье оцеплено.
- Все в округе видели, как взорвалась вершина холма.
- Может быть, новость достигнет Джека, может быть - нет, - проговорил мистер Тредер. - Ему всё равно надо время от времени встречаться с Болингброком. Если ничего не выйдет, я знаю о привычках Джека кое-что ещё и смогу посоветовать другой путь.
- Тогда едем в Лондон и расставим западню, - сказал Ньютон.
Засим самое богатое событиями (по крайней мере на сегодняшний день) заседание клуба объявили распущенным, а его казначея заковали в цепи.
Библиотека Лестер-хауз. У тро 18 августа 1714
Ибо суверен есть душа государства, дающая ему жизнь и движение, и, когда эта душа умирает, члены управляются ею не более, чем труп человека управляется покинувшей его (хотя и бессмертной) душой. Гоббс, "Левиафан"
Дом не ремонтировался более ста лет и был неисправимо тюдоровским. Ничего не стоило представить, как Глориана вызывает сюда сэра Уолтера Рели, чтобы учинить ему разнос. Ни одной книги современного автора на виду. Очертания береговых линий на глобусе безнадёжно устарели.
Впрочем, сэру Исааку некогда было разглядывать почтенную реликвию. Его провёл в библиотеку молодой Иоганн фон Хакльгебер - лейпцигский барон. Посему сэр Исаак не очень удивился, когда с кресла навстречу ему поднялся другой северо-немецкий барон - Готфрид Вильгельм фон Лейбниц. Лицо Ньютона выразило недовольство тем, что его заманили на ещё одну чрезвычайную и незапланированную встречу с извечным противником, но он умел перебарывать досаду. Мельком взглянув на молодую женщину в кресле у глобуса, сэр Исаак вновь пристально посмотрел на Лейбница. "Я полагал, что наношу визит герцогине Аркашон-Йглмской…" - начал он и не договорил: его взгляд вновь невольно устремился к молодой даме. Ньютона поразила не красота (хотя дама и впрямь была довольно привлекательна), а платье и драгоценности. Особенно драгоценности - таких он не видел с последней аудиенции у королевы. На даме была диадема, и что-то подсказывало Ньютону, что блестящие камешки - не стразы, а самый убор - не просто показная роскошь.
Иоганн фон Хакльгебер уже выскользнул из комнаты. Лейбниц взял слово.
Ваше королевское высочество, - обратился он к молодой даме, - это сэр Исаак Ньютон. Сэр Исаак, честь имею представить её королевское высочество Каролину, принцессу Уэльскую, кронпринцессу Ганноверскую и прочая, и прочая.
- Стойте, не двигайтесь! - сказала Каролина, вынудив учёного замереть в начале движения, обещавшего перейти в низкий официальный поклон. - Мы уже слышали, как вы пострадали на нашей службе из-за непредвиденных последствий героического поступка барона фон Лейбница. Вам сейчас не следует кланяться. Прошу, садитесь.
- Не щурьтесь так сурово на фрайгерра фон Лейбница, - произнёс другой голос из угла.
Ньютон посмотрел туда и увидел Даниеля Уотерхауза, углубившегося в пожелтелый старинный фолиант.
- Я, а не барон, рассказал её высочеству всю историю, и если у её высочества сложился неправильный взгляд на события, то вина исключительно моя. Верно, не каждый день немецкий барон набрасывается на сэра Исаака Ньютона с палкой. Некоторые могли бы истолковать его поступок превратно, однако я, переживший такое же обращение, простил и поблагодарил барона.