Одновременно назревал еще один конфликт. Каждая национальная церковь имела своих святых покровителей. Великий князь и его духовные советники готовили материалы для канонизации русских святых. В первую очередь, св. Владимира Крестителя. Это было закономерным и само собой разумеющимся. В любой стране монарх, приведший ее к христианству, вскоре после преставления признавался святым. Прочие его земные дела даже в расчет не принимались. Обращение целого народа к Христу перевешивало и прошлые языческие заблуждения, и частные прегрешения. "Ибо дерево познается по плоду" (Матф., 12, 33), а в таких случаях плоды говорили сами за себя. Кроме того, еще св. Владимир начал подготовку к канонизации своей бабки, св. Ольги. На Руси появились и страстотерпцы, св. Борис и Глеб, духовенство исследовало обстоятельства их мученичества, было составлено "Сказание", заготовка для Жития.
Но… Константинопольская патриархия в прославлении русских святых отказала. Беспричинно и наотрез. Точнее, причины-то были очевидными. Св. Владимир слишком крепко насолил Византии. Св. Ольга тоже вела себя очень нелояльно к Константинополю. Св. Борис и Глеб были сыновьями болгарки, а скандал с царевной Анной и переориентацией Руси на Болгарию не забыли. Да и вообще, разве можно было "варварам" иметь святых? Существует предостаточно греческих святых, пусть молятся им, заодно привыкают почитать греков как таковых, высший народ, более близкий к Господу.
Но и назвать истинные причины было нельзя. Отказ - официальный документ. Византийцы в собственных хрониках тщательно обошли историю взятия Херсонеса, крещения св. Владимира, его женитьбы. Разве можно было расписаться в том, как русский князь обставил их империю? Отказ округло мотивировали всего лишь тем, что св. Владимира "Бог не прославил" посмертными чудесами. Русские богословы весьма квалифицированно возражали, что чудеса творят и бесы, а многие святые их не творили. Нет, патриархия оставалась будто глухой, повторяла одно и то же. Насчет святых Ольги, Бориса и Глеба отделывались другими формальными отговорками.
Тут уж допекло. Загремел голос Илариона. В Киеве как раз завершили строительство Золотых ворот, их венчал храм Благовещения, и на его освящении перед всем государевым двором, столичной знатью и митрополичьим клиром духовник великого князя прочел написанное им "Слово о законе и благодати". Ясное дело, оно создавалось с ведома и одобрения Ярослава. Это было и блестящее богословское произведение, и шедевр литературы, и взрывной политический трактат. Иларион разобрал суть иудаизма, основанного на законе, и противопоставил ему христианство - закон властвовал до Христа, а дальше в мир пришла Благодать Божья. Но ведь и византийцы, как прежде евреи, вообразили себя "народом избранным", пытаются регламентировать Веру собственными мертвыми законами. А она дается по Благодати - тому, кому сочтет нужным Господь. Да и Русь приняла крещение не от греков - приняла от собственного великого князя, на которого снизошла Благодать.
"Слово" было гимном св. Владимиру, гимном всей Руси. Иларион указывал, что Русская земля "не худая, не неведомая", а "известна и слышима во всех четырех концах земли", воспевал Киев, "величием сияющий", "церкви процветающие", "христианство возрастающее". А св. Владимира сравнивал с апостолами, со св. равноапостольным императором Константином, принесшим свет Веры Римскому царству. Славил и предков Владимира великих князей Игоря, Святослава, их мужество в битвах, победы, могущество - несмотря на то, что они были язычниками, а битвы-то вели с византийцами. Иларион не забыл подчеркнуть титул Владимира Святославовича, унаследованный Ярославом - каган. Это был хлесткий и откровенный ответ на греческие притязания "исключительности".
Между тем, Константинополь все глубже скатывался в мерзость. В 1041 г. Михаил Пафлагонянин умер, и царица Зоя вышла за "сына" Калафата. Но делить ложе со старухой было не слишком приятным занятием. Калафат терпеливо совершал это, пока от его пыла зависела дальнейшая карьера. Заполучив корону, он настроился иначе. В 1042 г. решил, что императрице пора удалиться в монастырь, а править будет он сам. Но он не рассчитал своих сил. Сестрички Зоя и Феодора помчались по улицам, поднимая столичную чернь. Открывались винные подвалы, в толпу швырялись деньги, горожане взбурлили "за нашу матушку Зою". Калафата свергли и ослепили. А Зоя озаботилась, кем бы его заменить, и вспомнила давнего любовника Константина Мономаха. Этот фанфарон и бабник уже дважды был женат, в свое время за связь с Зоей угодил в ссылку и жил там с собственной племянницей Склиреной. Его извлекли в столицу, без проблем обвенчали и короновали, хотя 64-летней Зое пришлось смириться с наличием племянницы. Устроились дружно, по-семейному, втроем.
Но во время переворота в Константинополе пьяные толпы бесчинствовали, под горячую руку погромили лавки русских купцов, были убитые. Ярослав Мудрый потребовал возмещения убытков и наказания виновных. Мономах и Зоя спустили дело на тормозах, они не хотели обижать сброд, который обеспечил их победу. Это стало последней каплей. В 1043 г. великий князь объявил Византии войну. Впрочем, грабеж и убийство стали лишь предлогом. Настоящую причину, как ни парадоксально, раскрывают греческие хроники. Они назвали войну… "восстанием русов". Да-да! Восстанием! Нашу страну и впрямь старались принизить до положения подневольной провинции. Пришла пора внести ясность.
Для удара был выбран подходящий момент - против Византии восстала Сербия, взбунтовался военачальник Георгий Маниак. Командовать войском государь поручил сыну Владимиру и воеводе Вышате. Оно было небольшим, 10–12 тыс. Отправлялось без конницы, обозов, осадных машин, десантом на лодках. Для взятия города с миллионным населением такая армия, конечно, не предназначалась. Но Ярослав, Иларион и другие советники великого князя знали отечественную историю. Изучали документы и старые договоры, подтверждавшие - Олег, Игорь, Ольга, Святослав, взимали с греков дань. Владимиру Ярославичу дана была четкая инструкция: как следует пугануть византийцев, если нужно, разорить окрестности их столицы и добиться выплаты дани. Не из-за денег, стоило ли огород городить из-за скольких-то фунтов серебра или золота? Но, по средневековым нормам, монарх, выплативший дань, считался подданным победителя. Вот и попробуйте после этого задирать носы…
Мономах сперва распетушился, хотел показать себя настоящим императором, оправдать прозвище (Мономах - единоборец). Велел арестовать русских купцов в Константинополе, русских наемников на греческой службе, разослать их по разным городам. Но у Босфора показался флот Владимира, и царь заюлил. Направил послов, соглашался выплатить штраф за убийство, компенсировать убытки. Конечно, этого было уже мало, военные издержки тоже чего-то стоили. А Владимир и задачу имел вполне определенную, объявил: отстегивайте дань. Все греческие цари в подобных ситуациях предпочитали откупаться, Ярослав это учел. Но… он не учел, что казна Мономаха была пуста. Совершенно. Все растранжирили на переворот, на празднества коронации, на подкуп мятежных сербских вождей и военных.
Хочешь не хочешь, император был вынужден сражаться. У византийцев имелось секретное оружие, которого не было ни в одной стране, "греческий огонь". Из особых устройств-сифонов выбрызгивалась смесь, она воспламенялась на воздухе, и даже водой погасить ее было невозможно. Как раз это оружие выручило Мономаха. Он собрал сколько мог кораблей, вооружил огненосными сифонами и выслал на русских. Поджечь удалось лишь несколько лодок, но "греческий огонь" разлился по воде, и флоту пришлось отойти в открытое море. А пока остановились, перегруппировались, налетел шторм. Для легких судов это было опасно. Некоторые потопило, самого Владимира перетащили из тонущей ладьи в другую. Много судов выбросило на берег, поразбивало о камни, 6 тыс. воинов остались без лодок.
О продолжении операции не могло быть речи. Вышата высадился на берег. Сказал, что разделит с соратниками все трудности, поведет их пробиваться на родину. А Владимир возглавил остатки флота. Императора окрылило неожиданное спасение. Он вообразил себя великим военачальником, заявлял, что проучит русских, навсегда обобьет охоту к нападениям. Выслал эскадру из 24 галер перехватить лодки. С опозданием к столице прибыли два армейских легиона, их Мономах тоже отправил в преследование. Византийская эскадра обогнала Владимира, встала у устья Днепра, перерезав дорогу домой. Но русские бросились в атаку. Они уже выработали способы противодействовать страшному неприятельскому оружию. Умело маневрируя, быстро подскочили вплотную, и применить "греческий огонь" стало невозможно, чтобы не сгореть самим. Княжеские воины сцепились с вражескими судами, полезли на палубы в рукопашную. Императорский адмирал был убит, эскадру захватили.
На суше обернулось куда хуже. Тяжелая конница настигла русичей у Варны. Они отчаянно отбивались, но их смяли. Больше 5 тыс. воинов полегло, 800 человек вместе с Вышатой взяли в плен. О, тут-то Мономах постарался похвастаться, поднять свой авторитет. Потешил Константинополь победными торжествами, под восторженные вопли толпы всем пленным выкололи глаза… Но за эйфорией пришло похмелье. В провинциях не утихали бунты. Через Дунай вторгались печенеги, нападали мадьяры. А Русь-то ничуть не ослабела. Нависала с севера, как грозовая туча. Чего стоило могучему Ярославу сговориться с теми же печенегами, мадьярами?
Императорские чиновники срочно выколачивали из народа деньги, откупаться пока не поздно, и в Киев пожаловало византийское посольство. Мономах соглашался отпустить пленных, заплатить любую цену. Разве что слова "дань" уклончиво избегал, называл возмещением убытков. Подтверждались старые и давали новые привилегии русской торговле. А вдобавок император предлагал кому-нибудь из неженатых сыновей Ярослава руку своей дочери Анастасии! Св. Владимиру для брака с царевной понадобилось брать Херсонес, а Мономах сам упрашивал породниться! Правда, дочка была не "порфирородной", от предыдущего брака Мономаха, но ведь и выдавали ее не за великого князя, даже не за наследника, а за четвертого сына, 16-летнего Всеволода. Большего унижения для Константинополя нельзя было ожидать, и Ярослав согласился. Не вести же армию на греческую столицу, пробиваться через Балканы, осаждать крепости… Цель была достигнута. Гордые ромеи поклонились, признали Русь равной.
Наша страна в это время вообще вознеслась на вершину международной политики. С ней старались дружить, заискивали. Датский король Канут Великий развернул широкие завоевания, и изгнанные им английские принцы Эдвин и Эдвард прибыли не куда-нибудь, а в Киев. На Руси очутился и побежденный Канутом норвежский король Олаф. При дворе Ярослава гостил его сын Магнус, потом при русской поддержке вернул престол. В Венгрии немцы посадили на престол своего ставленника Петра, королевичи Андрей и Левента бежали к Ярославу Мудрому. А в 1046 г. мадьярская знать свергла Петра, прислала делегатов звать на трон Андрея. Он покидал Киев не один, с ним уезжала молодая супруга, дочь Ярослава Анастасия - королева Венгрии.
В очередных норвежских смутах на Русь попал принц Гаральд Смелый. Служил великому князю и влюбился в его дочь Елизавету. Но нищий эмигрант был для нее совсем не подходящим женихом, он получил отказ. Гаральд уехал с варяжским отрядом в Византию, воевал, прославился подвигами. Свою любовь принц сохранил, он был талантливым поэтом, слагал песни. До нас дошло 16 из них, и все посвящены Елизавете:
"Мы видели берега Сицилии и, плавая на быстрых кораблях, искали славы… В чем я не искусен? Сражаюсь храбро, сижу на коне твердо, плаваю легко, катаюсь по льду, метко бросаю копье, владею веслом, но русская красавица меня презирает!"
Он вернулся героем, с трофейными богатствами - а когда стало ясно, что он сможет бороться за норвежский трон, "русская красавица" и ее отец все же отнеслись к Гаральду теплее. Елизавета стала королевой Норвегии. Через некоторое время Гаральд погиб, но "русская красавица" (и дочь Ярослава!) во вдовах не засиделась. Ей предложил руку и сердце король Дании, и Елизавета снова стала королевой.
На Византию Ярослав больше не оглядывался, титуловал себя "царем и самодержцем" - греки проглотили, молча признали. Он перестал обращать внимание и на патриархию. Впрочем, с чисто моральной точки зрения заслуживала ли она уважения? На Руси категорически запрещала третьи браки, требовала отлучать священников, заключавших их. Возбраняла браки родственников до шестого колена. А в Константинополе патриархи благословляли полнейшие безобразия Зои и ее мужей. Склирена умерла, но царь и царица продолжали вести супружескую жизнь "втроем", Мономах вместо племянницы ввел в "семью" молоденькую грузинскую княжну. Потом в возрасте 72 года угомонилась в гробнице любвеобильная Зоя. Но патриарх столь же "законно" сочетал Мономаха браком с сестрой императрицы Феодорой…
Великий князь взялся строить свою, Русскую церковь. Он добился поставления Илариона в епископы. Феофепмта не трогал, подождал, пока он отойдет в мир иной, и в 1051 г. созвал епископов, предложил им избрать Илариона митрополитом. Самим, без участия Константинополя. Греки опять вынуждены были смолчать.
А германскому императору Генриху III пришлось кусать локти, что легкомысленно упустил великую княжну Анну и союз с Русью. В Италии он закрепиться не сумел, а Венгрию и Польшу потерял. Венгерский король теперь был зятем Ярослава, успешно бил немцев. Польша тоже стала лучшим другом Руси, о зависимости от Германии король Казимир больше не вспоминал. Ярослав Мудрый установил прекрасные отношения и с Чехией. Там даже открылся русский монастырь св. Прокопа на Сазове. Не просто монастырь, а культурный и дипломатический центр, прочно связанный с Киевом. Но и немцами великий князь не пренебрегал. Император не захотел породниться, зато счастливы были завязать семейные связи графы и князья. Второй женой сына Святослава стала Ода, дочь графа Штаденского.
В 1049 г. пожаловало посольство и из Франции. Ее король Генрих I сватал Анну Ярославну. Монарх был невесть какой, но ведь и дочку, обиженную императором, требовалось пристроить. Великий князь согласился. Прибыв в Реймс, Анна поразила всех красотой и грациозностью. Генрих, впервые увидев невесту, не сдержался, кинулся к ней и начал целовать при всех. Девушка не возражала, но после долгого жаркого поцелуя все же сочла нужным уточнить:
"Надеюсь, я не ошиблась? Вы - король?"
Приданое Анны показалось французам сказочными богатствами, ее наряды - немыслимой роскошью. Но саму ее Франция разочаровала. Она писала отцу:
"В какую варварскую страну ты меня послал; здесь жилища мрачны, церкви безобразны и нравы ужасны".
Действительно, сравнить с Русью было трудновато. Сохранились документы, где красуется аккуратная подпись Анны на латыни, а рядом крест, поставленный мужем, он был неграмотным. Русская княжна любила выезжать на охоты, метко стреляла из лука - все это было в диковинку французам. Их женщины сидели по домам, за пяльцами или пустой болтовней. Анна впервые начала устраивать во Франции светские приемы. А уж таких книг, как на Руси, здесь отродясь не видели. Великолепное Евангелие поместили в Реймсском соборе, на нем стали давать присягу короли. Семь веков спустя, в 1715 г. книгу показали Петру I. Благоговейно пояснили, что это самое древнее Священное Писание, написанное исчезнувшим языком, которого уже никто не знает. Петр пригляделся, засмеялся и начал читать по-славянски. Это было Евангелие Анны Ярославны.
Королева родила четверых детей. А в 1060 г. Генрих I умер, она стала править Францией в качестве регентши при сыне, Филиппе I. Поселилась в замке Санлис, полюбив красоту здешних мест. К блестящей вдове прикипел сердцем самый могущественный из феодалов, граф Рауль де Крепи. Чувство оказалось взаимным. Граф развелся с женой и обвенчался с Анной. Это вызвало скандал, папа Александр II даже отлучил супругов от церкви. Но они на папские резолюции плевать хотели. У них были свои священники, подчинявшиеся им, а не Риму. Анна и Рауль везде появлялись парой и выглядели такими счастливыми, что вся Франция приняла их сторону. В 1074 г. королева второй раз овдовела. Ее сын Филипп I уже был совершеннолетним, но глубоко почитал мать. Они правили вместе, вдвоем подписывали государственные акты. Анна скончалась во Франции в 1077 г.
12. Ярослав Мудрый и система лествицы
В Священном Писании сказано:
"Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла; это от Господа и есть дивно в глазах наших".
"И кто упадет на этот камень, разобьется, а на кого он упадет, того раздавит". Это пророчество исполнилось в Самом Христе, исполнилось и в распространении христианства - избранным народом были евреи, ждали прихода Мессии, но не узнали Его, а свет Веры подхватили вчерашние язычники, которых иудеи презирали. Но тексты Писания иногда имеют много значений. То же пророчество исполнилось в отношении Руси. Оплотом Православия являлась блестящая Византия. Русские для нее всегда оставались неполноценными дикарями, жившими где-то за пределами цивилизованного мира. Они и крещение-то приняли грубо, по-варварски, с войной и скандалами. В общем, стали чадами Церкви, но как бы приемышами, неродными и нелюбимыми. Однако Византия стала рушиться, а Русь поднималась в полный рост, величественная, богатая, грозная.