Мы опять начали скользить и спотыкаться по жидкой весенней грязи, а потом и вовсе скакать с кочки на кочку, когда кончилась хоженая тропинка. К довершению всего луна, отсветив свое положенное время, удалилась по своим космическим делам, и мы оказались в полной темноте на небольшом островке, посредине натуральной болотной топи.
- Ну, здесь и будьте, - сказал Гривов. - Это самое место и есть. Сюда, поди, никто не сунется. А я, как смогу, за вами приду.
- Тихо-то как, - задумчиво произнесла Наталья Георгиевна, - действительно, странное место.
- Пошел я, что ли, - виновато сказал Гривов.
- Действительно иди, а то не ровен час, хватятся, - бодро сказал я. - Счастливого пути.
- Прощайте, - Гривов поклонился и прыгнул на невидимую болотную кочку. В мертвой, ночной тишине было только слышно, как удаляются его чавкающие шаги.
- Давайте устраиваться, - стараясь, чтобы голос звучал уверенно, произнес я, хотя как можно устроиться на неверной болотной тверди в три квадратных метра, и сам не знал.
- Матушка, я водицы хочу, - попросил до селе молчавший Бориска.
Надо сказать, что мальчик все это время вел себя прекрасно, не ныл, не жаловался и даже не задавал вопросов.
- Потерпи, сынок, - ответила Морозова, - скоро рассвет будет, тогда водицы и поищем, а болотную пить негоже, от нее лихорадка бывает.
- Хорошо, матушка, - без капризов согласился мальчик.
- Ишь ты, водицы ему подавай, - вдруг всего в нескольких шагах от нас раздался, чей-то ломкий, насмешливый голос. - Ты еще "Фанты" спроси!
Наталья Георгиевна ойкнула и начала медленно опускаться на мох. Я еле успел выхватить из ее рук спящую девочку.
- Свят, свят, свят, свят, - затараторила Ульяна, осеняя себя крестным знаменем.
Намек на "Фанту" я оценил и, как только прошла первая оторопь, ответил:
- Ты бы, дед, зря женщин не пугал, а лучше бы помог боярыне встать.
- Пиво в банке принес? - деловито спросил невидимый оппонент. - А водки твоей мне и даром не надо, она у тебя паленая, и вообще, жулик ты, Григорьич…
…Услышать в 1605 году вопрос о баночном пиве и "паленой" водке от невидимого лесного гостя, такое выбьет из колеи кого угодно. И скажи это незнакомый голос, я быть, может, тоже лежал в обмороке рядышком с Натальей Георгиевной, но голос был такой характерный, индивидуально отличный, что узнал я его сразу и, честно говоря, очень ему обрадовался. Против такой "нечисти", как мой старинный приятель Леший, я ничего не имел против.
Первый раз мы с ним встретились, когда я впервые попал в "коридор времени", и этот колоритный, наглый и оборванный лесной дед принимал от меня скромные дары на границе веков. Тогда он служил кем-то вроде таможенного инспектора, требующего за переход границы времени определенную материальную мзду. Как почти любой его коллега, он с детской простотой конфисковал и в жаркий летний полдень на моих глазах выдул последнюю банку пива.
Второй раз мы встретились спустя несколько месяцев, и тогда я освободил его из плена. Черт его знает, кем на самом деле был этот забавный, нарочито мелочный старикан, но то, что он "не от мира сего", сомнений не вызывало.
- Сама встанет, не барыня! - пренебрежительно сказал дед, которого я прозвал "Лешим".
- Как раз она-то и есть барыня, - подколол я Лешего, - да не простая, а боярыня!
- Подержи Олю, - попросил я Ульяну и склонился над Морозовой. Она была в обмороке. Похоже, что дедовский прикол окончательно доконал бедную женщину. Я на ощупь нащупал ее грудь и несколько раз надавил с левой стороны грудной клетки, чтобы восстановить сердцебиение.
- Кто это был? - шепотом спросила Морозова, приходя в себя.
- Не бойся, это мой приятель, он нам поможет, - ответил я.
- Ага, помогу! - вмешался дед. - Ты мне вместо серебра дряни какой-то насовал, за которую и банки пива не купить, а я тебе помогать буду! Ишь, размечтался!
Действительно, такой случай был в наших взаимоотношениях. У меня не поднялась рука отдать сквалыге антикварные, старинные русские монеты, и я рассчитался с ним за переход границы времени российской мелочью.
- Успокойся, я тебе новую ефимку дам, - пообещал я.
- Пять.
- Две, и это последнее слово, - начал торговаться я, памятуя поразительную алчность старика.
- Тогда счастливо оставаться, - обиженно произнес Леший и неизвестно как (кругом было болото) громко затопал ногами, имитируя уход.
- Будь здоров и скатертью дорога, - в тон ему ответил я.
- Дедушка, миленький, не уходи! - вдруг плаксиво вмешалась в разговор Ульяна. - Дядя Алеша хороший, добрый, он даст тебе ефимок!
- Жулик он, твой дядя! - сердито оборвал ее Леший. - Четыре ефимки, иначе точно уйду!
Леший опять затопал на месте ногами.
- Грабь, живоглот! Три, и ни полушки больше!
Мне стало необыкновенно легко и весело. Присутствие старого скопидома гарантировало решение многих нерешаемых проблем, и торговался я с большим удовольствием, глупо улыбаясь в темноте.
- Видала внучка, каков вор! Ему двух денег к трем ефимкам добавить жалко! - апеллировал теперь к Ульянке Леший.
- Одну добавлю, и это мое последнее слово!
- Ладно, тать, грабь бедного старика! - наконец сошелся он в цене. - А теперь все идите за мной.
- Эй, дед, что значит пошли, мы же ничего не видим! - запротестовал я.
- По гнилушкам идите, они дорогу укажут, - распорядился старик и, по своей привычке, внезапно исчез.
Мы вновь одни остались в пустом, сыром лесу. Наталья Георгиевна, как поднялась, так и стояла, прижавшись ко мне. А я, видимо, по рассеянности, так и не убрал руку с ее груди. Однако действительно нужно было отсюда уходить.
- Ульянка, помоги Борису, - распорядился я. Потом одной рукой прижал к себе дочку, другой взял под руку маму и сделал первый шаг с нашего сухого "плато". Светящиеся призрачным светом гнилушки образовали что-то вроде тропинки. Идти было по-прежнему нелегко, но ноги скоро перестали тонуть в хлюпающей жиже, и продвигались мы довольно быстро.
Впрочем, идти далеко и не пришлось. Вскоре впереди мелькнул свет и мы вышли ко вполне приличному дому, стоявшему прямо между деревьев. Начинался ранний весенний рассвет, и дом уже можно было разглядеть вполне отчетливо. Был он высокий, рубленный и значительно больше обычной крестьянской избы. Стоял, как это делается на севере, на высокой подклети, и потому казался больше, чем был на самом деле.
Светящаяся дорожка довела нас прямо до высокого крыльца.
Женщины были испуганы и заинтригованы. Мои не очень связные объяснения, откуда я знаю "лесного старичка", не удовлетворили. Хорошо хоть вера в чудо, да еще в это дремучее время, была у них сильнее страха.
- А он нам ничего не сделает? - всю дорогу приставала ко мне Ульяна. - Он хороший?
Даже молчаливый Бориска подал голос:
- Батюшка, а дедушка не черт?
- Никакой он не черт, и вообще ничего не бойтесь, все будет хорошо. Никто вас не обидит, - однотипно отвечал я, сам, не очень понимая, что, собственно, представляет собой таинственный дедушка. Одно я знал твердо, вреда от лешака моим спутникам никакого не будет.
- Долго ходите, - раздался сердитый голос с крыльца, на котором за секунду до того никого не было.
Кудлатый, комедийный дедок во всей своей рваной красе стоял над нами, выпятив вперед нечесаную, кудлатую бороденку.
- Мог бы и сам довести нас до дома, - нарочито недовольным голосом, пародируя хозяина, сказал я. - Не видишь, мы с детьми.
- А кто бы кашу вам сварил? - парировал упрек старик.
- Сами бы сварили.
Впечатление, произведенное колоритной одеждой старика, оказалось обратно пропорционально его затрапезности. Женщины и Бориска совсем оробели, глядя на залатанного, посконного старика, и мне пришлось чуть ли не силой вталкивать их на крыльцо.
Наконец мы вошли в просторную горницу, тепло натопленную, с настоянным запахом лесных трав. Дед в очередной раз удивил меня. Определить по интерьеру, кому и какому времени принадлежит его жилье, было совершенно невозможно. В таком доме можно было жить в любом времени. Какая-то утилитарная обстановка вне моды. Даже печь у Лешего была какая-то смешанная, не то русская, не то голландская.
На женщин все окружающее произвело сильное впечатление. Они ошарашено крутили головами, разглядывая диваны, шкафы и комоды, находящиеся в горнице. Понятно, что в их скудное время, когда даже очень богатые люди обходились самой минимальной обстановкой, дедовские "мебеля" казались предметами невиданной роскоши.
- Ну, что встали столбами, проходите, - довольный произведенным эффектом, велел старик.
- Ох, дедушка, как у тебя тут лепо! - с восхищением сказала Ульяна. - А потолок-то высок, как в царских палатах.
Действительно, потолок в горнице был необычно высокий, метра два с половиной.
- Сколько ж дров нужно такие хоромы натопить! - опять вырвалось у Ульяны.
- Садитесь, отдыхайте, - милостиво разрешил Леший. - А ты, малый, давай три ефимки и две деньги, только не обмани, новыми! Знаю я, как ты подрезаешь деньги!
Открывать при старике свою богатую мошну я не стал, помня его завидущие глаза и, поковырявшись за пазухой, вытянул на свет божий четыре серебряных талера. Дед попытался выхватить их из руки, но я зажал монеты в кулаке.
- На тебе три ефимки, - сказал я, отсчитывая монеты, - а две деньги получишь, когда сыщешь сдачу. А пока подавай свою кашу.
- Ульянушка, внучка, вынай из печи кашу, - елейным голосом назвав девочку по имени, попросил Леший, хотя никто ему ее не представлял.
Ульянка, нисколько не удивившись осведомленности старика, подошла к печи и убрала заслонку. Из недр печи пахнуло упоительным запахом свежеиспеченного хлеба. Все невольно сделали по шагу в направлении тепла и пищи. Мой желудок свел спазм, и я почувствовал, как голоден.
Ульяна взяла прислоненный к печи ухват и перенесла на стол большой глиняный горшок с кашей…
Глава 5
Вторая спокойно прошедшая ночь восстановила мои силы, битая спина почти чудесным образом зажила, и жизнь перестала казаться беспросветной… Разместил нас дед Денис, так представился дамам Леший, в двух каморках. Мы с Борискои спали в маленькой, а женщинам досталась комнатушка чуть побольше. Все утро шел дождь и уютно колотил по полупрозрачной пергаментной коже, которой вместо стекол были затянуто окно. Я проснулся, но не вставал, предаваясь блаженной лени. На соседней лавке крепко спал Бориска.
Измученный мальчик заснул, как только опустил голову на подушку, и теперь лежал, разметав руки, посапывая и причмокивая во сне. Бориска мне нравился, он не капризничал, мужественно снося все трудности пути и лишения, которые свалились на всех нас в последние дни. Для боярского сынка он вообще был идеальным ребенком, неизбалованным и рассудительным.
Спать легли мы часа в четыре утра, когда совсем рассвело, и я проспал не меньше восьми часов. Время было близко к обеденному, но никто пока не вставал. Не слышно было и деда Дениса. Я, используя передышку, попытался систематизировать впечатления от моего пребывания в 1605 году, но мысли все время нечаянно переключались на боярыню Морозову, которая интересовала мне все больше, и не только как представитель человечества.
Разобраться в ней у меня пока не получалось. Да, собственно, было и не до того. Я начал вспоминать все наши столкновения, с того момента, когда увидел ее впервые и помог маленькой Олюшке. Будучи женщиной красивой и яркой, она умела как-то ненароком тушеваться, не лезть в глаза и не привлекать к себе внимания.
Конечно, ни о каком ее особом воспитании и аристократизме речи идти не могло. В эти неблагословенные времена знать отличалась от крестьян только сытной пищей, праздностью и спесью, на мой взгляд, большей частью, ничем не оправданной.
Морозовский дворянский род происходил от новгородца Михаила Прушанина, потомок которого в VI колене, Иван Семенович, прозванный Мороз, был родоначальником Морозовых. Один из его сыновей, Лев Иванович, был боярином; в день Куликовской битвы начальствовал передовым полком и погиб в бою. В XV веке отделились от этого рода Салтыковы, Шеины, Тучковы, Брюхово-Морозовы и Козловы. С XIV века до конца XVII четырнадцать Морозовых были боярами, двое - окольничими, и один - постельничим. Так что род получался знатнейший, и роднился с первыми фамилиями.
Все это я помнил из лекций профессора Ключевского, натаскивавшего меня по русской истории. Происхождения Натальи Георгиевны я не знал, но то, что она была женой знатного боярина, предполагало, что и ее род не последний в Московском государстве. Как воспитывает своих детей русская знать, я реально не представлял. Мог только предположить, что иностранных гувернеров им не приглашали. Если и учили детей читать, то только священные книги. Грамотеи, конечно, были, но их не очень поощряли, недаром же закостеневшее боярство, не желая образовываться и приспосабливаться к новым временам, потеряло динамику в развитии, а затем и власть в стране.
Сама Наталья Георгиевна как личность себя пока никак не проявляла. Обычная мать, готовая на все ради спасения своих детей. Так я ее вначале и рассматривал. Теперь же, если у нас случится несколько свободных дней, и мы проведем их вместе, можно будет к ней присмотреться более внимательно. Пока я думал о матери, проснулся сын:
- Батюшка, а матушка где? - спросил меня мальчишечий голос.
Бориска проснулся и смотрел на меня не по-детски тревожными глазами.
- Спит твоя матушка, - успокоил я мальчика, - они с Ульянкой в соседней комнате. Сам-то выспался?
- Выспался, батюшка, а каши нам еще дадут?
- Дадут, конечно.
Мы встали, оделись и отправились разыскивать своих товарок. Оказалось, что женщины уже успели встать, растопить печь и теперь готовили завтрак. Дед Денис в своем обычном рваном платье восседал за конторкой начала девятнадцатого века и что-то писал гусиным пером. Выглядело это, учитывая его дремучую крестьянскую внешность, очень забавно.
Мы с боярским сыном пожелали присутствующим доброго утра и уселись перед окном, застеленным слюдой, на лавке в ожидании еды. День был ясный, солнечный, и в горнице было довольно светло. Леший, между тем, кончил свои записи и подсел к нам, наблюдать, как трудится "народ".
Как всегда, когда в помещении собирается несколько человек, да еще разного пола, разговор принимает игриво-легкомысленный характер. Так и теперь, все беззлобно подкалывали друг дута, вспоминая ночную встречу и ночные же страхи.
Наталья Георгиевна, помогая Ульяне, захватившей кухонные бразды в свои ловкие руки, раскраснелась и выглядела милой и домашней. Я украдкой любовался ее гибким сильным телом, стараясь отгонять грешные мысли.
Наконец завтрак был готов, и нас пригласили за стол. Несмотря на великопостные дни, Ульянка исхитрилась, почти не обходя строгие правила, приготовить очень вкусную еду.
- Ишь, внучка, как ты ловка да сметлива! - похвалил девочку дед Денис, уписывая за обе щеки. - Осталась бы у меня, старика, подкормила бы сироту.
- И то правда, - вполне серьезно поддержал я шутливое предложение Лешака. - Оставайся, Ульяна, что тебе скитаться по чужим людям.
Шутливое, комплиментарное предложение старика вдруг приобрело совсем иной смысл.
- Ну, вот еще, - смутившись, ответила девочка, - зачем мне быть в тягость…
- Какая же тягость… - задумчиво произнес дед Денис, по-моему, впервые с того времени, как мы познакомились, не придуриваясь и не ерничая. - Оставайся, коли захочешь, утешь старика!
- Не знаю, - продолжала смущенно отказываться Ульяна, - я завсегда, да только не буду ли в тягость?
- Правда, оставайся, а я тебя за это колдовать научу, - опять начал шутить дед. - Гадать ты, я слышал, умеешь, заодно научишься колдовать!
Мне было бы очень любопытно узнать, откуда он узнал об Ульянином гадании, но спрашивать я, понятное дело, не стал. Просто навострил уши, ожидая, что все разъяснится в общем разговоре.
- Правда, Ульянушка, оставайся, - поддержала Наталья Георгиевна. - Здесь, у дедушки, тебе будет спокойно, и никто не обидит.
- Да и, право, не знаю, не помешаю ли, - отдавая дань крестьянской церемонной вежливости, начала сдаваться девочка.
- Вы тут еще спорьте, а я пойду, пройдусь, - сказал я, поблагодарил за вкусный завтрак и вышел из-за стола.
Я вышел на высокое крыльцо, с которого видны были все недалекие лесные окрестности. Солнце сияло на безоблачном небе. Ветви деревьев приобрели весенний сизо-лиловый цвет, готовясь вот-вот зазеленеть. Северная весна, как обычно бывает в зту пору, шла к лету семиверстными шагами. Усадьба у деда Дениса была исправная, не в пример его ветхому, оборванному платью. Хозяйственные строения, небольшие, без расчета на многолюдную крестьянскую семью, однако достаточные для комфортной жизни, располагались очень продуманно и вписывались в расчищенный лес так, что тот напоминал скорее английский парк.
Ограды вокруг усадьбы не было, и она оказывалась как бы органической частью леса. Я прошелся по кривым, грунтовым дорожкам и наткнулся на небольшую ветряную мельницу.
Зачем одинокому деду нужна мельница, мне было непонятно, но, приглядевшись к ее лопастям и конструкции, я догадался об истинном назначении сооружения.
На первый взгляд, это был обычный деревенский ветряк, но у крыльев автоматически менялся "угол атаки", и таких оригинальных подшипников я никогда раньше не встречал. Стилизованная под старину, техника была явно не уровня начала XXI века, а значительно совершеннее.
- Интересно, - подумал я, - есть ли у старика компьютер?
- Нравится мельничка? - раздался за спиной насмешливый голос.
Я обернулся. Дед, как всегда, появился вроде бы ниоткуда.
- Какая у нее мощность, сколько киловатт вырабатывает? - спросил я.
- Ишь, слова-то какие говоришь нерусские, - ухмыльнулся старик. - По мне, мучицу мелет и ладно.
- А откуда зерно берешь? В лесу растишь? Кстати, таких ветряных мельниц, как эта, пока нет даже у голландцев.
- Что нам какая-то Голландия, у нас на Руси все самое лучшее!
- Это точно, особенно слоны, - согласился я.
- При чем здесь слоны-то?
- Это я к вопросу о качестве, - туманно ответил я, не собираясь вступать с ним в двусмысленный, бесперспективный спор. Нравится ему темнить и придуриваться - его дело.
- Делать дальше что собираешься? - оставил скользкую тему хозяин.
- Как в округе успокоится, в Москву пойду.
- А с боярыней и детками как распорядишься? Слыхал я, муж ее тебе завещал…
Да, слышал дед действительно многое, даже был в курсе разговора наедине, на исповеди.
- Не знаю, - честно ответил я, - нужно бы помочь Наталье Георгиевне вступить в наследство, да и Бориске ее предстоит стать историческим персонажем, а то одни они пропадут. Однако и в Москву мне нужно, не ровен час, Борис Годунов без меня помрет.
- Помер уже. Позавчера, тринадцатого числа отдал Богу душу.
- Так сегодня уже пятнадцатое апреля?! - воскликнул я. Со здешней некалендарной жизнью я совершенно потерял счет дням. - Тем более, мне нужно срочно попасть Москву!