Пока судьба Дзирта находится в сколько-нибудь надежном положении, он вспоминает о своих друзьях, которые сопровождали его на раннем этапе жизни, - друзьях, ныне известных как Компаньоны Мифрил Халла. Тем временем грядут первые отголоски Раскола...
Содержание:
Пролог 1
Часть 1. Возрожденный герой 4
Часть 2. Задачи детства 16
Часть 3. Незапланированные обязательства 35
Часть 4. Путь к пирамиде Кельвина 60
Эпилог 86
Компаньоны
Когда приходит испытанья час
И душу одиночество терзает,
Охотник ждет один. Тогда к нему
Друзья придут на помощь, одолев
Самой судьбы границы, и опять
С ним встанут против общего врага.Когда нисходят тени, отвечая
На сделку адскую, погибшие собратья
Выходят на охоту, и тогда
Вновь к жизни возрождается герой,
В монастыре под розою взращенный,
Чтоб высечь вдруг божественную искру.Когда приходит время жатвы злой
И мрачные угрюмые жнецы,
Из тени вновь явившись, всюду рыщут,
Сражается он с порожденьем зла
И против извращенных планов ада.И даже в час, когда родится буря
И волны беззаботные вздымает,
Горит звезда обещанной надежды,
И света похититель все же зрит
Лик утренней зари - улыбки неба,
Что превращает тьму ночную в свет.Когда вконец проиграна война,
По горестным полям былых сражений
Шагают боевые легионы,
Но, в сердце верность хрупкую храня,
Жизнь господина охраняет стража,
За королем последовав в изгнанье.И близок предначертанный конец.
Льдом скованные звезды неподвижны,
Утроенной угрозы ожидая.
Трубит герольд, средь ужасов войны
Былой эпохи возвещая гибель.Составлено Эллиандретом из Оришаара
17600 год (по летоисчислению Долин)
Пролог
Снова звезды склонились над ним, как бывало множество раз в этом зачарованном месте.
Он находился на Подъеме Бренора, хотя и не представлял, как попал туда. Нога была сломана, но рядом, прижавшись к нему и поддерживая, стояла Гвенвивар, однако он не помнил, чтобы звал ее.
За все время странствий Дзирт нигде не чувствовал себя более умиротворенно, чем здесь. Может, все дело было в компании, которую он столь часто находил на-верху, но даже без Бренора Дзирт До’Урден неизменно ощущал духовную поддержку на этом одиноком пике, высящемся над плоской угрюмой тундрой. Здесь, навер-ху, он чувствовал себя маленьким и смертным, но в то же время ощущал уверенность, что является частицей чего-то куда большего, чего-то вечного.
На Подъеме Бренора звезды склонялись к нему - или же он поднимался к ним, плыл, освободившись от своей телесной оболочки, и дух его парил меж божественных сфер. Там он мог слышать ход великого часового меха-низма, ощущать небесные ветра на своем лице и растворяться посреди эфира.
Для Дзирта это было место глубочайшей медитации, где он постигал великий цикл жизни и смерти.
По-видимому, наиболее подходящее место теперь, ко-гда кровь продолжала струиться из раны у него во лбу.
Пыльный закат разрисовал небо на западе розовыми и оранжевыми полосами, нависшими над бескрайней равниной напоминанием о том, что когда-то, и не так уж давно, это была магическая пустыня, называвшаяся Анаврок. Пришествие Тени, затем последствия Магической чумы преобразили эту часть Торила, но избавиться от стойкого заклятия бесплодия Анаврока было не так-то просто. Пожалуй, теперь здесь выпадало больше дождей да растительность стала гуще, а дрейфующие белые пески приобретали грязно-коричневатый землистый оттенок по мере роста и распространения возродившейся флоры.
Затянутый пылью закат, хоть и пылал для всех, в то же время служил предостережением вновь прибывшим сюда, особенно незересам из Анклава Теней: случившееся однажды может повториться. У кочевников-бединов это зрелище воскрешало в памяти родовые предания, напоминая о жизни предков до преображения их древней родины.
Однако два разведчика-шадовара, пробираясь по равнине на запад, вряд ли задумывались о закате и уж точно не погружались в размышления касательно оттенков небес, поскольку их многомесячные нелегкие скитания, похоже, наконец-то должны были принести свои плоды, так что разведчики не сводили глаз с дороги.
- Ну как тут можно жить? - произнес Унтарис, более крупный из двоих, как поговаривали - гора мышц, приданная в дополнение к мозгам Алпирса. - Трава да ветер, песчаные бури, фаэриммы, асаби и прочие монстры. - Мускулистый воин-шейд покачал головой и плюнул на землю со спины своей пегой лошади.
Алпирс Де’Нутесс рассмеялся, но соглашаться не собирался:
- Бединов до сих пор ослепляет гордость за свои традиции.
- Они не понимают, что мир изменился, - бросил Унтарис.
- О нет, друг мой, понимают, - возразил Алпирс. - А вот чего они не понимают, так это того, что они ничего не могут с этим поделать. Их единственная задача - служить Незерилу, но кое-кто вроде десаи, чей лагерь теперь перед нами, полагает, что если держаться подальше от цивилизованных городов Незерила, жить среди львов и фаэриммов, то мы не станем слишком надоедать им. - Он коротко хохотнул над собственными словами. - Обычно они бывают правы.
- Но не теперь, - провозгласил Унтарис.
- Не для десаи, - согласился Алпирс. - Если только то, что мы должны узнать насчет ребенка, - правда.
Сказав это, Алпирс кивнул на юг, где дрожала под безжалостным ветром одинокая палатка. Он пустил свою гнедую кобылу рысью прямиком туда, и Унтарис последовал за ним. Когда они подъехали ближе, из палатки на шум вышла мужская фигура в белой холщовой рубахе до пят. На круглом вороте одеяния бедина красовались большая пуговица и кисточка, обозначающие племя десаи. Как и большинство бединов в этих местах, мужчина был в полосатой красно-коричневой безрукавке, именуемой аба.
- Мой пришлось долго ждать, - произнес мужчина, подняв жесткое, обветренное, иссушенное солнцем лицо в обрамлении белого головного шарфа - куфии, когда двое всадников приблизились к нему. - Вы за это дорого заплатить!
- Звучит свирепо, как всегда, бединский пес, - прошептал Унтарис, но у Алпирса наготове уже было нужное средство.
- Это подойдет? - спросил Алпирс у осведомителябедина, демонстрируя венец из верблюжьей шерсти, вытканной золотом: игал - головной убор, который не стыдно было бы надеть и вождю. Несмотря на легендарное мастерство торговаться, присущее бединам, старика выдали блеснувшие глаза.
Алпирс, а вслед за ним и Унтарис спешились и, ведя лошадей в поводу, приблизились к белой фигуре.
- Добрая встреча, Джинджаб, - с поклоном произнес Алпирс, демонстрируя драгоценный игал - и немедленно отдернув руку, едва бедин потянулся к нему. - Насколько я понимаю, ты согласен на такую плату? - криво усмехнулся разведчик.
В ответ Джинджаб поднял руку, дотронувшись до собственного игала, удерживающего на голове куфию, - грязного, потрепанного, некогда сотканного из драгоценных нитей, но теперь похожего на пучок вытертой верблюжьей шерсти. Для бедина игал служил мерилом его авторитета и предметом гордости.
- Девчонка в лагерь, - произнес он с сильным бединским акцентом. Каждое слово выговаривалось отрывисто, твердо и отчетливо - чтобы летящий по воздуху песок не забивал рот, как объяснил однажды Алпирс Унтарису. - Лагерь на гребень горы, на востоке, - уточнил Джинджаб. - Мой работа сделан. - Он снова потянулся за игалом, но Алпирс по-прежнему не отдавал его.
- А сколько лет этой девчонке?
- Совсем маленькая, - ответил Джинджаб, показав рукой ниже пояса.
- Возраст?
Бедин мрачно уставился на него.
- Четыре? Пять? Подумай, друг мой, это важно, - настаивал Алпирс.
Джинджаб прикрыл глаза, губы его зашевелились, с них время от времени слетали отдельные слова - упоминание о неком событии или о знойном лете.
- Значит, пять, - объявил он. - Как раз пять, весной.
Алпирс не смог скрыть усмешку, переглянувшись с ухмыляющимся Унтарисом.
- Шестьдесят три, - отметил Унтарис, отсчитав годы назад.
Шадовары кивнули и обменялись улыбками.
- Мой игал. - Джинджаб снова потянулся к заветной вещи. И снова Алпирс убрал ее назад.
- Ты уверен?
- Пять; да, пять, - подтвердил осведомитель.
- Нет, - уточнил Алпирс, - насчет всего вообще. Ты уверен, что этот ребенок... особый?
- Она такой, - ответил бедин. - Она поет, все время поет. Поет слова, но это не слова, понимать?
- Просто звуки, как у всех детей, - скептически заметил Унтарис. - Придумывает слова и напевает бессмыслицу.
- Нет, нет, нет, не так! - возразил Джинджаб, неистово размахивая костлявыми руками, высунувшимися из треугольных рукавов. - Поет заклинания.
- Ты утверждаешь, что она владеет магией?
- Она заставлять сад расти.
- Ее сад? Ее святыня?
Джинджаб с энтузиазмом закивал.
- Ты уже говорил нам, - напомнил Унтарис, - а мы что-то так и не видели этой святыни.
Старый бедин прищурился и огляделся, явно пытаясь сориентироваться. Он указал на юго-восток, на огромную песчаную дюну, из которой торчала белая алебастровая колонна.
- За этой дюна, на юг, среди камень, где ветер сдуть песок.
- Как далеко к югу? - уточнил Алпирс, жестом не давая Унтарису заговорить.
Джинджаб пожал плечами:
- Пешком долго, верхом быстро.
- Посреди открытых раскаленных песков? - Теперь Алпирс уже не скрывал своего скептицизма.
Джинджаб кивнул.
- Ты говорил, что лагерь на западе, - вступил Унтарис, прежде чем Алпирс успел остановить его.
И снова осведомитель-бедин кивнул.
- Значит, новый лагерь, - предположил Алпирс.
- Нет, - возразил Джинджаб. - С весны там.
- Но святыня девочки в другой стороне, и далеко.
- И мы должны поверить, что ребенок в одиночку расхаживает по пустыне? Подолгу, ты сказал, и по опасным местам? - поинтересовался Унтарис.
Джинджаб пожал плечами, стоя на своем.
Алпирс прицепил игал к петле у себя на поясе, а когда Джинджаб начал протестовать, поднял руку.
- Мы поедем и взглянем на эту святыню, - пояснил он. - А потом вернемся к тебе.
- Она быть спрятан, - возразил Джинджаб.
- Разумеется. - Унтарис фыркнул и вскочил в седло. - Разве могло быть иначе?
- Нет, так неправильно! - возмутился бедин. - Я сделать, как ты сказать, и ты заплатить. Девчонка в лагерь!
- Ты останешься тут, и тебе, возможно, заплатят, - объявил Алпирс.
- О, конечно же, тебя вознаградят, - зловеще добавил Унтарис.
Джинджаб с трудом сглотнул.
- Если ты уверен в своей информации, то останешься здесь.
- Заплатить! - настаивал бедин.
- Или? - осведомился Алпирс.
- Или он пойдет и расскажет десаи, - добавил Унтарис, и когда шадовары обернулись и угрожающе взглянули на старого бедина, кровь отхлынула от его лица.
- Нет... - начал было Джинджаб протестующе, но умолк на полуслове, когда в руке Алпирса возник длинный кинжал и острие его в мгновение ока уткнулось в горло несчастного бедина.
- Поедешь с моим другом, - приказал Алпирс, и Унтарис протянул Джинджабу руку.
- Я не мочь... - запинаясь, выдавил бедин. - Я... десаи не знать, что я уйти... они хватиться Джинджаб. Они искать...
Алпирс убрал нож и с силой пнул старика в пах. Он склонился к согнувшемуся пополам Джинджабу и прошипел ему в ухо:
- Нет того, что десаи могли бы сделать с тобой, а я - нет, если ты немедленно не сядешь на эту лошадь!
Не дожидаясь ответа, Алпирс направился к своей кобыле. И действительно, Джинджаб принял руку Унтариса, взгромоздился верхом, и всадники поскакали к высокой дюне на юго-востоке.
***
Пятилетняя Рукия забилась за край палатки и съежилась под тканью, пытаясь затаить дыхание.
- А ну выходи! - слышала она вопли Тахнуда, но, к счастью, ее мучитель двигался в неверном направлении, к другой паре палаток.
Рукия плюхнулась на живот и поползла, с улыбкой слушая, как старшие дети хохочут над запутавшимся Тахнудом. На этот раз она ушла от них, но это была лишь временная передышка, как подсказывал ей долгий опыт, ибо Тахнуд был безжалостным противником и получал огромное удовольствие, демонстрируя свое превосходство.
Девочка снова села, обдумывая свой следующий шаг. Заходящее солнце низко висело над западным горизонтом, но племя отыскало новый источник, и празднования не прекратятся с наступлением темноты, Рукия знала это. Детей не станут отправлять спать, и бои в грязи будут продолжены, поощряемые взрослыми.
Яма с грязью, порождение источника, означала, что воды достаточно много, чтобы попусту тратить ее, и для кочевых обитателей пустыни, бединов, это, безусловно, составляло повод для торжества.
Рукии хотелось бы только, чтобы эти веселые игры не причиняли столько боли.
- Опять сидишь одна, вечно одна! - произнес рядом голос ее отца, и мужчина ухватил ее за ушко и поднял на ноги.
Рукия обернулась навстречу сияющей улыбке Нирая, улыбке, исполненной жизни, и веселья, и любви. По меркам бединов он был невысоким, но крепким и сильным, и весьма уважаемым. Он редко носил куфию, позволяя своей коричневой лысине ослепительно сиять под солнцем пустыни.
- Где другие дети? - спросил он у любимой дочери.
- Ищут меня, - призналась Рукия. - Чтобы сделать меня чернее.
- А, - отозвался Нирай. Рукия была более светлокожей, чем большинство бединов, светлее даже своей матери, Кавиты. Густые вьющиеся волосы ее тоже были более светлого оттенка, и среди светло-каштановых локонов обильно проглядывала рыжина вместо обычного для бединов темно-каштанового или даже черного как смоль цвета волос.
- Они дразнят меня, потому что я другая, - сказала она.
Нирай подмигнул ей и потер рукой свою лысую макушку.
- Не такая уж другая, - возразил он.
Рукия улыбнулась. Отец рассказывал ей, что светлые волосы она унаследовала по его линии, хотя, добавлял он, будем надеяться, его дочь не потеряет их, как он потерял свои. Малышка не до конца верила этой истории, поскольку другие говорили ей, что волосы у Нирая были черны, как небо в беззвездную ночь в туннелях возле Мифрил Халла, но тем более была признательна отцу за его слова.
- Они станут кидать в меня комьями грязи и бросят в яму, - пожаловалась она.
- Грязь прохладная и мягкая, - сказал Нирай.
Рукия опустила голову:
- Они стыдят меня.
Она ощутила, как отцовская рука взяла ее за подбородок, приподняла голову, заставляя смотреть в его черные глаза, столь непохожие на ее синие.
- Никогда не стыдись, моя Рукия, - проговорил он. - Ты будешь, как твоя мать, красивейшей женщиной среди десаи. Тахнуд старше тебя. Он уже видит эту правду о Рукии, и это волнует его, хотя он сам этого не понимает. Он хочет не опозорить тебя, но всецело завладеть твоим вниманием, пока ты не станешь достаточно взрослой для замужества.
- Замужества? - переспросила Рукия и чуть не расхохоталась, прежде чем сообразила, что подобная реакция будет выглядеть неподобающе для ребенка ее лет. Совладав со смехом, она поняла, что по меркам племени бединов Нирай, пожалуй, прав. Ее родители не числились среди племенных вождей, но тем не менее были людьми весьма уважаемыми, владеющими хорошей палаткой и достаточным количеством животных, чтобы собрать надлежащее приданое, даже для Тахнуда, чья семья занимала высокое положение среди десаи и которого расценивали как будущего вождя. Ему едва исполнилось десять, а он уже командовал детьми, даже теми, кого вот-вот формально начнут считать взрослыми, старше него на два года.
"Тахнуд Дубуджеб - главарь детской банды десаи", - подумала, но не сказала Рукия. Он использует жертв вроде нее, чтобы усилить свою позицию, - без сомнения, с полного одобрения своего самодовольного папаши и властной мамочки.
Ей пришло на ум нанести визит в палатку Дубуджебов, когда племя наконец угомонится на ночь. Быть может, ей удалось бы пронести несколько разозленных скорпионов...
При этой мысли она не смогла сдержать смешок, представив, как голый Тахнуд с воплями вылетает из своей палатки вместе со скорпионом, намертво вонзившим свое жало ему в ягодицу.
- Так-то лучше, малышка Зибрийя. - Нирай погладил ее по голове, назвав ласковым прозвищем, означавшим также название изумительной красоты цветка, обнаруженного среди выветренных скал в тени дюн. Он явно неправильно истолковал ее внезапную веселость, и Рукии подумалось - уже не в первый раз, - что сказали бы Нирай и Кавита, узнай они, что на самом деле таится под этой пятилетней наружностью?
- Сюда! - Это был голос Тахнуда, он приближался; похоже, его обладатель разгадал наконец хитрость Рукии.
- Беги! Беги! - шутливо подтолкнул ее Нирай. - И если тебя испачкают грязью, все равно улыбайся и знай, что у нас довольно воды, чтобы отмыть тебя дочиста!
Рукия вздохнула, но и в самом деле помчалась прочь и поняла, что сделала это очень вовремя, услышав смех отца и гомон Тахнуда и остальных, ввалившихся внутрь. Она подумала о множестве способов, которыми могла бы избавиться от них, но отцовский смех заставил ее выкинуть эти мрачные мысли из головы.
Она позволит им поймать себя, и забросать грязью, и бросить в грязевую яму.
Ради традиций бединов, шутливых правил, соблюдения которых племя десаи требует от своих детей.
Ради Нирая.