– Да. Их галеры могли войти в Большую гавань, и мессир Ла Валетт приказал вбить в морское дно сотни заостренных бревен. Мустафа послал янычар для разрушения преграды, но рыцари вплавь добрались до них и стали рубить прямо в воде. Потом такое случалось неоднократно: османов либо разили клинками, либо громили из пушек. И Мустафа-паша решил атаковать форты на другой стороне залива, Сент-Анджело и Сент-Микаэль, ибо их орудия не позволяли кораблям проникнуть в гавань. Но Божьим промыслом все нападения были отбиты, и тогда паша велел поставить пушки на берегу, под горой, где мы сейчас стоим, и стрелять по фортам через залив. Выдержали и это, хотя дома жителей в Исле и Биргу были разрушены, а многие из них убиты. Османы взорвали Кастильский бастион, захватили Ислу, но мессир Ла Валетт собрал всех своих бойцов, даже раненых и недужных, ударил на турок и оттеснил их с помощью Господа. Лето уже кончалось, и вскоре подошла подмога из Испании...
Мустафа устрашился и бежал, оставив мертвыми половину войска.
– Великий человек был ваш магистр, – задумчиво произнес Серов. Зыбкие видения поплыли перед ним: для этого времени – будущее, для мира, который он покинул, – прошлое. Блокада Ленинграда, битва на Волге, битва на Курской дуге... В каждом из этих великих сражений участвовали миллионы, а что такое сорок тысяч турок и восьмитысячное мальтийское войско?.. Вместе – две дивизии! Но мужество не измеряется числом, а героев, ведущих в бой своих сотоварищей, в любую эпоху немного.
Вздохнув, он отвернул рукав камзола, чтобы взглянуть на часы, и, как не раз уже бывало, вспомнил, что они у Шейлы.
"Где ты, родная?.. – подумал Серов с привычной тоской. – Где ты, мой якорь, что держит меня в этом далеком столетии?.. Сегодня я сделаю шаг к тебе... еще один шаг... возможно..."
Взглянув на солнце, он сказал:
– Полдень. Пора возвращаться, командор. Они спустились вниз, где Рик Бразилец ждал с парой лошадей и мулом. Де Пернелю с конем повезло – вороной жеребец из конюшен великого магистра бил копытом, косил на всадника огненным глазом. Серову достался смирный мерин, как раз по его умениям наездника. Хоть его детство и юность прошли в цирке, с лошадьми он дела не имел – да и разве можно сравнить цирковую лошадь с боевым конем! Серова оправдывало то, что корсары были неважными всадниками и на земле воевали в пешем строю, расправляясь при этом с конницей вполне успешно: делали волчьи ямы и засеки или становились в каре, понатыкав перед шеренгой стрелков длинные колья. С другой стороны, он выдавал себя за благородного, а для дворянин текущей эпохи ездить верхом было так же естественно, как пить вино или дышать. Де Пернель весьма удивлялся его неуклюжести, и всякий раз Серову приходилось бормотать, что, мол, отвык от лошади за годы плаваний, и палуба ему теперь привычнее седла.
Мерин, однако, был в летах и потому спокойный – трусил себе рядом с вороным да помахивал хвостом, отгоняя мух. Для середины января день стоял прекрасный, солнце грело, но не пекло, с моря дул свежий ветерок, и редкие деревья, что попадались по дороге, стояли зеленые – в Средиземье даже зима была щедрой.
Они въехали в город через Главные врата – единственные, обращенные не к морю, а к суше. На центральной улице, проложенной от ворот к форту Сент-Эльмо, праздношатающиеся не толпились: в тележках везли продукты, шли ремесленники, солдаты и скромно одетые женщины, иногда встречался рыцарь в красном орденском камзоле или оруженосец – юный, благородной крови, имевший шанс стать рыцарем, либо рубака-ветеран простого сословия. Люди Серова и моряки с торговых кораблей сюда не ходили – им хватало таверн и веселых домов у гавани, рядом с другими вратами, что назывались Воротами Победы.
Город, лежавший на оконечности полуострова Скиберрас, был поразительным – во всяком случае, Серов не встречал подобных ему ни в своем времени, ни в нынешнюю эпоху. Строгие линии улиц, замкнутых в многоугольник стен, пересекались под прямыми углами, фасады домов, тесно прижатых друг к другу, выглядели слишком узкими и очень высокими – удивляло, как люди живут в этаком тесном скворечнике. Но теснота оказалась иллюзией – дома были длинными, словно поставленная на бок коробка спичек, и в их глубине нашлось место даже для внутренних двориков. Все тут, и жилые постройки, и соборы, и служебные здания ордена, и оборонительные бастионы, возвели из желтоватого известняка, и остров был усеян каменоломнями. На бастионы Серов насмотрелся с моря – мощные форты громоздились в два-три яруса стен, и первый из них вставал прямо из воды, а последний обычно являлся огромной башней. Но кроме внешних укреплений и жилых скворечников в Валетте имелись и другие сооружения – монументальной архитектуры храмы, дворцы и госпитали. Чего почти не было, так это зелени – вероятно, по той причине, что камень защищал от ядер гораздо лучше, чем деревья, кустарник и цветы.
Над головой нависали узкие закрытые балкончики, подковы лошадей звонко цокали по каменным плитам. Иногда ровная поверхность мостовой прерывались лестницами, такими же странными, как все остальное в этом городе – скошенные под углом ступени, широкие, но невысокие. Де Пернель объяснил, что такая конструкция удобна для воинов, закованных в тяжелый доспех – не нужно ноги задирать. Внутри Валетта являлась такой же крепостью, как и снаружи; все здесь, от планировки города до жилых домов, подчинили идеям обороны, мобильной переброски войск и внезапной атаки на неприятеля, если он прорвется за стены. И в то же время город был красив – той суровой красотой, что присуща рыцарским замкам и защитным бастионам. Серову он напоминал Петропавловскую крепость в Петербурге – такой, какой она видится с Невы.
– Оберж Прованса, – произнес де Пернель, вытянув руку. – Здесь живут наши соотечественники, мессир капитан.
Серов кивнул:
– И много их, командор?
– Десятков пять-шесть. Но это лишь те, кто вступил в орден недавно.
Здание обержа было как крепость в крепости: узкие окна-бойницы, стены невероятной толщины, массивная дверь. Около нее несли стражу два мушкетера и два солдата с алебардами.
Улица пересекала площадь с собором Иоанна Крестителя, строгим строением с двумя колокольными башнями. Этот главный храм не выглядел роскошным, по крайней мере, снаружи, но внутри был убран с потрясающим великолепием. В нем Серов уже побывал, прошелся по мраморным плитам, под которыми лежали кости сотен славных рыцарей, и осмотрел латинскую надпись у бокового входа. Надпись гласила: "Вы, идущие над умершими, помните, что когда-нибудь пройдут и над вашим прахом". Ознакомившись с ней, Серов подумал, что место тут тихое и надежное, такое, где он сам не отказался бы лечь. Но становиться мальтийским рыцарем в планы его не входило. К тому же он был женат.
Проехав еще квартал, они повернули направо, к дворцу великого магистра. Здесь тоже стояли часовые, принявшие лошадей и пропустившие де Пернеля и Серова во внутренний дворик. Его окружала аркада в два этажа, и среди каменных плит благоухал крохотный цветник, редкая роскошь в островной столице. Вышедший к ним Служитель поклонился, попросил мессиров обождать и исчез в одной из арок.
"Подождем. Дольше ждали", – подумал Серов, осматривая колонны с незатейливым украшением и галерею, тянувшуюся вдоль второго этажа. Он скучал на Мальте уже две недели, дожидаясь, когда великий магистр Раймонд де Перелое де Рокафуль соизволит его принять. Магистр был еще не стар, но, по слухам, страдал от раны или какой-то болезни – что, впрочем, не помешало ему призвать во дворец де Пернеля и расспросить про плен и счастливое избавление от неверных, а заодно – про капитана Серра, вест-индского искателя удачи. Де Пернель, однако, уверял, что та беседа была благожелательной – в том, что касалось Серова и его людей. Видимо, так; корсарам сразу же отвели казарму у Ворот Победы, назначили довольствие, а раненых забрали в госпиталь. Магистр разрешил вербовать солдат для набега на Джербу и потребовал лишь одного: чтобы опасные визитеры не учиняли беспорядков.
– Этот дворец возведен мессиром Пьетро дель Монте, – сказал командор. – По Божьей воле он наследовал магистру Ла Валетту и купил землю для постройки сто тридцать лет назад.
– Должно быть, по дорогой цене? – рассеянно поинтересовался Серов. Сейчас его мысли бродили в иных местах – слишком многое зависело от встречи с де Рокафулем. Окажет ли помощь магистр в деле с Джербой? Или решит не связываться с корсарами?
– Нет, цена была невелика, – улыбнулся де Пернель. – Пять пшеничных зернышек и пять глотков воды .
– Выгодная сделка, – заметил Серов, разглядывая цветник.
За его спиной кто-то кашлянул, потом послышался знакомый голос:
– Дон капитан... мое почтение, дон капитан. Да хранит вас Дева Мария!
Обернувшись, он увидел затылки двух склонившихся мужчин, две шляпы, подметавшие пыль, две загорелые руки на эфесах мавританских сабель. Мартин Деласкес и Абдалла... В приличных одеждах и башмаках, с ухоженными бородами и дорогими фибулами, скреплявшими плащи... "Что за дьявол! – пронеслось у него в голове. – Откуда они тут взялись?.."
Экипажи с "Ворона" и галер жили в просторной казарме под стеной, выходившей к гавани, ели, пили и веселились в портовых кабаках, спуская ливры, куруши и талеры. Но у Деласкеса, Абдаллы и пары дюжин других мальтийцев имелись семьи и дома в Бормле и Биргу; эти испросили отпуск и были отпущены до боевого сигнала – трех орудийных выстрелов. Как полагал Серов, Абдалле и Мартину сейчас полагалось кушать бэббуш и канноли , гладить головки детишек и развлекаться с женами. Может быть, сидеть в таверне, навещать родню или проворачивать торговые сделки – как-никак афронт в Малаге, где они потеряли свои капиталы, требовал компенсации. Словом, они могли находиться в десятках мест, только не в покоях великого магистра Раймонда де Рокафуля.
Вероятно, эта мысль отразилась на лице Серова, так как Деласкес живо выпрямился и произнес:
– Мессир Хорхе де Энсерада, казначей и квартирмейстер ордена, вызвал нас, дабы узнать, привезли ли мы испанские мушкеты и клинки. Пришлось сказать ему, что в этот раз Господь не послал нам удачи. Мы потеряли все.
– Вы сохранили свои жизни, – возразил Серов, и Абдалла энергично закивал. – И вы не пропили в Кальяри свою добычу. У вас в карманах должны звенеть куруши и ливры... Или я не прав?
– Гаспадин видэт суть, – промолвил Абдалла. – Дэн-ги приходит и уходит, а душа, когда расстаться с тэлом, нэ вэрнешь. Душа – все, дэнги – прах!
– Вот речь истинного христианина! – согласился де Пернель, одобрительно поглядывая на мавра. – Но нам пора, мессир капитан. Слуга вернулся за нами.
Они прошли под аркой в сумрачный чертог, украшенный старинными клинками и секирами. Служитель вел их дальше по переходам, лестницам, коридорам и просторным покоям, и де Пернель, склонившись к уху Серова, шептал:
– Это трапезная, мессир... Оружейная палата... Посольский зал...
В Оружейной палате грозно сверкали копья, мечи и рыцарские доспехи, выставленные на деревянных болванках – глухие шлемы, панцири, изукрашенные золотом и серебром, стальные юбки, поножи, башмаки, щиты с восьмиконечными мальтийскими крестами. Похоже на Эрмитаж, решил Серов, но там коллекция побогаче. Стены Посольского зала были расписаны фресками, изображавшие отъезд рыцарей с Родоса и другие важные события. Вся долгая, трудная история иоаннитов явилась ему, напоминая, что их орден живет и здравствует даже в будущем, через триста лет, когда забылись тамплиеры, Ливонский и Тевтонский ордена, сообщества испанских рыцарей Алькантары и Калатравы. Все они стали тенью в круговороте времен, а мальтийцы, вечные странники, выжили – и там, в далеком двадцать первом веке, близились к тысячелетнему юбилею .
За Посольским залом находился личный кабинет великого магистра. Здесь было темновато, но Серов разглядел дубовый стол и массивные кресла, рассчитанные на великанов, камин и украшавшие стены знамена и клинки, щиты и модели кораблей, большой крест с распятым Иисусом и несколько картин. Среди них выделялся нагрудный портрет пожилого воина с грозным и решительным лицом, в стальных доспехах, но без шлема; на его кирасе был отчеканен мальтийский крест. Иоанн де Ла Валетт, догадался Серов. Старый рыцарь строго взирал со стены на своих потомков, будто предчувствуя грядущие бури и призывая их к терпению и стойкости.
– Маркиз Андре де Серра, капитан флотилии, – громко объявил служитель, дипломатично опустив, что флотилия – корсарская. – Командор ордена шевалье Робер де Пернель, рыцарь по справедливости!
Последнее означало, что де Пернель имел восемь поколений предков благородной крови и соответствующие грамоты. Серов, если б ему пожелалось вступить в орден, мог стать лишь рыцарем по милости, так как происходил от отца-дворянина и матери-простолюдинки.
"А может, вступить?.. – мелькнула шальная мысль. Тогда мой потомок лет через двести выбьется в первый разряд, в рыцари по справедливости..."
Он сдержал улыбку и отвесил изящный поклон.
На сиденье, похожем на трон и стоявшем под крестом Спасителя, между двумя знаменами, расположился мужчина лет пятидесяти в алом бархатном камзоле. Седина и залысины на лбу, глубокие морщины у рта и глаз, шрам, пересекавший щеку, делали его старше, но серые глаза были по-юношески блестящими, а их взгляд – острым и быстрым. Раймонд де Рокафуль не мог похвастать те лесной мощью – его плечи показались Серову узкими, а запястья – тонкими, но, несомненно, это был военачальник и вождь, достойный магистерского жезла и меча. Эти две реликвии лежали на небольшом столике, а третья, усыпанный самоцветами крест, покоился на груди магистра. "Их привезут в Петербург, – подумал Серов, – этот крест, и меч, и жезл. Лет через сто к ним прикоснется наш император, несчастный Павел". Он снова поклонился.
– Приветствую вас, маркиз де Серра, – сильным звучным голосом произнес магистр. – И вас приветствую, брат де Пернель. Моя благодарность маркизу, капитану отважному и славному... – Он привстал, с достоинством склонив голову. – Вы спасли нашего брата от неволи... Господь вам за это воздаст!
– И мы тоже.
Из-за кресла выступил человек, прятавшийся до того в тенях. Темные глаза, черные, как смоль волосы, небольшая бородка, гладкая оливково-смуглая кожа, гибкая стройная фигура... Но, несмотря на живость движений, юным он не выглядел – скорее всего, являлся ровесником магистра.
– Командор Марк Антоний Зондадари , – представил его де Рокафуль. – Мой друг и ближайший помощник.
– Мессир... – Серов поклонился в третий раз. Де Пернель шагнул навстречу Марку Антонию, и они обнялись – видно, не первый год были знакомы.
– Брат де Пернель поведал нам о своих бедствиях, о днях, проведенных у весла, и о вашей битве с безбожным Караманом, – произнес магистр. – Поведал и о других сражениях, в которых вы, мессир де Серра, потопили или пленили множество галер пиратов, освободив томившихся в рабстве христиан. Это достойно похвалы! Несомненно достойно, чем бы вы и ваши люди ни занимались прежде.
Серов молчал с почтительным видом, понимая, что речи магистра еще не закончены.
– Нам нужны такие воины. Здесь, в этих морях, – де Рокафуль повел рукой, словно обозначив все Средиземье, – крест бьется с полумесяцем, и хотя неверные слабеют, до торжества над ними далеко. Немало еще прольется крови, и за победу мы заплатим многими жизнями... Христианские владыки – там, на севере, в могущественных королевствах – спорят из-за власти и земель, делят короны и престолы, а кто сражается с магрибским и османским флотом? Только мы, рыцари святого Иоанна! Есть у нас помощь от Генуи и Венеции, но купец – ненадежный союзник, ибо глядит туда, где больше выгоды, и ради выгоды предаст... – Магистр коснулся шрама на щеке – должно быть, имелись у него не слишком приятные воспоминания, связанные с купцами. – Но мы не жалуемся, мессир де Серра, не жалуемся и выполняем свой долг, как делали это шесть столетий. И Господь вознаграждает нас!
– Нас и тех, кто встанет под наши знамена, – уточнил командор Зондадари.
– Это было бы великой честью для меня, – произнес Серов. – Однако я человек женатый и не могу расстаться с моей возлюбленной супругой. А это было бы неизбежно, стань я мальтийским рыцарем... Не так ли, мессиры?
– Так, – кивнул де Рокафуль. – Мы – слуги Бога, маркиз, и Он разрешает нас от всех земных обетов. То Его jus divinum!
– От этого обета я не хочу отказываться, – твердо произнес Серов. – Тем более что моя супруга в плену и ждет дитя.
– Да, я знаю, брат де Пернель мне говорил. – Магистр повернулся, взглянул на крест Спасителя, на его искажённое мукой лицо и произнес: – Вы еще молоды, маркиз, молоды и влюблены, и мирское крепко вас держит. Но в том – Его власть и воля! Значит, вы еще не исполнили своего земного предназначения... Но если когда-нибудь захотите предаться Богу душой и телом, знайте: мы вас ждем. Это наша вам награда, мессир де Серра.
– Но не единственная, – добавил Марк Антоний. – Кроме брата де Пернеля есть другие люди, что поручились за вас, сказав, что вы искусны в воинском ремесле, что вы справедливы и правите своими людьми железной рукой. Поэтому наш досточтимый магистр решил помочь вам в нападении на Джербу и отмщении магометанам. Если мы разорим это змеиное гнездо, польза будет обоюдной: вы найдете свою синьору супругу и пленных товарищей, мы избавим моря от Карамана и других злодеев, что грабят христиан. Скажите, мессир, какими силами вы располагаете?