Однако все оказалось не так. Он читал, как Сервантес, отважный воин, сражался в битве при Лепанто с турками, получил в ней три огнестрельные раны и лишился левой руки – а было ему лишь 24 года... Излечившись, он продолжал служить, бился при Наварине и в Тунисе, шпагу держал в правой руке, а щит привязывал к культе левой. Так прошло несколько лет, и решил он вернуться на родину, а чтобы храброго солдата встретили приветливей, испросил письма у знатных особ к самому королю и, к своему несчастью, отплыл с теми письмами в Испанию, а попал в плен к алжирским пиратам, захватившим его корабль. И решили магометане, что раз у воина такие письма, то человек он непростой, и заломили выкуп неподъемный, в две тысячи дукатов. Пять лет просидел дон Мигель в Алжире, не раз пытался бежать, но предавали его и перекупали, и надевали тяжелые цепи и железное кольцо на шею, а когда все-таки получил он свободу и возвратился домой, ждали его лишь нищета и забвение.
– Истинные герои всегда нищие, – произнес Серов, захлопнул крышку тяжелого тома и уставился в окно. Одна лишь мысль кружилась у него в голове: "Он смог, и я смогу! Одинокий изувеченный бедняга – смог, не поддался! А у меня – корабли и пушки, сотни людей и золото! Мне ли предаваться унынию? Мне ли горевать – с этакой силой! Конечно, с нею Алжир не возьмешь, Алжир – не Джерба, и алжирский дей – не пиратский рейс, однако не все решают корабли и пушки. Группа бойцов и скрытная акция в духе Моссада – вот наилучший способ! Разведать, где обретается Одноухий, налететь, схватить – ив море! А чтобы не догнали, озаботиться поддержкой – скажем, тот же "Ворон" мог бы крейсировать у алжирских берегов, ждать с раскрытыми портами и тлеющими фитилями..."
Серов сдвинул свечи на край стола, поближе к койке, и расстелил на покрывале испанские карты. Вдоль побережья длинной лентой тянулась низменность, за ней вставал хребет Атлас, пересеченный кое-где синими нитками рек, и было ясно, что из Алжира существуют два пути: либо в открытое море, либо в горы. Но этот последний вариант казался Серову слишком опасным. Если бы речь шла о Стуре и ватаге Тиррела, можно было бы и в горы улизнуть, сбить со следа погоню, а затем выйти в укромное место на берегу и погрузиться на корабль. Но Шейла наверняка с животом, и для нее таскаться среди скал не очень-то полезно... Лучше сразу же бежать к воде, но какова дорога отступления? Сколько миль, какие там препятствия, и могут ли воины дея перехватить их по пути?..
Но карта ответов на эти вопросы не давала, и прояснить их можно было лишь на месте. "Выходит, – подумал Серов, – придется сидеть в Алжире несколько дней и заниматься разведкой. Либо орден посодействует – есть ведь у магистра свои люди в каждом крупном мусульманском городе! Наверняка есть! Им найти усадьбу Карамана что раз плюнуть! Пожалуй, еще и присоветуют, как скрыться после налета..."
Нужно с де Пернелем потолковать, решил он. И не с ним одним – с Деласкесом и Абдаллой, Теггом и ван Мандером... Ясно, что в Алжир на "Вороне" не сунешься. Какой корабль взять, какую команду подготовить? Поторопиться надо – сроки у Шейлы в мае подходят. Мать с крохотным младенцем еще труднее выручить, чем беременную женщину...
Он снова раскрыл книгу Сервантеса, вгляделся в его непреклонное лицо и прошептал:
– Спасибо, дон Мигель, вы меня ободрили. Вам трижды пришлось бежать... Надеюсь, что у меня получится с первого раза.
* * *
Совет собрался у большого стола в кают-компании. Карта, расстеленная на столе, и две пушки, мрачно взиравшие сквозь бойницы на форт Сент-Анджело, напоминали, что характер совещания – военный, что люди встретились тут не ради застолья и выпивки, хоть плещутся в кружках ром с Ямайки и испанское вино. Тегг прислонился к казенной части орудия, Серов сидел на капитанском месте во главе стола, остальные четверо устроились на табуретах и в жестких деревянных креслах. За дверью стояли Кактус Джо и Рик Бразилец – на тот случай, чтобы всякие бездельники не беспокоили капитана. Вообще-то парни из боцманской ватаги, вооруженные до зубов, несли у кают-компании круглосуточную стражу – здесь, слева от пушек, громоздились четыре сундука, набитых золотом. Дукатов в них было столько, что, если ткнуть в монеты саблей, кончиком лезвия до дна не достанешь.
Ван Мандер, попыхивая трубкой, с одобрением взглянул на сундуки.
– Взяли, как никогда, – пробормотал он. – И дележ был честный... Все-таки уважает орден вольных охотников! Тут моя лавочка в Амстердаме, а для других – что пожелается: бабы, камзолы с кружевами и спиртное бочками... – Оторвавшись от созерцания сундуков, шкипер повернулся к де Пернелю: – А ваш магистр как потратит свой доход? Храм построит или новый бастион?
– Деньги пойдут на богоугодные дела, – сообщил рыцарь. – Прежде всего на выкуп христианских душ, что истомились в плену у неверных. За это золото можно тысячи спасти и заслужить себе райское блаженство!
Тегг поерзал задом о пушечный ствол:
– Мы своих в Алжире тоже могли бы выкупить. Что скажете? Ты, Мартин, и ты, Абдалла?
– За один сундук можно скупить весь алжирский невольничий рынок, – подтвердил Деласкес. – Если угодно дону капитану.
Серов поворочал головой и с сомнением хмыкнул.
– Дону капитану не угодно, – истолковал эти звуки Сэмсон Тегг. – Дон капитан понимает, что, если выкупать у Карамана Шейлу и Стура с парнями, тот догадается, что за пташек к нему принесло. Мы его шебеку потопили, Джербу взяли и гонялись за этим гадом от Эс-Сувейры до Туниса... Пойдет он к дею и нас продаст. Золото отнимут, а наши головы будут торчать на пиках у ворот касбы... Верно я говорю, капитан?
– Верно, – согласился Серов.
– Можно действовать через посредника, – предложил де Пернель, ткнув пальцем в карту. – Тут, в Алжире есть французские купцы и братья-монахи трех-четырех орденов. Все они способствуют выкупу единоверцев.
Серов снова хмыкнул. Купцы, монахи... Именно эти ублюдки и заложили трижды дона Мигеля!
– Твое предложение, рыцарь, капитану не нравится, – снова пояснил Тегг. – Мы привыкли брать, а не платить. Это что же такое! Взяли золото у сарацин, – тут он грохнул в сундук тяжелым морским сапогом, – и им же возвращаем! Это... это...
– ...Безнравственно, – подсказал Серов и процитировал на английском бессмертные строки поэта: – Все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат... Я – за булат!
Выручить своих ему очень хотелось, а за Шейлу он бы голову отдал. Но хотелось еще и другого – увидеть, как Одноухий болтается в петле, как меркнут его глаза, как вываливается язык... Он ненавидел его больше, чем Эдварда Пила, едва не отнявшего когда-то и Шейлу, и корабль. Во всяком случае, Пил был уже мертв, а Караман – еще жив.
Его глаза скользнули по лицу Абдаллы и остановились на Деласкесе:
– Если мы натянем халаты и придем на бригантине в Алжир, это вызовет подозрения? Если будем все в чалмах, будем славить Аллаха и представляться магрибскими разбойниками? Конечно, на османов и арабов мы не похожи и языков их не знаем, но вид у нас что ни на есть пиратский. Что сделают стражники дея?
– Ничего, синьор, – сказал Деласкес. – Ничего, если вести себя по-умному.
– Дать бакшиш портовому начальству и городским стражам?
– Нэпременно тэм и другим, – заметил Абдалла. – Одна рука в ладоши не хлопат.
– Кроме бакшиша нужно кое-что еще. – Деласкес погладил бороду, коснулся медной серьги в ухе. – Мессир капитан не похож на магрибца или турка, не знает их речи, но это ничего – среди разбойников есть греки и сардинцы, сицилийцы и испанцы, даже люди из Франции, Голландии и Англии. Те, кто отринул Христа, признал Аллаха и вышел в море грабить бывших соплеменников.
– Ренегаты, – процедил сквозь зубы де Пернель. – Презренные ренегаты!
– Да, так их называют, – согласился Мартин Деласкес. – Вы, мой капитан, можете надеть халат и чалму, стать французом-ренегатом и смело плыть в Алжир. Это никого не удивит, если вы будете иногда заглядывать в мечеть и хотя бы раз в день творить намаз. Вы знаете, что это такое?
– Знаю и умею, – отвечал Серов, вспоминая чеченскую службу. – Ополоснуть лицо и руки, встать на колени, повернуться к Мекке, почаще кланяться и бормотать "иншалла". Нет проблем!
– О! – Казалось, Деласкес поражен. – Простите мое любопытство, сэр... Сыновей французских маркизов и этому учат?
– Только незаконных – так, на всякий случай. Мало ли в какую передрягу попадешь...
Тегг захохотал, ван Мандер ухмыльнулся, и даже по суровому лицу де Пернеля скользнула усмешка.
– Я надеюсь, Мартин, – произнес Серов, – что вы с Абдаллой научите полсотни наших молодцов, как творить намаз и как вести себя в мечети.
– Нет, мессир, с пятьюдесятью это не получится, хотя я рад вам услужить. Вы не знаете турецкого и арабского, но Абдалла и я будем вашим языком и вашими ушами. Но еще пятьдесят ренегатов будут, конечно, подозрительны.
– Согласен, – кивнул Серов, переглянувшись с Теггом. – Дюжина ренегатов должна раствориться среди людей арабского происхождения – например, мальтийцев. Сколько их сейчас на наших кораблях?
– Не меньше чем две сотни рыл, – сообщил второй помощник. – Те еще головорезы! Думаю, тридцать-сорок наберем, из самых надежных... – Он почесал грудь под камзолом и добавил: – Жаль, Фарука нет... Он бы сейчас пригодился.
Фарук был турком, коего неведомыми путями занесло в Вест-Индию. Он плавал с капитаном Бруксом лет пять или шесть и погиб во время смуты в Пуэнте-дель-Оро, когда Эдвард Пил поднял мятеж.
– Жаль, – подтвердил Серов. – Придется Хрипатому турка играть. Я возьму его со всей ватагой... – Он посмотрел на Тегга. – Обойдешься без боцмана, Сэмсон?
Тот кивнул:
– Моя задача, капитан?
– Будешь месяц болтаться у берега со всей флотилией и ждать нас. Полагаю, мы справимся раньше – месяц это условный срок. Плыви на запад к Орану, плыви на восток к Ла-Калю, пускай на дно магрибские шебеки... Сезон охоты начался, не заскучаешь!
– Тут большое расстояние, – молвил ван Мандер и провел пальцем вдоль алжирских берегов. – От Орана до Ла-Каля четыреста миль, и, плавая туда-сюда, мы можем вас не встретить. Нужно договориться точнее.
– Хорошо. Раз в десять дней заходите в Ла-Каль. Если не встретимся в море, мы будем там вас ждать. – Серов повернулся к де Пернелю. – Это ведь французский город?
– Да, маркиз. Там большой гарнизон и есть отряд нашего Ордена. Магометане туда не сунутся.
– Хм-м... есть орденский отряд... – протянул Серов. – А что в Алжире? Найдутся там верные ордену люди? Ваши лазутчики?
Де Пернель потупил взгляд:
– Не знаю, клянусь Святой Троицей... секретное дело, мессир капитан... Я военачальник, предводитель рыцарей и солдат, а лазутчики не по моей части.
– Поговорите, друг мой, с великим магистром. Мы будем нуждаться в помощи – надеюсь, очень небольшой. Необходим человек, который знает, где поместье Карамана, и, может быть, проводит нас к его усадьбе. За эту услугу я его вознагражу. Щедрей, чем король Франции!
Рыцарь кивнул:
– Я сделаю это. Я поклялся Святой Троицей, что кое-какие секреты мне неведомы, и это воистину так. Однако не сомневаюсь, что в Алжире найдется не один десяток тайных христиан, которые служат Господу нашему и ордену. И потому мессир де Рокафуль в точности знает, что у алжирского дея на ужин и с какой наложницей он развлекается ночью.
– Ценные сведения, но о Карамане мне такие подробности не нужны, – промолвил Серов. Потом спросил: – Есть, очевидно, слова, которые надо сказать лазутчику? Секретные пароли?
– Да, разумеется, и я произнесу их в нужное время и в нужном месте, – заверил его рыцарь. – Вы ведь понимаете, мессир, что я вас не оставлю, а пойду с вами. Не только потому, что связан клятвой, есть и другая причина: я испытываю к вам искреннее расположение.
"Открыт и честен, как всегда", – подумалось Серову. Он стиснул руку рыцаря в знак молчаливой благодарности и произнес:
– Вы одарили меня своей дружбой, и это значит, что Бог милостив ко мне. Спасибо всем. Совет закончен.
...В ту ночь он долго не мог уснуть – пришли воспоминания о прежней жизни, о семье, приятелях, знакомых девушках, еще не появившихся на свет, о времени, которое он все еще считал родным. Но было ли так на самом деле?.. С новой реальностью, с ее событиями и людьми, его уже связали нерасторжимые узы; они крепли день ото дня, оттесняя прошлого Серова на задворки памяти и все яснее намекая, что он не притворяется корсарским капитаном, супругом Шейлы Брукс и мстителем Сирруллой, он и есть капитан и корсар, муж чудесной женщины и мститель за свое поруганное счастье. Острое сознание того, что иного нет и не будет, пронзило Серова. Может быть, подумалось ему, он преуспеет на государевой службе, станет генералом или адмиралом, получит титулы и поместья, и жизнь его прервется на поле брани или в глубокой старости, в кругу детей и внуков. Но как бы ни повернулась судьба, здесь его мир, его отчизна, и дом, который он построит в питерских болотах или подмосковных рощах, станет для него родным. Другого не будет никогда.
Он уснул, и во сне пришли к нему люди, пропавшие в безднах времени, – врач Евгений Штильмарк, журналист Максим Кадинов, Игорь Елисеев, несчастный всезнайка, Фрик, Ковальская и все остальные, кого он пытался найти, да так и не нашел. Обступив Серова, они глядели на него, и на их лицах блуждали смущенные улыбки. Это удивляло, и удивление длилось, пока издатель Добужинский не сказал: "Мы виноваты, Андрей, все перед тобою виноваты... Мы – причина того, что ты здесь очутился. Не было бы нас, ты бы жил-поживал по-прежнему в Москве, в своем законном веке, ловил мошенников, а о пиратах читал бы только в книжках... Ты уж нас прости, Андрюша!"
"Однако он и тут неплохо устроился, – пробормотал экстрасенс Таншара. – Авантюрист! Тут ему самое место". – "Кто знает, где человеку место? – печально сказал Елисеев и, сделав паузу, добавил: – Мы должны ему помочь – не делом, так советом. Что ты хочешь знать, Андрей? Что-то о будущем и великих событиях, о королях и странах, бедствиях и войнах? Я все помню, дружище, помню, хоть уже умер..."
Серову стало его жалко, так жалко, что разрывалась душа. "С будущим я справлюсь, Игорь, – сказал он. – Как-нибудь совладаю, ведь у меня твоя книга есть... нет, не твоя, а мессира Леонардо... Справлюсь! А хочу я знать другое, хочу узнать про вас – куда вы попали и что случилось с каждым. Можете мне рассказать?"
И они заговорили, и были их повести непростыми. Кто очутился в Китае эпохи Мин, кто в половецком становище, кто вовсе на другом конце света, среди индейцев-пауни, а кому повезло, тот попал в родные языки и земли, в Черниговское княжество или в древний Новгород. Так проходили они друг за другом, рассказывая о себе, и последним был Женя Штильмарк из Твери, почти ровесник – исчез он, как помнилось Серову, в 27 лет. Ехал домой из больницы, с работы, шагнул из трамвая и пропал... И было тому двадцать свидетелей. "Ну, а ты где?" – спросил Серов. Штильмарк усмехнулся: "Где, где... Может, около тебя, Андрей. Не совсем около, но поблизости. Встретимся, узнаешь!"
Сказал так и исчез, а вместе с ним растаяли прочие невольные хронавты. Владимир Понедельник, программист... Наталья Ртищева, врач, как и Штильмарк... Линда Ковальская, налоговый инспектор... четверо парней из Нижегородского политеха...
Серов вздохнул и открыл глаза. В кормовые иллюминаторы вливались солнечный свет и свежий утренний воздух. За водами гавани пропел горн и грохнула пушка – там, над башнями форта Сент-Анджело, поднимали флаг. "Ворон" тоже просыпался – слышалось шарканье ног, потом раздался резкий голос Тегга, стоявшего ночную вахту.
"Штильмарк, – подумал Серов, – Евгений Штильмарк... Что еще за загадки?"
Он помотал головой, прогоняя сонные видения, и потянулся к одежде.
* * *
Несколько дней прошли в суете и хлопотах сборов. Бригантина "Ла Валетта" получила новое имя – "Харис", что значило "Страж" на арабском; энергичное название, звуки которого понравился Серову. Двухмачтовый парусный корабль генуэзской постройки был быстрым и вполне подходил для капитана-ренегата: при попутном ветре он мог уйти даже от стремительных шебек. Его вооружили восемью двенадцатифунтовыми пушками, в трюм погрузили партию английского сукна, порох, воду, провиант и кое-какие редкости для подарков алчным чиновникам дея. Не был забыт и сундучок с монетой, с испанскими талерами и дукатами; прихватили и ларцы с украшениями, ибо Деласкес сказал, что бакшиш включает дары чиновничьим женам. Сережки и ожерелье с сапфирами Серов переложил в мешочек и спрятал на груди – это предназначалось для Шейлы, и временами, закрывая глаза, он видел ее в синем и золотом убранстве. Точно, как во сне...
Бригантину он выбрал недаром – парусное судно было удобнее шебеки, на которую пришлось бы взять сотню гребцов да еще следить, чтобы они изображали невольников. Опытных в этом деле нашлось бы предостаточно, но Серов полагал, что чем меньше народа знает об алжирской экспедиции, тем лучше. От Мальты и христианских портов на севере тянулись тайные нити к магрибским городам и весям, и любой купец вроде мсье Вальжана, любой контрабандист и скупщик краденого мог продать их султану Туниса, дею Алжира или пиратским главарям. Так что стоит взять людей поменьше, но понадежнее и сняться с якоря в темную ночь. Мальту покинет бригантина "Ла Валетта", собственность мессира Андре Серра, а в Алжир придет "Харис", разбойничье судно под командой капитана-ренегата. Он уже и прозвание себе выбрал – Мустафа, и легенду придумал. Аллах акбар! Аллах послал нам "купца" из Неаполя с тюками отличной английской шерсти... Покупатели, ау! Дешево отдам!
К боцманской ватаге, не очень многочисленной, Серов добавил испытанных людей, из тех, что плыли с ним и Шейлой на Барбадос, спасаясь от Эдварда Пила. Тернана пришлось оставить, чтобы не оголять командный состав, но Брюса Кука он взял, а с ним – Алана Шестипалого и Мортимера. Морти пару дней суетился под квартердеком и не давал капитану прохода, напоминая о прежней дружбе и клянясь мачтой и якорем, что лучше бойца во всей команде не найти и что он должен выручить Хенка. Пришлось его тоже взять. Воин из Морти был так себе, но Серова не покидало ощущение, что этот парень в воде не тонет и в огне не горит и что веревку для него еще не намылили.
Вместе с Серовым и Хрипатым пришельцев из Вест-Индии получилось ровно чертова дюжина, тринадцать человек, а к ним – де Пернель, мальтийский рыцарь, и пара темных лошадок, Деласкес и Абдалла. Из уроженцев Мальты Серов отобрал тридцать восемь молодцов, свободно говоривших на арабском и неотличимых видом что от алжирцев, что от тунисцев. Были они смуглые, сухощавые, темноволосые, по реям лазали лучше обезьян, а спать ложились в обнимку с тесаком и мушкетом. Вполне пристойная команда! Хотя на Балтику с ними Серов бы не пошел – снега да вьюги нагнали бы тоску на любого жителя Средиземья.
Перед отходом Тегг отозвал его в сторону, зыркнул глазом – не слышит ли кто, и вымолвил:
– Прими, Андре, последний совет. Эти парни с Мальты – люди нам чужие, и если кого заподозришь, если почуешь что-то странное, не доискивайся правды, не бей линьками, а сразу стреляй. Покойный Брукс так делал, и потому все ходили у него по струнке. Раз кого-нибудь пристрелишь, и эти тоже будут так ходить. Нашим скажи, чтобы держали курки на взводе и сабли под рукой. Наших у тебя двенадцать рыл – в случае чего, пустят кровь хоть всем мальтийцам! Пустят, клянусь подштанниками Господа!