- Не только славный, князь, но и удачный, - тонко улыбнулся шевалье, и в голосе его послышалась таинственность. - Видите эту собаку? Это же мистический четырехцветный пес, вестник благополучия и благоволения судьбы. Нас ждет какая-то радость. И, судя по окрасу, очень большая. - То, что пес дрейфовал на спине, его ничуть не смущало. Шевалье из кармана вытащил часы, вызвонил галантный менуэт и улыбнулся еще шире, еще лучезарней. - Давайте же поспешим, князь, мне не терпится продемонстрировать вашу методу в действии. До подвала Рошеро отсюда пара шагов. Я уверен, нас ждет триумф.
И всю дорогу до подозрительного, отвратно смердящего проулка он восхищался вслух системой Бурова. Ах, как же все здорово придумано! Гениально, как все простое! Нужно атаковать сперва конечности противника, дабы затем, обезноженный и обезрученный, он был беззащитен, словно цитадель, лишенная своих рвов, стен и подвесных мостов. И делай с ним, что хочешь - дроби ему челюсти, круши ключицы, вырывай трахею, выдавливай глаза и расплющивай пах. Как же все-таки восхитительно придумано! Нет, все-таки вы, князь, Ньютон, Лейбниц и Пифагор мордобоя!
Наконец пришли. Проскользнули в арку, ведущую во двор, завернули за угол, попав в царство поленниц, постучали в зловещего вида дверь. Раз, другой, третий. Наступила тишина, нарушаемая лишь окрестными котами да женским, на взводе, визгливым голосом:
- Ну ты и скотина же, Жан-Пьер! Ну ты и скот! Грязное, вонючее животное! Кот! Кот! Похотливый самец! Ну ладно, ладно, твоя взяла. Иди сюда, я сама…
Наконец дверь с лязгом приоткрылась, и возникло пышноусое мурло, своей рожей, шеей и обритым черепом очень напоминающее моржа.
- Эй, кто тут? Надо чего? Вам.
- Что-то нынче ты не очень вежлив, Антуан, - в тон ему, так же грубо ответил шевалье и машинально приласкал эфес своей шпаги. - Или память тебе отшибло?
- А, это вы, сударь! Да еще привели кого-то? - пышноусый подобрел, сплюнул себе под ноги и пошире отворил дверь. - Что-то вас давно не было видно. Ладно, заходите. Пойду спрошу у мэтра, как с вами быть.
Он подался в сторону, освобождая проход, и шевалье с Буровым вошли в узкий, освещенный чадящей лампой закут. Лязгнул за их спинами засов, в нос ударили запахи угля, кошек, древесной гнили.
- Здесь подождите. Я сейчас, - прохрипел Антуан, шмыгнул оглушительно носом и скрылся за скрипучей дверью, полностью не прикрыв ее. В щель потянуло потом, сыростью, послышались звуки ударов. Чей-то гортанно-лающий, почему-то показавшийся Бурову знакомым голос повторял:
- Носком по косточке не надо. Не надо по косточке носком. Внутренним ребром подошвы. Внутренним и наискось. И наискось.
Внезапно он затих, послышались шаги, и дверь со скрипом пропустила Антуана, а с ним… О, господи, ну и денек! Вместе с Антуаном пожаловал терпила в атласном лепне, коего Буров однажды на рынке припечатал затылком о булыжник. Чтобы денег не просил. Значит, вот он каков, мэтр Рошеро! Интересно, узнает или нет? Вообще-то одежда, шляпа и особенно парик здорово меняют внешность.
- У нас, господа, теперь новые правила. Плата за полгода вперед, - с ходу взял быка за рога Рошеро, ухмыльнулся, словно старому знакомому, Анри и, прищурившись, смерил взглядом Бурова. - Так, так, так, где же это я вас видел раньше, сударь? Так, так, так… Не может быть… Не может быть. Черт!
Он вдруг резко замолчал, изменился в лице и судорожным рывком распахнул дверь в зал.
- Эй, Карп, Миньон, Саботье, Шампань, сюда! Здесь фраер, который порезал Батиста с его красавцами!
Ну вот, все-таки узнал. Мэтр как-никак, мастер, глаз - алмаз. В следующее мгновение очи Рошеро закатились, а от второго удара, концентрированного, в область шеи, закатились навсегда. Не успело его тело упасть, как Буров успокоил Антуана, так и не сумевшего понять, что к чему, и загремел запорами входной двери. В это время пожаловали Карп, Миньон, Саботье и Шампань. Не просто так - с криком, гамом, с великим шумом, а главное - кто с кастетом, кто с ножом, кто с опасной бритвой. И так-то было тесно, а стало вообще не протолкнуться. Поэтому-то и поперли молодцы не все сразу, а соблюдая очередность, колонной шириной в дверь. И пока Буров разбирался с авангардом, шевалье оправился от изумления. Он вытащил свою испанскую шпагу и обеспечил достойный отход - только чмокала вспарываемая плоть, разлетались во все стороны брызги и в сумасшедшем беге стучали сапоги: по выщербленным ступеням лестницы, по вытоптанному, будто замощенному, двору, по грязным мостовым вечернего города.
Наконец, запыхавшись и не желая привлекать к себе внимания прохожих, Буров и Анри остановились, выбрав переулок побезлюднее, и принялись оценивать реалии. Все было не так уж и плохо, виктория далась лично им малой кровью. А вообще-то крови хватало - на платье, на париках и даже на ботфортах, но, слава богу, не своей. Собственная шкура осталась цела, а вот одежда… Камзол у Бурова был разорван на спине, жилет распорот на груди, галстук жабо располосован бритвой, крахмальные манжеты с рюшем изодраны в клочья, лицо грязно, а парик напоминал издохшую кошку. Шевалье выглядел несколько лучше, ему все же удалось держаться от нападающих на расстоянии клинка.
- М-да, - задумчиво вздохнул он, вытер шпагу, с видимой брезгливостью уронил платок и очень по-философски воззрился на Бурова: - Скажите, князь, а вы, вообще-то, давно в Париже?
- Да чуть больше месяца, - Буров весело пожал плечами, платочек подобрал, щедро поплевал и принялся тереть разводы на сапогах. - Обстоятельства, знаете ли, шевалье. Рок, фатум, перст судьбы. От них не убежишь. А хотелось бы.
Несмотря ни на что, настроение у него было ровное - есть еще порох в пороховницах, есть. А уж адреналина-то… Правда, огорчали слегка эти мерзкие пятна на голенищах - а ну как не отойдут, и ведь на самом видном месте. Жалко, сапоги-то первый сорт, почище генеральских. Надо будет к зиме ближе накат на них сделать, что ли. И хорошо бы проварить в гуталине и прогладить утюгом, чтобы стояли колом. Да, чудо какие сапоги, на одну портянку, - военторгу и не снились. А может, не проглаживать их, а наоборот, собрать гармошкой? Чтобы были со скрипом? Или, может, вообще заказать еще одну пару? Да, вот это задача. Куда там Ньютону с его биномом…
- Значит, месяц с небольшим? - тихо переспросил Анри, скорбно поправил парик, горестно нахлобучил шляпу и вдруг оглушительно расхохотался: - Скажите, а кто такой Батист? За что же вы его так? Со всеми-то красавцами?
- Право, не знаю, - тоже рассмеялся Буров, скомкав, бросил платок и по инерции сплюнул. - Рок, фортуна, перст судьбы. А главное, дурные манеры. Да, кстати, вы случаем не знаете, что у нас на ужин? Вчера рагу из серны было просто восхитительным.
Настроение у него выровнялось совершенно - мерзостные пятна на ботфортах отходили без малейших следов.
- Да, да, лучше нам идти домой, - шевалье кивнул, с чувством проглотил слюну и сделался притворно серьезен. - Что-то все складывается не совсем удачно. Похоже, князь, у нас сегодня тяжелый день.
То, насколько тяжелый, они стали понимать уже на левом берегу Сены, когда, надумав срезать путь, двинулись по мрачной, будто сплющенной фасадами домов улице. Такой узкой, что едва ли могла проехать карета. Впрочем, с колесным транспортом здесь было все в порядке. Стоило шевалье и Бурову залезть поглубже в каменный мешок, как за их спинами у входа в мышеловку зацокали копыта, загромыхали ободья, бешено всхрапнули понукаемые лошади. Связать конец с началом было совсем не сложно - кто-то на рысях пер по их душу. С напористостью Буденного, со стремительностью Махно, с неотвратимостью победы всемирной революции. Деваться было некуда - ни вправо, ни влево. Никаких шатаний, только вперед. Можно было еще, конечно, упасть, вжаться в землю, рас пластавшись, затаив дыхание - только ведь карета не танк, у нее лошадей хоть и меньше, но зато все с копытами. Под брюхом не проскочишь. Так что подтолкнул Буров шевалье локтем да и рванул, что было силы, с высокого старта - такой устроил спринт, куда там всем Борзовым. Не глядя ни на шпагу, ни на парик, ни на ботфорты. Слыша только нарастающее громыхание колес. А дорожка-то в гору, в полутьме, по осклизлым черепам булыжной мостовой. Шевалье не отставал, несся вровень. Хоть и тяжело дышал, а держался молодцом, до последнего боролся за жизнь. С таким, пожалуй, можно и в разведку. А угрюмые фасады между тем раздались, каменная кишка превратилась в воронку, и шевалье с Буровым все же удалось броситься из-под самых копыт в сточную, полную нечистот канаву. С грохотом промчался приземистый, называемый в народе "карабасом" экипаж, прощально всхрапнули лошади, и шум погони стал удаляться.
- Да, что-то нам сегодня не везет с простым народом, - шевалье вылез из дерьма, снял парик, понюхал, брезгливо отшвырнул. - Вначале Рошеро, теперь вот извозчики эти пьяные. Надо ж так нажраться.
- Ну конечно же, конечно, это обыкновенная случайность, - Буров свой парик нюхать не стал - снял, отжал, сунул за пазуху. - В нужное время, в нужном месте. Давайте-ка, шевалье, домой. Пока с нами не приключилось новых случайностей. Чует мое сердце, это только начало.
Мысли его из гастрономических сфер плавно переместились в банно-прачечные, хрен с ним, с паштетом из молодого зайца, - отмыться бы от дерьма. Да побыстрей. Однако насладиться губкой, горячей ароматизированной водой и сказочно благоухающим мылом ни Бурову, ни шевалье не пришлось. Сразу же по прибытию их экстренно потребовали к маркизу.
- Прошу вас, господа. Приказано доставить живыми или мертвыми.
Широкоплечий дворецкий, видимо привычный ко всему, посмотрел на них с пониманием, усмехнулся в усы и повел вниз, под землю - резиденция маркиза была устроена с секретом, по соседству с бургундскими, токайскими и канарскими <Крепкое белое вино.>. Когда спустились по ажурной, круто завивающейся лестнице и двинулись просторным, слабо освещенным коридором, стал различим пронзительный, усиленный подвальным эхом голос:
- Это черт знает что такое! И не так, и не в мать! Завтра же напишу Гришке, чтоб прислал сюда Семеновский полк! И Гродненский! И Ахтырский! И Конно-гренадерский! Я покажу, едрена мать, этим проклятым лягушатникам, так их растак! И вы, генерал, тоже хороши! Зажрались здесь, в Париже, с девками, сидите так-растак на жопе ровно! А не хотите ли на Кавказ? В пехотный полк? На южную границу с черкесцами? Что, не хотите? Так найдите мне этого распросукина Скапена, возьмите его за жабры, оторвите ему яйца, забейте ему смоляной фал, куда не надо! И не забудьте, что до этого чертового затмения осталось всего неделя! А я пока что в целях конспирации отправляюсь на воды в Англию. Все, действуйте. Отечество в моем лице надеется на вас.
Голос замолчал, распахнулась дверь, и в коридор пожаловал граф Орлов-Чесменский, но - о господи! - в каком же виде! Кислое лицо его радужно переливалось, один глаз заплыл, другой цветом напоминал спелую сливу, правая рука висела на перевязи, левая же судорожно сжимала трость, коей их сиятельство вследствие хромоты скорбно опиралось о землю. Орлов был не в настроении. Сухо кивнул, молча отвернулся и, тихо матерясь, стал подниматься по лестнице. Палка его стучала громко и угрожающе - всех я вас так растак и этак. Ладно, проводили Чесменского взглядами, поскреблись к маркизу, вошли. Как и было приказано - экстренно, без доклада, по-простому. Маркиз был не один - за драгоценным, инкрустированным жемчугом столом сидела его племянница Лаура Ватто и очень по-мужски курила трубку. Видимо, уже давно, табачное облако по плотности напоминало грозовое. Да и вообще атмосфера была какой-то напряженной, непростой, словно в ожидании высоковольтного разряда. Разящего наповал, причем не в ровные места - в возвышенности.
- Добрый вечер, господа, - маркиз, великолепно владея собой, изобразил улыбку и сделал приглашающий жест. - Прошу садиться. Только, боже упаси, не в эти кресла, они помнят еще Людовика Солнце. У вас, господа, похоже, был тоже тяжелый день. Так, видимо, нынче расположены звезды на небе.
Сам он выглядел значительно лучше и шевалье, и Бурова, и графа Орлова - строгий черный камзол, высокие сапоги, массивная, старинной работы шпага, очень напоминающая шотландский палаш-клеймор. На его фиолетовом атласном жилете, почти достигая жабо, лежал широкий темно-красный пояс, из-за которого виднелись рукояти кинжала и пары корабельных пистолетов. Похоже, маркиз в поход собрался.
- Бог с ней, с астрологией, дядя, - Лаура положила трубку на подставку, выпустила дым и то ли улыбнулась, то ли показала зубы. - Давайте спустимся с небес на землю. А то мы эдак ужин пропустим.
Она была тоже в полном боевом убранстве - со сногсшибательной прической, при бриллиантовых серьгах и в платье с бездонным декольте. Такой прекрасной и воинственной Буров ее еще не видел.
- Иногда, моя милочка, стоит и умерить аппетит, - маркиз, словно плетью, ожег ее тяжелым взглядом, неожиданно улыбнулся и перевел глаза на Бурова. - Помнится, князь, при первой встрече вы, как истый патриот, выразили желание послужить отечеству. Скажите, ваш похвальный пыл еще не угас?
Казалось, что он не замечает ни распоротого жилета, ни мерзких пятен на жабо, ни отсутствия парика и шляпы. Все это так, фигня, мелочь, пустяки по сравнению с жизненной позицией дворянина и патриота князя Бурова.
- Нет, нет, маркиз, что вы, горит ярким пламенем, - сразу поскучнел тот, приложил руку к сердцу и, уже примерно понимая, о чем пойдет речь, душераздирающе вздохнул. - Нам дым отечества сладок и приятен…
Вот оно, начинается. Значит, все, финита, аллес - и пребыванию во дворянстве, и урокам фехтования, и изысканной жратве, не иначе как при посредстве десяти ложечек и двадцати вилочек, а главное, пламенным объятиям Лаурки. Впрочем, как зовут ее на самом деле, один бог знает. Да и не важно. Важно другое - надо сваливать. И чем скорее, тем лучше. То есть завтра же утром. Ну не соваться же с головой в этот шпионский омут ради спасения задницы графа Орлова-Чесменского? Сам еще тот фрукт. Скапен не шутит. И крови не боится. Так что можно самому запросто остаться без головы. В общем, мерси за прием и гостеприимство. Выживать сподручнее в одиночку. И кстати, что там граф Орлов орал насчет какого-то затмения?
- Ну вот и славно. Я ни на йоту не сомневался в вашей порядочности, князь, - маркиз небрежно улыбнулся, умерил блеск стальных, холодных глаз. - Только должен сразу предупредить, дело сие касается высокой политики, материй весьма и весьма секретных, государственного порядка. Мне продолжить, князь?
Спросил так, чисто риторически, уже не улыбаясь и не отрывая взгляда. Просто надавил на психику и проследил за реакцией. Опытный, гад, тот еще волчара.
- Ну конечно же, маркиз, продолжайте! - Буров изобразил на лице гнев, праведный и беспощадный. - В этом государстве и впрямь нет никакого порядка. Только что нас с шевалье чуть не раздавили каретой. Четырехконной. Так что я хоть сейчас в последний и решительный бой.
- Каретой? - Маркиз, побледнев, тихо выругался, переглянулся с Лаурой, дотронулся холеными пальцами до инкрустированной рукояти кинжала. - Значит, они уже проведали, канальи. - Прервавшись, он перевел взгляд на Бурова: - Обстоятельства, князь, таковы, что граф Орлов-Чесменский, доверенное лицо императрицы Екатерины Второй, прибыл в Париж с некой секретной миссией. Инкогнито, с полномочиями чрезвычайными. Повторяю, с делом деликатным и имеющим непосредственное касательство к самым потаенным сферам европейской политики. А посему есть некоторые силы, пребывающие в определенной конфронтации с российскими интересами и всячески противоборствующие стараниям графа. Пока что весьма успешно, увы. И мы, как старинные друзья Орлова, обязаны всемерно ему помочь. Хотя и сами переживаем отнюдь не лучшие времена - в семействе у нас завелся предатель. К тому ж и времени у нас осталось совсем немного, цейтнот, страшнейший цейтнот. Это все, князь, что я могу и имею право открыть вам. Найдите Скапена, уничтожьте его, вбейте этой гадине осиновый кол в сердце. А лучше - доставьте живым, чтобы мог говорить. Главное, чтобы он не успел навредить графу в его делах. И в случае благоприятного исхода ваши радения, князь, не окажутся напрасны - если вы пожелаете остаться в Париже, вас ждут сто тысяч ливров <Французская серебряная монета, равная двадцати су. Годовая рента в сто тысяч ливров по тем временам давала возможность безбедного существования.>ренты и патент полковника французской армии. А если все же тянет на родину - то личное расположение и покровительство Орлова со всеми вытекающими приятными последствиями. Только избавьте его от Скапена, избавьте.
Он замолк, проглотил слюну и тяжелым взглядом уставился на Бурова. В глазах его читалась мука: начальство жмет, в резидентуре измена, времени для тщательно продуманной, многоходовой комбинации нет. Остается всецело полагаться на какого-то авантюриста, информацию на коего еще не доставили из Петербурга. И так не хочется на Кавказ, в пехотный полк, на границу с черкесцами…
- Вы будете обеспечены всем необходимым, князь, - маркиз наконец отвел глаза, изобразил некое подобие улыбки и указал на секретер, где лежали стопочкой три серебряные табакерки. - Они набиты двойными луидорами, это вам на текущие расходы, для начала. Я дам вам английский рессорный экипаж, запряженный орловскими рысаками, кольчуги скрытого ношения, булатные клинки, специальные дальнобойные скорострельные мушкетоны. Все, что в моих скромных силах, князь. Только вот воевать вам придется, - он вдруг как-то сник, замялся, - увы, не числом, а уменьем. Видите ли, князь, в моем доме поселилась крамола, и теперь я не доверяю никому. Так что помогать вам в охоте на Скапена будет только мой младший сын и еще, - он повернулся вопросительно к Лауре.
Та кивнула:
- Ладно, пусть берут Бернара. Он немногословен и крови не боится. Да и кучер хоть куда. У вас, князь, есть какие-нибудь вопросы? - Лаура испытующе взглянула на Бурова, усмехнулась двусмысленно. - Может быть, какие-нибудь желания? Право же, не стесняйтесь.
Фривольный тон нисколько не вязался с выражением ее глаз, сверкающих дьявольским огнем. Словно у обложенной со всех сторон пантеры.