– Какая? А, у него заячья губа была, у Гастона, вот и прозвали. Года два назад операцию сделали – в приюте нашлись доброхоты.
– В приюте?
– Но он оттуда к тетке-алкоголичке сбежал, но дома нечасто ночует. В общем – в парке ищите. Я тебе покажу, покружим там, недолго.
– Ничего, Этьен, – довольно засмеялся Нгоно. – Спасибо, ты мне и так помог. А уж дальше… дальше я своими силами – зря, что ли, родное начальство мне нашу "молодежь" подкинуло? Они, кстати, где, ты не видел?
– Видел, как раз навстречу попались. Говорят, на соревнования какие-то собрались. То ли по бегу, то ли по боксу…
– Вот, в парке Бютт Шомон и посоревнуются! Как, ты говоришь, второго зовут? Морисом?
Где-то через полчасика инспектор Амбабве с коллегой, корейцем Паком, и их молодые, не очень-то довольные, напарники на двух авто кружили вокруг обширного парка, время от времени встречаясь у фонда Ротшильда – рю Манен, рю де Криме – Крымская улица – рю Ботцарис, авеню Симон Боливар, снова рю Магнен, рю де Криме…
При встрече молодежь настырно ныла:
– Послушайте, Гоно, мы долго так, как на карусели, кататься будем?
Нгоно пожал плечами:
– Пока не найдем.
– Надо бы их к дому тетки "Зайца" отправить, – посоветовал Этьен Пак. – Вдруг да ночевать явится? Черт… в лицо-то они его не знают, а фото у меня нет. Вот что, парни, как стемнеет, задерживайте-ка там всех!
– Как это всех? – изумились молодые коллеги. – Что, вообще – всех?
– Белых подростков – ясное дело.
– Ага… а их родители потом на нас телегу пришлют.
– Не пришлют, – покачал головой инспектор Амбабве. – Вы же сейчас у меня в оперативном подчинении, так?
– Ну, так.
– Вот мне и отвечать.
– Слушаемся, господин… почти комиссар! – переглянувшись, вытянулись в струнку парни.
– Смотри-ка, Этьен, наши молодые люди, оказывается, умеют шутить… Ладно, парни, не обижайтесь. Езжайте… вот адрес… Всех подозрительных хватайте, фотографируйте – а фотку пересылайте мне на телефон.
– Молодец ты, Гоно, – инспектор Пак одобрительно кивнул. – Здорово с телефоном придумал.
– Так наша эпоха – эпоха науки и техники! Двадцать первый век – это не какой-нибудь там пятый… пятый… Господи, вот уже и самому не верится!
– Ты это о чем, Гоно?
– Так… о своем. Ну, что, поехали дальше?
И снова – рю Манен, рю де Криме, рю…
Пока, уже ближе часикам к одиннадцати, не зазвонил телефон, наигрывая песенку Янника Ноа "Анжела" – Нгоно уж постарался, все звонки на песни этого артиста перевел, – раз уж он так Жермене нравился… Ах, Жермена, Жермена…
– Ну, ну? – Этьен Пак нетерпеливо взглянул на дисплей. – Смотрю – фоточка… Не, не тот. Скажи парням – пусть отпускают… Ну, говори же! Чего ты смеешься?
– А они уже отпустили. За мальчиком папа пришел… знаешь кто?
– Кто?
– Какой-то работник центральной префектуры. Обещал нам всем устроить райскую жизнь.
– Ага… напугал ежа… Как будто мы по своей надобности шутки шутим! Ничего, не впервой – отпишемся. Чего смеешься-то?
– Да так… я раньше думал – это только у нас, в провинции, такие штуки проходят. Оказывается – и в Париже тоже!
– Люди, друг мой Гоно, везде одинаковы, – философски заметил Этьен. – И гопники – тоже. Ой, кажется, наши парни снова звонят… Ну-ка, дай-ка… Ага! Есть!
С дисплея мобильника на инспекторов смотрело вполне детское личико этакого херувима с длинными светлыми локонами и чуть припухлой нижней губою.
– А хорошо ему операцию сделали, – инспектор Пак покачал головой. – Ну, что, друг мой, едем! Предупреждаю сразу – Заяц – парень вредный и наглый…
– Это ты наших парней предупреди, – выруливая налево, усмехнулся Нгоно. – А то как бы они ему морду раньше времени не начистили.
Нет, коллеги все ж таки проявили разумную сдержанность, решив все же дождаться старших товарищей, о чем, дождавшись оных, тут же с радостью и доложили:
– Мы его всего-то пару раз по ушам приложили, чтоб не ругался.
– Суки!!! – мальчишка сидел на заднем сиденье, прикованный наручниками к правому подголовнику. – Козлы! Флики поганые! Сволочи! Я – малолетка, меня вообще трогать нельзя! По всем законам.
– Откуда ты знаешь про законы?
– Не твое дело, флик!
– Да-а… – инспектор Амбабве скорбно покачал головой. – Что-то он у вас там, в одиночестве-то? Поди скучно, бедолаге – вот и ругается. А сядьте-ка, парни, у него по бокам. А мы с господином Паком на передних сиденьях устроимся… вот, так… хорошо.
– Э-э, – пленник откинулся назад уже с некоторым испугом, но все еще не без наглости. – Вы что это задумали, суки?
– Парни, – Нгоно умильно посмотрел на молодых коллег. – Вы, кажется, боксом занимаетесь?
– Ну да, как раз сегодня соревнования должны были быть…
– Ага. А вот я слышал про такой удар – апперкот в печень. Правду говорят – больно? А ну-ка, продемонстрируйте…
Сидевший слева инспектор не без удовольствия исполнил приказ – стремительно и быстро.
"Заяц" завыл волком:
– У-у-у… сволочи…
– Ах, он еще и ругается…
– А вот еще хук слева в челюсть – тоже, говорят, неплохой удар, – ухмыльнулся кореец Пак. – Парни, вы его знаете?
– Да не вопрос! Сейчас покажем.
– Не надо-о-о!!! – завопил подросток. – Не надо…
– Тогда успокойся и не ори.
– Все-все… не ору уже.
– Вот и молодец, – удовлетворенно кивнув, Нгоно посмотрел на коллег. – Спасибо за работу, ребята. Берите мою машину, езжайте в комиссариат и начинайте писать отчет. А мы с господином Паком – скоро.
Если оба молодых инспектора и были чему-то удивлены, то вида не подали – молодцы, уже начинали потихоньку накапливать опыт. Просто тут же вышли, Пак пересел на заднее сиденье – приглядывать за пленником, мало ли? – и серый "Пежо" Нгоно Амбабве быстро покатил к набережной канала Сен-Дени. Там – в безлюдном местечке – и встали.
– Эй, эй… – в голосе пойманного подростка уже явственно слышался недюжинный испуг. – Что это вы задумали…
Инспектор Амбабве повернул голову назад и нехорошо ухмыльнулся:
– Господин Пак, сколько у нас на прошлой неделе из этого канала трупов выловили? Восемнадцать или девятнадцать?
– Ну, если считать каждого по отдельности, – задумчиво протянул коллега, – и еще приплюсовать тех, с отрубленными головами… то всего двадцать три получается. Чуть меньше, чем на позапрошлой неделе.
– Да уж, – Нгоно потер руки. – Так что теперь – одним меньше, одним больше…
– Вы же этого не сделаете, да? – тихо промолвил "Заяц". – Вы ведь меня на испуг берете, просто на испуг…
– Слышь, парень, – взяв подростка за подбородок, свистящим шепотом произнес инспектор. – На испуг тебя двое наших коллег брали… потому что они – белые. И ты – белый. А мы, как видишь – нет.
– Ну, что с ним чикаться? – подыграл инспектор Пак. – Мешок у нас, кажется, где-то в багажнике был…
– Не надо… пожалуйста, не надо, – слезно взмолился задержанный. – Я… я никогда больше… ни одну девчонку… Чем хотите – клянусь.
– А дружок твой черный?
– Морис? И он, и он – тоже, мы ведь с ним как братья.
– Странный ты тип, Гастон, – вздохнув, Нгоно произнес это уже своим обычным голосом, может, лишь чуть усталым. – Даже не спрашиваешь, с чего бы это четверо… четверо!!! лучших полицейских Парижа, можно сказать – краса и гордость – ловят тебя, засранца, чтобы утопить в канале? Делать, что ли, нам больше нечего?
– Д-да… – заикаясь, пробормотал задержанный. – И в самом деле.
– Так вот он, наш вопрос, постарайся на него ответить четко, вменяемо и со всеми подробностями.
– Да-да, я готов, спрашивайте.
– Про вчерашнее убийство на площади Сталинград слыхал?
– Нет… Честное слово – нет! Клянусь всеми святыми! Мы с Морисом туда только под вечер приехали, видим – дамочка интересная, каблучками – цок-цок-цок…
– Эх, Этьен, а, может, его все-таки лучше – в канал?
– Нет, нет, не лучше! Говорю же – ну, не знаю я ничего.
– И позавчера вечером у шлюза не ты крутился? Отвечай!
– Сейчас… сейчас… позавчера вечером… Ну да – я там Мориса ждал, он отъехал… по одному делу.
– Так! Когда это конкретно было, во сколько – вспоминай! Ну, живо!
– Где то с часу до двух… да, так примерно. Ну да, так – "Концерт", ресторан тамошний, как раз в час закрылся, и я еще примерно с час ждал.
– И кого видел? Вспоминай, Гастон, вспоминай – в твоих же все интересах.
– Да я понимаю, – парнишка смешно наморщил лоб. – Ой, там из ресторана уйма народу вывалила. Всех припомнить?
– Потом… Давай-ка мы с тобой от обратного считать начнем, от того момента, когда ты дружка своего дождался… Он, кстати, где сегодня?
– Да что-то приболел. Нет, честно приболел, клянусь всеми святыми!
– Черт с ним. Давай вспоминай, кого ты тогда у шлюза видел?
– Да никого не видел… ой. Парни какие-то пробегали – местные, потом… потом девчонка, из ресторана шла…
– Что за парни? – тут же перебил инспектор. – Поточнее.
– Да говорю же – местные. Я их и не знаю-то, но они всегда здесь, у ротонды, сидят… Вряд ли это они – чего им на своем месте пакостить? Да и не стали бы убивать – избили бы, это да, может быть.
Этьен Пак усмехнулся:
– Ты не рассуждай, Гастон, просто рассказывай – рассуждать у нас и без тебя есть кому. Припоминай, кого еще видел? Может, не у шлюза, может, просто по площади кто-то шел, к метро, например…
– Так метро-то уже закрыто было. Ой! А ведь точно – мужик какой-то в ту сторону ковылял – за ротонду, там тропинка, как раз напрямик, к бульвару.
– Так-так! – коллеги переглянулись. – Ну и что за мужик? Молодой, старый?
– Да не видел я его… так, мельком, секунды три – он сразу за ротондой и скрылся… Я и внимания-то не обратил.
– А как одет был?
– Да… помнить бы! Темная куртка, брюки тоже, кажется, темные…
– Обычные брюки или джинсы?
– Да говорю же, не разглядел я! Была бы какая-нибудь девчонка – другое дело, а так… Чего мне в мужиков вглядываться?
– Цвет волос тоже не запомнил?
– Нет… Он в кепке был!
– В кепке или баскетке?
– В кепке… кажется. Да – в кепке.
– Та-ак… лица, значит, ты не видел. А фигура? Высокий – маленький? Крепкий? Тощий? Сутулый? Или, может быть – пузан?
Парнишка снова наморщил лоб:
– Не, не пузан. И не тощий. Обычный… я бы даже сказал – крепкий, коренастый такой, и руки такие… длинные, как у обезьяны.
– Как у обезьяны, говоришь? – Нгоно задумался и вдруг, опустив блокнот, сверкнул глазами. – Ты сказал – ковылял?
– Ну да, ковылял… прихрамывал.
– Оп-па!!! И на какую ногу?
– Да не заметил я, ну, не могу точнее сказать – клянусь всеми святыми!
Коллеги высадили Гастона "Зайца" там, где он и просил – у тетки, после чего поехали на пляс Сталинград и, бросив машину, обошли ротонду. Наверху, на эстакаде метро, ярко горели фонари, впрочем, сюда, вниз, доходило не так уж много света.
– А парень-то прав, – прищурился Пак. – Черта с два тут чего разглядишь. Ага, вот она – тропка…. Утоптана, следы вряд ли отыщем, да и ходили уже по ней целый день.
– А тут он по бордюру шел. Да, похоже – к бульвару. Надо бы опросить таксистов.
– Если это убийца, так не факт, что он сразу же кинулся к стоянке такси. Вполне мог и пешком пройтись – Северный и Восточный вокзалы рядом, да и Монмартр недалеко… Все, что угодно.
– Да, Париж – город маленький, – согласно кивнул Нгоно. – Мог и пешком. С утра пошлю молодежь местных "ночных бабочек" опросить, ну и таксистов – со всех окрестных стоянок, там же обычно одни и те же машины трутся?
– Тоже не факт, всяко бывает, по-разному.
– Все равно – пусть остановят, опросят… Ну, что, Этьен, по домам? По-моему, неплохо мы сегодня потрудились.
– Да, если б еще и завтра рано не вставать…
– А мне и не вставать – я с обеда выйду. И опять – до ночи, уж чувствую, с этим убийством повозиться придется.
Простившись с Паком – тот жил здесь, недалеко, на маленькой улочке Белло – инспектор Амбабве завел машину и, не особенно торопясь, поехал домой, на набережную Жиронды.
А утром… а утром все началось снова – хоть вообще ночуй на работе!
В комиссариате – такое впечатление, что с утра – уже ошивался следователь Ренье – беспрестанно чихал, кашлял, а, завидев поднявшегося по лестнице Нгоно, радостно ухмыльнулся:
– Ну, что, месье Гоно, похоже, ваш русский след принес нам удачу! Всех подключили – российское посольство, Интерпол, Интернет… даже личные связи… о которых, впрочем, не мне вам рассказывать. И вот – результат: установили данные убитого – это некий русский, Алексей… ммм… фамилию не вспомню – больно уж заковыристая. Вылетел в Париж неделю назад, остановился в гостинице на Данфер Рошро, "Флоридор" называется… Точнее – заранее заказал там номер, а вот остановился ли – ваша "молодежь" сейчас как раз там, в отеле.
– Так и я… – инспектор встрепенулся было, но следователь Ренье успокаивающе похлопал его по плечу. – Не стоит, не стоит – они уже обратно едут, сейчас и послушаем – что там накопать удалось?
"Накопать", увы, удалось немного. Да, русский, Алексей Кирпичников, частный предприниматель, прилетел в Париж, поселился в недорогом отеле, куда являлся лишь ночевать. Как пояснил портье, так делали многие русские, приезжали, обычно небольшими компаниями, селились – и бродили целыми днями по городу, а где конкретно – бог весть. В общем, с точки зрения портье, ничего такого необычного в поведении месье Кирпичникова не было. Ну, разве что он явился сюда один, а не с друзьями.
Никаких документов, денег, блокнотов в номере отеля не отыскалось, даже какой-нибудь чепухи, типа сувениров или брошюр – что наводило на определенные размышления: либо этот Кирпичников был в Париже далеко не в первый раз, либо… либо – приехал совсем не с туристическими целями.
Блокнотов или каких-либо записей не было, зато удалось обнаружить расписания поездов почти всех парижских вокзалов, и даже использованный билет, судя по дате – буквально позавчера убитый ездил на целый день в Брест – выехал рано утром, а поздно вечером уже вернулся.
– Брест, значит, – комиссар Лафоне почесал лысеющую голову и ухмыльнулся. – Ну, и какая нам разница, куда он там ездил? Может, женщину какую-нибудь навестить… Убийцу надо искать, убийцу!
– Так мы ищем, месье комиссар.
– Ищите, ищите… вообще, вашим отчетом я, в общем, доволен, месье Амбабве… Но – только в общем! Как-то все расплывчато пока получается – какой-то насквозь непонятный тип – хромой, коренастый… то ли он убил, то ли вообще – не при делах, а просто случайный прохожий. Мутно пока все, мутно! Ну, что стоите, инспектор? Идите, работайте. Да, и держите в курсе Ренье.
– Господин комиссар…
– Что еще?
– Я бы хотел взглянуть на расписания, – Нгоно кивнул на валявшиеся на столе проспекты Национальной сети железных дорог SNCF.
– Ах да, да, – начальник махнул рукой. – Забирай. Но все же – лучше ищите убийцу.
Расположившись за своим столом, инспектор Амбабве, в ожидании доклада своих "молодых" коллег, принялся пристально рассматривать расписания. Начал с Бреста – идущие туда поезда были отмечены зелеными галочками!
Молодой человек не поленился, просмотрел проспекты несколько раз… пока не нашел то, что искал – такие же – зеленой пастой – галочки. Расписание вокзала Монпарнас. Напротив поездов в Сен-Назер.
Сен-Назер и Брест. Брест и Сен-Назер. Оба поезда – с Монпарнаса. В Брест убитый доехал, а до Сен-Назера, похоже, так и не добрался, хотя, судя по всему – планировал.
Брест и Сен-Назер… Сен-Назер и Брест… Может быть, что-то эти города меж собой связывает? По крайней мере, именно это почему-то почувствовал сейчас Нгоно. А он – охотник – привык доверять своему чутью. Иначе б просто не выжил, ни там – ни здесь.
Глава 2. Снимается кино!
Также герою стало подспорьем
То, что вручил ему витязь Хротгаров -
Меч с рукоятью…
"Беовульф"
Сентябрь. Средняя полоса России
– Папа, можно я сбегаю на артистов посмотрю? – карие глаза мальчика восторженно сияли, да чего еще взять от ребенка семи с половиной лет?
Артисты… Что уж говорить. В кино снимаются, прямо вот здесь, у них, можно сказать – в кондовой российской глуши.
– Можно подумать, ты у нас дома на них не насмотрелся!
– Да у нас-то они все время пьяные и смешные, а там… на воле – совсем другие. Как настоящие древние воины!
– Ишь ты – на воле, – Александр ухмыльнулся и, состроив грозное лицо – которого сынишка ничуточки не испугался, – махнул рукой. – Ладно, беги. Смотри только к ужину не опаздывай, а потом сразу – спать. Завтра в школу вставать рано.
– Папа, ну я ж никогда не просплю, ну, ни на маленечко…
– Знаю я твое маленечко!
– Папа, а завтра меня кто в школу повезет – мама или ты?
Саша почесал голову – здоровый тридцатипятилетний мужик, кареглазый шатен, мускулистый, но не без шарма – еще не совсем закондовел в деревне-то… да уж, с такой женой закондовеешь – Катерина, супружница, заочно училась на третьем курсе филфака, так что слова "категорический императив", "либидо" и "осевое время" звучали в доме ничуть не реже, чем термины, применяющиеся в среде рыболовов, охотников и владельцев небольших пилорам – четыре (уже четыре!) из которых принадлежали семейному сообществу – Саше с Катериной, да вот Мишке и еще младшенькому, трехлетнему Коленьке. Три пилорамы – они вообще-то и раньше Кате принадлежали, сначала папеньке ее, потом уж – и ей. Лет двадцать было, когда отец умер – уж пришлось научиться с мужиками управляться, наезды отбивать и все такое прочее, так что не простая женщина была Катерина, из тех, про кого говорят – сами себя сделали. Цену себе знала, непрестанно училась, замуж вышла по любви, и вот – двух пацанов уже родила, старшенький, Мишка, уже во второй класс пошел – с шести лет в школу отдали, в хорошую гимназию, в райцентре, каждый день туда и возили сынишку – полтора десятка верст – не расстояние, тем более – по асфальтированному шоссе. Увозил обычно Александр, а назад привозила Катя, поздно, часов в шесть – Мишка на многие кружки-секции записан был. Статью и глазами старшенький в отца пошел, а лицом – в мать, младший же, Колька, получился – вылитая матушка, волосы темненькие, а глаза такие же, как у мамы – сияюще-голубые. Катерина, вообще-то, девочку хотела, но уж что родилось, то и родилось – Сашка тайно радовался: будет с кем на охоту-рыбалку ходить, да на кого все нажитое оставить – пилорамы, рыбоводную ферму, столовую… Еще два "пазика" планировали прикупить – пустить по деревням до райцентра… но это пока только в планах было.
– Я отвезу, наверное.
– Мама просила, чтоб ты не забыл дедушке Пете змеиного яду купить.
– Какого еще яду?
– Ну, мази. И еще "Найз", таблетки такие.
– Да знаю я, что таблетки.
Дедушка Петя это вообще-то был Катин дядюшка, человек уважаемый, тракторист, уже, конечно, на пенсии. Маялся артрозом, сердечный, и какие только средства не пробовал – до яда змеиного вот дошел.
– Да не забуду… А ты – напомни.
– Ла-адно. Так я побегу?
– Давай.