Глухая шестистенная башня угрюмо маячила на фоне серого пасмурного неба, охраняя исток Федоровского ручья, несущего свои темные воды через полгорода в Волхов. На башенной площадке, под островерхой, выкрашенной зеленоватым цветом крышей важно расхаживали стражники. В одетых поверх кольчуг пластинчатых бронях, вытянутых куполом шеломах, с короткими копьями - сулицами. Для непрошеных гостей имелись и стрелы. Стражники внимательно вглядывались в темную ленту лесов к востоку от города. Нехорошие были те леса, недобрые. Шарились там лесные тати-разбойники - и московиты, и татарва иногда прорывалась, да и своих шильников беглых хватало. Непроходимо, кое-где лишь прерываемые болотами, тянулись леса до самого Пречистенского Тихвинского погоста, да и там не кончались, простираясь, сказывали, аж до самого Камня.
Олег Иваныч подъехал к башне самолично - рисковал, но не хотелось подставлять Олексаху. А боле некому было столь деликатное дело доверить. Олег отпустил поводья коня, думал. Ехал-то наудачу - ничего конкретного так в голову и не приходило. Вариант с начальником городского ополчения - тысяцким - был отметен сразу - не того полета птица Олег Иваныч, да и Феофилакт-игумен в данном конкретном случае - лицо частное. Потому и нельзя было соваться к тысяцкому. Выбрать бы кого поменьше - сотника или лучше десятника. Смена-то стражникам должна хоть когда-то быть, иль что, развод караула тут производится не по Уставу? Не могут же стражи вечно на башне сидеть, несменяемо… Потому и торчал Олег Иваныч почти с самого восхода у башни, не рядом, конечно, ближе к ручью, поил каурого конька водицей ручьевой да гриву чесал гребнем. Ждал…
Они появились внезапно, выехали с Федоровой улицы о три конь. Разводящий-десятник и смена. Те, на башне, их давно уже поджидали, глаза просмотрели, ожидаючи. Сменились… Спустились, радостно гремя железом, вспрыгнули на коней, поехали. Олег Иваныч, выждав чуть, за ними. Проехали несколько усадеб, далее поскакали вдоль самой стены, остановившись у большого запущенного сада.
Небольшая, с оградой из белого камня, усадебка с воротами на городскую стену. Ворота распахнуты: въезжают-выезжают люди. Все окольчужены, оружны. Шутки, смех, ругань… Кто-то на кого-то орет - за сон на посту распекает. Караулка, в общем.
А вот и те двое, что сменились с башни. Один пожилой, длинный, со смурным, вытянутым, словно у лошади, лицом. Другой - совсем еще молодой парень с едва закурчавившейся бородкой. Рожа круглая, довольная, глуповатая. Сразу видно - человек хороший, такой Олегу Иванычу и надобен.
Стражники шли поначалу вместе, потом пожилой, простившись, свернул на Конюхова улицу, молодой же остановился задумчиво на перекрестке, молодок, по воду шедших, задирая. Задумался, башку почесав…
О чем задумался - Олегу Иванычу было вполне ясно. Тут, рядом, на Загородской - кружало Явдохи. Говоря по-татарски - кабак. Или вертеп - пожалуй, даже так лучше будет. Торговал Явдоха, в основном, зельем - вареным хлебным вином - "корчмой"-самогоном. Мутным, сивушным, пьяным. По утрам, правда, можно было и кваском хмельным разговеться, и пивом - если праздник какой. Вообще-то, пиво принято было варить всей улицей, там наверняка к Покрову наварили, не успели, чай, все-то еще выхлебать.
Придержал коня Олег Иваныч. Молодой стражник стоял у развилки и задумчиво чесал башку. Да глазами вокруг зыркал, словно кого высматривал. Ну, понятно кого - собутыльников. Очень уж не хотелось ему сейчас домой возвращаться. Олег Иваныч его понимал - и сам рад был когда-то пропустить рюмку-другую после дежурства. Ну, или пивка. С коллегами по работе.
Стражник вдруг встрепенулся - наконец дождался коллег. То ж мужики молодые, вряд ли домой пойдут, стопудово - к Явдохе, к бабке не ходи! То же, видно, и молодец кругломордый подумал, улыбнулся довольно, замахал руками - быстрей, мол, давайте, поторапливайтесь. Подошедшие воины были в армяках, накинутых поверх кольчуг, с мечами, но без шеломов и копий - видно, оставили в караулке. Встретились на углу, принялись по кошелям шарить - ага, видно, нашарили что-то. Ударили по рукам и стройной шеренгой направились на Загородскую. Чуть ли не в ногу.
- Мы красные кавалеристы, и про нас… - пришпорив конька, фальшиво запел Олег Иваныч.
Питейное заведение господина Явдохи - полутора-этажная, с подклетью, изба, чуть покосившаяся от времени, - выходило крыльцом не прямо на улицу, а на большой, порядком захламленный дворик, с коновязью, колодцем и тыном. Несмотря на утро, сквозь распахнутые ставни уже слышались песни.
Привязав во дворе лошадь, Олег Иваныч пересчитал имевшуюся наличность - пока денег хватало - и решительно толкнул низкую дверь. Вошел, сняв шапку, перекрестился, высматривая свободное местечко за длинным, уставленным кувшинами столом. Из-за печки незаметно выскочил половой, поклонился угодливо.
- Там, в углу, хорошее местечко, батюшка!
Олег Иваныч кивнул, кинул половому армяк и шапку - в корчме было довольно жарко. Уселся на лавку, заказал квасу да полкружки зелья. Зелье пить не собирался - но тут его все заказывали, так что пришлось и ему. Зелье принесли сразу, с квасом замешкались. Дожидаясь, Олег Иваныч исподволь рассматривал питухов. А их уже было довольно много, да и еще приходили. Видно, заведение Явдохи пользовалось большой популярностью. Корчма быстро наполнялась шумом, гамом и пьяными криками. В противоположном углу два мужичка уже хватали друг друга за бороды, кто-то заливисто храпел под столом, прямо у ног Олега Иваныча.
Стражников - они были заметны издали по кольчугам - обслуживал сам Явдоха, как самых дорогих гостей-завсегдатаев. Узкоглазый, нескладный, высохший, Явдоха чем-то напоминал вяленую воблу. Шастал от печки к стражникам, приносил кувшины, разливал лично, на ходу успевал раздавать подзатыльники служкам - чтоб пошевеливались, да те и так носились как угорелые. Принесли наконец квас и Олегу Иванычу, вместе с закуской - ржаными коржами с просяной кашей. Довольно вкусными, между прочим. Олег Иваныч с удовольствием выпил квасу - узнав, что осталось с праздника пиво, заказал и пива - отпил с удовольствием, хорошее оказалось пиво, крепкое, тянучее и на вкус приятное. Пили, правда, его тут мало. В основном - подростки, что жались у печки испуганной теплой стайкой. Нормальные посетители пили корчму - зелье. Опьянев, затевали драки, надравшись - валились под лавки. Стражники тоже помаленьку пьянели. Олег Иваныч незаметно подсел поближе. Затеял беседу про оружие. Про мечи да про доспехи, про панцири… Сам не говорил, больше слушал внимательно, да поддакивал, головой важно кивая. Минуты не прошло - уже лучшим другом стал. Всем троим - Онфему, Василию да Миките, младшему, кругломордому.
- Нет, кормилец, лучше немецкого доспеха, скажу так… - обнимал Олега Иваныча новый знакомец Василий. Онфем щедро подливал пива. Кругломордый Никита засыпал на глазах. Улучив момент, Олег Иваныч взял его под руку, вытащил на крыльцо - проветрить. Заодно - расспросить о башне.
- Да уж, с башни далече видать, - утвердительно кивнул Микита в ответ на вопрос Олега Иваныча. - Не, Тихвинский погост не видать, врать не буду. А монастыри какие дальние - на ладони словно. Об заклад бился? Ну, это ты погорячился. А вот был случай, выигрывали… Вот, хоть и не так давно… Приятель Митяя, напарника моего… Пустили мы его на башню - хоть и не положено, да что не сделаешь для доброго человека, верно? Для доброго человека ничто не жаль, так ведь? Потому что добрый человек… он… человек добрый, ино…
Микита тяжело опустился на ступеньки крыльца и тут же захрапел.
- Эй, Микита… Микита! Как он выглядел, знакомец-то твой, что на башне? Как зовут-то его, может, я знаю? Что? Как звать - не упомнил… А? Ах, борода больно смешная. У меня, что ли? Ах, у того, что на башню лазил… Постой, постой… Как это смешная? Как у козла? Во-о-он что…
В задумчивости вернулся Олег Иваныч за стол. Допил пиво, расплатился, оделся.
Отвязал каурого, поехал скоренько. Потом коня придержал, поплелся шагом.
Большая Московская дорога - место людное. Пеший, конный, обозный - всяк сбить норовит. Народишку-то кругом, чай, не в деревне!
Только успевай поворачивать, кабы не задавить кого.
Проехав мост через Федоровский ручей, бросил внимательный взгляд на усадьбу Ставра. Дворовые людишки как раз закрывали ворота. Приехал кто? Или уехал? А черт его…
В этот момент выезжал со владычного двора обоз игумена Феофилакта. В переднем, открытом, возке сидел сам игумен, на людишек своих покрикивал строго, чтоб дело знали. На Софье благовестили к обедне. Перекрестился игумен, с возка спрыгнул. Святое дело - обедня. Подошел к дверям - Сигтунским воротам узорчатым - распахнулись ворота. Встретил Феофилакт Пимена-ключника. Тот знак сделал - поговорить, мол, надобно, тайно. Кивнул игумен - поговорим. Отстояв обедню, собрались в грановитой палате. Феофилакт, Пимен, Варсонофий - владычный духовник. Те, что олицетворяли собой мощь всего Софийского дома - пресвятой новгородской церкви. С храмами белостенными, с монастырями дальними, с вотчинами, землями богатейшими. Пимена с Варсонофием очень интересовал Ставр. Не любили они боярина - слишком независим тот был да неудобен. О том, что Феофилакт-игумен человечку своему следить за Ставром поручил, - прознали. Откуда - не сказывали, но прознали. Может, кто из Феофилактовых людей проговорился невзначай, а может, и Гришаня-отрок… Не суть… Обступили Феофилакта-игумена - Бог, мол, делиться велел! Вот и ты поделись, отче. Информацией своей поделись, веданьем тайным!
Игумену деваться некуда. Не с руки со старцами софийскими ссориться, как бы от той ссоры самому худо не было. Махнул посохом Феофилакт, согласился…
Тут вдруг и Гришаня-отрок. От владыки болезного с писанием шел. Нет, чтоб переждать, покуда не уйдут, старцы-то… Не, некогда… куда уж…
Сунулся в палату… ой!
- Иди сюда, отроче! Олег Иваныча усадьбу ведаешь?
…Тем временем Олег Иваныч в задумчивости проехал Торг - "Квас, квас, кому квасу? Сбитень, сбитень, горячий!" - и свернул на Лубяницу. В начале улицы, на крыше заброшенной часовни, каркали вороны. Олег посмотрел недовольно - ишь, раскаркались. Да и часовня… Хоть бы перестроил кто или снес. Стоит, расхристанная, кустарником густым поросшая, глаза мозолит…
Господи! А кто это у часовни? В кустарнике… Красивый, надменный, в кафтане цвета смарагда. Боярин Ставр, кто ж еще-то? Вспомни козла - он и появится.
Олег Иваныч сплюнул, поворотил коня - не хотелось ему встречаться с боярином, даже здороваться не хотелось. Так бы и проехал мимо… как вдруг возок быстрый пролетел мимо, обдав грязюкой, - вот сволочь, кучер-то! Черт! А кучер-то - Никодим! Софьин кучер…
Остановился возок у кустарника, напротив часовни. Маленькая часовня, покосившаяся, сложенная из почерневших от времени бревен. Перед часовней деревянный крест с иконкой. Темная иконица-то, не разобрать, какой святой там. Пред иконой лампадка. Горящая! Видно, не совсем заброшена часовня-то!
Увидев возок, Ставр сошел с коня, оглянулся. Олег Иваныч тоже спешился, чтоб не отсвечивать зря, привязал каурого к молодому дубку, ржания неуместного опасаясь. Надеялся, что украсть не успеют. Сам затаился. Интересно стало - что там за дела у Никодима со Ставром.
Боярин подошел к самому возку, наклонился почтительно. Почтительно? Заинтригованный, Олег Иваныч осторожно подобрался ближе.
В возке была Софья! В черном одеянии, только поясок серебряный вкруг стана тонкого. Теплый - из чернобурой лисицы - плащ, платок бязевый, поверх - шапка, черным блестящим мехом оторочена. Долги ресницы, очи коричневым золотом плавятся…
Ставр улыбнулся, сказал что-то.
Олег Иваныч не знал, что и думать. Как-то неловко себя чувствовал. Ну и что с того, что Ставр встречается с Софьей? Может, случайно, - как и он сам их увидел - чистый случай… А может… Может, любовники они? А он, Олег, кто Софье? Никто. И никакого права вмешиваться в ее личную жизнь не имеет. Но Ставр же - садист! Может быть… А может и не быть… Вилами по воде… Впрочем - скорее всего… А с другой стороны, боярин - красивый молодой мужик, умный, богатый, знатный - чего еще нужно бедной вдове для полного счастья? И кто такой Олег? По сути дела, человек зависимый. От Феофилакта. Рассердится игумен - прогонит и с работы, и с усадьбы. Как тогда жить? В леса податься, разбойничать? Или сбитнем торговать, на пару с Олексахой? Олег Иваныч улыбнулся. Только улыбка вышла какой-то жалкой, грустной.
Ну уж - подслушивать, так до конца. Совестью Олег Иваныч в таких случаях давно не терзался - не та работа - что здесь, что тогда, раньше…
- …клянусь, Софья! - яростно шептал Ставр. - И не смей обвинять меня в смерти Олексы, я любил его, как родного брата… как тебя!
- Тебе нужны только его сокровища, Ставр, - тихо отвечала Софья. - Да и я… я тоже вряд ли так уж нужна тебе. Никогда я не приду на твою усадьбу, никогда, слышишь! Никогда!
(Олег Иваныч возликовал в кустах!)
- Тогда помни, Софья, - это последнее мое слово! Последнее! - боярин в бешенстве вскочил на коня и хлестнул плетью. - Прощай, Софья… И помни!
И только грязь из-под копыт полетела… Миг - и скрылся боярин за поворотом.
Софья что-то крикнула Никодиму, тот кивнул и стегнул лошадей.
Проводив взглядом быстро удаляющийся возок, Олег Иваныч выбрался из кустов, отвязал каурого. "Никогда я не приду на твою усадьбу! Никогда!" Молодец, Софья! Однако… Что за дела у нее со Ставром, козлиной безрогим?
Набить ему морду, что ли? Нет, рано - потом проблем не оберешься. Черт, а хотелось бы…
Сам себя не понимал Олег Иваныч. Казалось бы, что за дело ему до свободной новгородской женщины, намного выше его по своему положению, с которой и знаком-то не особенно близко? А вот, поди ж ты - захолонуло сердце…
В смущенных чувствах, медленно, отпустив поводья, ехал Олег Иваныч вдоль по Лубянице - длинной новгородской улице, как и все прочие, мощенной дубовыми плашками, положенными на коровьи челюсти. На душе было - не пойми как… И радостно, с одной стороны… А с другой - грустно…
Корчма по пути попалась, их много было на Лубянице. Посмотрел на нее Олег Иваныч, постоял, подумал… и решил - в тему!
- Березовицы пьяной, - заказал с ходу. - И пива! Нет, ни капусты, ни пирогов не надо. Впрочем, давай один, с белорыбицей.
Рядом, за столом, сидел хорошо одетый мужик чуть постарше Олега, солидный, с черной окладистой бородой, в черном бархатном кафтане с серебряным узорочьем. По виду - боярин или богатый купец. Пил не закусывая - березовицу, как и Олег, запивал пивом.
Потом повернул лицо. На Олегово питие глянул, усмехнулся. Протянул руку:
- Селивантов, Панфил. Староста купецкий.
- Очень приятно. Олег… За знакомство?
- Давай. Эй, человече! Тащи березовицы пару кружек!
Неплохой мужик оказался, Панфил-то. Это Олег Иваныч уже после второй кружки понял. В корчму тоже с проблемой зашел - с женой поругался. Качественно так поругался - с воплями, с тасканием за бороду, с битьем посуды. "Да убоится жена мужа своего" - то не про новгородских женщин сказано!
А причина-то пустяковой была… подумаешь, вчера на гулянье молодых девок лапал - а что, не мужик, что ли? Тем более - дети-то взрослые уже…
- Дак не то чтоб так, - махнул рукой Панфил. - А вот эдак! Короче, обидно.
- Понимаю. Прозит!
После четвертой кружки - плясать пошли. Музыканты - гусли, свирель, два бубна - явно что-то рок-н-ролльное наяривали - ноги сами в пляс шли.
Маленькой мальчишке
В горенке сидел.
В горенке сидел,
Свое горе терпел.
Сушил, крушил сердце,
Знаю, для кого,
Знаю, для кого -
Для любезной своей!
Эх-ма! Эх-ма!
Рок-н-ролл! Казачок!
Ну, "рок-н-ролл - казачок" - это уж Олег Иваныч припевал. Любил попеть, как выпьет, - хоть ни слуху, ни голосу.
Тут и девки какие-то нарисовались. Ничего девчонки - одна беленькая, другая потемнее, брюнетка. Беленькую Катей звать.
Поплясав, сели на лавку.
- Эй, человече!
Девок березовицей угостили - за жизнь беседа пошла. Панфил уже, правда, носом клевал. Жаль - салатницы не было. Олег Иваныч музыку слушал - заслушался: душевно музыканты наяривали - было очень похоже на вторую часть известной композиции "Эйпрел" из альбома группы "Дип Перпл" одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года.
Интересно, куда они первую часть дели?
Пойти спросить?
- Панфил, Катя… Счас приду!
Когда Олег Иваныч вернулся обратно, его место за столом было уже занято наглым молодым человеком с рыжеватой бородкой. Рыжий этот пришел не один - с компахой таких же, как и он, - молодых нахалов, сосок двадцатилетних. Ни ума, ни опыта жизненного - зато гонору хоть отбавляй.
Рыжий нахально отодвинул Панфила и приобнял блондинку:
- Так, говоришь, Катей зовут?
Компания явно нарывалась - шумела, выпендривалась, приставала.
- Эй, парень, это мое место, - подойдя ближе, сурово произнес Олег Иваныч.
- Что? Было твое. Иди, гуляй, человече.
Ах, гуляй?
Разъяренный Олег Иваныч больше не разговаривал, а заехал рыжему в морду. Хорошо заехал, душевно! Только ноги над лавкой мелькнули…
- Получи, соска!
- Наших бьют, ребя!
Нахалы повытаскивали ножи. Дурачки… Олег Иваныч нехотя выпростал шпагу. Эх, не хотел он драться…
Впрочем, шпага не очень понадобилась. Дремавший до того Панфил вдруг пробудился и, согнав девок, схватил в руки лавку.
Эх, раззудись плечо!
Прямо как в былине поется - махнет левой рукой - улица, махнет правой - переулочек.
Побитая молодежь, явно не ожидавшая такого отпора, с визгом поспешила ретироваться.
- И враг бежит, бежит, бежит! - громко пропел Олег Иваныч, и тут пущенная напоследок кем-то из молодых нахалов тяжелая деревянная кружка попала прямо ему в лоб…
Он пришел в себя на широкой лавке в усадьбе Феофилакта. Высвечивая бледными лучами танцующие пылинки, сквозь слюду окна тускло светило холодное октябрьское солнце. Башка трещала, раскалывалась - в корчме вылакал вчера изрядно, уж никак не меньше ведра… Интересно: с кем и по какому поводу?
Ах, ну да… с Панфилом… Драка еще была… блин. Кваску испить, что ли?
Подняться на ноги не получилось. В голове словно взорвался салют, ударив по глазам яркой своей разноцветностью.
Чуть приподнявшись, Олег Иваныч тут же повалился обратно на лавку.
- Не торопись вставать, кормилец, - с усмешкой на тонких губах подошел к лавке какой-то смутно знакомый человек в опрятном темном кафтане, с аккуратной бородкой. В руках держал братину с пахучим варевом. От варева поднимался к потолку горницы пряный зеленовато-коричневый дым.
- Испей-ко, Олег Иваныч.
Олег Иваныч попытался слабо сопротивляться. Кто его знает - что за варево? Может, из таких, что на тот свет отправляют, прямым ходом, без пересадки. Как там у "Ирапшн"? Билет в одну сторону… Не хотелось бы. И так уже, кажется, там чуть не побывал.
- Ты… Ты кто? - еле-еле разлепив губы, тихо спросил сыщик. Незнакомец, вернее - смутный знакомец, - улыбнулся. Улыбка у него оказалась приятная, добрая, словно у врача-педиатра.
- Терентий я. Помнится, третьего дня покойничка вместе осматривали.
- А, патологоанатом, - узнал Олег Иваныч. - Ну, давай свою микстуру… А Панфил где, староста купецкий?
Геронтий пожал плечами: