Не прошло и двух дней, как уже почти оправившегося от раны Олега Иваныча вызвал через гонца Феофил. Встретил ласково - он всех в последнее время встречал ласково, кроме, пожалуй, несчастного Пимена, - сразу же познакомил с главой будущего посольства Никитой Ларионовым. Господин Ларионов - невысокого роста, подвижный, с живыми черными глазами - чем-то напоминал Олегу Геронтия. Такой же аккуратный, только повзбалмошней, позадиристей. Не молод - чуть постарше Олега. Взгляд прямой, открытый, но это так, к слову, - Олег Иваныч давно уже не верил открытым да честным взглядам, с тех давних пор, когда еще работал опером в родном РОВД. Вооружились изрядно - Феофил не жадничал - лихих людей на пути хватало. Охрана - все воины-профессионалы - в пластинчатых доспехах, надетых поверх длинных кольчуг, в стальных поножах, в шеломах с забралами в виде львиных морд. Мечи, секиры, копья, не говоря уж о самострелах, даже ручница имелась, для пущего врагам страху. Поди, возьми молодцов этаких! Господин Ларионов поверх кольчуги серебристой панцирь надел шикарный, миланской работы, черненым серебром украшенный. А Олег Иваныч. Олег Иваныч давно уже присматривался во владычных палатах к доспехам немецким - подарку орденскому. Эх и доспехи - красивы - не то слово! Изящны и совершенны, как изгибы тела любимой женщины. Вот только не тяжелы ли будут, в походе-то? Да и как надевать их?
- А ты, господин Олег, только верхнюю часть надевай, - посоветовал опытный Никита. - Чай, не на турнирах сражаться едем. Облачаться в них просто, смотри…
Действительно, просто. Затянули пару ремешков, кое-что подвинтили… Да не особенно и тяжело. И удобно - Олег сделал пару фехтовальных движений - нигде ничего не жало, не звякало, не мешало. Да эти латы рядом с бронежилетом - все равно что "мерседес" перед "запорожцем". Вот и верь в прогресс техники! Какой же тут прогресс? Регресс один. А врали-то господа историки: тяжелы-де доспехи рыцарские, ни рукой, ни ногой не шевельнуть, - да ни фига подобного! Очень даже шевельнуть! При нужде - даже боксом заниматься можно.
- Ну, все, господин Олег, - попрощался глава посольства. - Завтра с утречка выезжаем.
- Дай Бог - в добрый путь!
Оба разом перекрестились на висящие в красном углу иконы.
Утро выдалось морозное. Трещал под копытами снег. Слева, за покрытыми белым лесом холмами, брезжил красноватой дымкой рассвет. Впереди лежали восемь дней пути - обычно столько времени добирались от Новгорода до Москвы. Позади поднимались к стылому небу купольные храмы Великой республики.
Ехали лесными дорогами, а чаще - уже замерзшими реками. Весело стучали по льду копыта, ржали кони, перекрикивались воины. Для ночевок выбирали небольшие поляны, в стороне от дороги, тем не менее - пользуемые: частенько находили оставленные кострища, еще дымящиеся, и охапки дров рядом. Утром, выезжая, так же, по обычаю, не забывали нарубить дров для едущих следом путников.
Передвигались, тьфу-тьфу, без особых приключений - хищники (серые и двуногие), видно, не решались связываться с хорошо вооруженным отрядом. Только блазнилось иногда - вроде как позади скакал кто-то… Пару раз даже слышалось лошадиное ржание. А может, казалось… Потом, после одной из ночевок, ржание слышалось впереди. А потом вообще исчезло. Ну и черт с ним.
Так и доехали до Тверской земли, проехали Волоцкий монастырь - совсем ничего до Москвы оставалось, господин Ларионов уже было и дух перевел, как вдруг, проезжая пустошь…
Выскочив из кустов, с обеих сторон разом навалились всадники в стеганых тегиляях, в колпаках, с саблями, с луками. Помчались стаей, словно волки, и так же, по-волчьи, выли.
По знаку Никиты воины без особой спешки выстроили лошадей вкруг. Выставили вперед копья, опустили забрала - ждали. Как только стали видны белки глаз передних всадников, Никита взмахнул рукой. Грянула ручница, и давно настороженные самострелы выпустили смертоносный заряд. Мало какая стрела пролетела впустую. Целились без суеты, тщательно, чего нельзя было сказать о нападавших. Те верещали, наскакивали без всякого толка и так же бестолково гибли. Потом беспорядочно отступили.
Олег, радуясь вместе со всеми, отер от крови шпагу.
Рано радовались!
- Смотри-ко, робята, снова!
Опять жуткие вопли и свист стрел - одна ударила Олегу в латы, слава богу, не пробила, но удар был сильный. Белый снег оросился кровью. Несколько воинов упали, пронзенные стрелами. А те, в тегиляях, все прибывали, визжали, привставая в седле, крутили над головами саблями, словно татары. И было их все больше и больше…
- Круг! Держите круг! - напрягаясь, кричал Никита.
Впрочем, все и без него понимали, что только в этом - спасенье. Хотя бы - надежда. Если враги прорвут строй - все! Налетят саранчой, сомнут, забросают стрелами.
Поэтому - держались. Место выбывшего во внешнем кругу сразу же занимал другой. Вот только слишком часто стали появляться выбывшие.
Наступил и Олегов черед. Сжав в руке шпагу, выставив вперед круглый щит с небольшим умбоном, он молча ждал. Отделившись от остальных, крутя над головами саблями, прямо на него неслись трое. В тегиляях с поднятыми воротниками, застегнутыми до самых глаз.
Ну, ан гард!
Удар с наскока!
Силен… Но и мы тоже не лыком шиты.
Уклонение… Отводка… Ложный финт… Контратака и захват… завязыванием… Словно змея, обвилась Олег Иванычева шпага вокруг сабли московита. Неуловимое движение и… Она! А ну-ка, сбегай, полови сабельку… А теперь наш черед! На!!!
Узкая шпага пронзила стеганый кафтан легко, словно масло. Убитый Олегом шильник навзничь повалился в седле. И тут же наступила очередь второго. Осторожнее надо быть, шпага - оружие коварное.
Осторожным оказался третий. Он долго кружил рядом, не решаясь сделать выпад, потом, вдруг резко поднявшись в седле, швырнул в Олега короткую пику. Страшный удар!
Олег Иваныч еле успел пригнуться. Сорвало шлем, порезав разорванными ремнями шею. Ах ты, черт, плохо без шлема-то. Теперь любая стрела…
Дико хохоча, нападавший ускакал прочь, развернулся, доставая из колчана лук… Знал, поганец, что никто не будет его преследовать - все держали строй. Слева и справа от Олега звенели перекрещивающиеся мечи и сабли, раздававшаяся вокруг ругань, крики и стоны смешивались с ржанием лошадей в густой навязчивый шум, шум битвы.
Олег поднял повыше щит. Не заметил, как промелькнула стрела. Потом еще одна… и еще…
Его явно забивали, выцеливали… словно из пулемета. Тут хоть ты какой фехтовальщик…
Еще одна такая очередь - и не видать Олегу Иванычу Москвы, как своих ушей… а также и Новгорода не видать. И Софьи…
А вражин-то, кажется, меньше стало! Эх, не было б у них столько стрел. Черт! Этих еще не хватало.
Выставив вперед длинные копья, из-за холма выехал отряд тяжеловооруженных воинов на покрытых кольчужными попонами конях. Предводитель - на вороном коне в богатой сбруе, в черном плаще, черненых пластинчатых латах с зерцалом, в матово-черном шлеме с опущенным забралом в виде маски злобного ощерившегося волка. Черный рыцарь. Казалось, он усмехается там, под забралом.
Ну, все… Этого удара им уже не выдержать. Сейчас рыцари опустят на упоры тяжелые копья. Поляна для них вытоптана. Ага, вот, значит, для чего те, в тегиляях, так бестолково метались. Не такие уж и глупцы, оказывается.
Они так и продолжали осыпать обороняющихся градом стрел.
Черный рыцарь с маской волка, выехав вперед, поднял руку. Затрубили в рожки.
И град стрел вдруг утих.
И всадники в тегиляях исчезли в лесу, словно и не было их никогда.
Черный отряд медленно проехал мимо опешившего посольства и скрылся за ближайшим холмом.
Москва показалась внезапно. Вынырнула из гущи лесов за поворотом, сразу за монастырем, растеклась вдоль замерзшей реки деревянными избами, узорчатыми крышами теремов взметнулась в серое небо. Меж домами изрядно тянулись пустоши, видно - поля. За рекой виднелись еще какие-то многочисленные постройки. По обоим берегам реки тут и там торчали замершие на зиму мельницы. Вообще же город производил впечатление довольно обширного. Может, и в самом деле таковым был, а скорее просто казался, поскольку никаких четких границ городской черты не имелось - ни достойной стены, ни глубокого рва, ни раскатов, так что нельзя было сказать наверное, где кончался город и начинались слободы. Каменных зданий в Москве было мало, не то что в Новгороде; на Олега Иваныча, как и на многих посольских, город произвел двойственное впечатление: пришибленности и силы. Основной цвет здесь был - серый. Серые избы под серыми крышами, серые ограды, темно-серые одежды встретившихся по пути жителей, лица которых тоже казались серыми. Лишь кое-где, крайне редко, словно посланцы совсем иной жизни, сверкали золотые купола храмов.
Остановившись, посольские спешились и помолились. Слава те, Господи, добрались! Схоронили, правда, троих, да двое ранено… Ну, еще легко отделались, бывало и похуже.
Специально ночевали в лесу, чтобы прибыть в Москву утром. Ночных гостей не любила Москва, как и любой другой город, многие улицы на ночь перегораживали огромные бревна, судьба запоздалых путников была незавидна - мздоимство и ярость московской ночной стражи пользовались печальной известностью далеко за пределами княжества.
Несмотря на ранний час - едва встало солнце - узкие кривые улочки были полны народу. Замерзшие реки (Яуза, Неглинная, Москва-река) представляли собой что-то вроде растянутого в длину новгородского Торга. Прямо на льду - уже на диво крепком - были устроены прилавки, с коих торговали всякой всячиной: говяжьим и свиным мясом, дичью (в основном зайцами), битой домашней птицей, яйцами, рыбой. Целые туши ободранных от шкур коров стояли на собственных ногах каким-то изуверским стадом. Кричали, нахваливая товар, продавцы, толкались покупатели, мужики-грузчики, ругаясь, разгружали многочисленные подъезжавшие сани с объемистыми тюками и пузатыми бочками.
Белокаменный Кремль, раскинувшийся меж Москвою-рекой и Неглинной, произвел на Олега Иваныча гораздо более солидное впечатление, нежели остальной город. Несколько храмов, великолепные каменные хоромы великого князя, митрополита и самых знатных вельмож свидетельствовали о несомненном богатстве Ивана Васильевича, о его силе и том уважении, коим пользовался этот государь среди своих подданных. Рядом с крепостью располагался обширный, огороженный мощной стеной дом - как пояснил Никита: двор господ купцов. В основном - иностранных. Там же продавались и товары: перец, шафран, шелк, меха. Каждый мех, в зависимости от цвета, длины и густоты шерсти, стоил три-четыре деньги, недешево, одним словом. Олег Иваныч хотел было привезти что-нибудь в подарок Софье, да, узнав цену, плюнул.
Их разместили в крепости, в одном из зданий. Занимающийся посольствами приказной дьяк Федор - молодой худощавый мужчина с умными темными глазами - распорядился насчет кормления и проживого.
Олегу Иванычу он показался совсем неплохим человеком, этот дьяк, по крайней мере - встретил всех с улыбкой и на вопросы старался отвечать честно.
Примет ли великий князь? Бог весть… Скорее всего, да, коль велел принять с честию. Согласится ли митрополит Филипп на официальное поставление Феофила архиепископом? Филипп-то, может, и согласится… Да не от него одного то зависит. На Москве и посолидней человек, чай, найдется… князь Иван Васильевич, государь великий. Стригольники? Да, государь их жалует. А что вы так стригольниками интересуетесь, господа хорошие, может, вы и сами стригольники? Пошто смеетесь? Кто хочет, может к вечеру подойти в церковь на Кузнецкой. А лучше, сначала ко мне, во-он за тем храмом - приказные палаты. Спросить дьяка Федора Курицына, то я и есть. Заходите, рад буду побеседовать. А вообще, завтра будьте готовы, может, и примет вас великий государь.
Государь принял.
Нигде не видал еще Олег Иваныч такого нарочито подчеркнутого богатства, даже когда, еще будучи опером, осматривал трехэтажную дачу одного блатного авторитета. В просторной зале, с полом, выложенным цветным камнем, блестели в свете свечей стены, забранные тяжелой золотистой парчою. Посреди залы, на возвышении, стояло украшенное драгоценными камнями кресло, по обеим сторонам которого рядами стояли бояре в дорогих шубах. Тряся бородами, бояре рассматривали посольство и вполголоса переговаривались меж собою.
Вдруг все стихло. Слева, напротив кресла, открылась маленькая, обитая золотом дверь. В окружении телохранителей в белых кафтанах, быстрым шагом в зал вошел молодой красивый мужчина, высокий, худощавый, с несколько отечным лицом, остроконечной бородкой и узким, с небольшой горбинкой, носом. Длинные - шитые золочеными нитками-канителью - одежды вошедшего развевались, словно крылья чудесной птицы павлина. Усевшись в кресло, мужчина - как догадался Олег Иваныч, это и был великий князь московский Иван Васильевич - благосклонно кивнул посольским.
Бояре по сторонам замерли, вытянулись в струнку, словно солдаты-первогодки перед подгулявшим дембелем. Заглядывали в лицо князю угодливо, каждый думал - а меня, меня видел ли государь-батюшка? Вот оно - раболепство-то московитское! Олег Иваныч презрительно хмыкнул. Не по нему то…
Стоявший впереди Никита Ларионов, обернувшись, весело подмигнул ему и низко поклонился. Поклонились и все посольские.
Терпеливо выслушав приветственную речь посланника, Иван дождался наконец изложения истинных целей посольства. Идея приезда Феофила для официального поставления особой радости у него не вызвала, впрочем, как и неприязни тоже. Немного помолчав, Иван поблагодарил ("почтил") посла и таки дал согласие на приезд Феофила, поскольку разрешение Москвы - дело важное:
- Как было при отце моем, и при деде, и при прадеде моем, и при прежде бывших всех великих князьях! А власть бо наша - всея Руси власть, не токмо Москвы, да Твери, да Новгорода, род же князей московских - есть Володимерский и Новгорода Великого и всея Руси!
Всея Руси! - снова повторил князь, уже громче, чтоб слышно было - на всю залу, чтоб не осталось ни у кого никаких в том сомнений.
Послы поклонились.
Дело вроде бы было окончено. Впрочем, нет… Про обед-то забыли!
А Иван не забыл - пригласил, как же! В соседней зале лично кивнул на широкие скамьи, рядом с собою. Почет немалый…
Обедали часа два - по местным меркам - недолго. Медовые каши, рябчики в тесте с грибами, жареные перепела, калачи, пироги с творогом, мясом, грибами, жаренный на вертеле поросенок, копченый осетр, белорыбица, стерляжья ушица - все это только для начала. Для аппетита, так сказать. Потом еще была дичь жареная да вареная, да суп из потрохов гусиных, да похлебка из заячьих почек, да… Олег Иваныч почти сразу наелся - боле ничего в рот не лезло, кроме вина, разумеется, - а Никита Ларионов да еще пара его помощничков-дьяков - те, хоть понемножку, да от каждого блюда попробовали. Олег Иваныч аж им позавидовал - сам сидел, аки кит, на брег коварной волной выброшенный. Мальвазеей да стоялым медком по первости перебивался, а потом, с подачи Федора Курицына (дьяк сей рядом сидел), московское твореное вино хлебное распробовал. Кристальной чистоты продукт оказался - настоящая русская водка, не какой-нибудь там перевар!
Великий князь долго со всеми не сидел, выпил винца да вышел, рукой махнув на прощанье - обедайте, мол, не брезгуйте милостию государской. Без Ивана-то веселье не в пример бойчее пошло! Музыканты, что в углу сидели, по гуслям вдарили, песню запели. То ли "Батяня-комбат", то ли какую свою, местную…
- Федя, подай-ка мне, пожалуйста, вон то суфле!
- Это холодец, мой господине.
- Ну, тогда холодца. Здрав будь, Федор!
- И тебе так же, Олежа! Не забудь севечер ко мне на огонек заглянуть.
Хорошо сидели, весело! Еще б девчонок… Да только не в Московском княжестве. Московские-то жёнки все по дворам сидели, носа не казав, окромя как на Торг да в церковь, не то что в Новгороде. Тамошние-то девки и сами давно б примчались, никого особо не спрашивая. Эх, где вы, где вы, вольности новгородские?
Небольшой кабинет приказного дьяка Федора Курицына был почти полностью уставлен книгами. Книги стояли на специальных полках, блестели тисненой кожей на подоконнике, лежали в объемистых сундуках, внутри и сверху, громоздились на столе высокими разномастными штабелями.
Вошедший Олег Иваныч не сразу и обнаружил хозяина, впрочем, тот был не один - рядом с дьяком, на лавке, азартно обсуждал какую-то раскрытую книгу молодой священник в рясе. Обрамленное темными волосами лицо священника озаряла открытая улыбка.
- Алексей! Отче! - узнал Олег Иваныч известного новгородского стригольника. Значит, правду говорили, что подался он на Москву, чуть ли не по приглашению самого великого князя!
- Олег Иваныч! - обрадованно воскликнул отец Алексей. - Рад видеть тебя в покое и здравии, денно и нощно!
Он явно был рад встретить земляка и не скрывал этого. Расспрашивал о новостях, о знакомых, видно было - скучал по Новгороду. Узнав о злоключениях вощаника Петра, возблагодарил Бога за его счастливое избавление; удивился, услыхав, что отрок Гришаня едва не был подстрижен в монахи.
- Монахи - се зло, - оторвался от книги дьяк Федор (так вот он зачем к себе зазывал - наверняка по Алексеевой просьбе!).
- Зло великое, - согласно кивнул священник. - И монастыри зло, ибо ничего не сказано о них в Святом Писании. И об иконах не сказано, ибо суть сотворенные вещи, человечьи, но не Божеские!
Во попал!
Олег Иваныч чуть не присвистнул, сдержался вовремя. Самый вертеп стригольничий - вот он, оказывается, где - на Москве, в приказе Посольском! В лице самого главного приказного дьяка! Чудны дела твои, Господи.
Покачав головой, Олег Иваныч взял со стола первую попавшуюся книгу. Красива, увесиста, в окладе серебряном, ровно икона. Ну, для этих-то мужей книги - и верно, иконы вместо. Открыл, рисунки - загляденье, краски яркие, шрифт ровный, готический…
- Сие о Владе Цепеше, воеводе Мустьянском, - поднявшись с лавки, пояснил Федор. - Много лжи о нем, и нет в книжицах одинаковости. Так, обрывки только. Может, случится когда быть при дворе Матьяша, короля мадьярского… - дьяк мечтательно уставился в потолок, - …там прояснить много чего можно б было… А опосля - и книжицу написать о воеводе валашском…
Снаружи загромыхали шаги по ступенькам крыльца. Вошел важный господин, кряжистый, приземистый, бородатый. В зеленом, до пола, кафтане, в небрежно накинутой сверху бобровой шубе…
Кивнул дьяку, оглянулся… Батюшки святы!
Видно, сегодня день нечаянных встреч. Иван Костромич, купчина изрядный! Тихвинский погост, Нево-озеро, владычный поруб…
Олег Иваныч давно догадывался, конечно, что совсем не тот Иван человек, за кого себя выдает, но чтобы вот так, нос к носу, столкнуться с ним в Московском Посольском приказе…
- Здрав буди, господине Олег, - ничуть не удивившись, произнес Иван. - Как пир у государя? По нраву ли?
- По нраву, по нраву, Иване, - справился со своим волнением Олег Иваныч. - Особливо хлебное вино!