Анюта возвращалась домой с теткиного подворья в приподнятом настроении. Вчера Михась похвалил ее после этой самой - как же он произносил это слово? - да, тренировки, которая проходила в сарае. В голосе дружинника девушка почувствовала искреннее восхищение и необычайную теплоту. Он, этот сказочный витязь, побывавший за морями, такой умный и добрый, смотрел на нее, как на равную, улыбался ей, жал руку. Девушка почти вприпрыжку летела домой в ожидании скорой встречи с Михасем, которого она... Но Анюта не решалась даже про себя произнести то единственное и оглушительно-радостное слово, отражавшее ее чувства к дружиннику. А еще ее подгонял домой весьма холодный осенний ветерок, от которого совсем не защищала надетая на ней легкая рубаха.
Тетка, увидев ее сегодня в этом летнем наряде, покачала головой, вздохнула и предложила племяннице свою старую теплую шубейку. Но Анюта отказалась наотрез и без всяких объяснений. Ну, в самом деле, не будет же она объяснять, что удар коленом, наносимый сквозь тяжелую плотную ткань, потеряет значительную часть своей силы, тогда как широкий и легкий подол летней рубахи, как это было установлено на мешках с соломой и песком во время этих самых тренировок, совсем не мешает соответствующим движениям. Впрочем, тетка настаивать и не стала, ибо она и так проявила незаурядную самоотверженность, предложив племяннице одежду фактически в ущерб себе самой, ибо пришлось бы ей тогда возиться со скотиной во всем новом, что по деревенским меркам являлось невиданным расточительством.
В общем, настроение у Анюты было приподнятое, даже радостное. Она почему-то почти забыла о грозящей ей опасности. Когда Михась вчера сказал, что она молодец, все усвоила хорошо и ко всему готова, девушка даже вздохнула с облегчением, поскольку ей показалось на мгновение, что дело сделано и она отвела от себя беду своим трудом и старанием. Но она действительно старалась не за страх, а за совесть, да и наставник у нее был весьма опытный.
И когда за ее спиной внезапно раздался грозный рык, Анюта, все еще продолжая улыбаться своим мыслям и ощущениям, автоматически развернулась, четко и быстро выставила руки в глухую защиту. Никифор, выскочивший из-за угла сарая, медленно и уверенно двинулся в ее сторону, занося для удара огромный кулак. Только сейчас Анюта осознала, что страшная опасность вовсе не миновала, а обрушилась на нее, поставив на грань жизни и смерти.
Но девушка вовсе не испугалась. Она испытывала волнение, сердце в ее груди забилось быстро и тревожно. Но это волнение было вызвано не страхом перед самой опасностью. Анюта боялась допустить ошибку, подвести Михася, не оправдать его доверия. За время тренировок и последующих вечерних бесед девушка неоднократно встречалась взглядом с дружинником и видела в его глазах невероятную боль, тревогу, надежду и еще что-то такое, чего она не могла бы объяснить словами, но понимала сердцем. Она твердо знала, что если не справится, погибнет в предстоящей схватке, то и Михась этого не переживет, не простит себе, что не смог ее защитить, и погибнет вместе с ней. То есть Анюта сейчас защищала две жизни, и вторая была ей даже дороже своей собственной.
Девушке казалось, что дружинник в этот момент находится рядом с ней, она даже слышала его голос: "Спокойно, Анютушка, стой, не опускай руки, приклей кулачки ко лбу", - слова Михася, многократно повторяемые на тренировках, сейчас ожили в ее подсознании и действительно помогали ей.
Враг приблизился почти вплотную, выкрикнул яростно:
- Убери руки, падла! Убью!
"Вот видишь, Анютушка, ему бить-то неудобно, значит, закрылась ты правильно. Теперь - самое сложное. Помнишь, что самое трудное в рукопашном бое? Правильно, переход от защиты к атаке. Отвлеки его и иди на сближение!"
- Никифор, свет ты мой ясный, не бей меня, а лучше обними покрепче! - Анюта заголосила так жалобно, с такими завываниями, как никогда бы не стала рыдать по-настоящему даже от самого горького горя, и чуть было не рассмеялась, словно услышав себя со стороны.
Никифор замер с нелепо занесенным кулаком.
"Теперь сближение вплотную и захват. Помни, прижиматься надо плотно, пупок к пупку. Если между вами останется даже небольшое расстояние - можешь получить удар кулаком снизу в подбородок". В подсознании Анюты почему-то всплыло неудобоваримое иностранное слово, произнесенное дружинником лишь один раз: апперкот. Разумеется, лейтенант флагманской морской пехоты Ее Величества Королевы Англии прекрасно знал национальный вид английского кулачного боя.
Руки девушки оторвались от лица, она коротким кошачьим движением зацепила шею врага обеими ладонями, привычно повисла на ней, сделав пружинистую разножку. Анюта уловила рефлекторный рывок противника вверх, сама толкнулась и, рванув его голову к своему правому плечу, разгоняя колено, с диким визгом, произведенным на сей раз не притворно, а с ненавистью и от всей души, нанесла хорошо отработанный страшный удар.
"Пробей его, Анютушка, пробей! Колено согни острее! Руки тяни на себя как можно резче и сильней! Две трети силы удара коленом - за счет рук. Да и он на первом движении, разгибаясь, сам твое колено в себя привезет. После удара бьющую ногу ставь подальше назад, чтобы был разгон!"
Она ударила второй и третий раз. Противник согнулся пополам. Анюта, со всей силой прижав его голову к плечу, упала на колено правой ноги, на три точки, как учил Михась. Чувствуя, что противник, увлекаемый вниз весом ее тела, достаточным, чтобы провернуть этот своеобразный рычаг, получившийся из согнутого под прямым углом человека, стал заваливаться вбок, Анюта, не ослабляя захвата, послала вперед свой левый локоть.
"Ты, Анютушка, как бы бьешь его локтем в грудь, а на самом деле за локтем работает плечо и весь корпус. Он уже сам начал крутиться, а ты лишь помогаешь ему".
Ноги Никифора дернулись вверх, пошли по кругу, обгоняя тело, уже почти распластанное на земле. Анюта, намертво прижавшая его голову к своему плечу, услышала какой-то хруст. Противник внезапно дернулся коротко, судорожно и обмяк.
"Теперь добивание. Противника необходимо обязательно добить, если не хочешь, чтобы он добил тебя. Перехватываешь его шею сзади, руки - в замок, и удушение. Считаешь до ста. Ты же умеешь считать до ста? Умничка!"
Анюта, захлестнув предплечья вокруг шеи уже неподвижного врага в мертвый замок, из которого невозможно высвободиться ни одним контрприемом, лежа на боку на сырой и холодной осенней земле, старательно считала про себя. Внезапно сквозь оглушительно-частое биение собственного сердца она услышала чьи-то шаги, торопливые и неровные. Не переставая считать, не ослабляя захвата, Анюта чуть повернула голову и увидела, как из кустов, росших вдоль заброшенной тропинки, по которой она всего минуту назад шла к себе домой, показался Михась. Дружинник, нелепо припадая на раненое колено, все еще перехваченное лубком, с луком на изготовку, изо всех сил, не щадя себя спешил ей на выручку.
Девушка внезапно почувствовала, как все расплылось перед ее глазами от навернувшихся слез. "Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один..." Никто и никогда, кроме давно умершей матери, не был готов вот так вот самоотверженно и беззаветно броситься к ней на помощь. Ни к кому и никогда она не испытывала таких чувств, как к этому человеку, еще совсем недавно неизвестному ей.
"Сто!"
Михась, продравшись сквозь кусты, увидел поле боя и мгновенно оценил обстановку как полную и безоговорочную победу. Мужик, оказавшийся действительно здоровенным, лежал неподвижно, с неестественным образом повернутой головой. Его толстое брюхо выпирало, как холмик над могилой. Анюта качественно произвела захват для контрольного удушения, которому дружинник обучал ее в последние два дня. Впрочем, это добивание было излишним. Анюта, судя по всему, умертвила противника уже в результате основной комбинации, свернув ему шею с переломом позвонков. Теперь нужно было срочно отступать. Михась, с трудом переводя сбившееся дыхание, внимательно осмотрелся по сторонам. Вокруг не было ни души.
- Анютушка, вставай, уходим! Ты - героиня, все сделала как надо! Ты победила! Слава Руси и Лесному Стану!
Последние слова вырвались из уст дружинника непроизвольно, но Анюта не обратила на них никакого внимания.
Анюта медленно, как во сне, поднялась, не отводя застывшего взгляда от дела рук своих - трупа Никифора, самозваного повелителя и грозы ее родного села, плевавшего на законы человеческие и Божьи с высоты своего сундука с деньгами. Он всего неделю назад покалечил ее, грозился убить. Девушка почувствовала внезапную слабость, все поплыло перед глазами. Михась подскочил к ней, пару раз хлестнул ладонью по щекам. Анюта очнулась, затрясла головой из стороны в сторону, словно разгоняя плывший перед глазами туман.
- Анютушка, милая, уходим!
Анюта кивнула осмысленно, бросилась вслед за Михасем в кусты.
- Теперь пусть ищут вначале этого гада, а потом - здоровенного убийцу. А с тебя, хрупкой девушки, какой спрос? - на ходу скороговоркой рассуждал дружинник, подбадривая свою спутницу.
Михась был на седьмом небе от счастья. Он, раненый, совершенно не годный для строя и боя, сумел все-таки защитить эту чудесную и добрую девушку, спасшую ему жизнь! Их план сработал, и никто не заподозрит Анюту в убийстве, она смело может оставаться в родном селе, где ей теперь ничто не угрожает, поскольку дружки Никифора будут разыскивать того, кто должен был бы быть выше и сильнее их бывшего главаря.
Но только-только начавший выздоравливать дружинник допустил в своих рассуждениях логический просчет. Поскольку Михась был среднего роста, среднего телосложения, да к тому же ранен, он никак не отождествлял себя со здоровенным детиной, каковой образ убийцы должен был бы сложиться в умах потенциальных мстителей и представителей самодеятельных следственных органов. Ему и в голову не пришло, что искать будут его самого. Михась, опять-таки по причине своего болезненного состояния, не обратил внимания на слова отца Серафима, произнесенные две недели назад в их первой беседе, что его сразу после того боя у реки разыскивали опричники. Леший не знал, что тогда, во время этих розысков, князь Вяземский со товарищи и местным воеводою, правившим именем государя в ближайшем городке, лично заезжал в это вот самое село, как и во многие другие, и строго-настрого предупредил старосту и лучших людей села, то есть Никифора с дружками, что в окрестных лесах затаился опаснейший государственный преступник, какового нужно выследить во что бы то ни стало. Самим его лучше не задерживать, поскольку он злобен, силен и способен один голыми руками уничтожить десятерых. Поэтому следует лишь сообщить о нем воеводе и получить за это щедрое вознаграждение.
Вот уже полмесяца, как они прибыли в район поисков и кружили по городкам и селам, постепенно сужая круги и приближаясь к Москве, везде задавая одни и те же вопросы. И ответы они получали одни и те же: "Нет. Не знаем. Не видели. Не был". Катька действовала специфическими методами особников, переодевалась и внедрялась, но также не имела ни малейшего успеха. Впрочем, они не расстраивались и не отчаивались. То, что поиски будут не простыми, было ясно с самого начала.
Маленький отряд, состоявший из десятка всадников с заводными лошадьми в поводу и легкой кибитки, в которой ехала Джоана и везли запасы, приближался к очередному городку. Ввиду малочисленности вверенных ему сил, Разик не выдвигал вперед головного дозора, просто немного растянул походную колонну, что, с одной стороны, позволило бы им не попасть всем одновременно под прицельный огонь из засады, с другой - мгновенно собрать все силы в кулак и противостоять возможному нападению.
Желток выполнял обязанности головного и двигался впереди колонны. Внезапно он поднял вверх руку с раскрытой ладонью, что означало "всем внимание, оружие на изготовку!". Приказ тут же был передан по цепочке, задние подтянулись, коротко и грозно щелкнули взводимые курки пистолей, и отряд плотным строем двинулся навстречу вероятной опасности. Желток, по-прежнему остававшийся чуть впереди, услышал, что всадники, стук копыт коней которых он уловил незадолго до этого своим чутким ухом, тоже поменяли аллюр и перешли на шаг. То, что это были именно всадники, а не какие-нибудь там повозки, Желток понял сразу же. А теперь, определив, что всадники эти также услышали их отряд и готовятся к встрече, он подал второй сигнал "опасность!" и, бросив поводья, пришпорив коня, который был привычен идти в шенкелях, то есть подчиняться управлению одними ногами, подняв оба пистоля на уровень груди, ринулся вперед. Тут же он услышал, что точно так же поскакал с места в карьер пока невидимый всадник с противоположной стороны.
Они вылетели из-за изгиба лесной дороги и резко осадили коней, чтобы точнее прицелиться. Оба противника действовали с удивительным единообразием, более того, они держали в руках совершенно одинаковые пистоли, изготовленные непревзойденными русскими оружейниками Лесного Стана, одеты были в одну и ту же серовато-зеленую униформу, и на головах у обоих были такого же цвета береты. Только на головном уборе Желтка были две синие косые нашивки десятника, а на берете его противника - лишь одна такая полоска, обозначавшая звание головного. Пару секунд бойцы изумленно взирали друг на друга сквозь прорези прицелов, затем оба опустили пистоли и свистнули одинаковым образом, предупреждая своих о том, что опасность миновала.
- Желток?!
- Лексей?!
Они съехались, пожали друг другу руки. Лексей, как младший по званию, отрапортовал первым:
- Следую в головном дозоре отряда, идущего с Засечной черты в Ливонию.
- Следую в составе поискового отряда для выполнения особого задания, - в свою очередь проинформировал товарища Желток.
Впрочем, его маленький отряд уже в полном составе показался в пределах прямой видимости и приближался к ним. С противоположной стороны подъехал головной дозор в составе пяти бойцов. Лешие обменялись приветствиями.
- Брат полусотник, - обратился Лексей к Разику. - Ты наверняка захочешь переговорить с начальником отряда, сотником Смолей. Да и сотник, конечно же, сделает короткую остановку, поэтому я с дозором выдвинусь вперед на полверсты и встану в заслон. Сообщи Смоле, что мы будем ждать его сигнала для продолжения движения.
- Смоля? - изумился Разик. - А кто же остался командовать нашими силами на Засечной черте?
- Никто, - с непонятной Разику интонацией ответил Лексей. - Дождись сотника, он объяснит... Если сможет.
Лексей подал знак своим бойцам, пришпорил коня и ускакал. Слегка сбитый с толку Разик велел бойцам перейти на обочину и спешиться. Сам он, соскочив на землю и передав поводья Желтку, принялся расхаживать взад-вперед прямо посреди дороги.
Вскоре показалась голова колонны основных сил, и Разик понял, почему никто не остался командовать отрядом леших на Засечной черте. Просто этот отряд, вернее, целое войско - около тысячи бойцов - сейчас в полном составе проходило перед посторонившимся полусотником. Лешие ушли с южного рубежа.
Когда Смоля, находившийся, как и положено, в середине походной колонны, поравнялся со стоящим на обочине Разиком, он скомандовал своему отряду короткую остановку. Бойцы, не ломая строя, спешились, принялись разминаться, поправлять поклажу и упряжь. Смоля подошел к полусотнику, они обнялись. В том памятном походе в столицу государства Российского, Москву-матушку, когда лешие спасали от вывоза за рубеж национальное достояние - царскую библиотеку, Смоля был заместителем начальника отряда, Дымка. Он, конечно же, знал, что один из трех друзей, известных практически всем обитателям Лесного Стана, пропал без вести во время боя, прикрывая отход основных сил с обозом, в котором находились бесценные книги, поэтому первым делом осведомился о судьбе боевого товарища:
- Михася-то нашли?
- Ищем. Я возглавляю поисковый отряд. После выполнения задания имею приказ идти на усиление на Засечную черту.
- На усиление? - Смоля зачем-то снял берет, взъерошил рукой коротко стриженные волосы, уже чуть тронутые сединой. - Кого там усиливать-то? Все войска с Засечной черты перебрасываются в Ливонию. Мы, как видишь, в полном составе туда следуем, со всеми боезапасами и орудиями. На рубеже остались только дозорные станичники.
- Значит, будем помогать станичникам, - пожал плечами Разик. - У меня приказ.
- Приказы, конечно, необходимо выполнять, - Смоля надел берет, крикнул ординарцу: - Особника Лося - ко мне!
Но Лось уже и сам, желая узнать причину внезапной остановки, пользуясь своим положением бойца особой сотни, покинул арьергард, в котором находился во время похода, и подскакал к спешившемуся начальнику отряда и его собеседникам:
- Здравствуй, Разик! Михась нашелся?
- Ищем!
- Здравствуй, Лось! - Катерина выдвинулась из-за спин бойцов их десятка, выстроившихся на обочине, чтобы не мешать колонне, и подбежала к своему сослуживцу в таком же, как и у нее, черном берете.
- Катерина?! Здравствуй, боевая подруга!
Сослуживцы крепко обнялись. Разик слегка поморщился, но промолчал, естественно. Объятия соратников - это святое.
- Разик с бойцами после выполнения поискового задания выдвинется на Засечную черту, - проинформировал Лося сотник. - На усиление.
Лось некоторое время молчал, не выражая никаких эмоций, обдумывая услышанное. Затем он огляделся по сторонам и, убедившись, что они стоят вчетвером в отдалении от остальных бойцов и его могут слышать лишь оба начальника отрядов и Катерина, понизив голос, произнес медленно и с расстановкой:
- Среди станичников, оставшихся на Засечной черте, есть несколько человек, в которых я полностью уверен. Это русские люди, отважные и неподкупные. Имена я потом назову. Так вот, я этим людям рассказал, что с той стороны, из Крыма или даже из Турции, через Дикое Поле на передовые дозоры может вскорости выйти наш человек. Разведчик. Он должен сообщить важнейшие сведения: состоится или нет набег крымцев на Русь следующей весной. Поэтому очень хорошо, что ты, Разик, будешь там с бойцами. Дозорные разведчика в поле встретят, а ты его проводишь в Москву, к большому воеводе или к самому царю, если понадобится. Обстановка сейчас сложная...
И Лось кратко, но емко проинформировал собеседников обо всех основных обстоятельствах, связанных с позицией царя в отношении южных рубежей, о его заигрывании с турецким султаном, недоверии к воеводам и пограничникам и о причинах переброски войск.
После рассказа Лося Разик и Катерина, которые уже почти месяц не имели связи со своими и потому не получали новой информации, минуту потрясенно молчали.
- Ладно, братцы, прорвемся, - жестко произнес Разик. - Знать бы только куда? Где сейчас главный враг Руси? В Ливонии, в Крыму или?..
Полусотник не закончил фразу, лишь резко рубанул рукой по воздуху.
- Как руки-то? - спросил Лось. - Раны хорошо зажили, не беспокоят?
Он, как и любой особник, имел прекрасную память, из которой в нужный момент всплывало множество вещей, иногда, казалось бы, совсем мелких и незначительных, но как впоследствии не раз выяснялось - главнейших и решающих.
- Так раны-то навылет, кости и связки не задеты, зажило все за три седмицы. Я уже через месяц саблей как ни в чем не бывало вовсю рубил.