Царствование императора Витрувия III было непродолжительным, но бурным и полным различных происшествий и преступлений. После восшествия на престол, ему пришлось исполнять обещания, данные преторианцам в обмен на их поддержку. Не долго думая, Корнелий Витрувий и его дружок, Кальпурний Постум, ставший префектом претория, заново пересмотрели проскрипционные списки, доставшиеся им в наследство от Никомеда, дополнили их фамилиями многих сенаторов и приверженцев покойного августа, разбогатевших благодаря тем же проскрипциям, и объявили о начале новых репрессий [2].
Город вновь был превращён в арену необузданности и буйства. Множество людей было убито, их имущество частично конфисковано, частично разграблено или раздарено гвардейцам. Для того чтобы внесенные в списки граждане не имели возможности скрыться, улицы Рима патрулировались небольшими отрядами солдат, имевшими право остановить любого подозрительного человека и предать его смерти на месте, не обременяя несчастного утомительными судебными процедурами. Бедные граждане не знали покоя даже по ночам, ибо преторианцы, опьяненные безнаказанностью, врывались в дома, заявляя при этом, что они ищут врагов государства, оскорбляющих величие первого лица Империи.
Освободившиеся места в Сенате пустовали недолго. По желанию Корнелия сенаторами стали многие его друзья-преторианцы.
Дворец превратился в военный лагерь. Опасаясь за свои жизни, император и префект претория перевели большую часть гвардейцев в Город. Они истратили также значительные суммы на выплату удвоенного солдатского жалованья и награды всем частям, расквартированным в Риме.
Будущее не сулило ничего хорошего новоизбранному августу. Положение Корнелия было весьма непрочным и двусмысленным. Провинции, ранее принесшие присягу Витрувию-Никомеду, не выказывали теперь особого желания признавать очередного узурпатора и явно выжидали того момента, когда определиться несомненный фаворит, способный обеспечить мир, покой и порядок на длительный период времени.
Войска, расквартированные в этих провинциях, обязались защищать границы государства от любого внешнего врага, отказавшись, однако, участвовать во внутренней смуте, предложив двум соперникам договориться полюбовно о разделе власти. Армия под командованием Кассия Дака шла к Городу, не встречая сопротивления. Полководцы, поддержавшие Никомеда, узнав о гибели императора, частью устранились от схватки за престол, частью перешли на сторону командующего мезийской армией, домогающегося трона Империи. Таким образом, единственной областью, признавшей нового принцепса, был Рим, а единственной силой, на которую с большими оговорками, мог опереться Витрувий III, были преторианцы и солдаты городских когорт. Причем первые были донельзя развращены своеволием, а вторые недовольны собственным положением, с их точки зрения незаслуженно принижаемом.
Поняв, что власть ускользает из их рук, Корнелий с Кальпурнием решили скрасить свое жалкое существование. Погрузившись с отвагой обреченных в пучину пьянства и разврата, они превратили Палатин [3] в подобие портового борделя. Ежедневные празднества и ночные попойки сделали Корнелия сущим чудовищем. Постоянный страх за свою жизнь перерос вскоре в манию преследования. Корнелий подозревал всех и, желая обезопасить себя, постоянно менял приближенных. Особое удовольствие он получал, стравливая людей между собой, с радостью наблюдая, как они уничтожают друг друга в тщетном стремлении возвыситься за счет поверженного противника.
Убедив себя в том, что Кальпурний хочет занять его место, Корнелий приказал схватить префекта и, подвергнув его самым мучительным пыткам, добиться от него признания.
Когда же Кальпурний умер, так и не сознавшись, император устроил погубленному товарищу пышные похороны. Весь путь от дворца до погребального костра август шел пешком, вслед за носилками с телом префекта, одетый в грязное рубище, босиком, безудержно плача и причитая, словно профессиональная плакальщица, беспрерывно посыпая голову пеплом из большого котла, который несли перед ним четыре раба. Произнося надгробную речь, он превозносил достоинства покойного, восхвалял скромность и доброту умершего, простоту и непритязательность жизни Кальпурния, горько сетовал о безвременной кончине столь славного мужа, истинного римлянина по духу и происхождению. Затем Корнелий внезапно стал яростно проклинать неведомых врагов и тайных недоброжелателей, настроивших его против единственного друга, бывшего искренним в проявлении своих чувств, и не боявшегося прямо сказать о том, что он думает. Прервавшись вдруг на полуслове, он обвел мрачным взглядом молчаливую толпу граждан, с трепетом слушавшую речь императора, и в глазах его потомки гордых квиритов узрели полыхнувшее пламя исступленного безумия:
- Гоните их прочь! - неожиданно взревел дурным голосом Корнелий, указывая солдатам на толпу.
Граждане шарахнулись назад. Солдаты, стоящие в оцеплении вокруг погребального костра, опустили дротики и, ощетинившись отточенными остриями, стали теснить людей. Возникла давка. Солдаты, распаляясь, принялись лупить дротиками по головам людей, уподобляясь пастухам, направляющим движение неразумного стада.
Желание большинства поскорее покинуть место побоища только усилило неразбериху. Людей давили и топтали. Солдаты отбросили дротики и взялись за мечи. Наконец толпа рассеялась, оставив на погребальном поле десятки пострадавших.
Корнелию меж тем подали горящий факел, и он поджег сложенные особым образом бревна, пропитанные специальным горючим составом. Черный жирный дым столбом поднялся к небу.
Рим ненавидел Корнелия, а Корнелий презирал Рим. После избиения, устроенного по его приказу, он страшился появляться на улицах Города даже в сопровождении до зубов вооруженных телохранителей, предпочитая находиться в стенах Палатина, окруженный верными, как он считал, преторианцами.
Его мозг, отравленный вином, рождал химерические проекты, которыми Корнелий делился с завсегдатаями ежедневных оргий. Так, по примеру Нерона, он мечтал уничтожить Рим, но не путем поджога, а с помощью самих жителей Города. "В один прекрасный день, - заявлял император, - я заставлю всех мерзких ублюдков, проживающих в этой вонючей клоаке, своими руками разрушить всё, что они тут понастроили. Они будут работать без отдыха и жрать отбросы, пока не сроют Рим до основания, а потом я прикажу моим воинам убить оставшихся в живых и затоплю это место, чтобы вода навсегда скрыла останки города, постоянно испытывавшего терпение богов. Я буду карающей десницей, уничтожившей рассадник изощренного порока и всевозможных предательств. Я, подобно Геркулесу, очищу Авгиевы конюшни от дерьма, скопившегося в течение многих лет". Или внезапно собирался начать войну против парфян и требовал направить в провинции распоряжения о немедленной отправке войск к восточным границам Империи, совершенно забывая о том, что его власть распространяется не дальше границ императорского дворца. Подверженный приступам безумия, Корнелий становился опасен даже для тех, немногих, кто оставался ему верен. Участь императора была предрешена.
Убили Корнелия комиты-экскубиторы [4], стоявшие обычно во время пиршеств за его ложем. Опасаясь за свою жизнь, август, с некоторых пор, распорядился рядом с каждым гостем выставлять охрану из двух вооружённых телохранителей, объясняя эту меру заботой о безопасности приглашенных.
Однажды, неожиданно для всех присутствующих, комиты, находившиеся на предписанном им месте, приблизились к Корнелию и, нанеся ему несколько сильных ударов мечами, скинули окровавленное тело на пол. После чего, как ни в чем ни бывало, уселись за пиршественный стол и принялись жадно поглощать изысканные яства.
Гости, ошеломленные произошедшим на их глазах убийством, молчали. Остальные экскубиторы смехом и веселыми возгласами приветствовали убийц.
Тут же кубки наполняются вином. Комиты кричат: "Смерть тирану! Да здравствует свобода!" Экскубитор поднимает диадему и, привязав ее к древку копья, размахивает словно знаменем. Весть о смерти Корнелия распространяется по дворцу и вскоре зал заполняется придворными вперемежку с солдатами, бросившими свои посты. Кое - кто из приглашенных на пир незаметно ускользает, но большинство присоединяется к хору торжествующих голосов. Пользуясь внезапно наступившим безвластием, люди теряют всякий стыд и забывают о правилах поведения и приличии. Начинается грабеж. Тащат все, что попадает под руку, разбивают статуи и дорогие вазы, сдирают со стен ковры и портят мозаичные полы, выковыривая разноцветные камешки, принимая их, видимо, за драгоценные.
Рабы смешиваются с аристократами, комиты и преторианцы бегают по комнатам, увешанные разнообразными предметами, соревнуясь в быстроте рук и остроте глаз, из подвалов поднимают амфоры с вином, толпа добирается до дворцовой сокровищницы, но здесь её встречает сильный отряд, перегородивший узкий коридор, и командир его, не склонный шутить, мрачно советует распоясавшимся мародерам разойтись и не доводить дело до кровопролития.
Вид решительно настроенных солдат, готовых по первому приказу применить оружие, охлаждает разгоряченные головы, и толпа поворачивает назад. Но наверху её ожидает еще большее разочарование. Второму префекту претория удается, наконец, собрать вокруг себя достаточное количество воинов, способных исполнять команды начальников и он самым жестким образом начинает наводить во дворце порядок.
Город, недавно, казалось, погруженный в траур, преображается. Улицы полны жителей, многие из которых облачились в свои лучшие одежды, повсюду слышны радостные возгласы. Поздравления и шутки сыплются со всех сторон, бродячие мимы, фокусники, заклинатели змей устраивают бесплатные представления, гордо расхаживающих преторианцев приветствуют как освободителей от гнусной тирании.
Сенат собирается на заседание, храмы устраивают благодарственные богослужения, обильные жертвоприношения обещают прибыльную работу многочисленным жрецам. Вопрос о преемнике решается сенаторами единодушно, они постановляют предложить трон Кассию Даку, как единственному достойному претенденту на престол. Отдельным постановлением объявляются аннулированными проскрипционные списки, прекращаются репрессии в отношении всех поименованных в них лиц и возвращается собственникам или их законным наследникам сохранившееся движимое и недвижимое имущество.
Сенаторы создают специальную комиссию для расследования деятельности государственных и добровольных доносчиков и экстраординарный суд для наказания лиц, в отношении которых будут собраны документально подтвержденные факты такой деятельности.
Однако в тот момент, когда отцы сенаторы увлеченно обсуждали идею праздничных трехдневных Игр, в зале заседаний появилась группа вооруженных преторианцев и возглавляющий их центурион нагло осведомился, по какому такому поводу устроено здесь сборище тупиц и слабоумных баранов. Шквал возмущенных криков был ему ответом. Негодующие патриции повскакали со своих мест, требуя, чтобы гвардейцы покинули здание Сената и впредь не мешали законно избранным представителям народа вершить государственные дела. Одни из них, воздев руки, патетично вопрошали, доколе будет продолжаться своевластие забывшей военную дисциплину солдатни, другие требовали от председателя проявить столь тщательно скрываемое им мужество и показать себя решительным руководителем, могущим навести элементарный порядок хотя бы в стенах сената, не говоря уже о границах Города, третьи, с напускной значительностью, вопили о нарушении гражданских прав, четвертые, сами из бывших солдат, провинциалы и варвары, воспылав душой от унижений, бросаемых в адрес армии, горячо защищали братьев по оружию и лезли в драку.
Возникшую было потасовку прекратили преторианцы, растащив в стороны не в меру разгорячившихся сенаторов, подгоняя непонятливых оплеухами и затрещинами, весьма болезненными. Восстановив, таким образом, порядок, гвардейцы рассыпались по залу, перекрыв входы и выходы, решительным видом демонстрируя серьезность своих намерений.
Центурион, а это был Альфен Сергий Ампий, нагло расположившись на председательском месте, поднял руку, призывая сенаторов к тишине, вниманию и спокойствию.
- Отцы-сенаторы, - обратился он затем к первым лицам государства, - долгое время Империю сотрясают внутренние смуты, не способствующие укреплению могущества и сохранению уважения к Риму среди народов, населяющих ойкумену. Посчитайте, сколько императоров сменилось на престоле за столь короткий промежуток времени, сколько несчастий и неурядиц приносило с собой новое междуцарствие, сколько слез было пролито, сколько мужчин, крепких телом и стойких духом погибло, сражаясь ради алчных проходимцев, жаждущих достичь высшей власти. Задумайтесь о том, что некогда здоровый и цветущий организм государства подорван ныне ужасной болезнью, свидетелями очередного приступа которой мы сейчас являемся. Болезнь эта именуется сепаратизмом, а носителями и распространителями её выступают облеченные огромными полномочиями администраторы, направляемые из столицы Империи в провинции для руководства составляющими наше государство частями.
Люди, самой природой своей призванные сохранять и защищать всеми средствами, предоставленными им отечеством, единство и законы Рима, постоянно и вызывающе попирают государственные установления, нарушают мыслимыми и немыслимыми способами приносимые ими клятвы и наплевательски относятся к священным словам присяги, ни во что не ставя авторитет верховного правителя, каковым является император.
Давно ли государство было вынуждено вести изнурительную борьбу с наместником провинции Сирия Марком Габинием, унизительно вымаливая у него по закону положенную долю захваченных у варваров трофеев? Давно ли трон державы, справедливо гордящейся своим могуществом и деяниями предшественников, мужей храбрых, добродетельных и благочестивых, был осквернен безродным греком, бывшим рабом и вольноотпущенником, усевшимся на место римских цезарей не по праву, а благодаря отвратительному преступлению, творившему многочисленные мерзости, будучи увенчанным диадемой?
Избранный беспутным плебсом, он всячески потакал низменным вкусам толпы, распространяя вокруг себя миазмы гнусного разврата и разложения. Чернь рукоплескала ему и он, принимая поддержку подонков общества за поддержку всего народа, распоясывался все больше и больше, пока неумолимый рок не прервал череду непрекращающихся преступлений, творимых им.
Я мог бы множить и множить примеры угрожающих нам опасностей, но не вижу в этом большой необходимости, ибо каждый, находящийся здесь, может продолжить перечисление их за меня.
Отцы-сенаторы, неужели эта речь не поможет мне убедить вас не допустить очередную ошибку, которую вы, по разным причинам, уже готовы совершить, признав законным государем преступника и узурпатора Кассия Дака? Нет! Думаю я и надеюсь, что разумное большинство не согласиться на сделку с беспринципным меньшинством, желающим половить рыбку в мутной воде наступающего беззакония.
Волею богов император Корнелий-Витрувий скончался, не успев назначить наследника, и преторианская гвардия, всегда добросовестно и честно исполнявшая долг по защите престола и государства, готова в этот тяжкий для родины час взять на себя обязанности по избранию достойного Империи Августа.
Сенаторы встретили речь Ампия благоразумным молчанием. Лишь легкий шум возник на верхних скамьях, где обычно располагались те, кто недавно так яростно защищал армейское братство и, спустя мгновение, утих.
- Я вижу, сенат согласен с принятым преторианской гвардией решением. - заключил Ампий, оглядывая зал. - Весьма похвальное единодушие. Но я еще раз хочу предостеречь вас от совершения необдуманных поступков, ибо, если вы вдруг откажете нам в праве выбора, мы воспользуемся правом силы.
Тут Ампий выхватил из ножен меч, и закаленная галльская сталь тускло блеснула отточенным острием клинка.
- Тогда он выберет вам императора, - угрожающе произнес центурион, - и клянусь Юпитером Карающим, вы горько пожалеете о том, что поступили так неосмотрительно.
После этих слов преторианцы покинули Курию.
Естественно, ни о каком серьезном выборе преторианцы и не помышляли. Став после гибели Корнелия истинными хозяевами в Городе, они не собирались расставаться с приобретенной свободой и возвращаться в лагеря, где, несмотря на их привилегированное положение, жизнь проходила в соответствии с установленными воинскими обычаями и определенным порядком, без которого невозможно поддерживать постоянную боеспособность войска. Но так как Империя не могла существовать без верховного правителя, гвардейцы решили посадить на трон человека, полностью зависимого от их воли и потому неспособного к решительным действиям.
При этом, желая поразвлечься, они устроили постыдный аукцион, сделав предметом торга диадему. Любой гражданин, обладающий состоянием, мог принять в нем участие, но таких желающих не нашлось. Тогда преторианцы силой согнали несколько десятков патрициев и, угрожая им оружием, заставили участвовать в торгах. Из всех участников они выбрали десять человек, "предложивших" наибольшие денежные суммы, и объявили испуганным донельзя "победителям", что им, прошедшим предварительный отбор, предоставляется теперь счастливая возможность побороться за право стать августом Римской империи. А для того, чтобы "счастливые" избранники судьбы, обладающие, помимо денег, изрядной долей скромности, не разбежались, преторианцы поместили их в одно из общественных зданий, где и продержали под надежной охраной до утра.
В то время как несчастные узники предавались горьким размышлениям, на Тибериевом поле в спешном порядке строили загон для скота и заполняли его свиньями, собранными с окрестных вилл.
На следующий день многие римляне были разбужены громкими криками городских герольдов, призывавших граждан от имени сената явиться на Тибериево поле, где им будет предоставлена возможность поучаствовать в выборах императора. Всем присутствующим сулилось угощение за счет государства, раздача бесплатных тессер на посещение гладиаторских боев, милость новоизбранного августа и щедрая награда за оказанную поддержку.
Первой устремилась к назначенному месту чернь, развращенная дармовщиной и всегда падкая до всяких развлечений, вслед за ней потянулись добропорядочные жители Города.
Загон со свиньями находился перед небольшой возвышенностью, пологая сторона которой представляла собой природную трибуну, позволявшую многочисленным зрителям наблюдать за всем происходящим. На дальнем конце загона был вкопан столб, высотой чуть больше двух метров.
Люди все прибывали и прибывали, толпа волновалась и шумела. Недоумевающие граждане спрашивали друг у друга, что вообще здесь происходит, как будет проводиться избрание императора, кто предложит достойного кандидата и кто определит, что именно этому человеку представилась счастливая возможность облачиться в пурпур?